Основано на реальных событиях в жизни реального коня
***
I
Он был рожден в германских землях, на новом конном заводе. Этому заводу было всего несколько лет, но уже достаточно прославился – хорошие спонсоры, хороший директор, хорошие работники, хорошее отношение и великолепные ганноверы. Здесь выращивали настоящих ганноверев. Крупных, массивных, темпераментных. Да и условия – просторные денники, манежи, левады и поля – главное составляющее успеха. Лошади проходили подготовку в любую погоду по любому грунту в любое время суток. Спуски, подъемы, скоростные прямые, долгая рысь, ровная и неровная земля, и река – всех лошадей учили плавать.
Вырастали неприхотливые, здоровые, с устоявшейся психикой лошади, терпеливые и в то же время характерные, озорные и привыкшие к вниманию и заботе.
Он был среди первых лошадей, родным домом которых был этот конезавод. Его отец – первый производитель, выращенный в этих местах. Он – середнячек, для всех кто его когда-либо видел. Он был достаточно перспективен. Но на самом деле по стечению обстоятельств он был замкнут, как человек, который когда-то сильно обжегся. Этот конь не желал, чтобы кто-либо его понял, влюбился в него, так как остерегался этого, думал, что так для него будет хуже. Не то что он не любил людей, он просто не мог довериться первому встречному, но когда он встретит этого человека, тогда про это и расскажем.
Как и все дети, он легко входил в доверие и как все первому встречному. И пришлось им быть конюху. Простому конюху, который раздавал столь долгожданное сено и овес, который вечно был рядом с мамой, и не находился на ее спине, не заставлял ее есть что-то блестящее, маленькое, невкусное и продолговатое, не обижал и не ругал. Он был не таким как остальные.. И вправду! Он был гасторбайтором, нанятым за копейки для грязной работы. Но все растут, люди уходят в отпуска, и нашему конюху скоро пришлось работать с подрастающим поколением. Первое – надевание недоуздка, чистка, крючкование. Все объяснили, проследили – все хорошо. Но что случается не редко, он выпил, выпил еще, и развеселился. Поскольку наш жеребенок был пока единственным под его «опекой», он гордился собой и на чувствах среди ночи пошел учить малыша. Ему тогда было всего шесть месяцев, второй день без мамки. Он еще надеялся, что мама вернется и защитит его. Конюх с резким звуком открыл дверь денника, жеребенок испуганно открыл глаза, но ощущая знакомого человека не спешил вставать. Хотя от него сильно несло каким-то неясным противным запахом. В руках был уже знакомый предмет, но в нем было что-то новое, незнакомое. Запах кожи, как от той противной штуки на голове мамы перед работой. Жеребуська еще не проснулся, он не хотел вставать. Хотя он и догадывался, что следует встать, но ему не хотелось. Конюх кричал на него. Из его слов он мало что понял, но был уверен, на него сердятся и очень сильно и что сейчас будет плохо. Но, будучи в ступоре, он не отреагировал. Конюх внезапно со всего размаху ударил его ногой по животу, что тот аж взвизгнул и чуть ли не подпрыгнул. Малыш задрал голову, но конюх пока еще ненамного уступал ему в силе и намного превосходил в упорстве и хитрости. Он ухватился жеребенку за храп и за затылок и повис так. Вскоре жеребчик сдался, зажатый в угол. Теперь его затылок был зажат под рукой этого гиганта. Конюх небрежно со злостью начал натягивать уздечку дрожащими пьяными руками. Они не заметили, как отошли вперед от стенки. Но Жеребенок в стрессовой ситуации вырвался и попятился назад. Уткнулся задом в стенку, а впереди опасность! Он встал на свечку, а конюх, не соображая, шел вперед. Дальше, конюх уже лежал, а жеребчик реагировал на него как на змею. Сначала отбивал, а потом забился в угол. Конюх на последних костях выполз из денника.
Его отвезли в реанимацию, он выжил. Но больше он никогда не работал с лошадьми и панически боялся маленьких лошадок. А настрадавшимся той ночью жеребенком по имени Фюрч занялся опытный тренер. Именно этим двум людям обязан своей судьбой этот ганновер. Этот тренер – женщина, превосходный тренер и берейтор. Если Фюрч не восстановился бы после полученной им психологической травмы, его бы сбраковали. Но он чем-то приглянулся этой женщине, не более, поскольку найти свой идеал в нем она не смогла. Он покорно опускал голову при надевании уздечки, был замечательно воспитан. Его отличительная черта – он относился к человеку сидящему на нем как к хрустальному. Но если он чувствовал плохие намерения, или неуважение, пренебрежение к своей особе, делал все, чтобы избавится от всадника. Однако он мог нечаянно убить человека в руках. Он игрался, рвался. Он ненавидел затянутые подпруги. Не терпел, когда что-то давит на храп. Не давал никому браться за нос и тем более дотрагиваться до ушей и затылка. Боялся резких звуков и движений. Но зато был огромным любителем побеситься и показать себя на воле.
Из Фюрча хотели сделать конкуриста и продать кому-нибудь за хорошие деньги. Его стали напрыгивать в шпрингалете. Как и ожидалось, чувствуя себя совершенно свободно, он показывал себя во всей красе. Берейтор хорошо его натренировала дав около месяца на отточение техники прыжка еще на маленьких препятствиях. Он прыгал много, технично и с запасом. Под седлом он был мягок, добросовестен. Но посадив на него первого покупателя, он вел себя отвратительно, всего пугался, спотыкался. Следующее событие послужило стартом его новой жизни.
II
Нескольких лошадей забрали на вывод. Требовались мощные лошади, умеющие показать себя. Конечно, Фюрч оказался первым в списке. Было показное выступление. Требовалось либо пройти несколько кругов по манежу, либо погонять на корде. Слыша гул зрителей, ощущая себя в незнакомом, а значит опасном месте, жеребец бесновался. Для зрительности его ноги намазали жгучей мазью. Уже перед самым выходом огромный жеребец разнес и вырвался. Предыдущая лошадь еще не успела уйти, случилась драка. Потом вторую лошадь спешно увели. А Фюрч носился, козлил, свечил, прыгал, пытался избавиться от неприятного ощущения в ногах. Ему ничего не стоило разломать маленькую оградку манежа или хотя бы перепрыгнуть. Выбежала его берейтор, достаточно быстро устранив внештатную ситуацию. Она долго просила судей дать еще один шанс. Теперь его вывели на строгом железе. Миниатюрная девушка-берейтор вела громадного жеребца, неустанно гарцующего, за тонкий плетенный повод, крепленный к двум маленьким колечкам, держащиеся фактически двумя тонкими ремешками.
В зале на русском прозвучала фраза.
- Мам, давай купим это жеребца. Такой строптивый! Красавец. А посмотри на движения!
Немного колеблясь, мама ответила, - Вот когда закончишь четверть на отлично тогда может быть куплю.
- Я обещая! Я буду хорошо учится! Ну мам, на новый год! – девочке было лет тринадцать.
- Хорошо. Он будет классно смотреться на нашей конюшне, – они разговаривали легко и непринужденно, решая чью-то судьбу, сидя на пласмасовых креслах, разговаривая, будто о какой-нибудь новой шляпе.
Далее Фюрчу предстояла напрыжка бес всадника. Здесь вокруг него собралась целая толпа. Увидев это чудо, мама больше не сомневалась.«Я заработаю не плохие деньги, отдав его в конкур, он станет звездой» - думала она.
Уже подписаны документы на РеФюрча. Что его ждет, он пока и не подозревает.
Полет, приземление, в неком смысле неудачное
III
Вторая жизнь – так именовали его прибытие на эту конюшню. Уже нашли мастера спорта по конкуру для него. Ему было два с половиной года. Предстояло еще закончить его заездку. И переучить его ухо на русский язык.
Как ему там жилось? Бескрайние просторы... манежа. Свежий воздух... от только что припаркованных грузовиков. Они готовились к соревнованиям. Помимо обеденного времени у него бывало еще два отличительных события – два часа прыжков и борьбы до обеда. И один часа несправедливого отношения от существа, которого нужно ценить больше жизни – ребенка. Именно в этой конюшне он узнал, что такое хлыст, мат и ломание характера.
По началу все было нормально. Первый раз на новом месте, молодой жеребчик, хлыст для предосторожности. Он не понадобился – воспитание дало о себе знать. Но как только дело дошло прыжков выше чем напрыгивали, любой выход на улицу превращался в каторгу. Чирканье – по ногам, обнос – еще один заход но с хлестаньем вдобавок, остановился – избиение, пока не прыгнет с места, ну а если сбил жердь, «наказание» и еще заходов пять чтобы научился. Ни про какое развитие Фюрча как лошади не происходило. Вот только после обеда, человек маленького роста с хлыстом в свой собственный рост и шпорками на сапогах приходил заниматься на своей лошадке. На Жеребца натягивали развязки. И он послушно исполнял грубые и противоречивые просьбы хозяйки. Например карьерный галоп в манеже. Остановка и галоп со скоростью ветра. Осаживание в полманежа. Прыжки с развязками! И ни какого отдыха – вечный «сбор». Он все это покорно терпел. Как думала его маленькая наездница, что усмирила его, и слушается он только ее. А на самом деле эти глупые людишки и не догадывались, что из-за своей благородности, он не смел навредить этому маленькому созданию.
Так проходили дни, месяцы. Он становился все бешенее. Маленькая хозяйка уже не каталась на своем подарке, после того как свалилась с него, чуть не переломав шею. Он, конечно, изрядно получил за ее падение. Теперь развязки были с ним неразлучны. А его изменение поведения списывали на то что он повзрослел, начал жеребцовать.
Первые выступления. Они провалились с треском. Да он начал с блеском. Но на соревнованиях, зная его темперамент, решили пренебречь предостережением бывших владельцев – одели капсюль. На последнем препятствие системы он снес жердь, как говориться из-за всадницы. После этого он разнес, так как никогда, казалось он перепугался чего-то так, что чуть не поседел. Он разнес ближайшие препятствия, упав из-за этого со всадницей… Она сломала ногу. Он потянул сухожилие.
Решили что он и препятствия понятия несовместимые. Теперь его жизнь – мундштук, капсюль-восмерка, шпоры и бог знает какие новые мучения еще. Опять мастер спорта. Выездка, да тут он мог забыть что такое хлестание не пойми за что, теперь ему предстояло узнать что такое СЛОМАТЬ характер лошади, ЗАСТАВИТЬ лошадь делать что говорят.
Мундштук закрывает путь вперед, шпоры устремлено диктуют что-то на неизвестном языке. Здесь ему пришлось подчиниться. У мастера спорта за долгую карьеру подпортились нервы. Когда ей казалось. Что он не хочет выполнять какой-то элемент, и не понимает ни хлыста, ни шпор, ни мундштука, когда она была уверенна, что ЛОШАДЬ над ней издевается, она сделала то, что сломало Фюрча окончательно. Она силой и мундштуком уложила его, держа поводья к земле и избивала несколько минут. Пока он, уже с порванным ртом не порвал поводья и не умчался в угол манежа. Сначала она пыталась самостоятельно поймать его, показывая травку, сорванную около забора манежа, и срывалась, покрывая ганновера матом с его уже больных ног, посаженных на бинты, до ушей, услышавших за кроткий век немало «приятных» реплик. Позвала нескольких конюхов.
Теперь они гонялись за ним вместе. Вскоре собралась целая свора разгневанных людишек. А так же пять бичей, метлы, лопаты и даже вилы. Камни, яблоки почти беспрерывно искали живое место на измученном теле Фюрча. Уже пробывали делать лассо, замнивать, забывать в угол, напрыгивать, ничего не помогало. Прошло часов 6, стемнело. Все разошлись по домам. А он так и остался на платцу, под открытом небе. С седлом, в уздечке, бинтах. Весь забитый и зашуганный. Все уже давно забыли про его родословную, приобретавшую с каждым месяцем все большую ценность.
В то утро, она отправилась в школу пораньше. Решила прогуляться пешком, а не на автобусе как обычно. Как-то она умудрилась заблудиться. Попала в какое-то необитаемое место в городе, ни домов, ни людей, а лес и небольшое поле. Она шла к домам на горизонте по тропинке в поле. Следы копыт – она уже начала догадываться. Вот перед ней кирпичное здание – конюшня. И лошадь, лошадь в страшном виде, видно что уставшая, побитая, озябшая, оседланная и почему-то без всадника. Девочка решила позвать лошадь, раньше в деревне она два лета провела с лошадьми, и знает как с ними обращатья. Но лошадь лишь поспешила удалиться. Он был большой, черный. Бодрое воображение девочки рисовала всевозможные истории от вольной лошади, которую пытались укротить до верного коня, потерявшего всадника. Двери в конюшню были закрыты – 6ч утра. Вся трава около загончика была с корнем съедена. Полсе получаса рассматривания лошади, она нарвала травы и предложила коню, обитавшему на другой стенке платца. Он лишь перемялся на месте и вздохнул. Она постояла так несколько минут. Потом положила травку на жердь забора, и начала медленно удаляться. Конь развернулся. Но не подходил. Лишь спустя полчаса он начал приближаться. Прошло еще 20минут. Он стоял на расстоянии вытянутой шеи до забора. А девочка так и не приближалась, стояла как вкопанная. Он сделал мимолетный рывок шеи к травке и отпрыгнул назад. После он уже стоял на месте и хотя и нервно, но ел. Потом все съел и не замедляясь ушел в середину платца. Девочка нарвала еще травы, это занимало все меньше времени. Девочка удалялась на меньшее расстояние, и конь тоже, отбегал все на меньшее и меньшее расстояние. Вскоре, конь ел на расстоянии двух метров от девочки. Она держала в руках яблоко. Медленно но верно она смогла подойти к нему и взять за уздцы. Она этого добилась, но теперь не знала что делать дальше. Именно в этот момент сзади ей сказали: «Так, держи его! Держи!» Женщина быстро подошла, перехватила сломленного гиганта. Он дрогнул и было начал вырываться, но воспоминания остановили его. Он был не глупым конем. Женщина пригрозила жеребцу кулаком и спешно увела в кирпичное здание. Кинув на прощание девочке сухое «Спасибо!».
Девочка уже прогуляла первый урок. Так зачем ей идти в школу?? Она осталась на конюшне. Она заинтересовалась наличием конюшни около ее дома. Теперь она уже говорит с директрисой конюшне на счет своей кондидатуры.
А в это время с улицы то и дело раздается жалобное и в то же время грозное ржание – глухое, темберное и ужасающее. Два человека держали корду, прикрепленную к уздечке. Еще двое к кольцам оцередного его недоуздка. Один человек держал корду обвязанную вокруг нзидней ноги. А два человека – мастер спорта и конюх, которому хорошенько вчера досталось – с огромными досками, необтесанными в руках. Они ими орудовали так что создавалось впечатление что кто-то не жалеет сил чтобы хорошенько выбить старый ковер. Лопнул недоуздок, они побросали доски, двое державшие за недоуздок, побежали прочь, а вот трое, пытавшиеся удержать Жеребца остались. Уздечка тоже скоробы лопнула. Но конь упал, поскольку его заднюю ногу держали, обмотав веревку об ствол дерева, уже двое мужчин. Но быстро вскочил. Теперь эти двое на расстояние вытянутой руки, трясясь, заводили это чудовище. Результат последних суток был на лицо - огромный жеребец, с окровавленным ртом, взмыленный, с рубцами от хлыста, беспрерывными ссадинами и струйками крови, немного припадающего на ногу, с запуганными глазами и полностью сломленным выражением их сущности.
Когда он вносился в денник, уже отстегнутый, мимо проходила эта девочка. Она догадывалась, что с ним тут делают. Но пока она тут никто, и ей нужно дождаться момента.
На следующий день мастер спорта вышла сначала гонять его на корде – полтора часа он бегал, а потом замкнулся. Она села верхом. Он не разносил, а послушно все делал. Она вставила ему пару раз, чтобы тот пошевеливался, и это для нее было обыденным и привычным, как выключить свет перед сном. Через неделю она уволилась, сказав, что эта лошадь безнадежна. Именно в этот момент девочка Мила попросила закрепить ее за этим жеребцом. После долгих разговоров, расписки родителей об освобождении администрации от ответственности, он все-таки стал находится под ее крылом. Она залечила его раны, заботой и любовью, вместе с ним бегала в леваде, чтобы он двигался. Паслась с ним, успокаивая его после каждого шороха. Он быстро забывал старое, и был открыт для нового. Но он оставался чужим – никогда не давал дотрагиваться до ушей и вскакивал, как только дверь начнет открываться.
Не успело пройти и двух недель как Мила надела на него уздечку. Именно после этого, оставшись именно на этом же платцу после небольшой тренировки отдыхать, Фюрч чего-то страшно испугался. Ну а на пастбище паслись кобылы. До этого он еще ни разу по-настоящему не жеребцовал. Но сейчас, в испуге, повинуясь стадному инстинкту, он поспешил к кобылам. В стрессовой ситуации он почувствовал как никогда всю свою мощь и силу, 1,5 метровое ограждение не представляло для него преграды. Не смотря на свою давнейшую травму после конкура, он прыгнул, прыгнул так, что тот, кто это увидел бы, сразу же отправил его на кубок мера по преодолению препятствий. Теперь он уже знакомится с кобылами. Это обнаружили не сразу, но когда все-таки увидели и с криками побежали на пастбище, он уже был точкой на горизонте. Чрез год появился вороной жеребенок…
IV
Вот он несется по полям, лесам. Лето, трава в изобилии. Но это ясно долго он не продержится. Его конечно отправились искать, внезапно вспомнив о его родословной, дорожающей каждый месяц. Но он был умным конем и чувствовал намерения жалкой человеческой души. Даже почувствовав запах лошадей и кожи, он бежал в другом направлении. Его искали не очень долго. Не нашли, уехали. А он остался… Голодный, холодный, предоставленный сам себе, но свободный! Его блуждания продолжались не слишком долго. Он перепал, но ни простудился, ни переохладился. Сказывалось здоровое детство. О, как давно это было, и сколько пришлось натерпеться за эти неполные 4 года! Люди, сидящие в машинах не сообщали в милицию о лошади, блуждающей по трассе. Зато баба Валя, ехавшая глубокой ночью к гаражам, чтобы покормить своих лошадей, оживлено приметила ничейного коня. Остановилась, заманила изголодавшееся животное сахарком. Теперь не тащить же его в руках, а потом еще вернуться к машине. Она привязала ненаглядного тросом для буксировки машин, как-то, замотав его на голове ганновера.
Вернулась через 40 минут уже верхом на еще спящей лошади, и они поехали вместе в новый дом. Да будь он проклят! У всех сословий ВЕ свои способы укрощения лошадей. У покатушников пожалуй самые жестокие, негуманные и действенные методы. Таким образом, недавно всего пугающийся Фюрч, ныне именуемый как Уголек, а чаще придурок, достаточно спокойно ходил в городе. Катал детей в парке, не смея сделать под ними лишнее движение. Он еще больше похудел, но среди мелких покатушечных лошадок, такой великан смотрелся очень эффектно, да еще очень спокойный, и приносил втрое больше прибыли. На нем ездили только лучшие из тех крутых наездниц, кто может справится с Угольком. Он иногда получал так, что, уже забыв про те лучшие дни детства и свободы, про то, что человека можно любить, считал лучшими днями жизни, дни, проведенные в тренировках к соревнованиям. Хотя сам был еще не более чем подростком.
Все это достаточно долго накапливалось в его и без того больном лошадином сердце, что однажды вылилось в такое событие, что окончательно решило докончить его жалкую и короткую судьбу. Катая детей в парке, после недавнего воспитательного процесса в гараже, он не выдержал резкого взмаха руки с черной звенящей штукой, мобильным телефоном. И разнес... Порвал повод, и умчался. Ребенка нашли в четырехстах метрах с черепно-мозговой травмой. Как ни странно, он остался жив. А Уголек жадно кушал давно пожухлую траву около люка, где снег таял. Ему конечно досталось. А тете Вале пришлось выложить немалые деньги за ребенка. Эта была девочка, с красивым иностранным именем Аннабель. Решив отомстить, лошади стали кушать в два раза меньше, а работать в два раза больше – отрабатывать штраф за своих родственников.
Ну а Фюрча посчитали уже не выгодным и безнадежным конем.
V
Жеребца отправили к друзьям, на прокатскую конюшню, находившуюся в считанных метрах от МКАД. Уже давно сломленную лошадь, достаточно больную и психически неуравновешенную там доделали окончательно. У них опять таки были свои методы. Располагали они уже не палками и цепями, а вещью удобнее и печальнее – мундштуками, острыми шпорами, специальными гелями для «чувствительности», конечно хлыстами и злыми на весь лошадиный род начинающими спортсменами. Его естественно начали пробовать в конкуре. Потом, когда он начал есчть и поправился до более нормальных размеров, заметили огромнейшее сходство с Ганновером. Так он стал элитой этой конюшенки. И все помогательные дети, спортсмены и мастера спорта мечтали на нем прокатиться, его поработать а значит и выломать его под себя. Сначала, они подумали. Что надо ввести его в работу. Поля ему были прописаны. Сначала час, потом два. А потом и все три и четыре в день. После того что его бедные ноги только не выдержали – асфальт, болота, кочки, безгрунтовье на платцу, перепаханные поля, сумасшедшие прыжки, менки ног и бог знает что еще!
Дети хотели посоревноваться кто быстрее – и тут им никто не запрещал, спортсмены хотели прыгать все большие высоты – в этом им преград не было, а мастерам же спорта мечталось вставить мозги на место этому крутому коню. И все делали все что хотели. С утра спортсмены готовили по очереди его на соревнования, после обеда, не давши ему проесть, тащили на развязки, напяливали обергут и развязки давай работать на корде, то и дело, вставляя мозги. И детишки спешили после школы поехать кататься в поля, дерясь и ругаясь за коня. Тут от него требовалась резвость чистокровки на километровом испытании. Дети чистили его, смахивая все что видно, кроме спины, она же под седлом – не видно! Не давали доесть, будили рано утром, по-очереди измываясь над бедным Фюрчем.
Теперь он хорошо показал себя на соревнованиях. Как никак мозги уже вставлены… Выступали и тренировали до тех пор, пока измученные ноги не проходили уже и самый несерьезный вет-контроль. Особенно хромала правая нога и плечо. С левой этой ноги он был поднят в галоп на первых соревнованиях, и упал он на правую ногу при прыжке.
Немного подлечив. Его уже полностью отдали детям. Все считали его стариком, ни у кого же не было точного его паспорта. Он выступал на детских соревнованиях. А на тренировках тренера заставляли подрастающих спортсменов заставлять жеребца прыгать. И он прекрасно усвоил все крайности, хитрости и уловки как лошадиные, так и человеческие. Уже мало кто мог на нем усидеть.
Как-то сюда пришла девочка, хотевшая быть помощником. У нее был уже не один год общения с лошадьми. Она говорила, что справиться с любой лошадью. Безбашенные тренера решили ее проверить. Ей дали показать свои способности в конкуре на так именуемом Угольке. Еще когда послышались глухие шаги по бетонному коридору и стук хлыста о граги, Фюрч занервничал, но не как обычно – он вертелся, собирался, пытался выйти из денника. Он был уже поседлан. Что-то сжалось в некогда сильно любящем сердце этой девочки, которую звали Милой, старые воспоминания нахлынули на нее и почти сломили стену новых учений хлыста и силы человека. Но не до конца, за ней сморели, она должна показать себя. Все как полтора года назад. Огромный вороной жеребец беснуется и волнуется в руках наездницы, уверенной в своем превосходстве. Но что-то странное, печальное и в то же время счастливое было в глазах обоих.
Она залезла на него. Но кое-что было совсем не так. Хлыст – длинный, тонкий и блестящий – был в ее руках. Теперь у жеребца полностью отбило память, он уже позабыл и дни, проведенные на спортивной конюшне. На нем сидел человек, значит нельзя быть хорошим. Он делал все покорно, сидеть на нем было одно удовольствие. Но начались прыжки. Милу предупредили, что он обносит и останавливается, если не показать что у тебя есть хлыст. Мила сначала конечно не поверила, но из страха опозориться таки дала хлыста перед прыжком. Они летели, летели, как одно целое, рожденные друг для друга. Но приземление, ганновер зажмурил глаза, наверное от жуткой боли. Сначала сделал козла. А потом и вовсе встал на свечку. И приземлился не как обычно на правую ногу, а на левую. Никто этих деталей не заметил. Все заметили – это ненормальное животное пытается из-за ничего сбросить человека! Но девочка удержалась. Они продолжили, теперь они до конца тренировки скакали галопом в наказание. Он скакал с левой ноги. Когда пришло время сменить направление, он никак не хотел менять ногу. На нем уже сидел мастер спорта, уже с мундштуком в одной руке и неугомонно хлестающим хлыстом в другой. После пятнадцати минут ада и жуткого непонимания он сменил ногу и… от него наконец отстали.
Он с плачущими от боли глазами уткнулся своей огромной головой Миле в живот, пытаясь сам не понимая чего и почему добиться от девочки. Почему-то впервые за десятки раз таких сцен, она почувствовала себя плохо и на глазах наворачивались слезы. Все ушли, и она шагала хромающего Фюрча, чистокровного крутого ганновера.
Его завели. Обед. Он все съел. А вечером он поехал в поля. Отдохнув за ночь, он не хромал утром первое время тренировки, а потом начал. Все сочли что он научился притворяться. Он работал в том же темпе и теперь он притворялся постоянно. Мила оказалась в больнице, ее достаточно юное сердце плохо справлялось с голодом и ежедневным стрессов в семье, в школе, с друзьями, на конюшне… теперь Фюрча работала одна лишь девочка, теперь ей одной хотелось с ним заниматься и сдать на нем на разряд.
Докаталась, с этой злополучной конюшни ганновера в тяжком состоянии увез эквихелп. У коня было что-то с правой ногой, то ли скакательный сустав выехал то ли еще что, плечи сорваны, но смотрелось это ужасающе… Мила из больницы, доживая свои последние дни, передала документы и родословную теперь драгоценного ганновера, со сложной короткой судьбой и с простым именем – Фюрч.
***
-Мам! Посмотри на этого коня - красавец! Так, жеребец… ого, наверное строптивый. Давай его купим! – раздался тонкий голосок маленькой девочки
- Вот когда закончишь четверть на отлично, тогда и поговорим. Так, Фюрч, ганноверской породы, 7 лет. Хм, Фюрч и Анабель – звучит красиво, так что старайся.
- Хрошо, я буду хорошо учиться! Обещаю!
- Девушка, не подскажите. Что это за конь, сколько стоит? – спросила мама у проходившей мимо женщины.
- Этот? Он врят ли вам подойдет – открылась дверь денника, девушки огорченно вздохнули – Он только гуляет…
- Жаль.. А как это он так? И кто?
- Прежние хозяева так катались...
- Как же так можно? И что только надо для этого делать??
- Ну вот, так катались
- Жаль, очень жаль. А такая милая мордашка, и глаза, такие умные, завораживающие, в них что-то есть, - как заключение сказала мама
- Посмотрите, на круп, ему дашь все 30, а жеребцу всего только семь… При этом он стоит дороже всех наших здешних лошадей – у него драгоценная германская родословная.
- Да, этот конь тебе, Аннабелочка, врят ли подходит..
