Не многие из вас, ребята, умеют ездить на лошади, не все знают, что
такое конный спорт. Эта трогательная, веселая и светлая повесть расскажет
вам о том, как ваш сверстник, Игорь Пономарев, обыкновенный мальчишка, по
прозвищу Панама, начал заниматься в школе верховой езды, стал всадником. И о
том, что в настоящем спортсмене сила, мужество и воля к победе неотделимы от
доброты и благородства, от готовности к самопожертвованию. Конный спорт -
один из древних. Первое упоминание о нем относится к б80 году до н. э. В
современных Олимпийских играх успешно участвуют завоевавшие немало призов
советские конника. Будут они бороться и за Большой приз Олимпиады 1980 года
в Москве. Эта повесть сделает для вас конный спорт более близким, понятным.
А может, кто-нибудь последует примеру упрямого Панамы? "Самый красивый конь"
- первая книга молодого детского писателя Бориса Алмазова. Он родился в 1944
году, в Ленинграде; окончил институт театра, музыки и кинематографии;
преподает историю искусств в средней школе. И сам, конечно, занимался конным
спортом, на всю жизнь полюбил лошадей - живое чудо, взращенное,
выпестованное человеком. Владимир Приходько
Глава первая. ПАНАМА - ПОТОМУ ЧТО ШЛЯПА
Он действительно был немножко шляпой. Начнет в футбол играть, ударит по
мячу - мяч в окне, ботинок в воротах. Пойдет рыбу ловить, насадит червяка,
махнет удилищем - червяк за шиворот, а крючок вместе с удочкой и большим
клоком штанов далеко в реке плавает. Все ребята, конечно, кричат:
- Шляпа, лопух! Он поэтому и в пионерские лагеря ездить не любил. Нынче
вот в городе проболтался все лето. Ходил на пришкольный участок, сорняки
полоть. Сорняки оставил, а какие-то полезные корешки повыдергал. Все опять
шумят:
- Пономарев - дурак! "Пономарь" - лопух! - А один говорит: - "Панама"!
Так и превратился он из Пономарева в "Панаму". Теперь пошло: "Панама,
Панама"... Он уже привык, откликаться начал. Панама так Панама, у других еще
похуже прозвища. И еще у него была беда. Постоянно Пономарев опаздывал в
школу. Выходил-то из дому вовремя, просыпался рано, в шесть часов, когда
отец вставал гимнастику делать. А на улице обязательно что-нибудь
происходило. То в трамвае мотор перегорел: дым валит, вожатый бегает,
пожарные прикатили. Хоть Панама и не досмотрел, чем там дело кончилось, а
все-таки в школу опоздал. То увидел, как над городом журавли летят в теплые
страны, - в люк свалился, в открытый. Еще хорошо, не сломал себе ничего.
Зато потом пришлось весь день отмываться. Все-таки канализация. Вот и
сегодня тоже. Панама за полчаса до уроков из дома вышел, а школа-то вот она,
рядом. Подумал Панама, что еще рано, решил квартал кругом обойти. Один дом
прошел, второй, завернул за угол. А за углом, около закрытого ларька
утильсырья, лошадь стоит, извозчик - седенький старичок - на огромной
платформе сидит, газету читает. Ну Панама и прилип. Он обошел лошадь вокруг.
Лошадь была мохнатая, словно плюшевая, на лоб свисала залихватская челка, и
вообще вид был у нее какой-то хулиганский: нижняя губа оттопырена, задняя
нога полусогнута - только сигареты и гитары не хватало, а то прямо хиппи из
подворотни. А под копытами были белые мохнатые метелочки, и из-за этих
метелочек лошадь казалась какой-то беззащитной. Тем более, была она вся
перевязана ремнями и веревками, на шее болталась какая-то штука, вроде как
солдаты шинели скатывают, а на копытах были железные подставки с шипами.
- Дядя, а что это у нее на ногах? - спросил Панама и добавил: -
Извините, пожалуйста. - Вечно он эти слова забывал вовремя сказать. Старичок
посмотрел на него сверху и сказал в пространство:
- Дожились, дите живой лошади не видало! Цивилизация называется! Это
подковы, заместо ботинок, значит. Чтобы пятки не стоптать.
- У!.. - сказал Панама. - Большое спасибо. Он еще походил вокруг
лошади, а старик смотрел на него печально, поверх очков.
- Ну что? Нравится?
- Да! Очень! - ответил Пономарев. - Такая вся красивая, и пахнет
хорошо.
- Эх! Не видал ты, парень, красивых-то коней. - Старик сложил газету. -
Вот у моего отца тройка была! Кони-птицы, одно слово. Я, слышь-ко, родом из
ямщиков, на тракте жил. Ямщикам-то еще от Петра Первого был такой закон
положен, чтобы ни подати, ни в солдаты не брать, но зато должен каждый ямщик
содержать почтовых лошадей. За это шла ямщикам и земля под покосы, и что
проезжий пожалует на чаек, тоже его. А что кони были - звери, одно слово! Из
ворот как подадут, дак, кажись, стенку поставь каменную - прошибут.
Коренником - это который в средине - рысак орловский был, дак его, бывало, в
оглобли два мужика заводят. Мотнет головой - они на вожжах, как тряпки,
болтаются.
- А это вожжи? - спросил Панама.
- Вожжи! Да, меня отец все вожжами порол, дак я их век ни с чем не
спутаю. Вот они, вожжи, а это вот шлея, гужи, чересседельник, постромки,
хомут, опять же удило и, конечное дело, супонь. Запомнил?
- Не-а...
- Это без привычки-то, знамо... Бывало, ночь-полночь, зима ли,
непогодь, стучат: "Вставай, ямщик, твоя очередь везти". Я еще мальчонка был,
с печки гляжу - отец встает, тулуп красным кушаком подпоясывает. Кнут берет,
кистень - палка такая железная от лихих людей, а за окном воет... Не то
вьюга, не то волки. Страх... А сгубила-то ямщиков железная дорога. И
всего-то тогдашние поезда десять верст в час ехали, да провели чугунку у
нас, и ямщиков отменили. Потому - прогресс начался... Старичок достал пачку
папирос, закурил. А Панама стоял разинув рот, и ему казалось, что он видит
тройку, которая мчится сквозь буран и снег, а ямщик в красном кушаке
посвистывает и взмахивает кнутом.
- Подались мы всей семьей, с лошадьми в Санкт-Петербург. Поселились в
Парголове. Двух лошадей продали, а на третьей отец извозчиком стал работать.
- Как вы? - спросил Панама.
- Что ты, милый! Я ломовик, грузовой, а отец был легковой извозчик,
лихач. Летом - тележка двухместная, зимой - саночки легонькие, вроде как на
такси работал. Только недолго: пал наш рысак, и пришлось отцу идти на конку
работать.
- А это чего?
- А конка - это, стало быть, как бы трамвай, но на конной тяге.
Вагончик - небольшенький, на передней площадке кучер стоит, двумя лошадьми
правит, а вагон бежит по рельсам. Ну конечно, скорость не та, однако плавно
катит. Мостовая ведь тогда булыжная была, а здесь рельсы. И, конечно,
дешевле. Нонче опять же асфальт, а тогда все лошадка...
- Лошадь лучше, - сказал Панама. - А можно мне ее погладить?
- А чего ж нет? Погладь. Панама дотронулся ладонью до меховой конский
морды, лошадь насторожила уши, прислушиваясь. И Пономареву вдруг захотелось
обхватить ее за шею и прижаться изо всех сил к этой добродушной голове с
отвисшими замшевыми губами.