Пропустить

"Ставка на проигрыш" Дик Фрэнсис

Информация о книгах, новинках и где их возможно приобрести

Сообщение Молния » 23 окт 2006, 23:25

Глава 15

Тонио, должно быть, давно поджидал нас, так как, не успел я вылезти из кабины, дверь дома распахнулась, и он появился на улице. Правда, выбраться из машины удалось не сразу: волны необоримой дурноты захлестнули меня, как только я затормозил. Преодолеть это состояние не удавалось. В конце концов я все таки оказался на земле, скрестил ноги и облокотился о крыло фургона.
Он смотрел на меня и глазам своим не верил.
— Вы пьяны...
— Что правда, то правда.
— Где Элизабет? — с тревогой спросил он.
Я кивнул в сторону фургона. Лучше было этого не делать. Повис, уцепившись за боковое зеркало. Еще арестуют за вождение в нетрезвом виде, пусть даже сейчас я стою на тротуаре...
— Тай, — сказал Тонио, — ради бога, дружище! Возьмите себя в руки.
— Попробуй тут возьми, — ответил я. — Ни черта не получается.
Он окинул меня испепеляющим взором и поспешно распахнул двери фургона. Я слышал, как там, внутри, они переговариваются с Элизабет. Я стоял, вцепившись в крыло из последних сил, стараясь не соскользнуть в сточную канаву. Издали заметил, как на углу из такси вышел человек в плаще, пересек улицу и вошел в телефонную будку.
Такси осталось ждать. Я знал, что вести машину дальше не смогу, надо попросить Тонио или кого нибудь еще. Теперь я понял, что сохранять трезвость усилием воли мне больше не под силу. Невозможно... Проклятый вражина алкоголь умеет подкрасться как раз в тот момент, когда ты думаешь, что одолел его.
Рядом снова появился Тонио.
— Сядьте в кабину, рядом со мной, — сказал он. — Отдайте мне ключи. В случае, если нас остановят, вы ни при чем. Я сам отвезу вас в больницу. Правда, придется подождать минут десять — там, в доме, ждет пациент, ему надо выписать рецепт... Вы хоть слово поняли из того, что я сказал?
— Большую часть.
— Тогда полезайте. — Он распахнул двери и подхватил меня под руку. — Если понадоблюсь Элизабет, посигнальте.
— Хорошо.
Я влез на сиденье, устроился пониже и поудобнее и откинулся головой на спинку. Подкравшаяся дремота постепенно сковывала меня.
— Ты как там, в порядке? — спросил я Элизабет. Ее голова находилась у меня за спиной. Я слышал, как она пробормотала:
— Да.
Насос ритмично гудел, усугубляя сонливость. Чувство напряжения и страха исчезло. Тонио нас отвезет... Элизабет в безопасности. Веки перестали сопротивляться. Я словно провалился в колодец, в круговорот тьмы без конца и края. Не такое уж противное ощущение, если не пытаться преодолеть себя...
Тонио отворил дверцу и потряс меня за плечо.
— Вот, выпейте. — Кофейник, полный кофе, черного и сладкого. — Вернусь через минуту.
Он вернулся в дом, подперев калитку тяжелым брусом из сварного железа в виде Пизанской башни. Кофе был слишком горячим. С преувеличенной осторожностью я опустил кофейник на пол. Выпрямился, мечтая, чтобы боль, давящая на спину и плечи, исчезла. Правда, чувствовалась она не столь остро благодаря самому испытанному из обезболивающих средств.
Только раз в жизни я так же страшно напился. Но это произошло не тогда, когда в больнице мне сообщили, что Элизабет умрет, а через четыре дня, когда я узнал, что она будет жить. Я пропустил несчетное число стаканчиков с двойным виски, при этом надо еще учесть, что целую неделю я почти ничего не ел. Как странно сейчас даже вспоминать то исступленное ощущение счастья, в котором я пребывал в ту ночь, не подозревая еще, что это не конец мучений, а лишь начало, начало долгих лет страданий, борьбы и потерь...
Я сидел, тупо уставившись в боковое зеркало. Если проста... черт!.. постараться... как следует, вполне можно рассмотреть, что там отражается... Бессмысленная игра. Меня просто бесило, что я не в состоянии четко и ясно различать предметы. Упрямо вглядываясь в зеркало, я ждал, пока взгляд не сфокусируется и изображение не обретет четкость. Наконец с нелепой торжествующей улыбкой я отметил, что превосходно вижу все происходящее на улице. Ничего особенного. Ничего, достойного внимания. Дурацкое старое такси стоит у обочины. Дурацкий человек в плаще влезает в это такси.
В плаще...
Плащ!
В сонном мозгу прозвучал смутный сигнал тревоги. Я открыл дверцу и неловко выбрался из кабины на тротуар, опрокинув по дороге кофейник. Привалившись к стенке фургона, глянул в сторону такси. Оно стояло на том же месте. У телефонной будки. Откуда звонил кому то человек в плаще.
Говорят, что внезапное потрясение или несчастье отрезвляет, но я этого не заметил. Пошатываясь, пересек тротуар и поднялся на крыльцо дома Тонио. Совершенно забыл про автомобильный сигнал. Заколотил в дверь кулаками, громко взывая к Тонио. Он тотчас же появился на лестнице, ведущей в кабинет и квартиру на втором этаже.
— Перестаньте, Тай, — сказал он. — Я уже скоро.
— Нам... нас преследуют... Это опасно. «Он ничего не понимает, — в замешательстве подумал я. — Не знает, о чем идет речь. Но как объяснить?»
Элизабет, должно быть, успела рассказать ему главное.
— Вот как? Понятно. Спущусь к вам через минуту. — Он исчез, а я, неуклюже развернувшись, снова посмотрел в ту сторону.
Такси на том же месте. Огонек погашен: машина занята. Ждет. Ждет, чтобы сообщить Вьерстероду, куда мы поехали.
Я весь затрясся от бессильной злобы. Значит, Вьерстерод не поверил, что дубинка Росса и угрозы в адрес Элизабет помогут хоть на время добиться от меня послушания. «Плащ» был оставлен для наблюдения. На всякий случай. И я не заметил его. Был пьян и ничего не заметил. А он тут как тут. Повис на «хвосте». «Ну погоди, — в бешенстве подумал я, — уж я тебя проучу, проучу как следует!»
По лестнице в сопровождении Тонио спускался худенький, сгорбленный старичок. Я отчетливо слышал, как натужно, со свистом ловит он воздух открытым ртом. Они медленно сошли вниз. Поддерживая под руку, Тонио провел его мимо меня, помог переступить через порог и вывел на тротуар.
Из «Ровера», стоявшего за нашим фургоном, вышла почти такая же пожилая женщина. Тонио передал ей старика, помог усадить его в машину и подошел ко мне.
— Предпочитают ездить ночью, — объяснил он, — когда на улицах меньше выхлопных газов и легче найти место, где поставить машину.
— Лорд Фор... Фор... как там его, — пробормотал я.
— Фолингэм, — кивнул Тони. — Вы его знаете?
— Видел на скачках. Несчастный старик! — Я повернул голову. — Видите такси?
— Да.
— Они преследуют нас.
— Так...
— Вот что, вы сами отвезете Элизабет в лечебницу. А я задержу их. Знаете, как трудно ловить такси, когда дождь как из ведра... — Я хихикнул.
— Подождите, пойду надену пальто. — На нем был обычный медицинский халат, но даже в этом одеянии он выглядел юным и ослепительно красивым, как какая нибудь звезда поп эстрады. — Подождите еще немного:
Я сделал размашистый жест рукой.
— Такси! — произнес я тоном гуляки полуночника. — Такси нас ждет!
Он пошел переодеваться. Я слышал равномерное глухое постукивание насоса. Элизабет... Может, надо пойти и успокоить ее? «Нет, — решил я. — В моем нынешнем состоянии от этого вряд ли будет толк».
Фолингэмы уехали. Такси осталось ждать.
Сперва я подумал, что мне мерещится, что я увидел нечто вроде розового слона на улице. Нет, только не здесь! Здесь их не может быть. И все таки это не галлюцинация. Из за угла, плавно срезав поворот и мягко притормозив у обочины, выехал «Силвер Рейт», собственность фирмы «Машины Лукулла». «Плащ» вылез из такси, подошел к «Роллсу» доложить. Минуты через две он вернулся к машине, сел и уехал.
Тонио быстро сбежал по лестнице, вместо пальто на нем был черный свитер.
— Ну поехали!
Я неуклюже опустил руку ему на плечо.
— Визи... я говорю, видите «Роллс» — там, где стояло такси?
— Да.
— В нем, — стараясь отчетливо выговаривать слова, продолжал я, — сидит "человек, который сказал, что... убьет Элизабет... если я не сделаю, что... он требует... Вот, может, правда... а может, и нет... Но нельзя рисковать... нельзя. Увезите ее... Увезите отсюда... Я не дам... я задержу их!
— Как? — спокойно спросил Тонио.
Я посмотрел на подпорку в виде Пизанской башни.
— Вот этим.
— Очень тяжелая штука, — возразил он.
— Ради Бога, только не спорьте со мной, — слабым голосом проговорил я. — Надо увезти ее туда, где вас не найдут. Прошу... ну, прошу вас... давайте, двигайтесь, Тонио. Только ведите машину осторожно...
Он помедлил, но в конце концов начал проявлять признаки активности.
— Только помните, — серьезным тоном произнес он, — что Элизабет больше пользы от вас живого.
— Д д допустим...
— Дайте мне ваш пиджак, — внезапно попросил он. — Пусть думают, что это вы сидите в фургоне.
Я покорно стащил пиджак, и Тонио надел его. Он был меньше ростом и стройнее, пиджак болтался на нем как на вешалке. Но волосы, такие же темные, как у меня, могли ввести их в заблуждение. Копируя мою пьяную походку, Тонио, пошатываясь, обошел фургон сзади и забрался в кабину.
Я расхохотался. Мне было море по колено.
Он завел мотор и медленно отъехал. Я видел, какой артистичный зигзаг выписал он посредине улицы. Все таки жутко сообразительный парень этот Тонио Перелли!
«Силвер Рейт» тоже тронулся с места. «Их надо остановить, — тупо твердил я про себя. — Остановить. Не дать разрушить нашу жизнь и жизни других людей. Должен же кто то, хоть кто нибудь остановить их, в конце концов! Здесь, на Уэлбек стрит, с помощью дверной подпорки». Как помешанный я не мог думать ни о чем другом. Я должен их остановить...
Наклонился и поднял «падающую башню» за два верхних «этажа». Как и предупреждал Тонио, она оказалась страшно тяжелой. Такой тяжелой — прямо руки обрывались. Завтра все это скажется на мне в полной мере. Что да, то да. Но если я поставлю ее обратно... или промахнусь, то завтра будет еще ужаснее.
Медленно следуя за фургоном, «Роллс» приближался ко мне. Будь я хоть чуточку трезвее, я успел бы подготовиться как следует. Не рассчитал, он проезжает мимо!
Сошел со ступеньки. Только бы не упасть... Пересек тротуар... Скорее. Держась за железную «башню» обеими руками, раскрутил ее, словно метатель молота, и забыл выпустить из рук. Под действием веса и инерции меня протащило следом за ней несколько ярдов. И хотя в последний момент Росс заметил неладное и попытался свернуть, тяжелая металлическая болванка врезалась именно туда, куда я метил. Пьяным везет! Прямо в центр ветрового стекла!
Стекло треснуло, по нему с хрустом разбегалась лучистая звезда.
Серебристые трещины мешали обзору. Огромная машина резко вильнула к середине дороги. Росс нажал на тормоза, и ее отшвырнуло к обочине. Визг шин, скрежещущий толчок... «Роллс» резко остановился под углом к тротуару, его длинный капот выдвинулся до середины улицы, привлекая внимание полиции. Однако полиции на месте не оказалось. Очень жаль! Я был бы ничуть не против, если бы меня замели за появление в нетрезвом виде и нарушение спокойствия граждан и общественного порядка...
Я отпрянул от гладкого бока машины и как подкошенный рухнул на асфальт. «Роллс» остановлен, и это самое главное. Дело сделано... Сквозь туман, застилавший мозги, не пробивалась ни одна сколько нибудь здравая мысль о самосохранении. Я совсем забыл, что в нескольких ярдах от меня осталась распахнутой массивная дверь в квартиру Тонио. Ноги были как ватные. Уэлбек стрит завертелась колесом и, похоже, вовсе не собиралась останавливаться.
Меня поднял Росс. Росс со своей дубинкой. Мне было почти безразлично, что он собирается делать. Я так и остался в неведении, потому что в этот момент на улицу из соседнего дома высыпала компания разодетых в вечерние туалеты мужчин и дам. Громкими радостными голосами, разогретыми удавшейся вечеринкой, они немедленно принялись выражать сочувствие по поводу происшествия с «Роллсом».
— Послушайте, вам помочь чем нибудь?
— Вызвать полицию... или «Скорую»?
— Хотите, мы подвезем?
— Или позвоним в гараж?
— Нет, нет, благодарю вас, — ответил Вьерстерод, выжимая из голоса максимум очарования, — вы очень любезны... но мы справимся сами.
Росс поставил меня на ноги и мрачно встал рядом, придерживая меня за рукав. Вьерстерод все говорил:
— Мой племянник мастер попадать в разные истории. Вот сегодня напился... Сами, надеюсь, видите, как он пьян... Отвезем его домой, и все будет в порядке...
Они пробормотали что то сочувственное. И стали уходить.
— Н н неправда! — закричал я. — Они меня убьют! — Голос звучал невнятно и слишком мелодраматично. Они приостановились, с понимающими и немного смущенными улыбками взглянули на Вьерстерода и двинулись дальше по улице.
— Эй! — закричал я. — Возьмите меня с собой!
Бесполезно. Они даже не оглянулись.
— Что дальше? — спросил Росс Вьерстерода.
— Его нельзя оставлять здесь. Эти люди нас видели.
— В машину?
Вьерстерод кивнул. Росс подтолкнул меня к «Роллсу», по прежнему крепко придерживая за правую руку. Я попытался стукнуть его левой, но промахнулся. Он двоился у меня в глазах, и это осложняло дело. Вдвоем они с трудом впихнули меня на заднее сиденье, и я растянулся там лицом вниз, сползая наполовину, вне себя от ярости, что мне никак не удается выйти из этого дурацкого алкогольного ступора. В голове звенело, как под действием газового наркоза у дантиста. Но мне не суждено пробудиться навстречу солнечному дню. Привкуса крови во рту тоже не было. Лишь странное бесконечное ощущение одновременного пребывания в сознательном и бессознательном состоянии.
Росс снял с ветрового стекла несколько отбитых кусков и включил мотор. Сидевший рядом с ним Вьерстерод откинулся на спинку и спросил самым будничным тоном:
— Куда теперь, мистер Тайрон? Может, навестим вашу жену? Как туда ехать?
— "Вокруг, вокруг, вокруг куста тутовника", — неразборчиво промямлил я. — И спокойной ночи.
Он выдавил непечатное слово, которое куда больше соответствовало его натуре, нежели обычная высокопарная болтовня.
— Все это без толку, — презрительно заметил Росс. — Он все равно не скажет, хоть на куски его режь... А если и скажет, что нам за польза от этого? Работать на вас он никогда не станет. Никогда.
— Почему? — с тупым упрямством спросил Вьерстерод.
— Ну, посудите сами. Мы угрожали убить его жену, так? И что же, он сдался? Да, пока мы были там, в квартире. А стоило только отвернуться, как он первым делом вывозит ее оттуда. Мы едем за ним, находим. Он снова увозит ее... И так может продолжаться до бесконечности. Допустим даже, мы убьем ее, тогда он окончательно выйдет из под контроля. Вот почему он никогда не будет работать на вас.
«Да, разложил все по полочкам, — в дурацком восхищении подумал я. — Вот это называется глубокий анализ ситуации. Высший класс!»
— Мало вы его били, — укоризненно произнес Вьерстерод, не желая оспаривать эту тираду.
— Достаточно.
— Не похоже.
— Если помните, — терпеливо продолжал Росс, — ребята Бостона тоже не произвели на него впечатления. Есть два типа людей: одни реагируют на обработку, другие — нет. Этот не реагирует. И угрозы не помогают. И виски тоже. Обычно довольно одного метода. А здесь мы применили все три, чтоб уж наверняка. И что же, какой результат? А никакого. Как тогда, в прошлом году, с Гюнтером Брауталем.
Вьерстерод пробормотал нечто нечленораздельное.
«Интересно, — вяло подумал я, — что же случилось с этим самым Гюнтером Брауталем? Уж лучше, пожалуй, не знать...»
— Я не могу допустить, чтобы все эти штучки сошли ему с рук, — сказал Вьерстерод.
— Вот это правильно, — согласился Росс.
— Я не сторонник устранения на территории Великобритании, — раздраженно продолжал Вьерстерод. — Слишком рискованно. Слишком много людей кругом.
— Предоставьте это мне, — спокойно заметил Росс.
Опираясь на руки, я с трудом перешел в сидячее положение. Посмотрел в окно. Сверкающие огоньки проносились мимо, сливаясь в сплошную блестящую ленту. Из за разбитого стекла мы ехали не слишком быстро, но ночной декабрьский воздух врывался в машину и пробирал меня, сидящего в одной хлопковой рубашке, до костей. Через минуту, когда в голове немного прояснится, я распахну дверцу и выскочу. Мы едем не слишком быстро... Хорошо бы дождаться большой улицы, полной народу... Но долго ждать нельзя. Мне совсем не хотелось, чтобы Росс приступил к моему устранению.
Вьерстерод обернулся:
— Сами виноваты, мистер Тайрон. Не надо было сердить меня. Надо было слушаться. И делать, что вам говорят. Я дал вам шанс... Вы очень глупо поступили, мистер Тайрон, право же, очень глупо. И вот теперь расплачиваетесь за это.
— Чего? — грубо спросил я.
— Он все еще пьяный, — заметил Росс. — Ничего не понимает.
— Я в этом не уверен. Подумайте только, что он успел натворить за истекший час. Голова у него крепкая, как орех.
Взгляд мой упал за окно, и я насторожился. Что то знакомое, ужасно знакомое. Птичьи вольеры, Риджентс парк, многоугольное проволочное сооружение у входа в зоопарк. Я встречался здесь с Вьерстеродом. Должно быть, он живет где то поблизости. Наверное, туда меня и везут. Но неважно, что это рядом с зоопарком. Важно, что это совсем недалеко от лечебницы, куда Тонио повез Элизабет. Меньше мили...
На секунду меня обуял отчаянный страх. Я подумал, что, должно быть, рассказал Вьерстероду, куда надо ехать. Потом вспомнил, что ничего не говорил. Но мы находились слишком близко... А что, если по пути придется проехать мимо больницы и он заметит фургон? А вдруг еще увидит, как выгружают носилки?.. Он может передумать и убьет ее, а меня оставит в живых, и это будет невыносимо, абсолютно и совершенно невыносимо.
Надо отвлечь их внимание.
Я заговорил, стараясь выговаривать слова как можно отчетливее:
— Вьерстерод и Росс, Вьерстерод и Росс...
— Что такое?! — воскликнул Вьерстерод.
Реакция Росса свелась к тому, что машина вильнула в сторону и притормозила.
— Убирайтесь к себе, в Южную Африку, пока... вас не поймали!
Развернувшись всем корпусом, Вьерстерод уставился на меня. Росс тоже больше посматривал в зеркало, чем на дорогу. Однако не забыл включить мигалку на правый поворот, откуда начиналась дорога к мосту через Риджентс канал. Прямая дорога к лечебнице, до нее оставалось полмили.
— Властям все известно, — отчаянно проговорил я. — Я все рассказал им... все рассказал о вас. В прошлую среду. В газете тоже знают... Они напечатают статью в воскресном номере. Так что вы меня тоже запомните, надолго запомните...
Росс резко крутанул баранку. Я приподнялся, нелепо взмахнул руками и с силой зажал ему глаза. Он снял обе руки с руля, пытаясь освободиться, и машина, пролетев поворот, напролом пересекла дорогу и прямиком понеслась к каналу.
Вьерстерод бешено завопил и изо всей силы вцепился мне в плечо. Но я по силе отчаяния нисколько не уступал ему. Я все крепче прижимал к себе голову Росса... Это по их вине я был пьян и плевать хотел, где и как разобьется наша машина.
— Тормози! — заорал Вьерстерод. — Тормози, ты, идиот!
Росс опустил ногу, но не видел куда. Вместо тормоза он с силой надавил на акселератор.
«Роллс» перескочил через тротуар и помчался по траве. Набережная, обсаженная молодыми деревцами, сначала полого, а потом все круче спускалась к каналу. «Роллс» с хрустом переломил один ствол, затем налетел на саженец и скосил его, точно стебелек пшеницы.
Вьерстерод сам схватился за руль, но тяжелая машина слишком быстро неслась под уклон, и справиться с ней он был не в силах. Переднее колесо ударилось еще об один ствол дерева, от толчка руль завертелся и вырвался у него из рук. Вокруг трещали ветки, царапающие полированный корпус автомобиля. В отделении для перчаток Вьерстерод нашел дубинку, повернулся и в припадке ярости стал колотить меня по руке.
Я отпустил Росса. Но было слишком поздно. Не успел он потянуться к ручному тормозу, как «Роллс», смяв последнее на своем пути деревце, рухнул в канал.
От удара о поверхность воды машина конвульсивно завертелась, меня, словно тряпичную куклу, отбросило назад, а Росс и Вьерстерод кувырком полетели вперед. Через разбитое ветровое стекло сразу же ворвалась вода, с катастрофической скоростью заливая машину.
Как выбраться?.. Во внезапно наступившей непроглядной тьме я пытался нащупать ручку дверцы, но не нашел и застыл, не понимая, где теперь мои ноги, где верх, а где низ... Вообще ничего не соображал, кроме того, что мы тонем.
Вьерстерод пронзительно вопил, вода поднималась все выше. Он все еще размахивал рукой, стараясь нанести мне новый удар. Я понял, что дубинка у него в руке. Вырвал ее и с силой ударил туда, где, по моим предположениям, находилось боковое стекло. Попал во что то мягкое. Стал как безумный шарить вокруг, обнаружил стекло у себя над головой и ударил.
Оно треснуло. Треснуло, но не разбилось. Черт бы побрал эти первоклассные «Роллс Ройсы»! Ударил еще раз. Никак не удавалось размахнуться как следует. Пробуем еще. Пробил дырку. В нее хлынула вода. Не то чтобы потоком, но очень сильно. Стекло находилось под водой. Но не слишком глубоко. Еще раз. Удар, удар! Дыра стала больше, но все еще недостаточно... А ледяная вода все прибывала и доходила почти до груди.
«Как легко и нестрашно умирать, когда ты мертвецки пьян... — подумал я. — А когда я умру, хоронить меня не надо, просто заспиртуйте мои косточки в виски...» Снова стукнул дубинкой по стеклу, снова промахнулся. Рука проскочила через дыру. И высунулась на поверхность, на воздух! Глупо, как глупо тонуть на глубине в один дюйм в центре Лондона, в Риджентс канале!
Втянул руку обратно и ударил снова. Совершенно бесполезно: слишком много воды, слишком много виски... Вода снаружи, а виски внутри. Избитые мышцы слабели, сознание мутилось. «Плыть по реке смерти... Прости меня, Элизабет».
Внезапно перед глазами мелькнул свет. «Галлюцинация, — подумал я. — Аллилуйя, галлюцинация! Так вот что такое смерть — слепящий белый свет, адский шум в голове, потоки воды и стекла, зовущие голоса, руки, подхватывающие меня, они тянут куда то и поднимают... поднимают навстречу ветру, вольному холодному ветру...»
— Был кто нибудь еще в машине? — услышал я голос. Громкий, настойчивый, он обращался ко мне. Он говорил мне, что я жив. Требовал, чтобы я встал и сделал что то. Я не соображал что, только смотрел на него, глупо моргая.
— Скажите, — спросил он снова, — есть кто нибудь еще в машине? — Он потряс меня за плечо. Больно. Я немного пришел в себя. Он опять спросил: — Был кто нибудь еще?
Я кивнул:
— Двое.
— Боже, — пробормотал он, — какое несчастье!
Я сидел на траве на берегу канала и дрожал. Кто то накинул мне на плечи пальто. Было очень много народу, и люди все прибывали, черные фигурки на фоне испещренной бликами света темной воды, фигуры, освещенные с одной стороны фарами автомобиля, который съехал вниз по траншее, пробитой в траве «Роллсом». Машина стояла у самой воды, освещая место, где затонул «Роллс». Под водой у самого берега проступал серебристый ободок заднего стекла. Было видно, как плещется вода в зияющей дыре, через которую мои спасители извлекли меня на свет Божий. Больше ничего не было видно, лишь чернота и вода.
Какой то молодой человек, раздевшись до подштанников, вызвался пролезть через заднее стекло и попытаться спасти остальных. Люди пробовали отговорить его, но он все таки полез в воду.
Я наблюдал за этой сценой как в тумане, без эмоций. В дыре появилась его голова, и несколько рук протянулись на помощь. Они вытащили Вьерстерода и опустили на землю.
— Искусственное дыхание, — сказал кто то. — Поцелуй жизни.
Целовать Вьерстерода!.. Что ж, если кому хочется, пусть целует.
Молодой человек отправился за Россом. Он нырял за ним дважды. Настоящий храбрец! Ведь «Роллс» в любой момент мог перевернуться, и он очутился бы в ловушке. «Все же люди, — с пьяной восторженностью подумал я, — удивительные существа!»
Росса положили рядом с Вьерстеродом и тоже принялись «целовать» его. Но ни один из них не откликнулся.
Холод проникал в каждую клеточку тела. Он шел с земли, на которой я сидел, он был в пронизывающем ветре и в мокрой одежде, намертво прилипшей к телу. У меня вдруг сразу все заболело, и чем дальше, тем больше. Шум в ушах был поистине оглушающим. Самое время выветриться алкоголю. Самое время выпить и согреться.
Я лежал на траве, под голову мне подсунули что то мягкое. Голоса звенели надо мной, вопрошающие и озабоченные:
— Как это случилось?
— Уже вызвали «Скорую»...
— Все, что ему нужно, это чашка горячего крепкого чая...
— Как ужасно, что ваши друзья...
— Вы слышите? Как вас зовут?
Я не отвечал. Не было сил. Обойдутся и без меня. Не надо двигаться и сопротивляться... Пусть старый враг алкоголь получит все, что от меня осталось.
Закрыл глаза. Мир быстро отступил куда то.
— Он потерял сознание, — произнес чей то отдаленный голос.
В ту секунду это было неправдой. Но еще через мгновение именно это и произошло.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!

Молния
Games moder
Games moder
 
Сообщения: 5098
Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
Откуда: Н.Новгород

Сообщение Молния » 23 окт 2006, 23:25

Глава 16

Я находился в длинной, плохо освещенной комнате, тесно уставленной рядами кроватей, на которых лежали неподвижные тела в белом. Я, тоже в белом, был втиснут в узкую и жесткую, как цемент, койку. В голове, торчавшей из под одеяла, стучало и звенело, словно к уху приставили паровой молот. Детали ночного кошмара постепенно превращались в удручающую реальность. И вот результат: больничная палата, все тело в синяках и тяжелейшее похмелье.
Приподняв руку, я взглянул на часы. Без десяти пять.
Даже это слабое движение отдалось болью во всем теле. Я тихо опустил руку на простыни и попытался снова погрузиться в сон.
Не получилось. Слишком много проблем. Слишком много потребуется объяснений. Надо решить, где можно говорить правду, а где следует несколько исказить факты. Для этого необходимо иметь ясную голову, а не вязкую трясину вместо мозгов.
Попробуем по порядку восстановить события вчерашнего вечера. Интересно, чем бы закончилась поездка в «Роллсе», если бы я не был так пьян. В странном оцепенении вспомнил, как Росса и Вьерстерода вытаскивали из воды. Если они погибли, в чем я почти не сомневался, то я, и никто другой, виноват в их смерти. Самое ужасное, что и это мне безразлично.
Стоит закрыть глаза, и в них снова начинает вертеться эта проклятая карусель, и шум в голове становится невыносимым.
В шесть утра больных разбудили, и палата огласилась кашлем, скрипом кроватей и воркотней. На завтрак принесли паровую треску и стакан слабого чая. Я попросил воды и чего нибудь от головной боли и с сочувствием вспомнил о знакомом, говорившем, что не выносит таблеток Алка Зельцер, потому что они какие то очень уж шумные.
Палата была оборудована телефоном на контактных роликах, но, несмотря на самые настоятельные просьбы, мне не удалось добраться до него раньше половины десятого. Я сунул в аппарат монетки, извлеченные из мокрых брюк, и позвонил Тонио. К счастью, он оказался у себя в приемной и секретарша немедленно позвала его, когда я объяснил, кто звонит.
— Тай! Dio grazit... Где вас черти носят?
— Купался, — ответил я. — Расскажу потом. Как Элизабет?
— В полном порядке. Но ужасно беспокоилась, когда вы не объявились вчера вечером... Где вы сейчас? Почему не позвонили ей сами?
— Я в больнице при Юниверсити колледж. Лежу здесь вот уже несколько часов. Меня привезли ночью. Ничего страшного как будто нет.
— Как голова?
— Паршиво.
Он рассмеялся. Прекрасный парень...
Я позвонил в лечебницу и поговорил с Элизабет. Она, конечно же, обрадовалась, что я нашелся, но по не свойственной голосу апатии я догадался, что ее держат на транквилизаторах. Слишком уж спокойно она говорила! Даже не спросила, что произошло со мной, когда Тонио увез ее в больницу, и не поинтересовалась, где я сейчас.
— Ты не против побыть в лечебнице еще пару дней? — спросил я. — Тут надо утрясти кое какие дела.
— Конечно, — ответила она. — На пару дней? Хорошо...
— Скоро увидимся, детка.
— Конечно, — повторила она. — Увидимся.
Потом я позвонил Люку Джону. Его энергичный голос раскатисто звенел в трубке и вонзался в мозг. Я сказал, что не успеваю написать воскресную статью, так как накануне ночью попал в автомобильную аварию, и дюймов на шесть отодвинул трубку от уха, слушая его крики.
— Авария была вчера днем!
— Да нет, это другая.
— Господи, да что же это у тебя хобби такое?!
— Постараюсь написать сегодня вечером, а завтра, перед поездкой в Хитбери парк, доставлю в редакцию. Идет?
— Ладно, что делать... — проворчал он. — А ты не пострадал в этой последней аварии?
По тону, каким это было сказано, я понял, что утвердительный ответ крайне нежелателен.
— Отделался синяками, — ответил я и услышал в ответ какое то нечленораздельное хмыканье.
— Постарайся написать получше, — сказал он. — Сорви с них покровы!
Я поспешил положить трубку, пока он не сорвал покровы с моего несчастного котелка. Тот по прежнему гудел от нещадной боли. Место, на котором Росс демонстрировал свое мастерство, тоже горело и ныло от боли. Лежать в постели было неудобно. Мрачное утро не кончалось.
Пришли какие то люди и спросили, кто я такой. И кто те двое, что были со мной в машине и утонули. Знаю ли я их адрес?
— Нет, не знаю.
— А как произошел несчастный случай?
— Шофер потерял сознание, — ответил я.
Пришел сержант полиции с блокнотом и записал то немногое, что я мог сообщить ему.
— Я не слишком хорошо знал Вьерстерода. Так, просто случайный знакомый... Предложил довезти меня до больницы, где в настоящее время находится моя жена. Шофер потерял сознание, и машина съехала с дороги. Все случилось невероятно быстро... Я помню все довольно смутно, потому что перед тем выпил лишку. Когда машина стала тонуть, Вьерстерод протянул мне какой то предмет, чтобы я пробил стекло и выбрался. Как ужасно, что и он, и шофер погибли! Парень, который вытащил их, заслужил медаль.
Сержант сказал, что меня еще вызовут для расследования, и удалился.
В полдень появился врач, осмотрел меня, сочувственно покачал головой при виде моих болячек, заметив при этом, что просто поразительно, сколько синяков можно заработать, перекувырнувшись в автомобиле пару раз. Я мрачно согласился с ним и попросил отпустить меня домой.
— Почему бы нет? — сказал он. — Идите, раз так не терпится.
Как во сне я натянул плохо отглаженные рубашку и брюки и с небритым лицом, нечесаными волосами и развязанным галстуком спустился вниз, в вестибюль. Там я попросил привратника вызвать такси и быстро доехал на нем до Уэлбек стрит. Кто то подобрал «падающую башню» и водрузил ее на место, целую и невредимую, без единой царапины. Чего нельзя было сказать о «Роллсе». И обо мне.
Тонио внимательно посмотрел на меня, придвинул кресло и подал снадобье в стеклянном стаканчике.
— Из чего делается эта штука? — проглотив лекарство, осведомился я.
— Смесь опиума и шерри бренди.
— Нет, правда?
Он кивнул:
— Опиум и шерри бренди. Весьма действенное средство. Интересно, как часто вы намереваетесь забегать ко мне с целью его отведать?
— Сегодня в последний раз.
Ему не терпелось узнать, что произошло вчера вечером, и я подробно рассказал все, опустив лишь одну деталь: то, что я сам вывел шофера из строя. Однако он был далеко не дурак. Понимающе улыбнулся, принес из спальни мой пиджак и заявил, что твердо намерен доставить меня и фургон до дома, поскольку Элизабет я нужен в здравии, а не в виде лепешки, распластанной на фонарном столбе, чего просто чудом удалось избежать нынче ночью. Я не стал спорить — не было сил. Он поставил фургон в гараж и пошел на улицу ловить такси, а я медленно поднялся в квартиру.
В комнате стояла удушающая жара. Вчера я забыл выключить обогреватели, миссис Вудворд, видимо, тоже не догадалась это сделать. На столе лежала записка: «Что случилось? Молоко поставила в холодильник. Ужасно волнуюсь. Миссис В.».
Я взглянул на кровать: ничего, кроме простыней. Вспомнил, что отнес все одеяла и подушки в фургон. Спускаться за ними не хотелось. Снял розовые одеяла с постели Элизабет. Одно расстелил на диване, лег на него, не раздеваясь, другое натянул сверху, осторожно опустил голову на мягкую прохладную подушку. Какое блаженство!
Голова еще кружится... И вообще радоваться особенно нечему. В ушах звенит. Несмотря на целительную и укрепляющую смесь, тело, кажется, распадается на куски. Но какое счастье, что не надо двигаться... Лишь медленно медленно подплывать к краю пропасти и погружаться в черный, глубокий, божественный сон...
Резко зазвонил телефон, оборвав дремоту. Миссис Вудворд. От волнения ее ланкаширский акцент стал еще заметнее, и как трогательно обрадовалась она, узнав, что с Элизабет не произошло никакого непоправимого несчастья!
— Я и сам приболел. А жена пару дней побудет в лечебнице. Позвоните завтра — тогда я буду точно знать, когда ее привезут.
Положив трубку, я поплелся к кровати. На полпути остановился, зевнул и задумался. Стоит ли сообщать Виктору Ронси, что теперь он может забрать домой Мэдж с детишками? Стоит ли разрешить Уилли Ондрою ослабить бдительность и снять лишнюю охрану?..
Пока оставим все как есть. До скачек всего одни сутки. Может, и обойдется. С другой стороны, хоть Вьерстерод и выбыл из игры, оставался еще Чарли Бостон...
Тиддли Пом вряд ли выиграет Золотой кубок. После всех этих передряг шансов у него немного, да и приступ колик сильно изнурил его. Тогда выходит, что Чарли Бостон все равно получит свою прибыль, как планировали мошенники.
Я вернулся к телефону и после недолгих переговоров со справочной заказал Бирмингем.
— Мистер Бостон?
— Угу.
— Говорит Джеймс Тайрон.
На другом конце линии воцарилось гробовое молчание, прерываемое лишь хриплым дыханием.
— Сколько лично вы поставили на Тиддли Пома? — спросил я.
Какое то невнятное хрюканье или ворчание вместо ответа.
— Лошадь будет бежать, — заметил я.
— Это все, что вы хотели сказать? — вымолвил он наконец.
Какой грубый и злобный голос! Грубый и злобный человек!
— На Росса и Вьерстерода можете больше не рассчитывать, — спокойно продолжал я. — Вы их никогда не увидите и не услышите. Оба они, бедняги, теперь покойники!
Я положил трубку, не дожидаясь ответа. У меня даже хватило сил стащить с себя пиджак. Я вернулся к дивану и обнаружил, что столь милая моему сердцу бездонная пропасть сна еще поджидает меня. Неловко заставлять ее ждать слишком долго.
Проснулся я не скоро, во рту пересохло, язык казался шершавым и неповоротливым. Действие лекарства кончилось. Отяжелевшие плечи болели и ныли. Какая тоска! Какая тоска и занудство эта боль! В комнате темно. Я взглянул на светящийся циферблат: четыре — хочешь верь, хочешь нет. Я проспал без малого двенадцать часов.
Зевнул. Голова почти не болела. И вдруг я с ужасом вспомнил, что так и не написал статью для «Блейз». Включил свет и отпил глоток из бутылочки Тонио. Достал блокнот и карандаш. Сварил кофе. Высоко подоткнул подушки, забрался в кровать и принялся «срывать покровы» к вящему удовольствию Люка Джона.

* * *

— Юристы попадают в обморок, — сказал он.
— Я уже говорил, что человек, стоявший во главе рэкета, скончался на этой неделе, а закон о диффамации распространяется только на живых. Покойник не может возбудить дело. Кроме того, мертвец и сам не подлежит судебной ответственности, по крайней мере на этом свете, среди живых. Поэтому ни за один из их проступков они не могут оказаться subjudis. Так или нет?
— Незачем цитировать мне юридические уловки «Блейз», приятель. Я жил ими, когда ты еще из пеленок не вышел. — Двумя пальцами он приподнял напечатанные мною листки, как будто они обжигали ему руку. — «Скованные страхом владельцы могут выползать из укрытий», прочитал он вслух. — «С господством страха покончено, скандал с нестартующими фаворитами разоблачен полностью!».
Подняв голову от бумаг, Дерри выслушал эту тираду, усмехнулся и сказал:
— Снова наш любитель острых ощущений навлекает огонь на себя.
— Иначе жизнь становится пресной, — отпарировал я.
— Для кого как.
Люк Джон подозрительно посмотрел на меня.
— Похоже, что мишенью был в основном он. Надо думать, эти синяки под глазами есть результат дня, столь урожайного на дорожные происшествия? — Он ткнул пальцем в статью. — А что, ты лично изобрел этого безымянного злодея или же он существует на самом деле? И если да, то кто он такой?
Если я не скажу, то Майк де Йонг из конкурирующей газеты быстро сообразит, что к чему, и выступит с разоблачительной статейкой, чего Люк Джон мне никогда не простит. Да и смысла особого не было и дальше хранить это в тайне.
— Это южноафриканец по имени Вьерстерод, и погиб он позапрошлой ночью во второй автомобильной катастрофе.
Они буквально разинули рты.
— Вот это... бомба, — вымолвил наконец Дерри.
Я рассказал им почти все. Умолчал лишь о Гейл и о дубинке Росса, но рассказал, как они угрожали Элизабет. Умолчал и о том, что пьяный вел машину и зажал Россу глаза. Изложил факты, опустив детали, ужас и пот.
Люк Джон призадумался и перечитал статью.
— Когда известны такие подробности, описание выглядит довольно пресным. Но, думаю, этого достаточно. Статья сыграет свою роль — поможет снять напряжение, люди будут знать, что теперь исключительно благодаря «Блейз» они могут снова со спокойной душой делать по почте ставки. Именно этого мы и добивались.
— Покупайте карающую преступников «Блейз»! — дурашливо закричал Дерри. — Она специализируется на борьбе с рэкетом!
Люк Джон кисло взглянул на него, всем видом давая понять, что шутка дурного тона. Он, как всегда, с чрезмерной серьезностью относился к репутации любимой газеты. Я попросил его позвонить своему влиятельному знакомому из среды букмекеров и узнать о положении дел на рынке ставок. Он приподнял брови, выслушал просьбу и, не сказав ни слова, взялся за телефон.
Он выслушал ответ с возрастающим интересом и записал несколько цифр. Окончив разговор, тихо присвистнул и крепко потер кадык.
— Говорят, со вчерашнего дня Чарли Бостон пытается снять поставленные на Тиддли Пома пятьдесят тысяч. Все понимают, что дело его тухлое после твоей статьи и вмешательства «Блейз», но Люди в растерянности, не знают, ставить на лошадь или нет. Пока что на это решилась только одна крупная фирма.
— Если Бостон, — сказал я, — не снимет свои тысячи, а Тиддли Пом выиграет, можно считать, что прохвосту крышка. Но, если лошадь проиграет, он прикарманит не только свои денежки, но и долю Вьерстерода и окажется еще в более крупном выигрыше, чем всегда.
— Да, проблема... — задумчиво произнес Дерри. — Или, если хотите, целый букет проблем.
— Интересно, знает ли он о коликах? — спросил Люк Джон.
Поразмыслив, мы пришли к выводу, что, пожалуй, не знает, раз так суетится. Люк Джон еще раз позвонил своему букмекеру и посоветовал перекупить у Бостона как можно больше билетов...
— После чего, — мрачно заметил он, положив трубку, — все эти чертовы лошадки поломают ноги, а Тиддли Пом победит!
Я отправился в Хитбери парк поездом вместе с Дерри. Погода была как на заказ. Ясный солнечный морозный день, настоящее декабрьское утро. Дерри заметил, что такая славная погодка соберет огромную толпу зрителей и что, по его мнению, выиграет Зигзаг. Еще он сказал, что выгляжу я паршиво.
— Видел бы ты меня вчера! — лениво проворчал я.
Так, по приятельски болтая и перебраниваясь, мы завершили путешествие, и я, вне всякой связи с происходящим, вдруг задумался, почему наши с Дерри отношения так и не переросли в дружбу.
В одном он не ошибся. Хитбери парк лопался по всем швам. Я первым делом отправился к конторе Уилли Ондроя рядом с весовой, у которой толпилась куча людей, желающих перемолвиться с ним словечком, но он меня заметил и поманил рукой.
— Да, — сказал он, — паршивая лошадка стоила мне хлопот... Натерпелся от одного Виктора Ронси, который вот где у меня сидит...
— А в чем дело?
— Явился сюда в девять утра, готовый взорваться, как паровой котел, если лошадь опоздает хоть на минуту, а когда узнал, что она уже здесь, все равно устроил скандал. Кричал, что мы должны были ему сообщить...
— Да, характерец не сахар, — согласился я.
— Но это еще полбеды. Примерно в восемь утра позвонил сторож и сказал, что некий человек настойчиво пытается проникнуть в конюшни. Предлагал деньги и даже назвал сумму, а потом, как только сторож отвернулся, хотел проскочить незамеченным, с кем то из конюхов. Пришлось пойти туда, и я обнаружил, что позади конюшен болтается какой то весьма упитанный коротышка, пытаясь отыскать лазейку. Я отвел его к сторожу, и тот сразу опознал в нем пройдоху, но на вопрос, кто он такой и что ему надобно, ответа мы не получили. Сказал только, что ничего дурного не сделал, преступления не совершил. Пришлось отпустить.
— Жаль.
— Погоди минутку. Когда этот человек уходил, вышел управляющий и первым делом спросил: «А что здесь делает Чарли Бостон?»
— Что?!
— Ага, так и знал, что тебя это заинтересует. Однако действовал он чрезвычайно нелепо.
— Ни ловкости, ни ума, — согласился я.
Он посмотрел на меня с укоризной.
— Не кажется ли тебе, что ты несколько преувеличил опасность, если угроза Тиддли Пому действительно исходила от Чарли Бостона?
— Читай следующий сенсационный и разоблачительный материал в «Блейз», — сухо ответил я.
Он рассмеялся и повернулся к ожидавшим его посетителям. Я вышел на лужайку у скакового круга, размышляя о Чарли Бостоне и его бесплодных попытках добраться до фаворита. О Чарли Бостоне, который считает, что, раз есть сила, ума не надо. Но молодчики выбыли из игры, а Вьерстерод и Росе числятся в списках погибших. И теперь он гол и беззащитен, словно устрица с открытыми створками раковины.
И не только беззащитен, но и доведен до последней степени отчаяния. Раз он хотел снять пятьдесят тысяч, то его потери в случае победы Тиддли Пома составят минимум в десять раз больше — до полумиллиона. Поистине астрономические масштабы! Подобная перспектива может ввергнуть в панику и толкнуть на самые безрассудные поступки, причем чем ближе скачки, тем больше их вероятность.
Я решил, что Ронси тоже должен участвовать в мероприятиях по охране лошади, и стал высматривать его в толпе. Завернул за угол и, глазея по сторонам, чуть не сбил с ног человека, стоявшего у светового табло. Я было раскрыл рот, чтобы извиниться, как вдруг узнал, кто это.
Гейл...
Мелькнувшая в ее глазах радость сменилась робостью. Вероятно, и у меня на лице было точно такое же выражение. Видно, она, как и я, не ожидала этой встречи. Но, с другой стороны, ничего странного тут нет — она пришла посмотреть, как будет бежать лошадь ее дядюшки.
— Тай? — растерянно и вопросительно произнесла она.
— Не ожидал, не ожидал. — Мой голос звучал излишне развязно.
— Я так и думала, что встречу тебя. — Гладкие черные волосы блестели на солнце, свет оттенял строгие черты лица и золотисто бронзовый цвет кожи. Тело, которое я видел обнаженным, скрыто складками бирюзового платья. «Прошла лишь неделя, — подумал я. — Всего неделя с той ночи в гостинице...»
— Что, Гарри и Сара тоже здесь? — Типичная светская беседа. Скрыть от нее рану, которая еще не начала затягиваться. И вообще нельзя было позволять наносить эту рану. Сам виноват. Нечего жаловаться.
— Они в баре. Где ж еще...
— Не желаешь ли выпить?
Она покачала головой:
— Я хочу... объяснить. Я вижу, тебе все известно... И надо объяснить.
— Не стоит. Может быть, чашечку кофе?
— Послушай...
Я весь напрягся, губы и подбородок словно окаменели. Сознательно, усилием воли, я приказал себе расслабиться.
— Да, слушаю.
— Она... я хочу сказать, твоя жена действительно собирается с тобой разводиться?
— Нет.
— Ах вот как! — Долгий вздох. — Тогда прости за то, что я вовлекла тебя в эти неприятности. Но если она не собирается разводиться, зачем же тогда следила за мной?
Я смотрел на нее с изумлением.
— В чем дело? — спросила она.
— А ну ка расскажи, что произошло в гостинице, когда я уехал. Расскажи, кто следил за тобой.
— Он подошел ко мне на улице, у выхода из отеля.
— Как он выглядел?
— Честно говоря, несколько странно. Дело в том, что он казался... ну, слишком интеллигентным. По крайней мере для сыщика. Костюм от дорогого портного. И говорил с каким то непонятным акцентом. Высокий, с желтоватой кожей, лет сорока.
— Что он сказал?
— Он сказал, что твоя жена хочет развода и наняла его следить. И попросил меня... э э... предоставить конкретные доказательства?
— Счет из гостиницы?
Она кивнула, избегая смотреть мне в глаза.
— И я согласилась и вернулась в отель за счетом.
— Но зачем ты это сделала, Гейл?
Она молчала.
— Он что, заплатил?
— Господи, Тай! — нетерпеливо воскликнула она. — А почему же нет? Мне постоянно не хватает денег! Мы виделись с тобой всего три раза... Да и вообще, чем ты лучше меня, если живешь со своей женой только потому, что она богата?
— Да, конечно, — сказал я. — И сколько же?
— Поначалу предложил пятьдесят фунтов, но когда я поняла, что настроен он серьезно, попросила добавить. Почему бы и не раскошелиться в обмен на свободу, раз уж она так богата?
— Что дальше?
— Дальше он сказал, что, если я предоставлю исчерпывающие и убедительные доказательства, он готов заплатить гораздо больше. — После паузы она добавила с вызовом и смущением одновременно: — В конце концов мы сошлись на тысяче фунтов.
Я буквально онемел от изумления.
— А что, разве жена тебе не сказала?
Я мотнул головой.
— Вряд ли у него оказались при себе такие деньги. Он что, выписал чек?
— Нет, мы встретились вечером, около школы, и он передал мне кожаную сумочку... набитую новыми хрустящими купюрами в пачках. А я отдала ему счет... и все рассказала, все, что могла.
— Это я понял.
— Но почему он заплатил так много, если она не хотела развода?
Я не ответил, и она продолжала:
— Дело тут не только в деньгах. Я подумала, раз она хочет развестись, то какого черта я должна этому препятствовать! Ты говорил, что не бросишь ее, ну а если бы она бросила тебя, тогда ты был бы свободен, и мы могли бы встречаться не только по воскресеньям.
В один прекрасный день я, может быть, буду еще смеяться над всем этим.
— Не моя жена платила тебе, Гейл. Платил тот человек. И факты эти нужны были не для развода, а для того, чтобы шантажировать меня.
— О о о... — Она издала нечто похожее на стон. — О нет. Тай! О Господи, какой ужас! — Вдруг глаза ее расширились. — Надеюсь, ты не думаешь... наверное, все же думал... что я продала тебя за деньги...
— К сожалению, да. Я был не прав.
— Что ж, тогда мы квиты. — К ней разом вернулась вся ее самоуверенность. — А сколько он требовал от тебя?
— Ему не нужны были деньги. Он хотел, чтобы каждую неделю я писал в «Блейз» статьи по его указке.
— Как странно... Но это довольно просто исполнить!
— А ты согласилась бы моделировать платья по чьему либо приказу, под угрозой?
— Что ты!
— Вот именно «что ты»! И я все рассказал жене, пришлось рассказать.
— А что... что же она?
— Она огорчилась, — кратко ответил я. — Я обещал, что не буду больше с тобой встречаться. И никакого развода не будет.
Она медленно пожала плечами:
— Что ж, нет так нет.
Я стоял, отвернувшись, стараясь не показать, как ужасно для меня это окончательное «нет». Завтра воскресенье, и я волен делать все, что заблагорассудится, но ничего мне так не хотелось, как снова увидеть в полутьме ее гладкое, теплое тело.
— Теперь понимаю, — задумчиво протянула она, — почему этот человек показался мне таким омерзительным. Ведь он шантажист.
— Омерзительным? Обычно он фантастически вежлив.
— Он говорил со мной так, будто я выползла из какой то грязной щели. Ни за что бы не стала иметь с ним дело, если б... если в не деньги.
— Бедняжка, — сочувственно произнес я. — Он южноафриканец.
Она поняла, и глаза ее загорелись гневом.
— Ах вот оно что! Чертов африкандер! Знала бы — никогда бы не согласилась!
— Не глупи. Утешайся тем, что стоила ему так дорого.
Она успокоилась и рассмеялась.
— А я никогда не была в Африке. Поэтому и не узнала его по акценту. Глупо, правда?
Мужчина в клетчатом твидовом костюме попросил нас посторониться — он хотел прочитать надписи на табло. Мы отошли на несколько шагов и снова остановились.
— Ну что ж, думаю, будем встречаться иногда на скачках, — сказала она.
— Думаю, да.
Пристально взглянув на меня, Гейл вдруг спросила:
— Тай, ты ведь мучаешься, я вижу... Почему же тогда ты не бросишь ее?
— Не могу.
— Смог бы... Ведь ты хочешь быть со мной — я знаю. В конце концов, деньги еще не все.
Я криво улыбнулся.
— Пожалуй. — Видно, я и впрямь что то значу для нее, раз она сказала такое.
— Будем встречаться время от времени, — тупо повторил я. — На скачках.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!

Молния
Games moder
Games moder
 
Сообщения: 5098
Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
Откуда: Н.Новгород

Сообщение Молния » 23 окт 2006, 23:25

Глава 17

Виктора Ронси я поймал у выхода из закусочной и предупредил, что опасность, грозящая Тиддли Пому, еще не миновала.
— Но ведь он здесь, разве нет?! — рявкнул Ронси.
— Да, благодаря нам он здесь, — не преминул подчеркнуть я. — А до начала скачек еще целых два часа.
— Ну и что вам от меня надо? Чтоб я водил его за ручку?
— Кстати, не помешало бы, — коротко отрезал я.
Началась столь типичная для него борьба между заносчивостью и желанием внять разумному совету.
— Пусть тогда Питер подежурит у стойла, — пробурчал он наконец.
— А где он?
Он махнул рукой.
— Там, кончает завтракать.
— Придется вам проводить его: у него нет пропуска конюха.
Поворчав, он согласился и отправился за сыном. Вместе с ними я дошел до конюшен и поговорил там со сторожем. Тот сообщил, что, как обычно, несколько человек пытались прорваться, но коротышка, который шастал утром, не появлялся. Если этот тип будет опять здесь вертеться, полковник Уилли Ондрой приказал посадить его в кладовую под замок. Я одобрительно улыбнулся и пошел посмотреть на лошадь. Тиддли Пом терпеливо стоял в своем заточении, слегка отставив заднюю ногу. Когда открылась дверь, он лениво повернул голову и равнодушно повел глазом в нашу сторону. Да, он мало походил на скаковую лошадь, нетерпеливо перебирающую копытами и готовую лететь как стрела, чтобы завоевать Золотой кубок.
— Он что, всегда такой квелый перед скачками? — спросил я. — Как будто его опоили.
Ронси с ужасом взглянул на меня и подскочил к Тиддли Пому. Он заглянул ему в пасть и в глаза, ощупал шею и ноги и, раскидав носком ботинка, тщательно исследовал небольшую кучу помета. Потом покачал головой:
— Ничем его не опоили. Во всяком случае, не похоже.
— А к чему ему нервничать? — заметил Питер. — Не для этого предназначен.
Похоже, что предназначен он был развозить бидоны с молоком. Однако я сдержался. Вышел на улицу и решил, что лучше, если позволят распорядители, седлать Тиддли Пома прямо в конюшне, а не в специальных маленьких стойлах.
Распорядители, в том числе Эрик Юлл, не возражали. Единственное, чем нельзя было пожертвовать, так это традиционным парадом, где все лошади, ведомые под уздцы жокеями, проходят по три круга. Нам с Питером разрешили вести Тиддли Пома на расстоянии шести футов от ограды.
— Напрасные хлопоты, — пробормотал Ронси. — Уж здесь то никто на него не нападет.
— Как знать, — сказал я. — Человек способен пойти на все, если ему грозит потеря полумиллиона фунтов, которых к тому же пока нет в наличии.
Первые два заезда я смотрел из ложи прессы. В перерыве между ними бесцельно болтался в толпе, изо всех сил стараясь доказать себе, что вовсе не стремлюсь снова увидеть Гейл.
И я ее не видел. Зато вдруг в толпе заметил Дермота Финнегана. Крошечный ирландец подбежал ко мне, широко ухмыляясь беззубым ртом. Он был одет в яркий жокейский костюм — значит, будет участвовать в скачках. Верхняя часть камзола была небрежно расстегнута. Я рассмотрел также пурпурную звезду на розовом с белыми полосками фоне. Заметив мое удивление, он расхохотался.
— Сам до сих пор не верю, Господь свидетель, — сказал он. — Но, как бы там ни было, я наконец получил свой шанс, и, если оплошаю, может, Бог и простит меня, но сам себе не прощу.
— Не оплошаете.
— Поживем — увидим. — Он весело улыбнулся. — А вы здорово расписали про меня в этом «Тэлли». Спасибо. Я купил журнал и принес показать хозяину. Но тот сказал, что уже видел. И знаете, может, отчасти из за журнала ему пришло в голову выпустить меня на Роквилле, после того как во вторник он сбросил двух наших ребят. Так что спасибо вам и за это.
Когда во время второго заезда я рассказал Дерри о Финнегане, он только пожал плечами.
— Конечно, знаю, он скачет на Роквилле. Ты что, газет не читаешь?
— Вчера не читал.
— Ах да. Только вряд ли этот кусок ему по зубам. Роквилл — капризная штучка даже в руках самых опытных жокеев, а твой Финнеган далеко не из них. — Он неторопливо протирал стекла бинокля. — Букмекер нашего Люка Джона, должно быть, забрал большую часть бостонских тысяч, потому что ставки на Тиддли Пома упали с катастрофической быстротой. Вначале он шел по сто к восьми, а теперь четыре к одному.
Я быстренько прикинул: если Бостон принимал ставки из расчета десять двенадцать к одному, а сейчас он идет как четыре к одному, то образуется бешеный зазор, примерно шесть восемь к одному. В случае выигрыша Тиддли Пома он должен выплачивать деньги именно по этим расценкам, что составит на круг примерно четверть миллиона фунтов. Это означает, что ему придется распродать всю свою сеть игорных лавок, чтобы покрыть долги. Глупышка Бостон! Ввязался в игру с нехорошими мальчиками, вот его и выдавили, словно тюбик пасты!
На трибунах его не было видно. Ронси оседлал Тиддли Пома в стойле и вывел на круг за минуту до начала парада. Питер вел лошадь под уздцы, а я находился поблизости, однако никто и не подумал, перегнувшись через загородку, плеснуть в нашего фаворита серной кислотой.
— Ну, что я вам говорил? — проворчал Ронси. — Паника на пустом месте. — Он помог жокею сесть на лошадь, хлопнул Тиддли Пома по заду и побежал занимать удобное для обзора место в ложе тренеров. Питер вывел лошадь на скаковой круг и отпустил: Тиддли Пом легким, размашистым галопом, столь не вяжущимся с его внешним видом, поскакал к стартовой отметке. Я с облегчением вздохнул и отправился к Дерри в ложу прессы.
— Тиддли Пом — фаворит, — сказал он. — За ним идет Зигзаг, потом Роквилл. Можно считать, что кубок Зигзагу обеспечен. — Он приставил бинокль к глазам, рассматривая лошадей, гарцующих на старте.
Я не взял с собой бинокль, потому что ремешок слишком больно давил на шею. Без него я был словно улитка без рожек. Стартовая площадка находилась в четверти мили от ложи, и я изо всех сил напрягал глаза, пытаясь различить лошадей по цветам жокеев.
— Что за черт! — воскликнул вдруг Дерри.
— Тиддли Пом? — с ужасом прошептал я. Только не сейчас, не в самый последний момент. Следовало предвидеть это... поставить там кого нибудь из своих. И место такое людное. Там вечно собирается толпа желающих наблюдать за стартом. Сотни свидетелей...
— Какой то человек повис у него на поводьях. Нет, его оттолкнули. Бог мой! — Дерри рассмеялся. — Просто глазам своим не верю!
— Да что там происходит, в конце концов?! — нетерпеливо закричал я. Я видел только выстроившихся в аккуратную линию лошадей, среди которых каким то чудом оказался и Тиддли Пом; в толпе у дальнего конца ограды происходила странная возня.
— Это Мэдж, Мэдж Ронси. Да, она, ее ни с кем не спутаешь... Катается по траве, сцепившись с каким то толстым коротышкой... Дерутся! Она оттолкнула его от Тиддли Пома. Сплошной клубок, только руки и ноги торчат... — Он замолк, задыхаясь от смеха. — А вон и ребятишки... тоже навалились на этого беднягу! Настоящая куча мала, как в регби!
— Ставлю фунт против пенни, что этот толстяк и есть Чарли Бостон. И если Мэдж, а не «Блейз» окажется героем дня, мы никогда не услышим от Виктора Ронси конца этой истории.
— Да черт с ним, с Виктором Ронси, — сказал Дерри. — Смотри, они пошли.
Линия лошадей двинулась вперед, набирая скорость перед первым препятствием. Семнадцать участников, дистанция три с половиной мили. Золотой кубок победителю и кругленькая сумма тому, кто его угадал.
Одна из лошадей выбыла из строя уже после первого барьера. Но не Тиддли Пом, чьи ало белые цвета отчетливо выделялись на зеленом фоне поля. Не Зигзаг, который шел сейчас четвертым — место, откуда он обычно выигрывал. Не Эгоцентрик, летящий впереди всех вдоль трибун на радость Хантерсонам. И не Роквилл с Дермотом Финнеганом в седле, который отчаянно сражался сейчас за свою судьбу.
Они перелетели через ров с водой. Толпа ахнула: одна из лошадей с всплеском врезалась в него задними ногами. Жокей в оранжево зеленом вылетел из седла и покатился по траве.
— Эта лошадь не преминет вляпаться в любую лужу, — бесстрастно заметил Дерри. — Может прыгать только через барьер. — Ни руки, ни голос у него не дрожали. Какую цену заплатил он за то, чтобы Тиддли Пом бежал сейчас по кругу? Мне это обошлось дорого...
Они миновали поворот и вышли на прямую.
Еще два с половиной круга. Я не спускал глаз с Тиддли Пома, все время опасаясь, что он упадет или отстанет, что он слишком ослабел от колик и не закончит скачку. Они подходили к трем барьерам перед трибунами. Эгоцентрик впереди. Зигзаг по прежнему четвертый. Дермот Финнеган удерживал свою лошадь в серединке, и где то там, рядом, не самым последним, шел Тиддли Пом. Зигзаг споткнулся, удержал равновесие, помчался дальше. Теперь уже не четвертый. Шестой или седьмой. Тиддли Пом перескочил четыре препятствия совсем не так грациозно, как Эгоцентрик, но со скоростью вдвое большей. Обогнал двух лошадей.
Они снова отдалились от трибун.
— Тиддли Пом опять отстал, — спокойно заметил Дерри.
— Черт! — выругался я. — Жокей!
Жокей бешено работал локтями, посылая его вперед. Бесполезно. Оставалось не больше полутора миль.
Я закрыл глаза. На меня вдруг навалились усталость и дурнота. Хотелось прилечь на что нибудь мягкое и спать, спать неделю, уйти от всех проблем и разочарований долгой и утомительной жизни. Побыть неделю одному и залечить все раны. Неделю, чтобы хоть чуть чуть прийти в себя. Минимум неделю. Если повезет, удастся выкроить один день.
— Там кто то упал у барьера. — Голос комментатора, усиленный громкоговорителем, заставил меня открыть глаза. — Кто то из лидеров. Кажется, Эгоцентрик... Да, Эгоцентрик упал.
Не повезло Хантерсонам... Бедный Гарри, бедняжка Сара.
Гейл... Не хочу думать о ней. Но не могу не думать.
— А наш то все скачет, — сказал Дерри. — Я имею в виду Тиддли Пома.
Красно белые цвета были едва различимы вдали.
— Выровнялся, — продолжал Дерри. — Немного прибавил скорость.
Они перескочили последний барьер на дальнем конце поля и, растянувшись в длинную цепочку, вышли на прямую, к трибунам. Расстояние между участниками заметно увеличивалось. Одна или две лошадки плелись в самом хвосте, отставая от основной группы ярдов на пять десять. Нарастающий рев толпы и перекрывающий его голос комментатора:
— И вот Зигзаг идет впереди... возглавляя лидирующую группу.
— Да, Зигзаг обошел их всех, — сказал Дерри. — Элементарно, как младенцев!
— А Тиддли Пом? — спросил я.
— Сильно отстает. Но все еще тащится с грехом пополам. На что еще тут можно рассчитывать?
Зигзаг преодолел первый барьер секунд на пять раньше остальных.
— Теперь он недосягаем, — заметил Дерри.
Я простил ему звучавшее в его голосе торжество. Ведь именно он в своей колонке предсказал Зигзагу победу. Приятно сознавать свою правоту. — Тиддли Пом во второй группе, видишь? Даже если не выиграет, все равно можно считать, что он не опозорился.
Зигзаг первым перескочил второй барьер, за ним через приличный интервал, но более или менее вровень последовали еще четыре лошади. За ними Тиддли Пом, а потом с полдюжины других участников.
Однако судьба подстерегла Зигзага ярдов за двадцать до последнего препятствия. Фатальная ошибка жокея — он никак не мог решить, пришпорить ли лошадь теперь, чтобы набрать больше скорости для разбега, или, наоборот, слегка осадить ее и наддать ходу прямо перед прыжком. В результате он не сделал ни того, ни другого, предоставив выбор скакуну. Одним лошадям можно доверить такое, другие же предпочитают подсказку. Зигзаг пошел на изгородь, словно корабль, потерявший управление, слишком поздно оторвался от земли и со всего маха врезался в барьер передними ногами. Он перевернулся в воздухе, рухнул на землю и отбросил своего незадачливого седока на боковую дорожку.
— Идиот несчастный! — яростно прошипел Дерри, опуская бинокль. — Новичок и тот так бы не оплошал.
Я, не отрываясь, следил за Тиддли Помом. Идущие впереди него лошади взяли последний барьер. Одна из них метнулась в сторону, чтобы не наскочить на Зигзага и распростертого на траве жокея, и столкнулась с другой, скачущей рядом. Обе потеряли равновесие, и еще один жокей вылетел из седла. Вышедший на прямую после препятствий Тиддли Пом был теперь третьим.
Толпа заревела.
— А у него есть шанс! — воскликнул Дерри. — Даже сейчас!
Несмотря на все старания жокея, скорости он не прибавил. Он шел все тем же ровным и тряским аллюром. Но одна из идущих впереди лошадей явно выбилась из сил, и Тиддли Пом настигал ее ярд за ярдом. Правда, и финишный столб был все ближе и ближе, и был еще лидер.
Впервые за все время скачек я как следует рассмотрел его. Жокей в полосатом розово белом камзоле мчался словно одержимый, словно демон, оседлавший клубок коричневых напряженных тренированных мышц. Дермот Финнеган на Роквилле в момент, когда на карту поставлена вся его судьба!
Я не спускал с него глаз, и вот он пролетел мимо финишного столба, и даже с трибун была видна щербатая ирландская ухмылка, словно солнышко озарившая его лицо.
Отставший от него на три корпуса Тиддли Пом, чье бойцовское сердце помогло ему победить недуг, пришел вторым. «Да, у этой лошади сердце истинного скакуна, — растроганно подумал я. — Она стоит всех треволнений и хлопот, по крайней мере почти всех».
— Единственное, что нам поможет сейчас, это опротестование, — сказал Дерри и, торопливо сунув бинокль в футляр, помчался к выходу. Я не спеша последовал за ним, протискиваясь сквозь толпу, пока не наткнулся на группу журналистов, ожидавших окончательных результатов. Послышались приветственные возгласы — это Роквилла повели к месту победителя. Снова возгласы, на этот раз в честь Тиддли Пома.
Я не присоединился к ним. Все кончено. Тиддли Пом проиграл. Да и глупо было надеяться на победу... На смену возбуждению сразу пришли усталость и опустошенность.
Внезапно толпа расступилась, как Красное море, и в образовавшуюся расщелину, огромная и неопрятная, как сама мать Земля, окруженная планетами, продралась Мэдж Ронси с сыновьями.
Она целеустремленно пересекла небольшое огороженное пространство, где расседлывали лошадей, и приветствовала своего мужа нежным хлопком по плечу. Он, видимо, не ожидал встретить ее здесь и застыл, в изумлении разинув рот, так и не расстегнув до конца пряжку подпруги.
Я подошел к ним.
— Привет! — сказала Мэдж. — Здорово было, а?
Выражение ее глаз уже не было отсутствующим: еще бы, мир фантазий сблизился наконец с реальностью! На ней было немного тесноватое платье алого цвета. Волосы нависали над лбом все той же аморфной массой. Зато на ногах чулки. Со спустившимися петлями.
— Здорово, — согласился я.
Ронси подозрительно покосился в мою сторону:
— Все шутите?
— Что же все таки случилось на старте? — спросил я ее.
Она рассмеялась.
— Да там какой то толстый коротышка, видать, совсем рехнулся, начал вопить, что остановит Тиддли Пома даже ценой собственной жизни... — Ронси резко обернулся и уставился на жену. — Повис на поводьях, — продолжала она, — и не отпускал, даже когда распорядитель закричал, чтобы он убирался. Все норовил ударить Тиддли Пома по ногам. Ну, тогда я перелезла через ограду, подошла и говорю, мол, это наша лошадь и лучше ее не трогать. А он оказался таким хамом... — Глаза ее вновь приняли задумчивое выражение. — Говорил такие слова, каких я сроду не слыхивала.
— Ради Бога, — нервно воскликнул Ронси, — нельзя ли без подробностей!
Ничуть не смутившись, она продолжала:
— Ну вот, а он все не отпускает лошадь... Тогда я обхватила его руками, приподняла и оттащила в сторону, а он так удивился, что бросил поводья и все старался вырваться, и тогда я повалила его на землю, протащила под перекладину. Тут уж и ребятишки, и я — мы все вместе уселись на него.
Я спросил, стараясь сохранить серьезное выражение лица:
— А что он говорил потом?
— По правде сказать, он к тому времени сильно выдохся, — рассудительно заметила Мэдж. — Хотя говорил... что собирается вас убить. Видно, не нравитесь вы ему или очень уж чем то досадили. Сказал, что вы всему виной, и жизнь его разбили, и помешали добраться до Тиддли Пома. В такую истерику впал, ей богу, чуть не плакал!
— Где он сейчас? — спросил я.
— Чего не знаю, того не знаю. Я отпустила его, он и убежал.
— Выходит, вовсе не «Блейз», а моя жена спасла Тиддли Пома? — Ронси с презрением посмотрел на меня.
— Да ну, что ты, милый! — примирительно проворковала она. — Когда в не мистер Тайрон, коротышка уж давно бы добрался до нашей лошадки. А если бы я не приехала с острова? А вернулись мы потому, что думали, будто все утряслось, и потом уж очень хотелось посмотреть скачки... Но и тогда кто нибудь другой остановил бы этого дурака. Народу там было пропасть, и многие хотели броситься на помощь. Просто я подоспела первой, вот и все. — Она одарила меня нежнейшей улыбкой. — Давненько я так не веселилась!

* * *

Остаток дня прошел как в тумане, какие то люди подходили ко мне, и поздравляли, и говорили, но я не слышал что. Запомнились какие то отрывочные сцены: Дермоту Финнегану вручают уменьшенную копию Золотого кубка, и он держит ее с таким благоговейным видом, будто это Святой Грааль. Уилли Ондрой сообщил, что Бостона вышвырнули с ипподрома и что Эрик Юлл вместе с другими распорядителями уже разработал план полного его отстранения от участия в игорном бизнесе, вплоть до конфискации лицензии и закрытия всех его игорных лавок.
Дерри узнал, что букмекер — приятель Люка Джона — забрал у Бостона пятьдесят тысяч и теперь совершенно счастлив, что Тиддли Пом проиграл.
Колли Гиббоне пригласил меня выпить. Я отказался: мне претила сама мысль о спиртном. Он был с женой, никакого американского полковника в поле зрения.
Глубоко засунув руки в карманы, на меня угрюмо смотрел Пэт Ронси. Я подошел и спросил, кому он сообщил номер моего телефона заодно со сведениями о местонахождении Тиддли Пома. Заносчиво вызывающим тоном Пэт начал оправдываться — того человека гораздо больше интересовало, где живу я, а не где спрятана лошадь.
— Что за человек?
— Да приезжий один, такой высокий, загорелый, с иностранным акцентом. Сказал, что он из «Нью стейтсмен».
— А знаешь ли ты, Пэт, что «Нью стейтсмен» единственная в Англии газета, не публикующая материалов о скачках?
Нет, Пэт этого не знал.
Прошла Сэнди Виллис, ведя под уздцы Зигзага, и нервно улыбнулась мне. Я спросил, в порядке ли лошадь. Она пробормотала несколько не свойственных даме выражений в адрес жокея, так глупо упустившего победу. Еще раз сказала, что успела привязаться к Тиддли Пому и ужасно рада, что он держался таким молодцом — пришел вторым, и она даже выиграла на нем немножко денег. А теперь ей пора идти, надо успеть еще как следует протереть Зигзага губкой.
Возле Эгоцентрика стояли мрачные Хантерсоны, и тренер внушал им, что их лотерейная лошадка получила серьезные повреждения и не сможет выступать еще минимум год, а может быть, и вообще не сможет.
Со всей остротой и отчетливостью я вдруг осознал, что это означает. Эгоцентрика не будет на скачках, значит, и Хантерсонов тоже. И Гейл... Даже этого я лишился.
Что ж, с меня довольно. Все тело болело и ныло. Смысл фразы горечью отдавался в сердце.
Слишком уж много жестоких и трагических событий в последние дни... Погиб Вьерстерод, погиб Берт Чехов, рэкет с нестартерами тоже испустил дух. По крайней мере пока... Пока не появился новый лихой парень с угрозами, шантажом и прочей тяжелой артиллерией.
И тогда снова кто то должен будет противостоять ему. Кто угодно, только не я. Я свое получил, получил сполна.
Я медленно вышел на поле и остановился у рва с водой. Уйти домой нельзя — надо дождаться конца последнего заезда. Надо позвонить Люку Джону по поводу окончательного варианта воскресной статьи. Да и что ждет меня дома — пустая квартира и безрадостные перспективы на будущее...
По траве прошуршали чьи то шаги. Я не оглянулся. Разговаривать не хотелось.
— Тай, — проговорила Гейл.
Я поднял голову. У нее было совершенно незнакомое мне выражение лица. Не такое надменное, мягче, добрее. Но по прежнему прекрасное, прекрасное лицо...
— Тай, почему ты ничего не рассказал мне о своей жене?
Я молча пожал плечами. Она продолжала:
— Мы сидели в кафе с Гарри и Сарой, и тут кто то познакомил нас с майором Гиббонсом и его женой — ты ведь тоже писал о нем в «Тэлли». Заговорили о тебе, и тут Гиббоне вдруг говорит, как это ужасно, какая трагедия эта история с твоей женой... А я спросила, что за трагедия... И он рассказал нам все.
Она замолчала. Я набрал в легкие побольше воздуха, но не произнес ни слова.
— Тут я говорю, хорошо еще хоть денег у жены достаточно. А он и спрашивает: «Что значит достаточно? Насколько мне известно, у нее ни пенни за душой. И Таю очень туго приходится, если учесть все затраты по уходу за ней. Было бы куда легче, если бы он поместил ее в больницу на государственное обеспечение, вместо того чтобы лезть из кожи...»
Полуотвернувшись от меня и рассматривая скаковую дорожку, она еще раз спросила:
— Так почему все таки ты ничего не сказал мне?
Я судорожно глотнул и с трудом разлепил губы:
— Не хотел... Мне не нужны... подачки из жалости.
— Понимаю, — сказала она после паузы. Похоже, она действительно что то поняла. Прохладный голос ее звучал надтреснуто: — Если бы ты женился на мне и я заболела бы полиомиелитом... Теперь я знаю — ты должен остаться с ней. Понимаю, как сильно она нуждается в тебе. Если бы я оказалась на ее месте... и ты бы меня бросил... — У нее вырвался какой то странный звук, одновременно похожий на смех и рыдание. — Жизнь всегда бьет по самому уязвимому месту! Как только я встретила человека, с которым не хочу расставаться... без которого не могу жить... с которым могла бы жить в шалаше... И это оказывается невозможным... даже на время. Даже изредка видеться с ним нельзя.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!

Молния
Games moder
Games moder
 
Сообщения: 5098
Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
Откуда: Н.Новгород

Сообщение Молния » 23 окт 2006, 23:26

Глава 18

Все воскресенье я провел дома один и проспал большую часть дня. Прибрал квартиру, пытался навести порядок в мыслях. Не слишком преуспел и в том, и в этом.
Утром в понедельник поехал к Элизабет. Она прибыла домой в карете «Скорой помощи», носилки и насос несли на этот раз два дюжих молодца в белых халатах. Они опустили ее на застланную свежим бельем постель, проверили, как работает насос, должным образом закрепили «Спирашелл», выпили по чашечке кофе, дружно посетовали, что погода стоит холодная и сырая, но что еще ждать от декабря, и в конце концов удалились.
Я распаковал чемоданы с вещами, поджарил яичницу и покормил Элизабет, потом принес ей кофе и закрепил кружку в держателе.
Она улыбнулась и поблагодарила меня. Выглядела она усталой, но одновременно спокойной. Вообще в ней произошла какая то перемена, и я долго не мог определить, в чем дело. Потом наконец понял и удивился. Исчезло глубоко укоренившееся в ней чувство неуверенности и беспокойства, которое я так часто читал в ее глазах.
— Оставь посуду. Тай, — сказала она. — Нам надо поговорить.
Я сел в кресло. Она внимательно посмотрела на меня.
— Что, все еще болит? Я имею в виду побои...
— Немножко, — сознался я.
— Тонио рассказал: в ту ночь они пытались напасть на мой след и оба погибли.
— Он все рассказал?
Она кивнула:
— Да. Вчера он приходил в больницу. И у нас был долгий разговор. Очень серьезный и долгий.
Очень важный. Он сказал мне много очень важного...
— Детка, — начал я, — послушай...
— Помолчи минутку, Тай. Я хочу пересказать тебе нашу беседу.
— Ты устала.
— Нет. Вернее, устала, но не так, как всегда. Я чувствую себя просто уставшей. Но не изнуренной беспокойством. И это благодаря Тонио. И тебе... Просто он помог мне разобраться во всем. И в том, что произошло в четверг. Он рассказал, что ты чуть не погиб, когда вел машину пьяный, и как ты рисковал угодить в тюрьму, и... и все это ради того, чтобы защитить меня. Он сказал, что если бы я видела это собственными глазами, то перестала бы сомневаться... бояться, что ты бросишь меня... И я почувствовала такое облегчение. Я помню, ты все время старался убедить меня в этом. Но только теперь я действительно и до конца поверила.
— Я рад. Я очень, очень рад.
Помолчав немного, она продолжала:
— Я говорила с Тонио... об этой девушке.
— Милая...
— Подожди, — перебила она. — И о шантаже.
О, мы говорили и говорили целую вечность. Он такой чуткий и понимающий. Конечно, сказал он, вполне понятно, что я так переживаю все это — каждый переживал бы на моем месте, — но особых причин для беспокойства нет. Он считает, что ты здоровый, нормальный мужчина, и, будь у меня хоть капля здравого смысла, волноваться стоило бы в том случае, если бы тебя совсем перестали интересовать женщины. — Она улыбнулась. — И еще, если бы я спокойно смотрела на эти вещи, мы бы оба могли быть куда счастливее... Он сказал, что ты всегда будешь возвращаться домой.
— Да, много чего наговорит тебе этот Тонио!
Она кивнула:
— И все правильно. Я вела себя как эгоистка.
— Элизабет... — протестующе начал я.
— Да, да, не спорь, как эгоистка. Я слишком боялась потерять тебя и не понимала, что требую слишком много. Но теперь я знаю: чем чаще я буду отпускать тебя из дома, тем легче нам станет ладить... и тем прочней мы будем привязаны друг к другу.
— Что, прямо так и сказал?
— Да, прямо так.
— Он очень тебя любит.
Она усмехнулась.
— Да, он говорил. А еще, если хочешь знать, он наговорил массу прекрасных и лестных слов в твой адрес. — И она повторила их мне, причем уголки ее губ все время растягивались в улыбке, а глаза сияли покоем.
— Все это сильно преувеличено, — скромно сказал я.
Она рассмеялась. Счастливым, захлебывающимся смехом.
Я встал и поцеловал ее в лоб и щеку. В конце концов, она была моей женой, той девушкой, на которой я женился. И я действительно очень, очень любил ее...
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!

Молния
Games moder
Games moder
 
Сообщения: 5098
Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
Откуда: Н.Новгород

Пред.

Вернуться в Книжный развал

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 4

Информация

Наша команда • Часовой пояс: UTC + 4 часа

cron