Она глянула на круглые часы на стене, показывавшие без десяти пять.
- Звонок был сразу после двух, - сказала она. - Я передала полков-
нику Тэнсингу. Он подумал, что это может быть розыгрыш. Мы перезвонили в
Вашингтон. Мистера Фримантла в отеле не было. Мы связались с прессой, кото-
рая освещает его визит, и они сказали, что он вчера вечером не вернулся с
приема, и они не знают, куда он девался. Полковник Тэнсинг объяснил насчет
выкупа, и они ответили, что передадут Эрику Рикенбакеру - это президент
ипподрома, - и мистер Рикенбакер ответил, что сразу же свяжется с полици-
ей.
- Было ли в том звонке с требованием выкупа какое-нибудь упоминание
о том, чтобы не обращаться в полицию?
Она медленно покачала головой:
- Нет.
У нее было крепкое ладное лицо, волнистые каштановые волосы, седеющие
на висках, - такой тип лица встретишь в тысячах пониклубов и на церковных
благотворительных базарах. Почтенное, добропорядочное, уверенное. Только
чудовищность происшедшего выбивала ее из колеи, но даже это, насколько я
понимал, очень быстро сменится деловитостью.
- Кто-нибудь связывался с английской полицией? - спросил я.
- Полковник Тэнсинг счел, что лучше будет прежде всего позвонить ва-
шему председателю, - сказала она. - Понимаете, полковник Тэнсинг... -
Она помолчала, будто подыскивала слова. - Полковник Тэнсинг - заместитель
Фримантла по выдаче лицензий. Он в первую очередь занимается регистрацией
владельцев скаковых лошадей. Сегодня днем тут нет никого из начальства, хо-
тя утром были. На самом деле тут никто не вправе принимать кардинальные ре-
шения. Мы пытались разыскать распорядителей... никого нет. - Она тупо за-
молчала. - Понимаете, никто ничего подобного не ожидал.
- Да, - согласился я. - Ладно, в первую очередь вы должны позво-
нить в полицию и попросить их подставить записывающие устройства на все те-
лефоны Жокейского клуба. А затем продолжайте себе работать и ждите.
- Ждать?
Я кивнул.
- Пока будут идти переговоры по поводу выкупа. :Не хочу вас беспоко-
ить, но прежде, чем мистер Фримантл вернется домой, может пройти некоторое
время. Как насчет его семьи? Жены? Ей сказали?
- Он вдовец, - мрачно ответила миссис Беркли.
- А дети?
- У него есть дочь, - с сомнением сказала она, - но мне кажется,
они не в ладах. Вроде бы она живет за границей... Мистер Фримантл никогда о
ней не говорил.
- И, простите меня, - сказал я, - сам-то мистер Фримантл... богат?
Она глянула на меня так, словно вопрос был неприличнее некуда, но все
же ответила:
- Понятия не имею. Но любого, кто становится старшим распорядителем,
обычно считают человеком со средствами.
- Десять миллионов?
- Да нет, конечно же, - решительно ответила она. - По многим стан-
дартам он живет скромно. - Судя по голосу, она была в этом уверена. - Он
не любит тратить деньги впустую.
Скромность в расходах и нежелание тратить деньги на пустяки довольно
часто встречаются среди мультимиллионеров, но я оставил этот вопрос. Я поб-
лагодарил ее и пошел к полковнику Тэнсингу, который оказался мужским вари-
антом миссис Беркли - вежливым, обаятельным и потрясенным почти до оцепе-
нения.
Я позвонил из его кабинета в полицию и заставил дело двигаться, выс-
просив у него, кто в отсутствие мистера Фримантла главный в Жокейском клу-
бе.
- Сэр Оуэн Хиггс, - сказал он. - Он был тут утром. Мы пытались
связаться с ним... - Вид у Тэнсинга был слегка испуганный. - Думаю, он
согласится с тем, что мы должны были в первую очередь позвонить вам.
- Конечно, - заверил его я. - Можете вы устроить так, чтобы все
звонки к вам записывались? Независимо от полиции?
- Сделаем, - сказал он.
- Мы в "Либерти Маркет" работаем двадцать четыре часа в сутки, если
вы пожелаете с нами связаться.
Он пожал мне руку.
- Жокейские клуб - одна из самых серьезных организаций в Англии, -
извиняясь, сказал он. - Просто все это застигло нас врасплох. Завтра все
колесики будут вертеться.
Я кивнул и ушел. Вернулся в "Либерти Маркет". Вспоминая разговор, я
подумал, что ни полковник, ни миссис Беркли не подумали о том, каково сей-
час самой жертве. Да, они были ошарашены и никак не могли поверить в слу-
чившееся. Но горячего сочувствия жертве я в них не увидел.
Сэр Оуэн Хиггс официально запросил помощи у "Либерти Маркет", и на
следующее утро я отправился в Вашингтон. Поздним утром по местному времени
я уже ехал на взятой в прокате машине к ипподрому Лаурел, чтобы поговорить
с его президентом, Эриком Рикенбакером.
Ипподром был в часе езды от столицы. Деревья вдоль дороги полыхали
золотым, алым, оранжевым, бронзовым - последние фанфары природы на пороге
зимы.
Первые ноябрьские дни - теплые, солнечные и безветренные, высокое
синее небо. Дни, в которые душа встает на крыло и поет. Как всегда в Амери-
ке, я чувствовал себя свободным. Наверное, просторы этой страны так влияли
на меня. Казалось, ее дали вливались мне в душу и разбавляли повседневные
проблемы.
Мистер Рикенбакер оставил на входе в скаковой клуб указания насчет
меня: мою персону должны были немедленно представить пред его ясные очи.
Это вышло не так уж и сразу, поскольку мне все равно сначала доставили на
тыльной стороне кисти штамп невидимой краской, который проявлялся лишь в
ультрафиолетовых лучах под специальной лампой в виде пурпурного круглого
значка. Мне объяснили, что это пропуск в клуб - без него меня перед неко-
торыми дверями остановили бы. Пропуск, подумал я, который не потеряешь и
приятелю втихаря не передашь. Мне сказали, что его можно смыть. Мистер Ри-
кенбакер находился в президентских "апартаментах, в своем убежище на верху
сногсшибательного здания, куда надо было добираться на лифте через кон-
троль, пробираться через толпу праздношатающихся членов клуба, потом опять
проверки, затем через неприметную дверь и вверх по узкой лестнице. Наверху
за столом сидел охранник. Я назвал свое имя. Охранник проверил по списку,
нашел мою фамилию, поставил галочку и пропустил меня. Я завернул еще за
один угол, и мое путешествие закончилось. Президент сидел в отдельной тре-
хуровневой гостиной и смотрел на меня через акры стекла, поверх столов че-
ловек на сто. Однако сейчас здесь было практически пусто. Единственные люди
в этой комнате сидели вокруг одного из самых дальних столов на нижнем уров-
не. Я прошел в гостиную и спустился к ним. При моем приближении они вопро-
сительно воззрились на меня. Шестеро мужчин, четверо женщин, все одеты для
конной прогулки.
- Мистер Рикенбакер? - спросил я, обращаясь ко всем сразу.
- Да?
Рикенбакер оказался крупным мужчиной с густыми седыми волосами. Хотя
он и сидел, было видно, что он высокого роста. Глаза его блестели - он но-
сил контактные линзы. Лицо у него было бледное, гладкое, невероятно чисто
выбритое.
- Я Эндрю Дуглас, - представился я.
- Ага. - Он встал и пожал мне руку, возвышаясь надо мной на добрых
шесть дюймов. - Это мои друзья. - Он коротко показал на них, но представ-
лять нас друг другу не стал. - Извините, у меня есть дело с мистером Дуг-
ласом. - Рикенбакер знаком велел мне следовать за ним и пошел по укрытым
толстым ковром ступенькам в более укромное гнездышко, в маленькую комнату
за гостиной.
- Тут такая чертова неразбериха, - со злостью сказал он, указывая
мне на кресло. - Только Морган рассказал мне о беде, что случилась с Нер-
рити, как его самого... - Он сокрушенно развел руками. - Мы пока не полу-
чали от похитителей никаких известий. Мы связались с полицией и здесь, и в
Лондоне, и они будут расследовать исчезновение Моргана. Что вы об этом зна-
ете?
- Ничего, - ответил я.-Расскажите мне.
- Выпить хотите? - спросил он. - Виски? Шампанское?
- Нет, спасибо.
- У нас тут есть служба по связям с общественностью, которая много
что для нас делает. Понимаете, это неделя публичных мероприятий. У нас мно-
го гостей из-за океана. Приемы, прессконференции, спонсорские вечера. У нас
есть почетные гости - Морган был одним из них, - для которых мы нанимаем
транспорт, чтобы отвозить их со скачек в отели, на различные приемы, пони-
маете?
Я кивнул.
- Служба по связям с общественностью нанимает лимузины из прокатной
фирмы. Конечно же, машины прибывают прямо с водителями. Фирма сообщает про-
кату, кого и куда отвезти, и прокат инструктирует водителей, понимаете?
- Да, - сказал я.
- Морган остановился в "Риц-Карлтон", понимаете? Мы поселили его
там, это прелестное место. Ипподром взял расходы на себя. Морган планировал
присоединиться к нам на приеме в Балтиморе позапрошлым вечером. Прием был
организован для прессы... на наши скачки приехало много зарубежных спортив-
ных корреспондентов, и я думаю, мы сделали все, что могли, чтобы они чув-
ствовали себя уютно.
- М-м, - промычал я, начиная понимать. - Освещение спортивных со-
бытий по всему миру привлекает публику.
Он, чуть помедлив, кивнул:
- Может, мне не следовало говорить так прямо, но вся эта печат-
но-рекламная шатия создает бизнес, а бизнес создает работу, и чем больше
поднимешь шумиху, тем больше выгода.
- Морган не приехал на прием, - продолжал Рикенбакер. - Мы ждали
его... он заверил меня, что приедет. Я знаю - он намеревался сказать, что
счастлив представлять здесь британский скаковой мир и рассказать прессе о
некоторых планах Английского жокейского клуба на следующий год.
- Он собирался говорить? - спросил я. - То есть произнести речь?
- Да, разве это не ясно? У нас всегда есть три-четыре оратора на
приеме для прессы, но речи очень короткие и неформальные, понимаете, просто
несколько слов признательности. Что-нибудь вроде этого. Мы были удивлены,
когда Морган не появился, однако не забеспокоились. Я сам был удивлен, что
он не прислал никакой записки, но я не так хорошо его знаю. Мы познакоми-
лись только три дня назад. Я не знал, обязательный ли он человек, понима-
ете?
- Да, - ответил я, - понимаю.
Он провел крепкой рукой по седым волосам.
- Наша фирма передала в прокат, чтобы они забрали Моргана из
"Риц-Карлтон" и отвезли его в "Харбор-рум" в Балтиморе.- Он помолчал. -
Балтимор ближе к этому ипподрому, чем Вашингтон, понимаете, потому большая
часть представителей прессы остановилась именно в Балтиморе. - Он снова
помолчал, дав мне время осознать сказанное. - "Риц-Карлтон" сообщает, что
к регистрационному столу явился шофер и сказал, что ему назначено забрать
Моргана. С регистрации позвонили Моргану. Тот спустился, сдал ключ и ушел
вместе с шофером. Это все. Больше никто ничего не знает.
- А регистратор может описать шофера? - спросил я.
- Все помнят в точности только одно - что он был одет в шоферскую
форму и фуражку. Говорил мало. С каким-то неамериканским акцентом, но в
этом многоязычном городе никто не обращает особого внимания на акцент.
- Гм... - протянул я. - А что случилось с настоящим шофером?
- С настоящим? Нет, ничего не случилось. "Риц-Карлтон" сообщил, что
прибыл второй шофер. Ему сказали, что Морган уже уехал. Шофер удивился, но
не очень. При таком объеме работы, как у них, всегда бывает путаница. Он
перезвонил в прокат, и ему дали другое назначение. В прокате сочли, что
Морган уехал с приятелем и не сообщил им. Они отнеслись к этому философски.
За свои беспокойства они возьмут деньги с ипподрома, потому ничего не поте-
ряют.
- Значит, никто не забеспокоился.
- Конечно, нет. Сотрудник службы по связям с общественностью утром
позвонил в "Риц-Карлтон" - то есть вчера, - и с регистрации ему сказали,
что ключ Моргана на месте и что он, наверное, уже уехал. Никто не тревожил-
ся, пока нам не позвонил ваш полковник Тэнсинг и не стал выяснять насчет
возможного розыгрыша. - Он помолчал. - Я как раз завтракал дома.
- Да, это настоящее потрясение, - сказал я. - А что, все эти пред-
ставители прессы проспали сюжет, что был прямо у них под носом?
Он впервые выказал какие-то признаки юмора и сказал, что пока они об-
суждают только непроверенные слухи, но все гудит, как улей.
- Это даст вашим скачкам такую известность, как ничто иное, - ска-
зал я.
- Боюсь, что так. - Похоже было, что такая известность не слишком
вдохновляет его, точнее, ему не нравится плясать под коммерческую дудку.
- Вы сообщили в полицию, - сказал я.
- Конечно. И в Лауреле, и в Вашингтоне. Люди в Вашингтоне взялись за
это дело.
Я кивнул и спросил, какая именно полиция этим занялась, ведь в столи-
це было пять отдельных силовых подразделений.
- Столичная полиция, -сказал он. - Конечно, ФБР и Бюро по розыску
пропавших также заинтересованы в этом деле, но они решили, что это случай
столичной полиции. Делом занимается капитан Кент Вагнер. Я сказал ему о ва-
шем приезде. Он ответил, что, если вы захотите, я могу отправить вас к не-
му.
- Конечно, пожалуйста.
Он вынул из внутреннего кармана бумажник и достал оттуда маленькую
белую карточку.
- Вот, - протянул он ее мне. - И еще... -он достал еще одну кар-
точку, - это мой домашний телефон. Если меня не будет на ипподроме, можете
позвонить мне туда.
- Хорошо.
- Завтра утром мы даем завтрак для прессы, - сказал он. - Все за-
рубежные владельцы лошадей, тренеры и жокеи встречаются внизу, в клубе. -
Он помолчал. - Мы в Америке всегда устраиваем завтрак для прессы перед са-
мыми большими скачками... вы бывали на таких прежде?
- Нет, - ответил я.
- Тогда приходите завтра. Вам будет интересно. Я закажу для вас про-
пуск.
Я поблагодарил его, не будучи уверенным в том, что смогу прийти. Он
радушно кивнул. Такая мелочь, как похищение главного человека в руководстве
скачками в Британии, похоже, не особо мешала великим радостям этой недели.
Я попросил разрешения позвонить в "Либерти Маркет" прежде, чем по-
ехать в полицию в Вашингтон, и он великодушно указал мне на телефон.
- Конечно. Давайте. Это частная линия. Я сделаю все возможное, чтобы
помочь вам, понимаете? Я сам недостаточно хорошо знал Моргана, и мне кажет-
ся, он был похищен не по нашей вине, но мы сделаем все, что можем... будем
стараться изо всех сил.
Я поблагодарил его и позвонил в Лондон. Ответил Джерри Клейтон.
- Ты что, домой и не уходил? - спросил я.
- Кто-то должен сидеть в конторе, - пожаловался он. Номы оба знали,
что у него нет семьи и вне офиса ему одиноко.
"След хищника" Дик Фрэнсис
Сообщений: 39
• Страница 3 из 3 • 1, 2, 3
Молния » 02 апр 2006, 21:00
- Есть новости из Жокейского клуба? - спросил я.
- Да, и еще какие! Прокрутить тебе запись, которую они получили
срочной почтой?
- Валяй.
- Жди.
Послышалось щелканье, затем раздался густой резкий голос, говоривший
с американским акцентом:
- Если вы, англичанишки, хотите, чтобы ваш Фримантл вернулся в Жо-
кейский клуб, тогда хорошенько слушайте. Это обойдется вам в десять милли-
онов английских фунтов стерлингов. Не в банкнотах. В заверенных банковских
чеках. Фримантла вы назад не получите, пока мы не вычистим с чеков все. В
течение недели поступят указания. Будете дурить, Фримантл лишится пальцев.
Через две недели, начиная с сегодняшнего дня, будете получать срочной поч-
той по одному. Так что никаких штучек. У вас в Жокейском клубе деньги есть.
Или вы Фримантла выкупаете, или мы его пришьем. Это уж мы вам обещаем. Мы
увезем его. И если вы не доставите деньги, вы ничего не получите, даже тру-
па. И если уж мы его убьем, так убивать будем медленно. Заставим его прок-
линать вас. Заставим его вопить. Слышите? Не просто одним выстрелом прикон-
чим. Умирать будет тяжело. И если мы его убьем, вы получите его вопли на
пленке. Если не хотите этого, доплатите. Фримантл хочет поговорить с вами.
Слушайте.
Небольшое молчание. Затем голос Фримантла, сильный и упрямый. После
предыдущего оратора он говорил чрезвычайно культурно:
- Если вы не заплатите, меня убьют. Мне так сказали, и я в это верю.
Щелчок.
- Все слышал?
- Это уже Джерри Клейтон.
- Да.
- Что думаешь?
- Думаю, это снова тот самый тип. Я уверен.
- Верно. То же ощущение.
- Сколько ты еще будешь сидеть на коммутаторе?
- До полуночи. По вашему времени - до семи вечера.
- Возможно, я еще позвоню.
- О'кей. Доброй охоты.
Я поблагодарил Рикенбакера и поехал в Вашингтон, где после нескольких
неудачных попыток я таки поймал капитана Кента Вагнера в его участке. Капи-
тан был ходячим пугалом для преступников, рослый, с жесткими глазами, он
говорил тихо и напоминал кобру. На вид ему было около пятидесяти. Темные
волосы были гладко причесаны, подбородок подобран, как у бойца. Меня при
виде его не покидало ощущение осторожного, решительного ума. Он небрежно
cжал мне руку и оценивающе оглядел с ног до головы.
- В Соединенных Штатах похитителям спуску не дают, - сказал он. -
Этот случай не исключение.
В принципе я был согласен с ним. Американские законы против похитите-
лей просто не имеют себе равных.
- Что вы можете мне рассказать? - напрямик спросил он, судя по ви-
ду, не надеясь на многое.
- Думаю, достаточно, - скромно ответил я.
Несколько мгновений он рассматривал меня, затем открыл дверь своего
стеклянного кабинета и крикнул кому-то через заставленное столами помеще-
ние:
- Позови, пожалуйста, лейтенанта Ставоски!
Один из многочисленных полицейских в голубой форме встал и пошел вы-
полнять поручение. Через окно я наблюдал за этой деловой, организованной
работой - множество людей ходили тудасюда, звонили телефоны, звучали голо-
са, строчили машинистки, вспыхивали экраны компьютеров, на столы то и дело
подносили кофе. Подошел лейтенант Ставоски - пухлый коренастый малый лет
сорока, с огромными вислыми усами и с виду совершенно в себе уверенный. Он,
видимо по привычке, мазнул по мне взглядом человека, лишенного иллюзий.
Капитан объяснил ему, кто я. На Ставоски это не произвело никакого
впечатления.
- Ну, начинайте, - сказал капитан. Я послушно открыл кейс и выложил
на стол уже подобранные материалы.
- Мы определенно считаем, что это третье, возможно, четвертое серий-
ное похищение, осуществленное одним и тем же человеком, - сказал я. - Се-
годня Жокейский клуб получил пленку от похитителей Моргана Фримантла, кото-
рую вы сможете прослушать по телефону, если пожелаете. Также я привез плен-
ки с записью требования выкупа, которые присылали в случае двух других по-
хищений. - Я показал на них. - Возможно, вас заинтересует сходство. - Я
немного помолчал. - Одна из записей сделана по-итальянски.
- По-итальянски?
- Сам похититель итальянец.
Им это не особенно понравилось.
- Он говорит по-английски, - сказал я,-но в Англии он привлек к
делу англичан, чтобы записать угрозы, а на нынешней пленке говорит америка-
нец.
Вагнер поджал губы.
- Тогда послушаем сегодняшнюю пленку. - Он дал мне трубку и нажал
несколько кнопок. - Этот звонок будет записан. Так же, как будут с этого
момента записываться наши разговоры.
Я кивнул и позвонил Джерри Клейтону, который вторично прокрутил за-
пись с голосом похитителя. Через усилитель кабинет Вагнера заполнил хриплый
напористый голос. Оба полицейских слушали его с отвращением.
Я поблагодарил Джерри и повесил трубку. Вагнер протянул руку, не сво-
дя взгляда с принесенных мной пленок. Я дал ему ту, что получил от Неррити.
Он сунул ее в плейер и запустил. Мерзкие угрозы по поводу Доминика - нас-
чет отрезания пальцев, криков, насчет того, что тела не найдут, все это
эхом гремело в кабинете. Лица Вагнера и Ставоски оба сначала застыли, затем
стали задумчивыми и, наконец, убежденными.
- Тот же самый тип, - сказал Вагнер, выключая плейер. - Голоса
разные, мозги одни и те же.
- Да, - сказал я.
- Позовите патрульного Росселини, - сказал он лейтенанту, и тот вы-
сунулся из кабинета и позвал. Патрульный Росселини, длинноносый, молодой,
темноволосый, типичный американец, вспомнил о своих итальянских дедушках,
чтобы прослушать третью пленку, И по ходу дела стал бегло переводить. Когда
дошло до последней серии угроз Алисии, голос его дрогнул, и он замолчал,
беспокойно оглядываясь по сторонам, словно ища, куда бы удрать.
- Что там? - спросил Вагнер.
- Этот тип говорит, - начал Росселини, расправив в ответ плечи, -
честно говоря, капитан, я лучше бы не стал этого повторять.
- Короче говоря, - пробормотал я, придя на подмогу, - этот тип
сказал, что суки привыкли к кобелям, все женщины суки.
- То есть?.. - уставился на меня Вагнер.
- То есть, - ответил я, - эти угрозы делались нарочно для того,
чтобы ее отец окончательно размяк. Похоже, они не собирались ничего такого
делать. Похитители ничего такого не говорили самой жертве, даже насчет
ежедневных побоев. Они держали ее в совершенном одиночестве.
Патрульный Росселини с благодарностью посмотрел на меня, и я расска-
зал Вагнеру и Ставоски большую часть того, что случилось в Италии и Англии
и о том, как сходства в обоих случаях можно использовать сейчас. Они молча
слушали меня с бесстрастными лицами, приберегая замечания и суждения на за-
куску.
- Давайте решим так, - наконец сказал Вагнер, пошевелившись в крес-
ле. - Первое: этот Джузеппе-Питер скорее всего снял дом в Вашингтоне, поб-
лизости от "Риц-Карлтон" где-то в последние восемь недель. Насколько я по-
нимаю, это случилось, когда Морган Фримантл получил приглашение от Эрика
Рикенбакера.
Я кивнул.
- Эту дату дал нам Жокейский клуб.
- Второе: похоже, в дело вовлечены еще пятеро-шестеро похитителей,
все американцы, кроме Джузеппе-Питера. Третье: Джузеппе-Питер имеет внут-
ренний источник информации в мире скачек, и потому он должен быть известен
людям в этих кругах. И четвертое, - сказал он с оттенком мрачного юмора,
- сейчас у Моргана Фримантла наверняка уши вянут от Верди.
Он взял фоторобот Джузеппе-Питера.
- Мы весь город наводним этими снимками, - сказал он. - Если даже
ребенок Неррити узнал его, то и любой сможет узнать. - В его не слишком
ласковой улыбке явно виднелись ядовитые клыки. -Это только дело време-
ни,-сказал он.
- Но... ну... - неуверенно замялся я, - вы же, конечно, понимаете,
что, если он увидит, как близко вы к нему подобрались, он убьет Моргана
Фримантла. Насчет этого я не сомневаюсь. Убьет и закопает. Для маленького
Доминика он устроил могилу, которую пришлось бы искать много лет.
Вагнер задумчиво посмотрел на меня.
- Вы боитесь этого Джузеппе-Питера?
- Как профессиональный враг - да, он меня пугает.
Оба молчали.
- Он держит себя в руках, - сказал я. - Он думает. Планирует. Он
нагл. Я не верю, что этот человек пошел на такое преступление, не подгото-
вив себя к убийству. Джузеппе-Питер убьет и смоется, если убить будет необ-
ходимо. Я не думаю, что он будет убивать Фримантла медленно, как угрожает
тот голос на пленке. Но убить быстро, чтобы снизить расходы, и сбежать -
да, могу об заклад побиться.
Кент Вагнер посмотрел на свои руки.
- А вам не приходило в голову, Эндрю, что этот ДжузеппеПитер может
малость недолюбливать лично вас?
Я удивился, что он назвал меня не по фамилии, но с благодарностью
принял это за признак зарождающегося рабочего сотрудничества, и потому со-
ответственно ответил:
- Кент, я не думаю, что он подозревает о моем существовании.
Он кивнул, на лице его была улыбка. Связь была установлена, общность
позиции подтверждена.
ГЛАВА 17
Похитители молчали, члены Жокейского клуба, с которых должны были
собрать выкуп, возмущались, мировая спортивная пресса бесновалась. Воздух
прямо дрожал от многочасовых взбудораженных разговоров, но тем не менее всю
ночь никто ничего не предпринимал. Я поехал на завтрак для прессы со спо-
койной совестью и легким сердцем, надеясь увидеть Алисию.
Когда я приехал, вестибюли скакового клуба были уже забиты, децибелы
аж зашкаливало. Многие сидели со стаканами апельсинового сока, у других на
плече торчала длинноносая камера. Повсюду расхаживали, охотясь за эксклю-
зивными интервью, спортивные репортеры, болтали, держа ушки на макушке,
чтобы слушать разговоры у себя за спиной. По большей части все друг друга
знали и походя похлопывали по плечам. Тренеры собирали вокруг себя малень-
кие стихийные пресс-конференции, репортеры тянули шеи, чтобы не пропустить
чего-нибудь важного. Вокруг стояли владельцы лошадей с самодовольным либо
обалделым видом - в зависимости от того, насколько часто они бывали на та-
кого рода вечеринках. И повсюду, как газели в стаде, стояли невысокие хруп-
кие создания, закинув голову и возведя очи горе.
- Апельсиновый сок? - сказал кто-то, протягивая мне стакан.
- Спасибо.
Я не мог найти ни Рикенбакера, ни кого другого знакомого. Алисии то-
же. Все газели в этом стаде были мужеска пола.
Я побродил, понимая, что без нее мне тут делать нечего, но все же мне
казалось, что она вряд ли упустит возможность занять свое место среди рав-
ных.
Я знал, что она приняла приглашение от ипподрома - ее имя стояло в
списке жокеев на доске объявлений. Ей предстояло скакать на Брунеллески. Я
просмотрел список, потягивая апельсиновый сок. Четырнадцать лошадей. Три из
Англии, одна из Франции, одна из Италии, две из Канады, две из Аргентины,
остальные местные. Алисия, похоже, была единственной девушкой-жокеем.
Словно по какому-то знаку вся толпа потекла в большую боковую комна-
ту, в которой стояло множество продолговатых столов, торжественно накрытых
скатертями, уставленных цветами, тарелками и столовыми приборами. Я рассе-
янно подумал, что эта комната была приготовлена для ленча, но ошибся. Зав-
трак подразумевал под собой не только апельсиновый сок в вестибюле, но бе-
кон с яйцом, официанток и горячий хлеб.
Я подался назад, думая, что не следует мне тут оставаться, и услышал
прямо над левым ухом шепот:
- Эндрю?
Я обернулся. Наконец-то она. Теперь ее лицо было сильным и живым, в
посадке головы чувствовалась уверенность. Темные кудряшки блестели, глаза
сверкали.
Я не был уверен, что именно я к ней испытываю, - до этой минуты. Я
увидел ее впервые только через шесть недель после того, как начал занимать-
ся ее делом. Но еще до того я привык к ней как к части моей работы. Я смот-
рел на нее как на заслуженную награду, как на самую приятную из жертв похи-
щений, которых я знал, но это все было преходяще, как и с остальными. Но,
увидев ее в то утро, я ощутил почти физическое потрясение, кровь бешено за-
кипела в жилах. Я обнял ее, и она тут же крепко прильнула ко мне.
- Так... - Я заглянул в ее карие глаза. - Ищем любовника?
Она разинула рот и рассмеялась, не ответив мне.
- Мы сидим там, за столом, - показала она в глубь комнаты. - Мы
тут сидели и ждали. Когда я увидела, что ты входишь, я просто глазам своим
не поверила. За нашим столом есть местечко для тебя. Свободное. Идем к нам.
Я кивнул, и она повела меня. С ней из Италии приехала не Илария, а
сам Паоло Ченчи. Он встал при моем приближении и не просто пожал мне руку,
а с итальянской горячностью крепко обнял. Лицо его светилось радушием.
Наверное, я не узнал бы его в этом солидном, уверенном, одетом в жем-
чужно-серый костюм бизнесмене, если бы вдруг столкнулся с ним на какой-ни-
будь американской улице. Он снова стал тем человеком, которого я не знал,
- олицетворением квалифицированного менеджера. Тот трясущийся жалкий чело-
век, которого я видел пять месяцев назад, исчез, стал лишь воспоминанием,
болезнью, забывшейся после выздоровления. Я был рад за него, и чувствовал
себя при нем чужаком, и старался ни в коем случае не напоминать ему о тре-
вогах, которые мы вместе пережили. Но сам он не осторожничал.
- Это тот самый человек, который вернул Алисию живой и здоровой, -
весело обратился он по-итальянски к трем остальным, сидевшим за столом.
Алисия, глянув на мое лицо, сказала:
- Папа, он не любит говорить об этом.
- Дорогая моя, мы же редко об этом разговариваем, разве не так? -
Он подчеркнуто дружелюбно улыбнулся мне. - Познакомьтесь с Бруно и Беатри-
че Гольдони, - сказал он по-английски. - Это хозяева Брунеллески.
Я пожал руку замкнутому с виду мужчине лет шестидесяти и усталой жен-
щине несколькими годами моложе. Оба они кивали мне, но не говорили ни сло-
ва.
- Да, и еще какие! Прокрутить тебе запись, которую они получили
срочной почтой?
- Валяй.
- Жди.
Послышалось щелканье, затем раздался густой резкий голос, говоривший
с американским акцентом:
- Если вы, англичанишки, хотите, чтобы ваш Фримантл вернулся в Жо-
кейский клуб, тогда хорошенько слушайте. Это обойдется вам в десять милли-
онов английских фунтов стерлингов. Не в банкнотах. В заверенных банковских
чеках. Фримантла вы назад не получите, пока мы не вычистим с чеков все. В
течение недели поступят указания. Будете дурить, Фримантл лишится пальцев.
Через две недели, начиная с сегодняшнего дня, будете получать срочной поч-
той по одному. Так что никаких штучек. У вас в Жокейском клубе деньги есть.
Или вы Фримантла выкупаете, или мы его пришьем. Это уж мы вам обещаем. Мы
увезем его. И если вы не доставите деньги, вы ничего не получите, даже тру-
па. И если уж мы его убьем, так убивать будем медленно. Заставим его прок-
линать вас. Заставим его вопить. Слышите? Не просто одним выстрелом прикон-
чим. Умирать будет тяжело. И если мы его убьем, вы получите его вопли на
пленке. Если не хотите этого, доплатите. Фримантл хочет поговорить с вами.
Слушайте.
Небольшое молчание. Затем голос Фримантла, сильный и упрямый. После
предыдущего оратора он говорил чрезвычайно культурно:
- Если вы не заплатите, меня убьют. Мне так сказали, и я в это верю.
Щелчок.
- Все слышал?
- Это уже Джерри Клейтон.
- Да.
- Что думаешь?
- Думаю, это снова тот самый тип. Я уверен.
- Верно. То же ощущение.
- Сколько ты еще будешь сидеть на коммутаторе?
- До полуночи. По вашему времени - до семи вечера.
- Возможно, я еще позвоню.
- О'кей. Доброй охоты.
Я поблагодарил Рикенбакера и поехал в Вашингтон, где после нескольких
неудачных попыток я таки поймал капитана Кента Вагнера в его участке. Капи-
тан был ходячим пугалом для преступников, рослый, с жесткими глазами, он
говорил тихо и напоминал кобру. На вид ему было около пятидесяти. Темные
волосы были гладко причесаны, подбородок подобран, как у бойца. Меня при
виде его не покидало ощущение осторожного, решительного ума. Он небрежно
cжал мне руку и оценивающе оглядел с ног до головы.
- В Соединенных Штатах похитителям спуску не дают, - сказал он. -
Этот случай не исключение.
В принципе я был согласен с ним. Американские законы против похитите-
лей просто не имеют себе равных.
- Что вы можете мне рассказать? - напрямик спросил он, судя по ви-
ду, не надеясь на многое.
- Думаю, достаточно, - скромно ответил я.
Несколько мгновений он рассматривал меня, затем открыл дверь своего
стеклянного кабинета и крикнул кому-то через заставленное столами помеще-
ние:
- Позови, пожалуйста, лейтенанта Ставоски!
Один из многочисленных полицейских в голубой форме встал и пошел вы-
полнять поручение. Через окно я наблюдал за этой деловой, организованной
работой - множество людей ходили тудасюда, звонили телефоны, звучали голо-
са, строчили машинистки, вспыхивали экраны компьютеров, на столы то и дело
подносили кофе. Подошел лейтенант Ставоски - пухлый коренастый малый лет
сорока, с огромными вислыми усами и с виду совершенно в себе уверенный. Он,
видимо по привычке, мазнул по мне взглядом человека, лишенного иллюзий.
Капитан объяснил ему, кто я. На Ставоски это не произвело никакого
впечатления.
- Ну, начинайте, - сказал капитан. Я послушно открыл кейс и выложил
на стол уже подобранные материалы.
- Мы определенно считаем, что это третье, возможно, четвертое серий-
ное похищение, осуществленное одним и тем же человеком, - сказал я. - Се-
годня Жокейский клуб получил пленку от похитителей Моргана Фримантла, кото-
рую вы сможете прослушать по телефону, если пожелаете. Также я привез плен-
ки с записью требования выкупа, которые присылали в случае двух других по-
хищений. - Я показал на них. - Возможно, вас заинтересует сходство. - Я
немного помолчал. - Одна из записей сделана по-итальянски.
- По-итальянски?
- Сам похититель итальянец.
Им это не особенно понравилось.
- Он говорит по-английски, - сказал я,-но в Англии он привлек к
делу англичан, чтобы записать угрозы, а на нынешней пленке говорит америка-
нец.
Вагнер поджал губы.
- Тогда послушаем сегодняшнюю пленку. - Он дал мне трубку и нажал
несколько кнопок. - Этот звонок будет записан. Так же, как будут с этого
момента записываться наши разговоры.
Я кивнул и позвонил Джерри Клейтону, который вторично прокрутил за-
пись с голосом похитителя. Через усилитель кабинет Вагнера заполнил хриплый
напористый голос. Оба полицейских слушали его с отвращением.
Я поблагодарил Джерри и повесил трубку. Вагнер протянул руку, не сво-
дя взгляда с принесенных мной пленок. Я дал ему ту, что получил от Неррити.
Он сунул ее в плейер и запустил. Мерзкие угрозы по поводу Доминика - нас-
чет отрезания пальцев, криков, насчет того, что тела не найдут, все это
эхом гремело в кабинете. Лица Вагнера и Ставоски оба сначала застыли, затем
стали задумчивыми и, наконец, убежденными.
- Тот же самый тип, - сказал Вагнер, выключая плейер. - Голоса
разные, мозги одни и те же.
- Да, - сказал я.
- Позовите патрульного Росселини, - сказал он лейтенанту, и тот вы-
сунулся из кабинета и позвал. Патрульный Росселини, длинноносый, молодой,
темноволосый, типичный американец, вспомнил о своих итальянских дедушках,
чтобы прослушать третью пленку, И по ходу дела стал бегло переводить. Когда
дошло до последней серии угроз Алисии, голос его дрогнул, и он замолчал,
беспокойно оглядываясь по сторонам, словно ища, куда бы удрать.
- Что там? - спросил Вагнер.
- Этот тип говорит, - начал Росселини, расправив в ответ плечи, -
честно говоря, капитан, я лучше бы не стал этого повторять.
- Короче говоря, - пробормотал я, придя на подмогу, - этот тип
сказал, что суки привыкли к кобелям, все женщины суки.
- То есть?.. - уставился на меня Вагнер.
- То есть, - ответил я, - эти угрозы делались нарочно для того,
чтобы ее отец окончательно размяк. Похоже, они не собирались ничего такого
делать. Похитители ничего такого не говорили самой жертве, даже насчет
ежедневных побоев. Они держали ее в совершенном одиночестве.
Патрульный Росселини с благодарностью посмотрел на меня, и я расска-
зал Вагнеру и Ставоски большую часть того, что случилось в Италии и Англии
и о том, как сходства в обоих случаях можно использовать сейчас. Они молча
слушали меня с бесстрастными лицами, приберегая замечания и суждения на за-
куску.
- Давайте решим так, - наконец сказал Вагнер, пошевелившись в крес-
ле. - Первое: этот Джузеппе-Питер скорее всего снял дом в Вашингтоне, поб-
лизости от "Риц-Карлтон" где-то в последние восемь недель. Насколько я по-
нимаю, это случилось, когда Морган Фримантл получил приглашение от Эрика
Рикенбакера.
Я кивнул.
- Эту дату дал нам Жокейский клуб.
- Второе: похоже, в дело вовлечены еще пятеро-шестеро похитителей,
все американцы, кроме Джузеппе-Питера. Третье: Джузеппе-Питер имеет внут-
ренний источник информации в мире скачек, и потому он должен быть известен
людям в этих кругах. И четвертое, - сказал он с оттенком мрачного юмора,
- сейчас у Моргана Фримантла наверняка уши вянут от Верди.
Он взял фоторобот Джузеппе-Питера.
- Мы весь город наводним этими снимками, - сказал он. - Если даже
ребенок Неррити узнал его, то и любой сможет узнать. - В его не слишком
ласковой улыбке явно виднелись ядовитые клыки. -Это только дело време-
ни,-сказал он.
- Но... ну... - неуверенно замялся я, - вы же, конечно, понимаете,
что, если он увидит, как близко вы к нему подобрались, он убьет Моргана
Фримантла. Насчет этого я не сомневаюсь. Убьет и закопает. Для маленького
Доминика он устроил могилу, которую пришлось бы искать много лет.
Вагнер задумчиво посмотрел на меня.
- Вы боитесь этого Джузеппе-Питера?
- Как профессиональный враг - да, он меня пугает.
Оба молчали.
- Он держит себя в руках, - сказал я. - Он думает. Планирует. Он
нагл. Я не верю, что этот человек пошел на такое преступление, не подгото-
вив себя к убийству. Джузеппе-Питер убьет и смоется, если убить будет необ-
ходимо. Я не думаю, что он будет убивать Фримантла медленно, как угрожает
тот голос на пленке. Но убить быстро, чтобы снизить расходы, и сбежать -
да, могу об заклад побиться.
Кент Вагнер посмотрел на свои руки.
- А вам не приходило в голову, Эндрю, что этот ДжузеппеПитер может
малость недолюбливать лично вас?
Я удивился, что он назвал меня не по фамилии, но с благодарностью
принял это за признак зарождающегося рабочего сотрудничества, и потому со-
ответственно ответил:
- Кент, я не думаю, что он подозревает о моем существовании.
Он кивнул, на лице его была улыбка. Связь была установлена, общность
позиции подтверждена.
ГЛАВА 17
Похитители молчали, члены Жокейского клуба, с которых должны были
собрать выкуп, возмущались, мировая спортивная пресса бесновалась. Воздух
прямо дрожал от многочасовых взбудораженных разговоров, но тем не менее всю
ночь никто ничего не предпринимал. Я поехал на завтрак для прессы со спо-
койной совестью и легким сердцем, надеясь увидеть Алисию.
Когда я приехал, вестибюли скакового клуба были уже забиты, децибелы
аж зашкаливало. Многие сидели со стаканами апельсинового сока, у других на
плече торчала длинноносая камера. Повсюду расхаживали, охотясь за эксклю-
зивными интервью, спортивные репортеры, болтали, держа ушки на макушке,
чтобы слушать разговоры у себя за спиной. По большей части все друг друга
знали и походя похлопывали по плечам. Тренеры собирали вокруг себя малень-
кие стихийные пресс-конференции, репортеры тянули шеи, чтобы не пропустить
чего-нибудь важного. Вокруг стояли владельцы лошадей с самодовольным либо
обалделым видом - в зависимости от того, насколько часто они бывали на та-
кого рода вечеринках. И повсюду, как газели в стаде, стояли невысокие хруп-
кие создания, закинув голову и возведя очи горе.
- Апельсиновый сок? - сказал кто-то, протягивая мне стакан.
- Спасибо.
Я не мог найти ни Рикенбакера, ни кого другого знакомого. Алисии то-
же. Все газели в этом стаде были мужеска пола.
Я побродил, понимая, что без нее мне тут делать нечего, но все же мне
казалось, что она вряд ли упустит возможность занять свое место среди рав-
ных.
Я знал, что она приняла приглашение от ипподрома - ее имя стояло в
списке жокеев на доске объявлений. Ей предстояло скакать на Брунеллески. Я
просмотрел список, потягивая апельсиновый сок. Четырнадцать лошадей. Три из
Англии, одна из Франции, одна из Италии, две из Канады, две из Аргентины,
остальные местные. Алисия, похоже, была единственной девушкой-жокеем.
Словно по какому-то знаку вся толпа потекла в большую боковую комна-
ту, в которой стояло множество продолговатых столов, торжественно накрытых
скатертями, уставленных цветами, тарелками и столовыми приборами. Я рассе-
янно подумал, что эта комната была приготовлена для ленча, но ошибся. Зав-
трак подразумевал под собой не только апельсиновый сок в вестибюле, но бе-
кон с яйцом, официанток и горячий хлеб.
Я подался назад, думая, что не следует мне тут оставаться, и услышал
прямо над левым ухом шепот:
- Эндрю?
Я обернулся. Наконец-то она. Теперь ее лицо было сильным и живым, в
посадке головы чувствовалась уверенность. Темные кудряшки блестели, глаза
сверкали.
Я не был уверен, что именно я к ней испытываю, - до этой минуты. Я
увидел ее впервые только через шесть недель после того, как начал занимать-
ся ее делом. Но еще до того я привык к ней как к части моей работы. Я смот-
рел на нее как на заслуженную награду, как на самую приятную из жертв похи-
щений, которых я знал, но это все было преходяще, как и с остальными. Но,
увидев ее в то утро, я ощутил почти физическое потрясение, кровь бешено за-
кипела в жилах. Я обнял ее, и она тут же крепко прильнула ко мне.
- Так... - Я заглянул в ее карие глаза. - Ищем любовника?
Она разинула рот и рассмеялась, не ответив мне.
- Мы сидим там, за столом, - показала она в глубь комнаты. - Мы
тут сидели и ждали. Когда я увидела, что ты входишь, я просто глазам своим
не поверила. За нашим столом есть местечко для тебя. Свободное. Идем к нам.
Я кивнул, и она повела меня. С ней из Италии приехала не Илария, а
сам Паоло Ченчи. Он встал при моем приближении и не просто пожал мне руку,
а с итальянской горячностью крепко обнял. Лицо его светилось радушием.
Наверное, я не узнал бы его в этом солидном, уверенном, одетом в жем-
чужно-серый костюм бизнесмене, если бы вдруг столкнулся с ним на какой-ни-
будь американской улице. Он снова стал тем человеком, которого я не знал,
- олицетворением квалифицированного менеджера. Тот трясущийся жалкий чело-
век, которого я видел пять месяцев назад, исчез, стал лишь воспоминанием,
болезнью, забывшейся после выздоровления. Я был рад за него, и чувствовал
себя при нем чужаком, и старался ни в коем случае не напоминать ему о тре-
вогах, которые мы вместе пережили. Но сам он не осторожничал.
- Это тот самый человек, который вернул Алисию живой и здоровой, -
весело обратился он по-итальянски к трем остальным, сидевшим за столом.
Алисия, глянув на мое лицо, сказала:
- Папа, он не любит говорить об этом.
- Дорогая моя, мы же редко об этом разговариваем, разве не так? -
Он подчеркнуто дружелюбно улыбнулся мне. - Познакомьтесь с Бруно и Беатри-
че Гольдони, - сказал он по-английски. - Это хозяева Брунеллески.
Я пожал руку замкнутому с виду мужчине лет шестидесяти и усталой жен-
щине несколькими годами моложе. Оба они кивали мне, но не говорили ни сло-
ва.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 21:01
- А это Сильвио Луккезе, тренер Брунеллески, - сказал Паоло Ченчи,
представляя последнего из трех.
Мы коротко и вежливо пожали друг другу руки. Луккезе был смуглым, ху-
дощавым и напоминал мне Пучинелли. Это был человек, привыкший к власти, но
оказавшийся в неблагоприятном положении. По-английски он говорил очень не-
уклюже, с таким акцентом, что почти ничего невозможно было разобрать.
Паоло Ченчи показал мне на пустой стул между Алисией и Беатриче Голь-
дони. Когда все в комнате уселись и шум сменился шепотом, торжественно во-
шел Рикенбакер с несколькими друзьями и скромно прошел через всю комнату,
направляясь к главному столу, обращенному ко всем остальным.
- Добро пожаловать на ипподром Лаурел, - радушно проговорил он, по-
дойдя к центральному стулу. Седые волосы лежали у него на голове, как ут-
ренние облака на вершине горы.
- Я рад увидеть сегодня утром стольких зарубежных друзей. Как я ду-
маю, уже многие из вас слышали, что один из наших лучших друзей пропал. Я,
конечно же, говорю о Моргане Фримантле, старшем распорядителе Английского
жокейского клуба, который, к нашему прискорбию, был похищен здесь два дня
назад. Делается все возможное для его скорейшего освобождения, и, конечно,
мы будем держать вас в курсе. Тем не менее, приятного аппетита, а после
завтрака мы поговорим.
По залу вмиг разлетелись официантки. Я вроде бы что-то ел, но осозна-
вал я только свое пробудившееся чувство к Алисии, ее близость, и думал
только о том вопросе, на который она не ответила. Она держалась со мной,
как, надеюсь, и я с ней, - с цивилизованным спокойствием. В любом случае я
говорил мало, осторожно и только по делу, к тому же все остальные за нашим
столом разговаривали поитальянски.
Похоже было, что Гольдони нравилась эта поездка, хотя по лицам этого
было не понять.
- Мы волнуемся насчет завтрашних скачек, - сказала Беатриче. - Мы
всегда волнуемся, и ничего уж тут не поделаешь. - Она осеклась. - Вы по-
нимаете меня?
- Я понимаю значительно лучше, чем говорю.
Она вроде бы облегченно вздохнула и тут же начала без умолку тарато-
рить, не обращая внимания на злые взгляды своего мрачного супруга.
- Мы не бывали в Вашингтоне прежде. Такой большой, добрый город. Мы
тут уже два дня... в воскресенье уезжаем в Нью-Йорк. Вы знаете Нью-Йорк?
Что там можно посмотреть?
Я отвечал ей как мог, уделяя ей по возможности минимум внимания. Ее
муж время от времени начинал обсуждать с Луккезе перспективы Брунеллески,
раз уж в пятнадцатый повторяя одно и то же - словно хор в греческой траге-
дии на шестой неделе показа. Паоло Ченчи пять раз сказал мне, что счастлив
меня видеть, а Алисия съела одно яйцо и только.
Настоящая работа в тот день началась с океана кофе и вылилась в ко-
роткие интервью со всеми тренерами и жокеями, а также со многими владельца-
ми лошадей. Спортивные комментаторы задавали вопросы, Рикенбакер с преуве-
личенным радушием представлял друг другу собеседников, и все узнавали о за-
рубежных лошадях куда больше, чем знали прежде или способны были запомнить.
Алисия переводила для Луккезе вопросы, слегка редактируя ответы. Она
объяснила, что "Брунеллески" - это просто фамилия архитектора, который
спроектировал добрую часть Флоренции, как Рен - Лондона. Комментаторы с
благодарностью записывали каждое ее слово.
Сама же она откровенно ответила, что этой лошади необходимо на скач-
ках видеть, куда она бежит, и что она терпеть не может идти наугад.
- А каково это - быть похищенной? - спросил кто-то, меняя тему.
- Ужасно, - улыбнулась она. Помолчала, затем наконец сказала: - Я
очень сочувствую Моргану Фримантлу и очень надеюсь, что его скоро освобо-
дят.
Она села на место и вдруг сказала мне:
- Когда я услышала о Моргане Фримантле, я, конечно же, подумала о
тебе... вдруг ваша фирма возьмется за это дело? Ты ведь здесь поэтому, да?
Не чтобы смотреть скачки?
- И то, и другое, - ответил я.
Она покачала головой.
- Приятное с полезным. - Это звучало так прозаически.
- Вы найдете его, как Доминика?
- Не совсем так, - сказал я.
- Все снова возвращается, - сказала она с потемневшим взглядом.
- Не надо...
- Ничего не могу с собой поделать. Как только услышала... когда мы
приехали утром на ипподром... Я все время думаю о нем.
Беатриче Гольдони снова затараторила без умолку, сообщая нам с Алиси-
ей, которая наверняка не раз слышала это и прежде, что, когда дорогую Али-
сию похитили, это было таким ужасным потрясением, а теперь еще и этот нес-
частный, и какое счастье, что я сумел помочь вернуть бедняжку Алисию... А я
подумал - какое счастье, что она говорит на своем родном языке, который,
как я думал, не понимали шнырявшие повсюду, навострив уши, репортеры.
Я прервал ее, горячо пожелав ей удачи на предстоящих скачках, и поп-
рощался со всем обществом. Мы вместе с Алисией вышли из столовой и медленно
пошли через ярко освещенный вестибюль клуба поглядеть на ипподром.
- Завтра, - сказал я, - там будут приветствовать тебя.
Вид у нее был скорее испуганный, чем благодарный.
- Это зависит от того, как Брунеллески перенесет перевозку.
- А он что, еще не здесь? - удивился я.
- Да, но никто не знает, как он себя чувствует. Он может тосковать
по дому... не смейся, тут вода из-под крана мне кажется просто гадкой, и
бог знает, что думает о ней лошадь. У лошадей свои привязанности и антипа-
тии, не забывай об этом. Их может, выбить из колеи что угодно.
Я осторожно обнял ее.
- Не здесь, - сказала она.
Я отпустил ее.
- А где?
- А ты уверен?..
- Не будь глупенькой. Зачем бы я еще спрашивал?
Легкая улыбка была не только на ее губах, но в глазах, в самой линии
щек, однако смотрела она не на меня, а на ипподром.
- Я остановился в "Шериатте", - сказал я. - А ты?
- Я в "Ридженси". Мы все там живем - Гольдони, Сильвио Луккезе, мы
с папой. Все мы гости ипподрома. Просто уму непостижимо, насколько они гос-
теприимны.
- Как насчет обеда? - спросил я.
- Не могу. Нас пригласил итальянский посол... папа с ним знаком... я
должна быть там.
Я кивнул.
- И все же, - сказала она, - мы можем съездить куда-нибудь сегодня
днем. Честно говоря, я не хочу весь день торчать на ипподроме. Мы тут были
вчера... всем зарубежным жокеям показывали, что они будут делать. Сегодня я
свободна.
- Я буду ждать тебя здесь, в этом самом месте.
Она пошла было сказать отцу, но вернулась почти сразу же, сообщив,
что ее отец и его знакомые собираются пройтись по конюшням и что она не мо-
жет от этого отвертеться, но все говорят, что я могу пойти с ними, если по-
желаю.
- Конюшни? - спросил я.
Она с веселым удивлением посмотрела на меня.
- Это то, где американцы держат на ипподромах лошадей.
Короче, вскоре я шел вместе с половиной присутствовавшего на завтраке
народу смотреть на утреннюю рутину частной жизни ипподрома - кормление ло-
шадей, чистку конюшен, седлание и расседлывание, езду вскачь коротким гало-
пом, выводку (для того, чтобы лошадь остыла после упражнений), трамбование
ям в песке. И все время по ходу дела возникали маленькие пресс-конференции,
на которых тренеры вещали, словно пророк Моисей.
Я слышал, как тренер одной из местных лошадей, фаворита, самоуверенно
заявил:
- Он пролетит всю дистанцию со скоростью телеграммы.
- А что вы скажете о зарубежных лошадях? - спросил один из репорте-
ров. - Кто-нибудь из них может победить вашу?
Взгляд тренера остановился на Алисии, что стояла рядом со мной. Он
знал ее. Улыбнулся и галантно сказал:
- Для нас представляет опасность Брунеллески.
Сам Брунеллески совершенно спокойно стоял в своем стойле. Сильвио
Луккезе, как оказалось, привез специальный корм для чемпиона из Италии,
чтобы удовлетворить его привередливый аппетит. Брунеллески вроде бы прошлым
вечером ел хорошо (добрый знак) и не лягал своего конюха, что он обычно де-
лал, будучи недовольным. Все осторожно гладили его по голове, держа пальцы
подальше от крепких белых зубов. Мне он показался царственным, этаким дес-
потом с дурным нравом. Никто не спрашивал его, что он думает по поводу
здешней воды.
- У него нрав был всегда не сахар, - сказала Алисия так, чтобы вла-
дельцы не расслышали. - Мне часто кажется, что Гольдони его боятся.
- Я тоже, - ответил я.
- Всю свою вредность он вкладывает в победу. - Она с грустной при-
язнью посмотрела на темную кивающую голову. - Я говорю ему, что он ублю-
док, и мы прекрасно ладим.
Паоло Ченчи вроде бы был доволен, что Алисия проведет большую часть
дня со мной. Они с Луккезе и Бруно Гольдони намеревались остаться на скач-
ки. Беатриче, скрывая с виноватым видом довольную улыбку, сказала, что едет
в отель к парикмахеру, а потом пройдется по магазинам. Паоло Ченчи, к моему
ужасу, предложил, чтобы мы с Алисией подбросили ее до Вашингтона, чтобы не
заставлять службу проката лимузинов дважды гонять машину. И потому мы про-
вели первый час нашего дня с болтливой дамой, которая на всем пути говорила
много, но сказала мало. У меня было полное впечатление, что даже от времен-
ной разлуки с мужем у нее на душе становится куда легче, и когда мы высади-
ли ее у "Ридженси", на ее запавших щеках пылали два пятна, а в каждой чер-
точке ее немолодого лица сквозила вина.
- Бедняжка Беатриче, можно подумать, что она спешит на свидание с
любовником, - улыбнулась Алисия, когда мы поехали прочь, - а вовсе не в
магазин.
- А ты, с другой стороны, - заметил я, - совсем не разрумянилась.
- А, - сказала она, -но я же ничего не обещала.
- Это верно. - Я остановил машину на боковой улочке и развернул
карту города. - Хочешь что-нибудь посмотреть? - спросил я. - Памятник
Линкольну, Белый дом или что еще?
- Я тут была три года назад. Не пропустила ни одной экскурсии.
- Хорошо... Ты не против, если мы просто немного покатаемся? Я хотел
бы в лицо знать эти улочки... не только по названиям.
Она согласилась со слегка озадаченным видом и немного спустя сказала:
- Ты ищешь Моргана Фримантла.
- Я ищу вероятные районы.
- Какие из них вероятные?
- Ну... не индустриальные. Не трущобы. Не по соседству с черными
гетто. Не там, где парки, музеи или правительственные конторы. Не районы
дипломатических представительств, посольств или их офисов. Не те районы или
квартиры, где есть сторожа или дворники. Вдалеке от центральных магазинов,
банков, школ, колледжей, подальше от студентов.
- И что остается?
- Частные дома. Пригороды. Любое место, где нет любопытствующих со-
седей. И, думаю, это где-нибудь к северу или западу от центра, поскольку
там находится "Риц-Карлтон".
Мы довольно долго ездили, методически обследуя огромный город соглас-
но карте, но прежде всего сосредоточиваясь на северной и восточной частях.
Там были такие красивые места, о существовании которых невозможно было до-
гадаться, читая путеводители, целые мили жилых домов, где мог без следа ис-
чезнуть Морган Фримантл.
- Интересно, мы в самом деле идем по его следу? - сказала раз Али-
сия. - Меня прямо дрожь пробирает от чувства неизвестности. Мне невыносимо
думать об этом. Один... совершенно один: где-то заперт...
- Он может быть гораздо дальше, - сказал я. - Но похитители обычно
не живут на заброшенных фермах или в подобных местах. Они выбирают более
населенные районы, где незаметно, как они приходят и уходят.
Объем всей работы, однако, просто пугал, даже если ограничиваться ра-
диусом, который казался мне наиболее вероятным. Анализ недавно снятых домов
теперь даст список отнюдь не из одиннадцати наиболее вероятных адресов -
тут будут сотни, может, тысяча-другая. Задача, доставшаяся Кенту Вагнеру,
была почти невыполнимой, и для того, чтобы вернуть Моргана Фримантла, нам
придется положиться на переговоры. Второй раз нам не повезет.
Мы ездили вверх-вниз по улицам близ вашингтонского собора, просто лю-
буясь архитектурой -старые обширные дома с изморозью белых перил, живые
дома, в которых жили молодые семьи. На каждом крыльце стояло несколько тыкв
в честь Хэллоуина.
- Это еще что? - спросила Алисия, указывая на огромные ухмыляющиеся
овощи на ступеньках у каждой входной двери.
- Четыре дня назад был Хэллоуин, - сказал я.
- Ой, да! Дома такого не увидишь.
Мы проехали "Риц-Карлтон" на Массачусетс-авеню и остановились там,
оглядывая мирный отель с голубыми навесами, откуда так бесцеремонно похити-
ли Моргана. Мы припарковались у Дюпон-серкл, а потом поехали назад к цен-
тру. Большая часть города была построена радиально, как Париж. Это выглядит
изящно, но такая застройка очень способствует тому, чтобы потеряться в го-
роде - мы несколько раз за этот день проходили одним и тем же путем.
- Он такой большой, - вздохнула Алисия. - Такой ошеломляющий. Я
прямо не знаю, куда идти.
- Мы и так достаточно посмотрели, - согласился я. - Проголодалась?
Уже было половина четвертого, но в отеле "Шериатт" время ничего не
значило. Мы поднялись в мой номер на двенадцатом этаже безликого, огромного
суетливого небоскреба и заказали вина и салат из авокадо с креветками в
комнату. Алисия лениво развалилась в одном из кресел и слушала, как я звоню
Кенту Вагнеру.
- Понимаешь ли ты, - резко спросил он, - что все, черт его дери,
население Северной Америки проезжает через Вашингтон и что список сданных
домов может оказаться длиннее моста через Потомак?
- Надо искать дом без тыкв, - сказал я.
- Что?
- Ну, если бы ты был похитителем, стал бы ты вырезать рожицы на тык-
вах и выставлять их на порог?
- Думаю, нет. - Он еле слышно хмыкнул. - Это же англичанином надо
быть, чтобы додуматься до такого.
- Ага, - отозвался я. - Сегодня вечером я буду в "Шериатте", а
завтра на скачках, если я вам нужен.
- Понял.
представляя последнего из трех.
Мы коротко и вежливо пожали друг другу руки. Луккезе был смуглым, ху-
дощавым и напоминал мне Пучинелли. Это был человек, привыкший к власти, но
оказавшийся в неблагоприятном положении. По-английски он говорил очень не-
уклюже, с таким акцентом, что почти ничего невозможно было разобрать.
Паоло Ченчи показал мне на пустой стул между Алисией и Беатриче Голь-
дони. Когда все в комнате уселись и шум сменился шепотом, торжественно во-
шел Рикенбакер с несколькими друзьями и скромно прошел через всю комнату,
направляясь к главному столу, обращенному ко всем остальным.
- Добро пожаловать на ипподром Лаурел, - радушно проговорил он, по-
дойдя к центральному стулу. Седые волосы лежали у него на голове, как ут-
ренние облака на вершине горы.
- Я рад увидеть сегодня утром стольких зарубежных друзей. Как я ду-
маю, уже многие из вас слышали, что один из наших лучших друзей пропал. Я,
конечно же, говорю о Моргане Фримантле, старшем распорядителе Английского
жокейского клуба, который, к нашему прискорбию, был похищен здесь два дня
назад. Делается все возможное для его скорейшего освобождения, и, конечно,
мы будем держать вас в курсе. Тем не менее, приятного аппетита, а после
завтрака мы поговорим.
По залу вмиг разлетелись официантки. Я вроде бы что-то ел, но осозна-
вал я только свое пробудившееся чувство к Алисии, ее близость, и думал
только о том вопросе, на который она не ответила. Она держалась со мной,
как, надеюсь, и я с ней, - с цивилизованным спокойствием. В любом случае я
говорил мало, осторожно и только по делу, к тому же все остальные за нашим
столом разговаривали поитальянски.
Похоже было, что Гольдони нравилась эта поездка, хотя по лицам этого
было не понять.
- Мы волнуемся насчет завтрашних скачек, - сказала Беатриче. - Мы
всегда волнуемся, и ничего уж тут не поделаешь. - Она осеклась. - Вы по-
нимаете меня?
- Я понимаю значительно лучше, чем говорю.
Она вроде бы облегченно вздохнула и тут же начала без умолку тарато-
рить, не обращая внимания на злые взгляды своего мрачного супруга.
- Мы не бывали в Вашингтоне прежде. Такой большой, добрый город. Мы
тут уже два дня... в воскресенье уезжаем в Нью-Йорк. Вы знаете Нью-Йорк?
Что там можно посмотреть?
Я отвечал ей как мог, уделяя ей по возможности минимум внимания. Ее
муж время от времени начинал обсуждать с Луккезе перспективы Брунеллески,
раз уж в пятнадцатый повторяя одно и то же - словно хор в греческой траге-
дии на шестой неделе показа. Паоло Ченчи пять раз сказал мне, что счастлив
меня видеть, а Алисия съела одно яйцо и только.
Настоящая работа в тот день началась с океана кофе и вылилась в ко-
роткие интервью со всеми тренерами и жокеями, а также со многими владельца-
ми лошадей. Спортивные комментаторы задавали вопросы, Рикенбакер с преуве-
личенным радушием представлял друг другу собеседников, и все узнавали о за-
рубежных лошадях куда больше, чем знали прежде или способны были запомнить.
Алисия переводила для Луккезе вопросы, слегка редактируя ответы. Она
объяснила, что "Брунеллески" - это просто фамилия архитектора, который
спроектировал добрую часть Флоренции, как Рен - Лондона. Комментаторы с
благодарностью записывали каждое ее слово.
Сама же она откровенно ответила, что этой лошади необходимо на скач-
ках видеть, куда она бежит, и что она терпеть не может идти наугад.
- А каково это - быть похищенной? - спросил кто-то, меняя тему.
- Ужасно, - улыбнулась она. Помолчала, затем наконец сказала: - Я
очень сочувствую Моргану Фримантлу и очень надеюсь, что его скоро освобо-
дят.
Она села на место и вдруг сказала мне:
- Когда я услышала о Моргане Фримантле, я, конечно же, подумала о
тебе... вдруг ваша фирма возьмется за это дело? Ты ведь здесь поэтому, да?
Не чтобы смотреть скачки?
- И то, и другое, - ответил я.
Она покачала головой.
- Приятное с полезным. - Это звучало так прозаически.
- Вы найдете его, как Доминика?
- Не совсем так, - сказал я.
- Все снова возвращается, - сказала она с потемневшим взглядом.
- Не надо...
- Ничего не могу с собой поделать. Как только услышала... когда мы
приехали утром на ипподром... Я все время думаю о нем.
Беатриче Гольдони снова затараторила без умолку, сообщая нам с Алиси-
ей, которая наверняка не раз слышала это и прежде, что, когда дорогую Али-
сию похитили, это было таким ужасным потрясением, а теперь еще и этот нес-
частный, и какое счастье, что я сумел помочь вернуть бедняжку Алисию... А я
подумал - какое счастье, что она говорит на своем родном языке, который,
как я думал, не понимали шнырявшие повсюду, навострив уши, репортеры.
Я прервал ее, горячо пожелав ей удачи на предстоящих скачках, и поп-
рощался со всем обществом. Мы вместе с Алисией вышли из столовой и медленно
пошли через ярко освещенный вестибюль клуба поглядеть на ипподром.
- Завтра, - сказал я, - там будут приветствовать тебя.
Вид у нее был скорее испуганный, чем благодарный.
- Это зависит от того, как Брунеллески перенесет перевозку.
- А он что, еще не здесь? - удивился я.
- Да, но никто не знает, как он себя чувствует. Он может тосковать
по дому... не смейся, тут вода из-под крана мне кажется просто гадкой, и
бог знает, что думает о ней лошадь. У лошадей свои привязанности и антипа-
тии, не забывай об этом. Их может, выбить из колеи что угодно.
Я осторожно обнял ее.
- Не здесь, - сказала она.
Я отпустил ее.
- А где?
- А ты уверен?..
- Не будь глупенькой. Зачем бы я еще спрашивал?
Легкая улыбка была не только на ее губах, но в глазах, в самой линии
щек, однако смотрела она не на меня, а на ипподром.
- Я остановился в "Шериатте", - сказал я. - А ты?
- Я в "Ридженси". Мы все там живем - Гольдони, Сильвио Луккезе, мы
с папой. Все мы гости ипподрома. Просто уму непостижимо, насколько они гос-
теприимны.
- Как насчет обеда? - спросил я.
- Не могу. Нас пригласил итальянский посол... папа с ним знаком... я
должна быть там.
Я кивнул.
- И все же, - сказала она, - мы можем съездить куда-нибудь сегодня
днем. Честно говоря, я не хочу весь день торчать на ипподроме. Мы тут были
вчера... всем зарубежным жокеям показывали, что они будут делать. Сегодня я
свободна.
- Я буду ждать тебя здесь, в этом самом месте.
Она пошла было сказать отцу, но вернулась почти сразу же, сообщив,
что ее отец и его знакомые собираются пройтись по конюшням и что она не мо-
жет от этого отвертеться, но все говорят, что я могу пойти с ними, если по-
желаю.
- Конюшни? - спросил я.
Она с веселым удивлением посмотрела на меня.
- Это то, где американцы держат на ипподромах лошадей.
Короче, вскоре я шел вместе с половиной присутствовавшего на завтраке
народу смотреть на утреннюю рутину частной жизни ипподрома - кормление ло-
шадей, чистку конюшен, седлание и расседлывание, езду вскачь коротким гало-
пом, выводку (для того, чтобы лошадь остыла после упражнений), трамбование
ям в песке. И все время по ходу дела возникали маленькие пресс-конференции,
на которых тренеры вещали, словно пророк Моисей.
Я слышал, как тренер одной из местных лошадей, фаворита, самоуверенно
заявил:
- Он пролетит всю дистанцию со скоростью телеграммы.
- А что вы скажете о зарубежных лошадях? - спросил один из репорте-
ров. - Кто-нибудь из них может победить вашу?
Взгляд тренера остановился на Алисии, что стояла рядом со мной. Он
знал ее. Улыбнулся и галантно сказал:
- Для нас представляет опасность Брунеллески.
Сам Брунеллески совершенно спокойно стоял в своем стойле. Сильвио
Луккезе, как оказалось, привез специальный корм для чемпиона из Италии,
чтобы удовлетворить его привередливый аппетит. Брунеллески вроде бы прошлым
вечером ел хорошо (добрый знак) и не лягал своего конюха, что он обычно де-
лал, будучи недовольным. Все осторожно гладили его по голове, держа пальцы
подальше от крепких белых зубов. Мне он показался царственным, этаким дес-
потом с дурным нравом. Никто не спрашивал его, что он думает по поводу
здешней воды.
- У него нрав был всегда не сахар, - сказала Алисия так, чтобы вла-
дельцы не расслышали. - Мне часто кажется, что Гольдони его боятся.
- Я тоже, - ответил я.
- Всю свою вредность он вкладывает в победу. - Она с грустной при-
язнью посмотрела на темную кивающую голову. - Я говорю ему, что он ублю-
док, и мы прекрасно ладим.
Паоло Ченчи вроде бы был доволен, что Алисия проведет большую часть
дня со мной. Они с Луккезе и Бруно Гольдони намеревались остаться на скач-
ки. Беатриче, скрывая с виноватым видом довольную улыбку, сказала, что едет
в отель к парикмахеру, а потом пройдется по магазинам. Паоло Ченчи, к моему
ужасу, предложил, чтобы мы с Алисией подбросили ее до Вашингтона, чтобы не
заставлять службу проката лимузинов дважды гонять машину. И потому мы про-
вели первый час нашего дня с болтливой дамой, которая на всем пути говорила
много, но сказала мало. У меня было полное впечатление, что даже от времен-
ной разлуки с мужем у нее на душе становится куда легче, и когда мы высади-
ли ее у "Ридженси", на ее запавших щеках пылали два пятна, а в каждой чер-
точке ее немолодого лица сквозила вина.
- Бедняжка Беатриче, можно подумать, что она спешит на свидание с
любовником, - улыбнулась Алисия, когда мы поехали прочь, - а вовсе не в
магазин.
- А ты, с другой стороны, - заметил я, - совсем не разрумянилась.
- А, - сказала она, -но я же ничего не обещала.
- Это верно. - Я остановил машину на боковой улочке и развернул
карту города. - Хочешь что-нибудь посмотреть? - спросил я. - Памятник
Линкольну, Белый дом или что еще?
- Я тут была три года назад. Не пропустила ни одной экскурсии.
- Хорошо... Ты не против, если мы просто немного покатаемся? Я хотел
бы в лицо знать эти улочки... не только по названиям.
Она согласилась со слегка озадаченным видом и немного спустя сказала:
- Ты ищешь Моргана Фримантла.
- Я ищу вероятные районы.
- Какие из них вероятные?
- Ну... не индустриальные. Не трущобы. Не по соседству с черными
гетто. Не там, где парки, музеи или правительственные конторы. Не районы
дипломатических представительств, посольств или их офисов. Не те районы или
квартиры, где есть сторожа или дворники. Вдалеке от центральных магазинов,
банков, школ, колледжей, подальше от студентов.
- И что остается?
- Частные дома. Пригороды. Любое место, где нет любопытствующих со-
седей. И, думаю, это где-нибудь к северу или западу от центра, поскольку
там находится "Риц-Карлтон".
Мы довольно долго ездили, методически обследуя огромный город соглас-
но карте, но прежде всего сосредоточиваясь на северной и восточной частях.
Там были такие красивые места, о существовании которых невозможно было до-
гадаться, читая путеводители, целые мили жилых домов, где мог без следа ис-
чезнуть Морган Фримантл.
- Интересно, мы в самом деле идем по его следу? - сказала раз Али-
сия. - Меня прямо дрожь пробирает от чувства неизвестности. Мне невыносимо
думать об этом. Один... совершенно один: где-то заперт...
- Он может быть гораздо дальше, - сказал я. - Но похитители обычно
не живут на заброшенных фермах или в подобных местах. Они выбирают более
населенные районы, где незаметно, как они приходят и уходят.
Объем всей работы, однако, просто пугал, даже если ограничиваться ра-
диусом, который казался мне наиболее вероятным. Анализ недавно снятых домов
теперь даст список отнюдь не из одиннадцати наиболее вероятных адресов -
тут будут сотни, может, тысяча-другая. Задача, доставшаяся Кенту Вагнеру,
была почти невыполнимой, и для того, чтобы вернуть Моргана Фримантла, нам
придется положиться на переговоры. Второй раз нам не повезет.
Мы ездили вверх-вниз по улицам близ вашингтонского собора, просто лю-
буясь архитектурой -старые обширные дома с изморозью белых перил, живые
дома, в которых жили молодые семьи. На каждом крыльце стояло несколько тыкв
в честь Хэллоуина.
- Это еще что? - спросила Алисия, указывая на огромные ухмыляющиеся
овощи на ступеньках у каждой входной двери.
- Четыре дня назад был Хэллоуин, - сказал я.
- Ой, да! Дома такого не увидишь.
Мы проехали "Риц-Карлтон" на Массачусетс-авеню и остановились там,
оглядывая мирный отель с голубыми навесами, откуда так бесцеремонно похити-
ли Моргана. Мы припарковались у Дюпон-серкл, а потом поехали назад к цен-
тру. Большая часть города была построена радиально, как Париж. Это выглядит
изящно, но такая застройка очень способствует тому, чтобы потеряться в го-
роде - мы несколько раз за этот день проходили одним и тем же путем.
- Он такой большой, - вздохнула Алисия. - Такой ошеломляющий. Я
прямо не знаю, куда идти.
- Мы и так достаточно посмотрели, - согласился я. - Проголодалась?
Уже было половина четвертого, но в отеле "Шериатт" время ничего не
значило. Мы поднялись в мой номер на двенадцатом этаже безликого, огромного
суетливого небоскреба и заказали вина и салат из авокадо с креветками в
комнату. Алисия лениво развалилась в одном из кресел и слушала, как я звоню
Кенту Вагнеру.
- Понимаешь ли ты, - резко спросил он, - что все, черт его дери,
население Северной Америки проезжает через Вашингтон и что список сданных
домов может оказаться длиннее моста через Потомак?
- Надо искать дом без тыкв, - сказал я.
- Что?
- Ну, если бы ты был похитителем, стал бы ты вырезать рожицы на тык-
вах и выставлять их на порог?
- Думаю, нет. - Он еле слышно хмыкнул. - Это же англичанином надо
быть, чтобы додуматься до такого.
- Ага, - отозвался я. - Сегодня вечером я буду в "Шериатте", а
завтра на скачках, если я вам нужен.
- Понял.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 21:01
Я позвонил в "Либерти Маркет", но в Лондоне ничего особенного не про-
изошло. Коллективное возмущение членов Жокейского клуба висело голубым ту-
маном над Портмен-сквер, сэр Оуэн Хиггс уехал на уикэнд в Глостершир, Хоппи
из "Ллойдз", как говорили, весело улыбается, словно советует всем страхо-
ваться от похищения, чего Жокейский клуб не сделал. А кроме этого, ничего.
Принесли еду, и мы съели всего где-то весом с жокея, затем Алисия
отодвинула тарелку и, глядя на свой бокал с вином, сказала:
- Думаю, настало время решать.
- Только для тебя, - мягко сказал я. - Да или нет.
По-прежнему не поднимая глаз, она спросила:
- А если... нет... это будет принято?
- Будет, - серьезно ответил я.
- Я... - она глубоко вздохнула, - я хочу сказать "да", но я чув-
ствую... - Она осеклась, затем начала снова: - Со времени похищения...
мне кажется, что я не хочу... я думала о поцелуях, о любви - и ничего... Я
пару раз выезжала вместе с Лоренцо, и он хотел поцеловать меня... его губы
показались мне резиновыми. - Она настороженно посмотрела на меня, желая,
чтобы я понял. - Много лет назад я была страстно влюблена, мне тогда было
восемнадцать. Но любовь не пережило и лета. Мы просто оба выросли. Но я
знаю, на что это похоже, знаю, что я должна ощущать, чего я должна хо-
теть... а сейчас этого чувства нет.
- Алисия, милая... - Я встал и подошел к окну, понимая, что для
этой битвы у меня сил не хватит. Ведь есть предел самоконтролю, и сейчас я
сам желал теплоты.
- Я правда искренне люблю тебя, - сказал я и понял, что голос мой
вдруг стал на октаву ниже.
- Эндрю! - Она вскочила и подошла ко мне. Заглянула мне в лицо и,
несомненно, увидела в нем непривычную беззащитность.
-Ладно, - сказал я с вымученной легкостью и изобразил улыбку. Эндрю
- неколебимая опора...
- Время есть. Выигрывай скачки. Ходи по магазинам. Машину водишь?
Она кивнула.
- На это всегда требуется время, - сказал я. Я обнял ее и поцеловал
в лоб. -Когда резина снова станет губами, скажи мне.
Она припала головой к моему плечу и прижалась ко мне, ища помощи, как
прежде. На самом деле это мне сейчас нужны были объятия, ласка и любовь.
Она скакала на следующий день - звезда на собственном небосводе.
Ипподром шумел, толпа напирала, крики, пари, приветствия. Трибуны бы-
ли забиты. Чтобы добраться до чего-нибудь, приходилось буквально промыли-
ваться сквозь толпу. Мне поставили штамп на руку, проверили, записали фами-
лию и поставили галочку. И Эрик Рикенбакер деловито пригласил меня на свой
самый замечательный день в этом году.
В президентской гостиной, недавно до того пустой, что в ней аж эхо
гуляло, теперь было полным-полно восторженно щебечущих гостей. Звенел в бо-
калах лед, туда-сюда ходили официантки с серебряными подносиками, а на ог-
ромном столе стояло крабовое печенье для любителей.
Там был и Паоло Ченчи вместе с четой Гольдони и Луккезе. Все они си-
дели за одним столом, и вид у них был взволнованный. Я взял с подноса бокал
вина и подошел к ним поздороваться и пожелать всего наилучшего.
- Брунеллески лягнул конюха, - сказал Паоло Ченчи.
- Это плохо или хорошо?
- Никто не знает, - ответил он.
Я проглотил смешок.
- Как Алисия?
- Волнуется куда меньше, чем остальные.
Я окинул взглядом лица остальных - Луккезе был страшно напряжен,
Бруно Гольдони хмурился, вчерашний румянец Беатриче угас.
- Это ее работа, - сказал я.
Они предложили мне сесть к ним за стол, но я поблагодарил и пошел
прочь. Я был слишком взбудоражен, чтобы сидеть с ними.
- Есть новости из Лондона? - шепнул мне на ухо Рикенбакер, проходя
мимо.
- Утром ничего не было.
Он прищелкнул языком в знак сочувствия.
- Бедный Морган. Он должен был бы сидеть здесь. А вместо этого... -
Он задумчиво пожал плечами и пошел прочь к новым гостям, целуя щеки, похло-
пывая по плечам, приветствуя сотни друзей.
Вашингтонские международные скачки становились мировой новостью. Бед-
ный Морган, будь он здесь, никто и внимания не обратил бы.
Большую скачку отложили примерно до девяти-десяти, весь же день заня-
ли приятные хлопоты, подготовка. Доллары так и текли в тотализатор, а про-
игравшие билеты заполняли мусорные ящики.
Передняя часть главной трибуны была забрана стеклом от дождя или яр-
кого солнца. Для того, кто привык к скромности английских ипподромов, все
это казалось чрезвычайной роскошью, но, когда я на это намекнул, один из
гостей Рикенбакера резонно заметил, что ставки делать лучше в тепле, а в
холодное время игроки сидят по домам. Часть ежедневного дохода от тотализа-
тора шла в пользу ипподрома, потому очень важно было, чтобы завсегдатаи
чувствовали себя комфортно.
Для меня этот день тянулся без конца, но вот все зарубежные владельцы
лошадей и тренеры покинули гостиную президента и спустились к тому месту,
где творилось главное действо, чтобы подбадривать своих лошадей.
Я остался наверху, поскольку идти мне было некуда - я был не из это-
го мира. Я смотрел, как моя любимая девушка выходит на поле - бело-золотая
фигурка далеко внизу, одна из процессии, где каждого из соперников вел и
сопровождал одетый в ливрею верховой. Ни одна из лошадей не вырвалась, не
понесла.
Фанфары дали знак к началу скачек. Игроки безумствовали, размахивая
зажатыми в кулаках купюрами. Скакуны продефилировали перед трибунами, а за-
тем коротким галопом вышли на старт, каждый по-прежнему со своим эскортом.
С этого расстояния Алисию нельзя было отличить от прочих участников - не
будь на ней определенных цветов, я и не узнал бы ее.
С еще большим расстройством, чем на скачках в Англии, я ощутил, что в
ее настоящей жизни мне места нет. Самая напряженная часть ее жизни была
здесь, когда она сидела в седле, и ее мастерство переполняло ее. А я мог
быть всего лишь ее любовником, поддержкой. Но я и этим бы удовлетворился,
если бы она согласилась. Скакуны описали круг на зеленой траве, поскольку
полуторамильный забег в международных скачках проходил по зеленому дерну,
не по грязи. Их провели в стартовые кабинки. На табло тотализатора вспыхи-
вали огоньки, менялись ставки: скачки в Америке обычно начинались только
тогда, когда игроки заканчивали делать ставки, а не в какое-либо строго оп-
ределенное время.
Лошади взяли с места, помчались, а с ними и бело-золотая фигурка. Она
неслась быстрее ветра, но для меня она медленно ползла.
Брунеллески, этот брыкучий гад, использовал свой дурной нрав наилуч-
шим образом, грубо прокладывая себе дорогу на первом круге, когда все шли
плотной группой, пробивался вперед, пока не смог ясно видеть то, что лежало
впереди. Он не любит, когда ему мешают, сказала тогда Алисия. Она дала ему
простора и продолжала в том же духе. Они прошли финишный столб в первый раз
четвертыми, остальные плотно висели у них на хвосте. Повернули в дальнем
конце налево и пустились обратно, за последний поворот, к финишу.
Два лидера отстали - Брунеллески продолжал рваться вперед. Алисия
дважды взмахнула хлыстиком, направив черную тварь прямо к цели, и помча-
лась, как бело-золотая стрела к мишени.
Она выиграла скачки, эта девчонка, и, когда она вышла на круг для по-
бедителей перед трибунами, поднялась буря приветствий. На нее были настав-
лены объективы камер и фотоаппаратов, она весело смеялась, высоко подняв
голову. Брунеллески в лавровой гирлянде (а как же иначе!) бил копытом. Али-
сия наклонилась и так горячо обняла его за потную темную шею, что толпа
снова радостно завопила. Я от души разделял ее радость - и был одинок...
Все собрались в гостиной выпить шампанского - победители, проигравшие и
возбужденный до экстаза Эрик Рикенбакер.
- Здорово, - сказал я ей.
- Ты видел?
- Она прямо-таки парила на крыльях победы.
- Да.
- Разве это не чудо?
- Это лучший день всей твоей жизни.
- Ох, я так тебя люблю, - засмеялась она и тут же отвернулась,
оживленно заговорив с толпой почитателей. Ах, Эндрю, криво усмехнулся я,
как тебе это нравится? Лучше, чем ничего, ответил я сам себе.
Когда я наконец вернулся в отель, на моем телефоне вспыхивала кнопка
сообщения. Пока меня не было, мне звонили из Англии, из офиса конторы. Не
перезвоню ли я им сразу, как вернусь? На коммутаторе сидел Джерри Клейтон.
- Звонил твой итальянский приятель из Болоньи, - сказал он. - Тот
полицейский, Пучинелли.
- Ну?
- Он просит тебя перезвонить. Я не слишком хорошо его понял, но мне
сдается, что он нашел Джузеппе-Питера.
ГЛАВА 18
Когда я получил сообщение, в Италии было уже три часа ночи. Полагая
тем не менее, что закон не дремлет, я сразу же позвонил карабинерам. Мне
ответил зевающий итальянец, который поанглийски не говорил. Пучинелли на
месте не было. И неизвестно, где он. Неизвестно, дома ли он.
Я тщательно, по буквам продиктовал ему свою фамилию, понимая, что для
большинства итальянцев она .покажется непроизносимой. Сказал, что перезвоню
еще раз, и он ответил: "Хорошо".
В час ночи по вашингтонскому времени я позвонил Пучинелли домой, ду-
мая, что семья будет завтракать вместе. Ответила его жена, где-то на заднем
фоне пищали детские голоса, и я по-итальянски спросил, где ее муж.
- Энрико в Милане, - ответила она, специально для меня говоря мед-
ленно. - Он велел передать вам сообщение. - Короткая пауза, шуршание бу-
маги, затем: - Позвоните сюда сегодня в четырнадцать часов. К этому време-
ни он вернется. Он говорит, что это очень важно, поскольку он нашел вашего
приятеля.
- В Милане? - спросил я.
- Не знаю. Энрико просто просил вас позвонить ему.
Я поблагодарил ее и повесил трубку. Я спокойно проспал те часы, в ко-
торые где-то за тысячи миль Пучинелли возвращался домой. В четырнадцать ча-
сов - по местному времени в восемь утра - я снова позвонил ему домой.
Оказалось, что, как только он вернулся, его вызвали на службу:
- Он просит прощения. Позвоните ему в офис в семнадцать часов.
К тому времени я сгрызу ногти до костей. У меня даже желудок свело от
нетерпения. Я заказал завтрак в номер, чтобы успокоиться, нервно просмотрел
вашингтонские воскресные газеты и наконец в одиннадцать дозвонился до Пучи-
нелли.
- Эндрю, как поживаешь? - воскликнул он.
- Умираю от нетерпения.
- Что?
- Не обращай внимания.
- Где ты? - спросил он. - В вашей конторе мне сказали, что ты в
Америке.
- Да. В Вашингтоне. Ты правда нашел Джузеппе-Питера?
- И да, и нет.
- То есть?
- Помнишь, - начал он, - мы все время расспрашивали людей, связан-
ных с лошадьми, а также членов студенческих объединений, чтобы найти хоть
кого-нибудь, кто опознал бы его по фотороботу?
- Да. конечно, - ответил я.
Мы автоматически перешли к нашей привычке говорить на двух языках, и
это оказалось удобным, как и прежде.
- Нам повезло в двух местах. В обоих мирах. - Он помолчал ради эф-
фекта, а когда заговорил, его прямо-таки распирало от самодовольства. - Он
живет неподалеку от Милана. Сейчас ему тридцать четыре. Он поступил в Ми-
ланский университет и присоединился к радикальной политической группировке.
Он считался активистом, членом "Красных бригад", но наверняка этого не знал
никто. Мне об этом сказали как об очевидном факте, но явных доказательств
не было. Короче, после университета он уже не занимался политической де-
ятельностью. Он покинул университет, не сдав выпускного экзамена. Точнее,
его попросили уйти, но не изза его радикальных убеждений. Его заставили уй-
ти потому, что он подделывал чеки. Под суд его не отдали, что мне кажется
ошибкой.
- Ага, - сосредоточенно согласился я.
- Так я получил его имя. И почти сразу же, в тот день, как я об этом
узнал, мы получили информацию от лошадников. Они говорили, что в скаковом
мире он не слишком известен, на скачки никогда не ходит, что он паршивая
овца в приличном семействе и что его выставили из дома. Никто в точности не
знает почему, но опять же ходят слухи о том, что это связано с мошенничес-
твом и подделкой чеков. Многие уверены: папаша выплатил все до последнего
пенни, чтобы спасти семью от бесчестья.
- Лошадники тебе об этом рассказали?
- Да. В конце концов, кто-то его опознал. Наши люди были весьма
усердный настойчивы.
- Их следует поздравить, - сказал я.
- Да, - согласился он.
- Как его зовут? - спросил я. Вряд ли это что-то значило, но по мне
было удобнее навесить на преступника определенную бирку.
- Его отец - владелец ипподрома, - сказал Пучинелли,- и хозяин
этой замечательной лошади, Брунеллески. Настоящее имя Джузеппе-Питера -
Пьетро Гольдони.
Мне показалось, что весь Вашингтон, округ Колумбия, замер. Я словно
оцепенел. Я и на самом делена мгновение перестал дышать - у меня перехва-
тило горло.
- Эндрю, ты слушаешь? - спросил Пучинелли.
Я выдохнул.
- Да.
- С этого лета никто Пьетро Гольдони не видел. Все думают, что он
уехал за границу и больше не вернется, - довольно сказал он. - По времени
подходит, правда? Мы вытурили его из Италии, и он удрал в Англию.
- Да... - еле слышно сказал я. - А ты слышал о Моргане Фримантле?
Читал что-нибудь в газетах вчера или сегодня или, может, видел по телевизо-
ру?
- Кто? Я был занят в Милане. Кто такой Морган Фримантл?
Я рассказал ему. И добавил:
- Бруно и Беатриче Гольдони всю неделю были в Вашингтоне. Я разгова-
ривал с ними. Брунеллески вчера выиграл большие международные скачки. И
скакала на нем Алисия Ченчи.
Пучинелли на том конце провода ошеломленно молчал - как и я несколь-
ко мгновений назад.
- Он там, - наконец сказал он. - Пьетро Гольдони в Вашингтоне.
- Да.
изошло. Коллективное возмущение членов Жокейского клуба висело голубым ту-
маном над Портмен-сквер, сэр Оуэн Хиггс уехал на уикэнд в Глостершир, Хоппи
из "Ллойдз", как говорили, весело улыбается, словно советует всем страхо-
ваться от похищения, чего Жокейский клуб не сделал. А кроме этого, ничего.
Принесли еду, и мы съели всего где-то весом с жокея, затем Алисия
отодвинула тарелку и, глядя на свой бокал с вином, сказала:
- Думаю, настало время решать.
- Только для тебя, - мягко сказал я. - Да или нет.
По-прежнему не поднимая глаз, она спросила:
- А если... нет... это будет принято?
- Будет, - серьезно ответил я.
- Я... - она глубоко вздохнула, - я хочу сказать "да", но я чув-
ствую... - Она осеклась, затем начала снова: - Со времени похищения...
мне кажется, что я не хочу... я думала о поцелуях, о любви - и ничего... Я
пару раз выезжала вместе с Лоренцо, и он хотел поцеловать меня... его губы
показались мне резиновыми. - Она настороженно посмотрела на меня, желая,
чтобы я понял. - Много лет назад я была страстно влюблена, мне тогда было
восемнадцать. Но любовь не пережило и лета. Мы просто оба выросли. Но я
знаю, на что это похоже, знаю, что я должна ощущать, чего я должна хо-
теть... а сейчас этого чувства нет.
- Алисия, милая... - Я встал и подошел к окну, понимая, что для
этой битвы у меня сил не хватит. Ведь есть предел самоконтролю, и сейчас я
сам желал теплоты.
- Я правда искренне люблю тебя, - сказал я и понял, что голос мой
вдруг стал на октаву ниже.
- Эндрю! - Она вскочила и подошла ко мне. Заглянула мне в лицо и,
несомненно, увидела в нем непривычную беззащитность.
-Ладно, - сказал я с вымученной легкостью и изобразил улыбку. Эндрю
- неколебимая опора...
- Время есть. Выигрывай скачки. Ходи по магазинам. Машину водишь?
Она кивнула.
- На это всегда требуется время, - сказал я. Я обнял ее и поцеловал
в лоб. -Когда резина снова станет губами, скажи мне.
Она припала головой к моему плечу и прижалась ко мне, ища помощи, как
прежде. На самом деле это мне сейчас нужны были объятия, ласка и любовь.
Она скакала на следующий день - звезда на собственном небосводе.
Ипподром шумел, толпа напирала, крики, пари, приветствия. Трибуны бы-
ли забиты. Чтобы добраться до чего-нибудь, приходилось буквально промыли-
ваться сквозь толпу. Мне поставили штамп на руку, проверили, записали фами-
лию и поставили галочку. И Эрик Рикенбакер деловито пригласил меня на свой
самый замечательный день в этом году.
В президентской гостиной, недавно до того пустой, что в ней аж эхо
гуляло, теперь было полным-полно восторженно щебечущих гостей. Звенел в бо-
калах лед, туда-сюда ходили официантки с серебряными подносиками, а на ог-
ромном столе стояло крабовое печенье для любителей.
Там был и Паоло Ченчи вместе с четой Гольдони и Луккезе. Все они си-
дели за одним столом, и вид у них был взволнованный. Я взял с подноса бокал
вина и подошел к ним поздороваться и пожелать всего наилучшего.
- Брунеллески лягнул конюха, - сказал Паоло Ченчи.
- Это плохо или хорошо?
- Никто не знает, - ответил он.
Я проглотил смешок.
- Как Алисия?
- Волнуется куда меньше, чем остальные.
Я окинул взглядом лица остальных - Луккезе был страшно напряжен,
Бруно Гольдони хмурился, вчерашний румянец Беатриче угас.
- Это ее работа, - сказал я.
Они предложили мне сесть к ним за стол, но я поблагодарил и пошел
прочь. Я был слишком взбудоражен, чтобы сидеть с ними.
- Есть новости из Лондона? - шепнул мне на ухо Рикенбакер, проходя
мимо.
- Утром ничего не было.
Он прищелкнул языком в знак сочувствия.
- Бедный Морган. Он должен был бы сидеть здесь. А вместо этого... -
Он задумчиво пожал плечами и пошел прочь к новым гостям, целуя щеки, похло-
пывая по плечам, приветствуя сотни друзей.
Вашингтонские международные скачки становились мировой новостью. Бед-
ный Морган, будь он здесь, никто и внимания не обратил бы.
Большую скачку отложили примерно до девяти-десяти, весь же день заня-
ли приятные хлопоты, подготовка. Доллары так и текли в тотализатор, а про-
игравшие билеты заполняли мусорные ящики.
Передняя часть главной трибуны была забрана стеклом от дождя или яр-
кого солнца. Для того, кто привык к скромности английских ипподромов, все
это казалось чрезвычайной роскошью, но, когда я на это намекнул, один из
гостей Рикенбакера резонно заметил, что ставки делать лучше в тепле, а в
холодное время игроки сидят по домам. Часть ежедневного дохода от тотализа-
тора шла в пользу ипподрома, потому очень важно было, чтобы завсегдатаи
чувствовали себя комфортно.
Для меня этот день тянулся без конца, но вот все зарубежные владельцы
лошадей и тренеры покинули гостиную президента и спустились к тому месту,
где творилось главное действо, чтобы подбадривать своих лошадей.
Я остался наверху, поскольку идти мне было некуда - я был не из это-
го мира. Я смотрел, как моя любимая девушка выходит на поле - бело-золотая
фигурка далеко внизу, одна из процессии, где каждого из соперников вел и
сопровождал одетый в ливрею верховой. Ни одна из лошадей не вырвалась, не
понесла.
Фанфары дали знак к началу скачек. Игроки безумствовали, размахивая
зажатыми в кулаках купюрами. Скакуны продефилировали перед трибунами, а за-
тем коротким галопом вышли на старт, каждый по-прежнему со своим эскортом.
С этого расстояния Алисию нельзя было отличить от прочих участников - не
будь на ней определенных цветов, я и не узнал бы ее.
С еще большим расстройством, чем на скачках в Англии, я ощутил, что в
ее настоящей жизни мне места нет. Самая напряженная часть ее жизни была
здесь, когда она сидела в седле, и ее мастерство переполняло ее. А я мог
быть всего лишь ее любовником, поддержкой. Но я и этим бы удовлетворился,
если бы она согласилась. Скакуны описали круг на зеленой траве, поскольку
полуторамильный забег в международных скачках проходил по зеленому дерну,
не по грязи. Их провели в стартовые кабинки. На табло тотализатора вспыхи-
вали огоньки, менялись ставки: скачки в Америке обычно начинались только
тогда, когда игроки заканчивали делать ставки, а не в какое-либо строго оп-
ределенное время.
Лошади взяли с места, помчались, а с ними и бело-золотая фигурка. Она
неслась быстрее ветра, но для меня она медленно ползла.
Брунеллески, этот брыкучий гад, использовал свой дурной нрав наилуч-
шим образом, грубо прокладывая себе дорогу на первом круге, когда все шли
плотной группой, пробивался вперед, пока не смог ясно видеть то, что лежало
впереди. Он не любит, когда ему мешают, сказала тогда Алисия. Она дала ему
простора и продолжала в том же духе. Они прошли финишный столб в первый раз
четвертыми, остальные плотно висели у них на хвосте. Повернули в дальнем
конце налево и пустились обратно, за последний поворот, к финишу.
Два лидера отстали - Брунеллески продолжал рваться вперед. Алисия
дважды взмахнула хлыстиком, направив черную тварь прямо к цели, и помча-
лась, как бело-золотая стрела к мишени.
Она выиграла скачки, эта девчонка, и, когда она вышла на круг для по-
бедителей перед трибунами, поднялась буря приветствий. На нее были настав-
лены объективы камер и фотоаппаратов, она весело смеялась, высоко подняв
голову. Брунеллески в лавровой гирлянде (а как же иначе!) бил копытом. Али-
сия наклонилась и так горячо обняла его за потную темную шею, что толпа
снова радостно завопила. Я от души разделял ее радость - и был одинок...
Все собрались в гостиной выпить шампанского - победители, проигравшие и
возбужденный до экстаза Эрик Рикенбакер.
- Здорово, - сказал я ей.
- Ты видел?
- Она прямо-таки парила на крыльях победы.
- Да.
- Разве это не чудо?
- Это лучший день всей твоей жизни.
- Ох, я так тебя люблю, - засмеялась она и тут же отвернулась,
оживленно заговорив с толпой почитателей. Ах, Эндрю, криво усмехнулся я,
как тебе это нравится? Лучше, чем ничего, ответил я сам себе.
Когда я наконец вернулся в отель, на моем телефоне вспыхивала кнопка
сообщения. Пока меня не было, мне звонили из Англии, из офиса конторы. Не
перезвоню ли я им сразу, как вернусь? На коммутаторе сидел Джерри Клейтон.
- Звонил твой итальянский приятель из Болоньи, - сказал он. - Тот
полицейский, Пучинелли.
- Ну?
- Он просит тебя перезвонить. Я не слишком хорошо его понял, но мне
сдается, что он нашел Джузеппе-Питера.
ГЛАВА 18
Когда я получил сообщение, в Италии было уже три часа ночи. Полагая
тем не менее, что закон не дремлет, я сразу же позвонил карабинерам. Мне
ответил зевающий итальянец, который поанглийски не говорил. Пучинелли на
месте не было. И неизвестно, где он. Неизвестно, дома ли он.
Я тщательно, по буквам продиктовал ему свою фамилию, понимая, что для
большинства итальянцев она .покажется непроизносимой. Сказал, что перезвоню
еще раз, и он ответил: "Хорошо".
В час ночи по вашингтонскому времени я позвонил Пучинелли домой, ду-
мая, что семья будет завтракать вместе. Ответила его жена, где-то на заднем
фоне пищали детские голоса, и я по-итальянски спросил, где ее муж.
- Энрико в Милане, - ответила она, специально для меня говоря мед-
ленно. - Он велел передать вам сообщение. - Короткая пауза, шуршание бу-
маги, затем: - Позвоните сюда сегодня в четырнадцать часов. К этому време-
ни он вернется. Он говорит, что это очень важно, поскольку он нашел вашего
приятеля.
- В Милане? - спросил я.
- Не знаю. Энрико просто просил вас позвонить ему.
Я поблагодарил ее и повесил трубку. Я спокойно проспал те часы, в ко-
торые где-то за тысячи миль Пучинелли возвращался домой. В четырнадцать ча-
сов - по местному времени в восемь утра - я снова позвонил ему домой.
Оказалось, что, как только он вернулся, его вызвали на службу:
- Он просит прощения. Позвоните ему в офис в семнадцать часов.
К тому времени я сгрызу ногти до костей. У меня даже желудок свело от
нетерпения. Я заказал завтрак в номер, чтобы успокоиться, нервно просмотрел
вашингтонские воскресные газеты и наконец в одиннадцать дозвонился до Пучи-
нелли.
- Эндрю, как поживаешь? - воскликнул он.
- Умираю от нетерпения.
- Что?
- Не обращай внимания.
- Где ты? - спросил он. - В вашей конторе мне сказали, что ты в
Америке.
- Да. В Вашингтоне. Ты правда нашел Джузеппе-Питера?
- И да, и нет.
- То есть?
- Помнишь, - начал он, - мы все время расспрашивали людей, связан-
ных с лошадьми, а также членов студенческих объединений, чтобы найти хоть
кого-нибудь, кто опознал бы его по фотороботу?
- Да. конечно, - ответил я.
Мы автоматически перешли к нашей привычке говорить на двух языках, и
это оказалось удобным, как и прежде.
- Нам повезло в двух местах. В обоих мирах. - Он помолчал ради эф-
фекта, а когда заговорил, его прямо-таки распирало от самодовольства. - Он
живет неподалеку от Милана. Сейчас ему тридцать четыре. Он поступил в Ми-
ланский университет и присоединился к радикальной политической группировке.
Он считался активистом, членом "Красных бригад", но наверняка этого не знал
никто. Мне об этом сказали как об очевидном факте, но явных доказательств
не было. Короче, после университета он уже не занимался политической де-
ятельностью. Он покинул университет, не сдав выпускного экзамена. Точнее,
его попросили уйти, но не изза его радикальных убеждений. Его заставили уй-
ти потому, что он подделывал чеки. Под суд его не отдали, что мне кажется
ошибкой.
- Ага, - сосредоточенно согласился я.
- Так я получил его имя. И почти сразу же, в тот день, как я об этом
узнал, мы получили информацию от лошадников. Они говорили, что в скаковом
мире он не слишком известен, на скачки никогда не ходит, что он паршивая
овца в приличном семействе и что его выставили из дома. Никто в точности не
знает почему, но опять же ходят слухи о том, что это связано с мошенничес-
твом и подделкой чеков. Многие уверены: папаша выплатил все до последнего
пенни, чтобы спасти семью от бесчестья.
- Лошадники тебе об этом рассказали?
- Да. В конце концов, кто-то его опознал. Наши люди были весьма
усердный настойчивы.
- Их следует поздравить, - сказал я.
- Да, - согласился он.
- Как его зовут? - спросил я. Вряд ли это что-то значило, но по мне
было удобнее навесить на преступника определенную бирку.
- Его отец - владелец ипподрома, - сказал Пучинелли,- и хозяин
этой замечательной лошади, Брунеллески. Настоящее имя Джузеппе-Питера -
Пьетро Гольдони.
Мне показалось, что весь Вашингтон, округ Колумбия, замер. Я словно
оцепенел. Я и на самом делена мгновение перестал дышать - у меня перехва-
тило горло.
- Эндрю, ты слушаешь? - спросил Пучинелли.
Я выдохнул.
- Да.
- С этого лета никто Пьетро Гольдони не видел. Все думают, что он
уехал за границу и больше не вернется, - довольно сказал он. - По времени
подходит, правда? Мы вытурили его из Италии, и он удрал в Англию.
- Да... - еле слышно сказал я. - А ты слышал о Моргане Фримантле?
Читал что-нибудь в газетах вчера или сегодня или, может, видел по телевизо-
ру?
- Кто? Я был занят в Милане. Кто такой Морган Фримантл?
Я рассказал ему. И добавил:
- Бруно и Беатриче Гольдони всю неделю были в Вашингтоне. Я разгова-
ривал с ними. Брунеллески вчера выиграл большие международные скачки. И
скакала на нем Алисия Ченчи.
Пучинелли на том конце провода ошеломленно молчал - как и я несколь-
ко мгновений назад.
- Он там, - наконец сказал он. - Пьетро Гольдони в Вашингтоне.
- Да.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 21:02
- И ты, конечно, знал это.
- Да, предполагал.
Он помолчал, раздумывая.
- Как лучше сообщить американской полиции о том, кто он такой? Мо-
жет, мои начальники захотят посоветоваться...
- Если хочешь, - вежливо сказал я, - я сам сообщу полицейскому ка-
питану, который занимается этим делом. Ему наверняка будет приятно пооб-
щаться с тобой напрямую. У него в отделе есть человек, который говорит
по-итальянски. Он может поработать для вас переводчиком.
Пучинелли был очень доволен и постарался, чтобы я понял это по его
голосу.
- Это было бы превосходно. Если ты сможешь это устроить, я уверен,
что это будет очень полезно.
- Я позвоню ему прямо сейчас.
- Сегодня воскресенье, - с сомнением сказал он.
- Но ты же работаешь, - заметил я. - И я как-нибудь уж доберусь до
него.
Пучинелли дал мне свое расписание. Я записал.
- Ты просто чудо совершил, Энрико, - тепло сказал я под конец раз-
говора. - Я поздравляю тебя. Думаю, это стоит повышения.
Он коротко хохотнул - довольно и безнадежно.
- Этого Гольдони еще нужно взять. - Эта мысль поразила его. - Как
ты думаешь, в какой стране его будут судить?
- Судя по последним записям, - сухо сказал я, - нигде. Он удерет в
Южную Америку, как только полиция подберется к нему близко, и на следующий
год, может быть, украдут игрока в поло прямо с чуккера. [Чуккер - период
игры в поло.]
- Что?
- Это непереводимо, - сказал я. - Ну, пока, до свидания.
Я тут же перезвонил Кенту Вагнеру в участок и после серии угроз и
убеждений в конце концов добрался до него - он был дома у племянницы, ко-
торая устраивала завтрак в честь своего дня рождения.
- Извините, - сказал я и объяснил, почему отрываю его от завтрака.
- Иисусе, - проговорил он. - Кто такой этот Пучинелли?
- Хороший коп. Очень смелый. Поговорите с ним.
- Конечно.
Я дал ему телефонные номера и расписание Энрико.
- Гольдони собираются в Нью-Йорк, - сказал я. - Мне сказала миссис
Гольдони. Думаю, они уедут сегодня. Здесь они останавливались в "Ридженси".
- Я еду прямо сейчас. Вы будете в "Шериатте"?
- Да. Я и сейчас там.
- Сидите на телефоне.
- О'кей.
Он хмыкнул.
- Спасибо, Эндрю.
- Сколько угодно, Кент, - искренне ответил я. - Вы только возьмите
его. Он весь ваш.
Как только я положил трубку, в дверь постучали, и я открыл прежде,
чем спохватился, что теперь мне надо вести себя осторожнее. Однако это была
всего лишь горничная - коротенькая, крепенькая, безобидная, средних лет.
Она собиралась убрать комнату.
- Сколько у вас это займет? - спросил я, глядя на тележку со свежим
бельем и большой пылесос.
Она ответила на центрально-американском испанском, что не понимает. Я
спросил ее о том же самом по-испански. Двадцать минут, флегматично ответила
она. Потому я взял трубку, перезвонил на коммутатор, попросив на время пе-
редавать все звонки для меня в вестибюль, и пошел вниз ждать. Ждать и раз-
мышлять...
В первую очередь я подумал о Беатриче Гольдони и ее виноватом виде.
Подумал о ее сыне, изгнанном из отчего дома. Подумал, что скорее всего Бе-
атриче ускользнула в Вашингтон в пятницу на встречу не с любовником, а со
все еще любимой заблудшей овечкой. Может, он сам это и устроил, зная, что
она приедет сюда на скачки и все еще чувствуя некую привязанность к ней.
Конечно, она не знала, кто похитил Фримантла и Алисию. Она была не
столь проницательна. Однако она знала, что именно я вел переговоры насчет
выкупа за Алисию, поскольку за завтраком в пятницу Паоло Ченчи ей об этом
рассказал. Что он еще ей рассказал, одному Богу известно. Может, он и о До-
минике ей поведал. Вполне возможно. Многие не понимают, почему "Либерти
Маркет" не любит рекламировать свою работу, и не видят особого вреда в том,
что они расскажут об этом всем.
Я сам отвозил Беатриче в Вашингтон, и она все время болтала... Болта-
ла, болтала... Мы тут с Ченчи, помнишь Алисию, которую украли? Тут с ней
молодой человек, тот, кто ездил в Италию, чтобы вернуть ее живой и здоро-
вой... он тут по поводу другого похищения... а Паоло Ченчи рассказал нам,
что он спас в Англии маленького мальчика, Доминика... Алисия тоже там бы-
ла... болтовня, болтовня, болтовня...
Я встал с дивана в вестибюле, подошел к столу регистрации и сказал,
что я выписываюсь, и не будут ли они столь любезны приготовить мой счет.
Затем я снова позвонил Кенту Вагнеру, который сказал мне, что я чудом пой-
мал его, поскольку он уже уходит с завтрака.
- Вы прямо весь день мне перевернули, -философски сказал он. - Еще
что-то?
Я сказал, что выезжаю из "Шериатта" и почему.
- Иисусе, - вздохнул он. - Поезжайте в участок, я помещу вас в хо-
рошее местечко, где Гольдони вас не отыщет. Вдруг он и вправду знает о вас?
- Лучше уж обезопаситься, - согласился я. - Я еду.
На регистрации мне сказали, что мой счет будет готов, когда я спущусь
вниз с вещами. Двадцати минут еще не прошло, но, когда я вышел из лифта, я
увидел горничную, которая толкала свою тележку по коридору. Я отворил дверь
и вошел.
Там было трое, все в высоких белых шапочках и белых комбинезонах с
надписью "Интернэшнл раг компани" на груди и спине. Они передвигали мебель
к стенам и раскатывали на полу большой ковер в индийском стиле.
- Что... - начал было я, и вдруг меня осенило: сегодня же воскре-
сенье.
Я повернулся на месте, чтобы выбежать прочь, но было слишком поздно.
В дверях стоял четвертый человек с той же надписью на комбинезоне. Он шаг-
нул вперед и втолкнул меня в комнату. Я посмотрел ему в глаза... и узнал
его. Мысли били как молнии. Я подумал, что проиграл. Я подумал, что погиб.
Я подумал, что хотел победить. Я считал, что победил. Я был уверен, что
найду его, арестую и остановлю. Но мне никогда не приходило в голову, что
дело может обернуться таким образом. Все произошло очень быстро, в одно
мгновение.
Мне набросили на голову что-то вроде холщового мешка. Меня схватили и
швырнули на пол. Что-то ужалило меня в бедро, словно оса. Меня несколько
раз перевернули, и я смутно осознал, что меня, словно сосиску в тесто, за-
катали в индийский ковер. И это была последняя моя мысль.
Я очнулся на улице от холода.
Я был рад, что очнулся, но, честно говоря, мне это доставило мало
удовольствия. Для начала, я был совершенно раздет. Ах ты, педик, гневно по-
думал я. Все совпадает до мелочей. Как Алисия. Думаю, что и Морган Фримантл
был сейчас совершенно голым.
Частное учебное руководство "Либерти Маркет" гласит: "Немедленным и
эффективным средством подавления и унижения жертвы является лишение его/ее
одежды".
Доминик был одет, ему даже вдобавок к плавочкам свитер надели, но, с
другой стороны, он был слишком мал, чтобы видеть в наготе унижение. Смысла
не было.
Единственное, что я мог сделать, так это думать о себе как об одетом.
Я сидел на земле. Глинистая почва, усыпанная опавшими
листьями. Я опирался на дерево, с которого, эти листья и осыпались - ма-
ленькое деревце с гладким твердым стволом не более четырех дюймов в диамет-
ре.
Видимость с обеих сторон ограничивали вечнозеленые кустарники, по
большей части, как бы смешно это ни показалось, лавры. Я сидел на маленькой
лужайке, на которой росло еще одно молоденькое деревце. Наверное, бук, по-
думал я.
Самой главной и наиболее удручающей проблемой было то, что я не мог
уйти из-за чего-то вроде наручников, защелкнутых на моих запястьях с другой
стороны дерева, у меня за спиной. На лужайке было тихо, но вдали я слышал
приглушенный постоянный гул - явно городской. Где бы я ни был, это было
недалеко. Может, недалеко от Лаурела. Милях в двух... в пригороде. Я открыл
рот и изо всех сил закричал:
- Помогите!
Я кричал долго. И безрезультатно. Небо, которое было таким синим в
наделю скачек, теперь подернулось облаками - серое, как мои мысли.
Я не имел никакого понятия о том, сколько сейчас времени. Ощупав за-
пястья, я понял, что у меня нет часов. Я мог встать. Я встал. Я мог обойти
вокруг дерева.
Я так и сделал. Со всех сторон была одна и та же зелень.
Ветви деревца простирались как раз над моей головой - узкие крепкие
веточки, заканчивающиеся более мелкими побегами и ответвлениями. Довольно
много золотистых листочков все еще цеплялось за них. Я попытался стрясти
их, но мои усилия едва пошевелили ветки, и листочки упрямо продолжали ви-
сеть.
Я снова сел и стал думать. Мыслей было много, и все неприятные. Глав-
ное - что в "Либерти Маркет" я никогда не стану рассказывать об этом
дне... если доживу до того, чтобы рассказать. Дать себя похитить... как же
глупо. Как же мерзко...
Я снова погрузился в размышления. Если бы до Пучинелли было легче
добраться, я бы узнал о семействе Гольдони раньше и уехал бы из отеля "Ше-
риатт" задолго до того, как туда приехала "Интернэшнл раг компани" со своим
ковром. Если бы я не пошел забрать свои вещи... Если бы. Сплошные "если
бы". Я подумал о ДжузеппеПитере-Пьетро Гольдони. С каким лицом он вошел в
мою дверь - собранный, решительный, как солдат в бою, своей быстротой и
точностью напомнив мне Тони Вэйна. Он сам забрал Доминика с пляжа и сам в
маске похитил Алисию. Возможно предположить, что именно он назвался шофе-
ром, когда приехал за Морганом Фримантлом, и если так, то сам акт успешного
похищения был для него таким же огромным удовольствием, как и получение де-
нег.
Если я правильно его понимаю, подумал я, поможет ли это мне? Прежде я
никогда не говорило похитителем лицом к лицу - всегда через посредника.
Акт принудительной торговли за выкуп, учебное пособие "Либерти Маркет",
глава шесть. Очень трудно принуждать, когда находишься в таком невыгодном
положении.
Шло время. Над головой время от времени пролетали самолеты, прилетела
птичья чета посмотреть, что это за чужак залез тут на их территорию. Я си-
дел не то чтобы очень неудобно, пытаясь собраться с мыслями и прикидывая,
сколько я тут еще смогу просидеть. Пошел дождь.
Дерево мало спасало, но я не особо тревожился. Капли падали сквозь
листву, словно мягкий душ, свежим и непривычным ощущением лаская кожу. Я
прежде никогда не бывал под дождем нагишом, насколько я помнил. Я поднял
лицо, открыл рот и стал глотать капли, падавшие мне на лицо.
Вскоре дождь прекратился, стало темно. Придется тут всю ночь проси-
деть, подумал я.
Всю ночь так всю ночь. Прими. Смирись. Не так уж это и тяжело.
Я был силен и здоров, обладал врожденной выносливостью, пределов ко-
торой никто никогда не испытывал. Хотя руки и были скованы, но не туго и
вполне терпимо. Я мог долго здесь просидеть без особых страданий. Я догады-
вался, что сидеть-то как раз и придется.
Хуже всего был холод, к чему прибавилось по приближении ночи еще же-
лание съесть горячий ужин. Я пытался отрешиться от этих мыслей.
Я попытался активно скрести дерево наручниками, чтобы посмотреть, не
смогу ли я перепилить ими дерево, как пилой. В результате я лишь слегка
ободрал поверхность ствола и еще сильнее кожу рук с внутренней стороны.
Пусть деревце было молодым, но ствол его был плотным и очень твердым.
Я то и дело засыпал, довольно глубоко, раз повалился на бок и прос-
нулся, уткнувшись носом в листву и потянув до боли плечо. Я попытался
.улечься поудобнее, но все получалось не Бог весть что - сидеть было луч-
ше.
Я ждал, дрожа, рассвета, и впервые в голову мне закралась мысль - а
вдруг он решил меня вот так здесь оставить умирать?
Он не убил меня в отеле. Укол в бедро, от которого я потерял созна-
ние, мог точно так же оказаться смертельным, если он хотел бы меня убить. В
ковре можно было свободно вынести как человека без сознания, так и труп.
Если он просто хотел меня убить, то почему я все еще здесь?
Но если он хотел отомстить... то это другое дело. Я уверенно говорил
Кенту Вагнеру, что Джузеппе-Питер не станет медленно убивать... возможно, я
ошибался.
Ладно, сурово сказал я сам себе, поживем - увидим. Настал день. Се-
рый день с еще более низкими облаками, ветреный, ничего хорошего не обещав-
ший.
А где же Верди? - подумал я. Я бы не отказался от оркестра. Верди...
Джузеппе Верди. Ну да. Джузеппе... Это имеет смысл. Пьетро было его соб-
ственным именем, Питер - по-английски.
Кофе не помешал бы, подумал я. Позвони и закажи в номер. Первые двад-
цать четыре часа для жертвы самые тяжелые, гласило учебное пособие "Либерти
Маркет", глава первая. Теперь я в этом сомневался. Когда, судя по свету
(если не считать облаков), настал день, он пришел меня проведать.
Я не слышал, как он подошел, он просто вдруг возник несколько позади
меня. Вышел из лавровых кустов. Джузеппе-Питер-Пьетро Гольдони, в своем ко-
ричневом кожаном пиджаке с золотыми застежками на манжетах.
Мне показалось, будто я знал его всегда, и все же он был совершенно
чужим. В его появлении, в том, как он двигался, в осанке была какая-то не-
умолимость, немая жестокость, потаенная надменность. Он не скрывал торжес-
тва, так что у меня невольно волосы на затылке встали дыбом.
Он встал передо мной и посмотрел на меня сверху вниз.
- Ты - Эндрю Дуглас, - сказал он по-английски. Говорил он с явным
акцентом, и, как и всем итальянцам, ему трудно было с непроизносимыми шот-
ландскими звуками, но смысл я понимал.
Я посмотрел ему прямо в лицо и не произнес ни слова.
Он ответил мне бесстрастным, но упорным взглядом, и я начал понимать,
что он относится ко мне так же, как я к нему. С обеих сторон чисто профес-
сиональное любопытство.
- Ты сделаешь для меня запись на пленку, - сказал он наконец.
- Хорошо.
У него брови поползли вверх - он не ожидал, что я так легко согла-
шусь.
- Да, предполагал.
Он помолчал, раздумывая.
- Как лучше сообщить американской полиции о том, кто он такой? Мо-
жет, мои начальники захотят посоветоваться...
- Если хочешь, - вежливо сказал я, - я сам сообщу полицейскому ка-
питану, который занимается этим делом. Ему наверняка будет приятно пооб-
щаться с тобой напрямую. У него в отделе есть человек, который говорит
по-итальянски. Он может поработать для вас переводчиком.
Пучинелли был очень доволен и постарался, чтобы я понял это по его
голосу.
- Это было бы превосходно. Если ты сможешь это устроить, я уверен,
что это будет очень полезно.
- Я позвоню ему прямо сейчас.
- Сегодня воскресенье, - с сомнением сказал он.
- Но ты же работаешь, - заметил я. - И я как-нибудь уж доберусь до
него.
Пучинелли дал мне свое расписание. Я записал.
- Ты просто чудо совершил, Энрико, - тепло сказал я под конец раз-
говора. - Я поздравляю тебя. Думаю, это стоит повышения.
Он коротко хохотнул - довольно и безнадежно.
- Этого Гольдони еще нужно взять. - Эта мысль поразила его. - Как
ты думаешь, в какой стране его будут судить?
- Судя по последним записям, - сухо сказал я, - нигде. Он удерет в
Южную Америку, как только полиция подберется к нему близко, и на следующий
год, может быть, украдут игрока в поло прямо с чуккера. [Чуккер - период
игры в поло.]
- Что?
- Это непереводимо, - сказал я. - Ну, пока, до свидания.
Я тут же перезвонил Кенту Вагнеру в участок и после серии угроз и
убеждений в конце концов добрался до него - он был дома у племянницы, ко-
торая устраивала завтрак в честь своего дня рождения.
- Извините, - сказал я и объяснил, почему отрываю его от завтрака.
- Иисусе, - проговорил он. - Кто такой этот Пучинелли?
- Хороший коп. Очень смелый. Поговорите с ним.
- Конечно.
Я дал ему телефонные номера и расписание Энрико.
- Гольдони собираются в Нью-Йорк, - сказал я. - Мне сказала миссис
Гольдони. Думаю, они уедут сегодня. Здесь они останавливались в "Ридженси".
- Я еду прямо сейчас. Вы будете в "Шериатте"?
- Да. Я и сейчас там.
- Сидите на телефоне.
- О'кей.
Он хмыкнул.
- Спасибо, Эндрю.
- Сколько угодно, Кент, - искренне ответил я. - Вы только возьмите
его. Он весь ваш.
Как только я положил трубку, в дверь постучали, и я открыл прежде,
чем спохватился, что теперь мне надо вести себя осторожнее. Однако это была
всего лишь горничная - коротенькая, крепенькая, безобидная, средних лет.
Она собиралась убрать комнату.
- Сколько у вас это займет? - спросил я, глядя на тележку со свежим
бельем и большой пылесос.
Она ответила на центрально-американском испанском, что не понимает. Я
спросил ее о том же самом по-испански. Двадцать минут, флегматично ответила
она. Потому я взял трубку, перезвонил на коммутатор, попросив на время пе-
редавать все звонки для меня в вестибюль, и пошел вниз ждать. Ждать и раз-
мышлять...
В первую очередь я подумал о Беатриче Гольдони и ее виноватом виде.
Подумал о ее сыне, изгнанном из отчего дома. Подумал, что скорее всего Бе-
атриче ускользнула в Вашингтон в пятницу на встречу не с любовником, а со
все еще любимой заблудшей овечкой. Может, он сам это и устроил, зная, что
она приедет сюда на скачки и все еще чувствуя некую привязанность к ней.
Конечно, она не знала, кто похитил Фримантла и Алисию. Она была не
столь проницательна. Однако она знала, что именно я вел переговоры насчет
выкупа за Алисию, поскольку за завтраком в пятницу Паоло Ченчи ей об этом
рассказал. Что он еще ей рассказал, одному Богу известно. Может, он и о До-
минике ей поведал. Вполне возможно. Многие не понимают, почему "Либерти
Маркет" не любит рекламировать свою работу, и не видят особого вреда в том,
что они расскажут об этом всем.
Я сам отвозил Беатриче в Вашингтон, и она все время болтала... Болта-
ла, болтала... Мы тут с Ченчи, помнишь Алисию, которую украли? Тут с ней
молодой человек, тот, кто ездил в Италию, чтобы вернуть ее живой и здоро-
вой... он тут по поводу другого похищения... а Паоло Ченчи рассказал нам,
что он спас в Англии маленького мальчика, Доминика... Алисия тоже там бы-
ла... болтовня, болтовня, болтовня...
Я встал с дивана в вестибюле, подошел к столу регистрации и сказал,
что я выписываюсь, и не будут ли они столь любезны приготовить мой счет.
Затем я снова позвонил Кенту Вагнеру, который сказал мне, что я чудом пой-
мал его, поскольку он уже уходит с завтрака.
- Вы прямо весь день мне перевернули, -философски сказал он. - Еще
что-то?
Я сказал, что выезжаю из "Шериатта" и почему.
- Иисусе, - вздохнул он. - Поезжайте в участок, я помещу вас в хо-
рошее местечко, где Гольдони вас не отыщет. Вдруг он и вправду знает о вас?
- Лучше уж обезопаситься, - согласился я. - Я еду.
На регистрации мне сказали, что мой счет будет готов, когда я спущусь
вниз с вещами. Двадцати минут еще не прошло, но, когда я вышел из лифта, я
увидел горничную, которая толкала свою тележку по коридору. Я отворил дверь
и вошел.
Там было трое, все в высоких белых шапочках и белых комбинезонах с
надписью "Интернэшнл раг компани" на груди и спине. Они передвигали мебель
к стенам и раскатывали на полу большой ковер в индийском стиле.
- Что... - начал было я, и вдруг меня осенило: сегодня же воскре-
сенье.
Я повернулся на месте, чтобы выбежать прочь, но было слишком поздно.
В дверях стоял четвертый человек с той же надписью на комбинезоне. Он шаг-
нул вперед и втолкнул меня в комнату. Я посмотрел ему в глаза... и узнал
его. Мысли били как молнии. Я подумал, что проиграл. Я подумал, что погиб.
Я подумал, что хотел победить. Я считал, что победил. Я был уверен, что
найду его, арестую и остановлю. Но мне никогда не приходило в голову, что
дело может обернуться таким образом. Все произошло очень быстро, в одно
мгновение.
Мне набросили на голову что-то вроде холщового мешка. Меня схватили и
швырнули на пол. Что-то ужалило меня в бедро, словно оса. Меня несколько
раз перевернули, и я смутно осознал, что меня, словно сосиску в тесто, за-
катали в индийский ковер. И это была последняя моя мысль.
Я очнулся на улице от холода.
Я был рад, что очнулся, но, честно говоря, мне это доставило мало
удовольствия. Для начала, я был совершенно раздет. Ах ты, педик, гневно по-
думал я. Все совпадает до мелочей. Как Алисия. Думаю, что и Морган Фримантл
был сейчас совершенно голым.
Частное учебное руководство "Либерти Маркет" гласит: "Немедленным и
эффективным средством подавления и унижения жертвы является лишение его/ее
одежды".
Доминик был одет, ему даже вдобавок к плавочкам свитер надели, но, с
другой стороны, он был слишком мал, чтобы видеть в наготе унижение. Смысла
не было.
Единственное, что я мог сделать, так это думать о себе как об одетом.
Я сидел на земле. Глинистая почва, усыпанная опавшими
листьями. Я опирался на дерево, с которого, эти листья и осыпались - ма-
ленькое деревце с гладким твердым стволом не более четырех дюймов в диамет-
ре.
Видимость с обеих сторон ограничивали вечнозеленые кустарники, по
большей части, как бы смешно это ни показалось, лавры. Я сидел на маленькой
лужайке, на которой росло еще одно молоденькое деревце. Наверное, бук, по-
думал я.
Самой главной и наиболее удручающей проблемой было то, что я не мог
уйти из-за чего-то вроде наручников, защелкнутых на моих запястьях с другой
стороны дерева, у меня за спиной. На лужайке было тихо, но вдали я слышал
приглушенный постоянный гул - явно городской. Где бы я ни был, это было
недалеко. Может, недалеко от Лаурела. Милях в двух... в пригороде. Я открыл
рот и изо всех сил закричал:
- Помогите!
Я кричал долго. И безрезультатно. Небо, которое было таким синим в
наделю скачек, теперь подернулось облаками - серое, как мои мысли.
Я не имел никакого понятия о том, сколько сейчас времени. Ощупав за-
пястья, я понял, что у меня нет часов. Я мог встать. Я встал. Я мог обойти
вокруг дерева.
Я так и сделал. Со всех сторон была одна и та же зелень.
Ветви деревца простирались как раз над моей головой - узкие крепкие
веточки, заканчивающиеся более мелкими побегами и ответвлениями. Довольно
много золотистых листочков все еще цеплялось за них. Я попытался стрясти
их, но мои усилия едва пошевелили ветки, и листочки упрямо продолжали ви-
сеть.
Я снова сел и стал думать. Мыслей было много, и все неприятные. Глав-
ное - что в "Либерти Маркет" я никогда не стану рассказывать об этом
дне... если доживу до того, чтобы рассказать. Дать себя похитить... как же
глупо. Как же мерзко...
Я снова погрузился в размышления. Если бы до Пучинелли было легче
добраться, я бы узнал о семействе Гольдони раньше и уехал бы из отеля "Ше-
риатт" задолго до того, как туда приехала "Интернэшнл раг компани" со своим
ковром. Если бы я не пошел забрать свои вещи... Если бы. Сплошные "если
бы". Я подумал о ДжузеппеПитере-Пьетро Гольдони. С каким лицом он вошел в
мою дверь - собранный, решительный, как солдат в бою, своей быстротой и
точностью напомнив мне Тони Вэйна. Он сам забрал Доминика с пляжа и сам в
маске похитил Алисию. Возможно предположить, что именно он назвался шофе-
ром, когда приехал за Морганом Фримантлом, и если так, то сам акт успешного
похищения был для него таким же огромным удовольствием, как и получение де-
нег.
Если я правильно его понимаю, подумал я, поможет ли это мне? Прежде я
никогда не говорило похитителем лицом к лицу - всегда через посредника.
Акт принудительной торговли за выкуп, учебное пособие "Либерти Маркет",
глава шесть. Очень трудно принуждать, когда находишься в таком невыгодном
положении.
Шло время. Над головой время от времени пролетали самолеты, прилетела
птичья чета посмотреть, что это за чужак залез тут на их территорию. Я си-
дел не то чтобы очень неудобно, пытаясь собраться с мыслями и прикидывая,
сколько я тут еще смогу просидеть. Пошел дождь.
Дерево мало спасало, но я не особо тревожился. Капли падали сквозь
листву, словно мягкий душ, свежим и непривычным ощущением лаская кожу. Я
прежде никогда не бывал под дождем нагишом, насколько я помнил. Я поднял
лицо, открыл рот и стал глотать капли, падавшие мне на лицо.
Вскоре дождь прекратился, стало темно. Придется тут всю ночь проси-
деть, подумал я.
Всю ночь так всю ночь. Прими. Смирись. Не так уж это и тяжело.
Я был силен и здоров, обладал врожденной выносливостью, пределов ко-
торой никто никогда не испытывал. Хотя руки и были скованы, но не туго и
вполне терпимо. Я мог долго здесь просидеть без особых страданий. Я догады-
вался, что сидеть-то как раз и придется.
Хуже всего был холод, к чему прибавилось по приближении ночи еще же-
лание съесть горячий ужин. Я пытался отрешиться от этих мыслей.
Я попытался активно скрести дерево наручниками, чтобы посмотреть, не
смогу ли я перепилить ими дерево, как пилой. В результате я лишь слегка
ободрал поверхность ствола и еще сильнее кожу рук с внутренней стороны.
Пусть деревце было молодым, но ствол его был плотным и очень твердым.
Я то и дело засыпал, довольно глубоко, раз повалился на бок и прос-
нулся, уткнувшись носом в листву и потянув до боли плечо. Я попытался
.улечься поудобнее, но все получалось не Бог весть что - сидеть было луч-
ше.
Я ждал, дрожа, рассвета, и впервые в голову мне закралась мысль - а
вдруг он решил меня вот так здесь оставить умирать?
Он не убил меня в отеле. Укол в бедро, от которого я потерял созна-
ние, мог точно так же оказаться смертельным, если он хотел бы меня убить. В
ковре можно было свободно вынести как человека без сознания, так и труп.
Если он просто хотел меня убить, то почему я все еще здесь?
Но если он хотел отомстить... то это другое дело. Я уверенно говорил
Кенту Вагнеру, что Джузеппе-Питер не станет медленно убивать... возможно, я
ошибался.
Ладно, сурово сказал я сам себе, поживем - увидим. Настал день. Се-
рый день с еще более низкими облаками, ветреный, ничего хорошего не обещав-
ший.
А где же Верди? - подумал я. Я бы не отказался от оркестра. Верди...
Джузеппе Верди. Ну да. Джузеппе... Это имеет смысл. Пьетро было его соб-
ственным именем, Питер - по-английски.
Кофе не помешал бы, подумал я. Позвони и закажи в номер. Первые двад-
цать четыре часа для жертвы самые тяжелые, гласило учебное пособие "Либерти
Маркет", глава первая. Теперь я в этом сомневался. Когда, судя по свету
(если не считать облаков), настал день, он пришел меня проведать.
Я не слышал, как он подошел, он просто вдруг возник несколько позади
меня. Вышел из лавровых кустов. Джузеппе-Питер-Пьетро Гольдони, в своем ко-
ричневом кожаном пиджаке с золотыми застежками на манжетах.
Мне показалось, будто я знал его всегда, и все же он был совершенно
чужим. В его появлении, в том, как он двигался, в осанке была какая-то не-
умолимость, немая жестокость, потаенная надменность. Он не скрывал торжес-
тва, так что у меня невольно волосы на затылке встали дыбом.
Он встал передо мной и посмотрел на меня сверху вниз.
- Ты - Эндрю Дуглас, - сказал он по-английски. Говорил он с явным
акцентом, и, как и всем итальянцам, ему трудно было с непроизносимыми шот-
ландскими звуками, но смысл я понимал.
Я посмотрел ему прямо в лицо и не произнес ни слова.
Он ответил мне бесстрастным, но упорным взглядом, и я начал понимать,
что он относится ко мне так же, как я к нему. С обеих сторон чисто профес-
сиональное любопытство.
- Ты сделаешь для меня запись на пленку, - сказал он наконец.
- Хорошо.
У него брови поползли вверх - он не ожидал, что я так легко согла-
шусь.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 21:02
- Ты не спрашиваешь... кто я?
- Ты человек, который похитил меня из отеля, - ответил я.
- А как меня зовут? - спросил он.
- Не знаю, - сказал я.
- Меня зовут Питер.
- Питер. - Я наклонил голову, выражая признательность за представ-
ление. - Почему я здесь?
- Чтобы сделать запись.
Он мрачно посмотрел на меня. Черная на фоне неба круглая голова, дав-
но знакомые по фотороботу черты лица. Я почти верно его запомнил, подумал
я. Ошибся, может быть, только в линии бровей - у висков он были прямее.
Он ушел где-то на час, затем вернулся с коричневой дорожной сумкой на
плече. Похоже, сумка была и тонкой кожи с золотыми замками. Все подобрано.
Из пиджака он достал большой лист бумаги и развернул его передо мной, чтобы
я мог прочесть.
- Это ты наговоришь на пленку, - сказал он. Я прочел послание, ко-
торое было старательно написано заглавными буквами. Писал американец, не
сам Джузеппе-Питер. Послание гласило:
"Я Эндрю Дуглас, тайный агент полиции. Вы там, в сраном жокейском
клубе, слушайте внимательно. Вы платите десять миллионов английских фунтов,
как вам было сказано, подписанные чеки должны быть готовы ко вторнику.
Отошлете на номерной счет 26327/42806, "кредит Гельвеция", Цюрих, Швейца-
рия. Когда деньги с чека будут сняты, получите Фримантла назад. Ни пенсом
меньше.
Затем сидите тихо. Если в дело будет замешан хоть один коп, сделки не
будет. Если все пройдет нормально и выкуп будет как надо, вы узнаете, где
меня найти. Если кто-то попытается заблокировать сделку после освобождения
Фримантла, меня убьют."
Он засунул бумагу во внутренний карман пиджака и начал вытаскивать из
сумки магнитофон.
-Я не стану этого читать, - бесстрастно сказал я.
Он замер на середине движения.
- У тебя нет выбора. Не будешь читать, я тебя убью.
Я ничего не сказал, просто спокойно, без вызова посмотрел на него,
стараясь не выказывать волнения.
- Я тебя убью, - повторил он. Да, подумал я, Убьешь, но не за это.
- Это плохой английский, - сказал я. - Лучше бы ты сам написал.
Он отпустил магнитофон, и тот упал в сумку.
- Ты что, хочешь мне сказать, -недоверчиво проговорил он, - что не
будешь этого читать из-за литературного стиля?
- Да, из-за литературного стиля, - ответил я. Он на некоторое время
отвернулся, потом снова повернулся ко мне.
- Я изменю слова, - сказал он, - но ты будешь диктовать только то,
что я скажу. Понял? Никаких... - Он поискал слова, но наконец сказал
по-итальянски: - Никаких кодовых слов. Никаких тайных знаков.
Я подумал, что, если я заставлю его говорить по-английски, это может
хотя бы немного уменьшить его преимущество, потому спросил:
- Что ты сказал? Я не понял.
Его глаза слегка сузились.
- Ты говоришь по-испански. Горничная в отеле сказала, что ты испа-
нец. Думаю, что ты и по-итальянски говоришь.
- Очень плохо.
Он вынул бумагу из кармана, взял ручку и, положив ее на сумку, начал
писать на обратной стороне листа новую версию послания. Закончив, он пока-
зал его мне, держа так, чтобы я мог прочесть.
Теперь написанное изящным почерком, послание гласило следующее:
"Я Эндрю Дуглас. Жокейский клуб, соберите десять миллионов английских
фунтов. Во вторник отошлите заверенный банковский чек на номерной счет
26327/42806, "кредит Гельвеция", Цюрих, Швейцария. Когда банк оплатит чек,
Морган Фримантл вернется. После ждите. Полиция не должна вмешиваться. Если
все будет спокойно, я буду свободен. Если деньги из швейцарского банка по-
лучить будет невозможно, я буду убит."
- Хорошо, - сказал я. - Гораздо лучше.
Он снова потянулся за магнитофоном.
- Они не заплатят десять миллионов.
Его рука снова замерла.
- Я знаю.
- Да. Я уверен, что ты знаешь. - Мне хотелось почесать нос. - При
нормальном ходе дел на твой счет в швейцарском банке пришло бы письмо от
Жокейского клуба с более реалистическими предложениями.
Он бесстрастно слушал, переводя слова на итальянский и осознавая их.
- Да, - ответил он.
- Они могли бы предложить тебе сто тысяч фунтов, - сказал я.
- Чушь.
- Может, еще пятьдесят тысяч для покрытия твоих расходов.
- Все равно чушь.
Мы оценивающе посмотрели друг на друга. При нормальном ходе дел пере-
говоры о выкупе велись бы не так. С другой стороны, что могло помешать?
- Пять миллионов, - сказал он. Я ничего не ответил. - Пять, не
меньше.
- У Жокейского клуба нет денег. Эта организация работает на общес-
твенных началах. Богатых людей в клубе нет. Они не могут выплатить пять
миллионов. У них просто столько нет.
Он спокойно, без гнева покачал головой.
- Они богаты. У них точно есть пять миллионов. Я знаю.
- Откуда? - спросил я. Он слегка моргнул, но снова повторил: -
Пять миллионов.
- Двести тысяч. И больше точно не будет.
- Чушь.
Он зашагал прочь и исчез в лавровых зарослях. Я понял, что он хочет
подумать в одиночестве. Номерной счет в швейцарском банке - это очень ин-
тересно. Он явно собирался почти сразу же перевести деньги на другой счет,
в другой банк, и хотел быть уверенным, что Жокейский клуб не собирается за-
мораживать его счет, или выслеживать его, или устраивать ему ловушку. Пос-
кольку членами клуба могли оказаться некоторые из ведущих банковских умов
Англии, то его предосторожности очень даже имели смысл. Одну жертву вернут
за выкуп. Вторую - когда выкуп исчезнет неведомо куда. Моргана Фримантла
-за деньги, Эндрю Дугласа - за время.
Нельзя будет засунуть "маячок" в кейс с выкупом, как сделали возбуж-
денные карабинеры, не будет кучи грязных - и зафотографированных- бан-
кнот. Только номера, сохраненные в электронном виде, сложные и безопасные.
Вычистить счета джентльменов из Жокейского клуба и всю сумму отослать те-
лексом в Швейцарию.
Имея деньги в Цюрихе, сам Джузеппе-Питер мог затеряться в Южной Аме-
рике, обезопасившись от влияния местной повальной инфляции. Швейцарский
франк переживет любую бурю.
Думаю, выкуп за Алисию сразу же перекочевал в Швейцарию, превратив-
шись во франки. Они уже прошли отмывку. То же самое с полученным ранее вы-
купом за владельца ипподрома. Хотя операция с Домиником привела к тяжелой
потере, Джузеппе-Питер наверняка уже имел в кармане миллион английских фун-
тов. Интересно, на какой сумме он остановится? Может, похищение - это сво-
еобразная наркомания? В его случае он все продолжал и продолжал.
Я поймал себя на том, что по-прежнему думаю о нем как о Джузеппе-Пи-
тере. Пьетро Гольдони звучало как-то незнакомо.
Наконец он вернулся и встал передо мной, глядя на меня сверху вниз.
- Я деловой человек, - сказал он.
- Да.
- Встань, когда говоришь со мной.
Я подавил первый порыв к неповиновению. Никогда не зли своего похити-
теля - урок номер два для жертвы. Пусть он будет доволен тобой, понравься
ему - ему будет не так хотеться тебя убить.
Да пошло это учебное пособие, саркастически подумал я и встал.
- Это уже лучше, - сказал он. - Каждый раз, когда я буду прихо-
дить, вставай.
- Хорошо.
- Ты наговоришь на пленку. Ты понимаешь, что я хочу сказать. И ска-
жешь. - Он на мгновение замолчал. - Если мне не понравится то, что ты го-
воришь, мы начнем снова.
Я кивнул.
Он вынул из кожаной сумки магнитофон и включил его. Затем вытащил из
кармана листок с указаниями, встряхнул его и протянул мне свою собственную
версию послания. Знаком приказал мне начинать. Я прокашлялся и, как мог
бесстрастно, начал:
- Это Эндрю Дуглас. Выкуп за Моргана Фримантла теперь снижен до пяти
миллионов фунтов...
Он выключил запись.
- Этого я не просил тебя говорить, - подчеркнул он.
- Нет, - скромно кивнул я. - Но это сэкономит время.
Он поджал губы, подумал, велел мне снова начинать и нажал кнопку. Я
продолжал:
- Это Эндрю Дуглас. Выкуп за Моргана Фримантла снижен до пяти милли-
онов фунтов. Эти деньги должны быть высланы заверенным чеком в "Кредит
Гельвеция", Цюрих, Швейцария и положены на номерной счет 26327/42806. Когда
деньги поступят на счет, Морган Фримантл будет освобожден. После этого не
должно быть никакого вмешательства со стороны полиции. Если вмешательства
не будет, если деньги поступят в швейцарский банк без ограничений и их мож-
но будет без задержки перевести на другой счет, меня освободят.
Я остановился. Он нажал кнопку и сказал:
- Ты не закончил. Я посмотрел на него.
- Ты скажешь, что в противном случае тебя убьют.
Его темные глаза впились в мои. Он сейчас сидел, и наши головы были
на одном уровне. Я видел, что это не простая угроза. Он снова нажал на
кнопку.
- Мне сказали, - холодно добавил я, - что в противном случае меня
убьют.
Он коротко кивнул и выключил магнитофон. Засунул его в одно отделение
сумки и полез в другое за чем-то еще. У меня в животе зашевелился дикий
страх, и лишь огромным усилием воли я подавил его. Но это был не пистолет и
не нож, а бутылка из-под кока-колы с какой-то молочно-белой жидкостью.
Но я отреагировал на это почти так же плохо. Несмотря на прохладу,
меня прошиб пот.
Он вроде бы не заметил. Отвернул крышечку и порылся в сумке, вытащив
толстую пластиковую трубочку с веселыми полосками.
- Бульон, - сказал он. Сунул трубочку в бутылку и поднес ее к моему
рту.
Я втянул немного. Это был куриный бульон, холодный, очень густой. Я
быстро выпил все, опасаясь, что он отнимет.
Он смотрел, не говоря ни слова. Когда я закончил, он бросил трубочку
на землю, завернул крышечку и сунул бутылку в сумку. Затем снова окинул ме-
ня долгим, задумчивым, упорным взглядом и тут же ушел прочь.
Я сидел на глинистой земле и чувствовал себя таким жалким и слабым.
Черт побери, подумал я. Черт все это побери... Все дело во мне, думал
я. В каждой жертве. Безнадежное чувство унижения, мучительное чувство вины
за то, что я дал себя похитить.
В плену, голый, одинокий. Жизнь зависит от того, принесет враг еду
или нет... Классические признаки синдрома надлома жертвы. Я вновь вспомнил
учебное руководство. Пускай по чужому опыту я и знал, как что бывает, это
не слишком-то помогало мне пережить нынешнее потрясение.
В будущем я запомню все, что мне говорили, не только головой, но каж-
дой клеточкой тела. Если у меня будет это будущее.
- Ты человек, который похитил меня из отеля, - ответил я.
- А как меня зовут? - спросил он.
- Не знаю, - сказал я.
- Меня зовут Питер.
- Питер. - Я наклонил голову, выражая признательность за представ-
ление. - Почему я здесь?
- Чтобы сделать запись.
Он мрачно посмотрел на меня. Черная на фоне неба круглая голова, дав-
но знакомые по фотороботу черты лица. Я почти верно его запомнил, подумал
я. Ошибся, может быть, только в линии бровей - у висков он были прямее.
Он ушел где-то на час, затем вернулся с коричневой дорожной сумкой на
плече. Похоже, сумка была и тонкой кожи с золотыми замками. Все подобрано.
Из пиджака он достал большой лист бумаги и развернул его передо мной, чтобы
я мог прочесть.
- Это ты наговоришь на пленку, - сказал он. Я прочел послание, ко-
торое было старательно написано заглавными буквами. Писал американец, не
сам Джузеппе-Питер. Послание гласило:
"Я Эндрю Дуглас, тайный агент полиции. Вы там, в сраном жокейском
клубе, слушайте внимательно. Вы платите десять миллионов английских фунтов,
как вам было сказано, подписанные чеки должны быть готовы ко вторнику.
Отошлете на номерной счет 26327/42806, "кредит Гельвеция", Цюрих, Швейца-
рия. Когда деньги с чека будут сняты, получите Фримантла назад. Ни пенсом
меньше.
Затем сидите тихо. Если в дело будет замешан хоть один коп, сделки не
будет. Если все пройдет нормально и выкуп будет как надо, вы узнаете, где
меня найти. Если кто-то попытается заблокировать сделку после освобождения
Фримантла, меня убьют."
Он засунул бумагу во внутренний карман пиджака и начал вытаскивать из
сумки магнитофон.
-Я не стану этого читать, - бесстрастно сказал я.
Он замер на середине движения.
- У тебя нет выбора. Не будешь читать, я тебя убью.
Я ничего не сказал, просто спокойно, без вызова посмотрел на него,
стараясь не выказывать волнения.
- Я тебя убью, - повторил он. Да, подумал я, Убьешь, но не за это.
- Это плохой английский, - сказал я. - Лучше бы ты сам написал.
Он отпустил магнитофон, и тот упал в сумку.
- Ты что, хочешь мне сказать, -недоверчиво проговорил он, - что не
будешь этого читать из-за литературного стиля?
- Да, из-за литературного стиля, - ответил я. Он на некоторое время
отвернулся, потом снова повернулся ко мне.
- Я изменю слова, - сказал он, - но ты будешь диктовать только то,
что я скажу. Понял? Никаких... - Он поискал слова, но наконец сказал
по-итальянски: - Никаких кодовых слов. Никаких тайных знаков.
Я подумал, что, если я заставлю его говорить по-английски, это может
хотя бы немного уменьшить его преимущество, потому спросил:
- Что ты сказал? Я не понял.
Его глаза слегка сузились.
- Ты говоришь по-испански. Горничная в отеле сказала, что ты испа-
нец. Думаю, что ты и по-итальянски говоришь.
- Очень плохо.
Он вынул бумагу из кармана, взял ручку и, положив ее на сумку, начал
писать на обратной стороне листа новую версию послания. Закончив, он пока-
зал его мне, держа так, чтобы я мог прочесть.
Теперь написанное изящным почерком, послание гласило следующее:
"Я Эндрю Дуглас. Жокейский клуб, соберите десять миллионов английских
фунтов. Во вторник отошлите заверенный банковский чек на номерной счет
26327/42806, "кредит Гельвеция", Цюрих, Швейцария. Когда банк оплатит чек,
Морган Фримантл вернется. После ждите. Полиция не должна вмешиваться. Если
все будет спокойно, я буду свободен. Если деньги из швейцарского банка по-
лучить будет невозможно, я буду убит."
- Хорошо, - сказал я. - Гораздо лучше.
Он снова потянулся за магнитофоном.
- Они не заплатят десять миллионов.
Его рука снова замерла.
- Я знаю.
- Да. Я уверен, что ты знаешь. - Мне хотелось почесать нос. - При
нормальном ходе дел на твой счет в швейцарском банке пришло бы письмо от
Жокейского клуба с более реалистическими предложениями.
Он бесстрастно слушал, переводя слова на итальянский и осознавая их.
- Да, - ответил он.
- Они могли бы предложить тебе сто тысяч фунтов, - сказал я.
- Чушь.
- Может, еще пятьдесят тысяч для покрытия твоих расходов.
- Все равно чушь.
Мы оценивающе посмотрели друг на друга. При нормальном ходе дел пере-
говоры о выкупе велись бы не так. С другой стороны, что могло помешать?
- Пять миллионов, - сказал он. Я ничего не ответил. - Пять, не
меньше.
- У Жокейского клуба нет денег. Эта организация работает на общес-
твенных началах. Богатых людей в клубе нет. Они не могут выплатить пять
миллионов. У них просто столько нет.
Он спокойно, без гнева покачал головой.
- Они богаты. У них точно есть пять миллионов. Я знаю.
- Откуда? - спросил я. Он слегка моргнул, но снова повторил: -
Пять миллионов.
- Двести тысяч. И больше точно не будет.
- Чушь.
Он зашагал прочь и исчез в лавровых зарослях. Я понял, что он хочет
подумать в одиночестве. Номерной счет в швейцарском банке - это очень ин-
тересно. Он явно собирался почти сразу же перевести деньги на другой счет,
в другой банк, и хотел быть уверенным, что Жокейский клуб не собирается за-
мораживать его счет, или выслеживать его, или устраивать ему ловушку. Пос-
кольку членами клуба могли оказаться некоторые из ведущих банковских умов
Англии, то его предосторожности очень даже имели смысл. Одну жертву вернут
за выкуп. Вторую - когда выкуп исчезнет неведомо куда. Моргана Фримантла
-за деньги, Эндрю Дугласа - за время.
Нельзя будет засунуть "маячок" в кейс с выкупом, как сделали возбуж-
денные карабинеры, не будет кучи грязных - и зафотографированных- бан-
кнот. Только номера, сохраненные в электронном виде, сложные и безопасные.
Вычистить счета джентльменов из Жокейского клуба и всю сумму отослать те-
лексом в Швейцарию.
Имея деньги в Цюрихе, сам Джузеппе-Питер мог затеряться в Южной Аме-
рике, обезопасившись от влияния местной повальной инфляции. Швейцарский
франк переживет любую бурю.
Думаю, выкуп за Алисию сразу же перекочевал в Швейцарию, превратив-
шись во франки. Они уже прошли отмывку. То же самое с полученным ранее вы-
купом за владельца ипподрома. Хотя операция с Домиником привела к тяжелой
потере, Джузеппе-Питер наверняка уже имел в кармане миллион английских фун-
тов. Интересно, на какой сумме он остановится? Может, похищение - это сво-
еобразная наркомания? В его случае он все продолжал и продолжал.
Я поймал себя на том, что по-прежнему думаю о нем как о Джузеппе-Пи-
тере. Пьетро Гольдони звучало как-то незнакомо.
Наконец он вернулся и встал передо мной, глядя на меня сверху вниз.
- Я деловой человек, - сказал он.
- Да.
- Встань, когда говоришь со мной.
Я подавил первый порыв к неповиновению. Никогда не зли своего похити-
теля - урок номер два для жертвы. Пусть он будет доволен тобой, понравься
ему - ему будет не так хотеться тебя убить.
Да пошло это учебное пособие, саркастически подумал я и встал.
- Это уже лучше, - сказал он. - Каждый раз, когда я буду прихо-
дить, вставай.
- Хорошо.
- Ты наговоришь на пленку. Ты понимаешь, что я хочу сказать. И ска-
жешь. - Он на мгновение замолчал. - Если мне не понравится то, что ты го-
воришь, мы начнем снова.
Я кивнул.
Он вынул из кожаной сумки магнитофон и включил его. Затем вытащил из
кармана листок с указаниями, встряхнул его и протянул мне свою собственную
версию послания. Знаком приказал мне начинать. Я прокашлялся и, как мог
бесстрастно, начал:
- Это Эндрю Дуглас. Выкуп за Моргана Фримантла теперь снижен до пяти
миллионов фунтов...
Он выключил запись.
- Этого я не просил тебя говорить, - подчеркнул он.
- Нет, - скромно кивнул я. - Но это сэкономит время.
Он поджал губы, подумал, велел мне снова начинать и нажал кнопку. Я
продолжал:
- Это Эндрю Дуглас. Выкуп за Моргана Фримантла снижен до пяти милли-
онов фунтов. Эти деньги должны быть высланы заверенным чеком в "Кредит
Гельвеция", Цюрих, Швейцария и положены на номерной счет 26327/42806. Когда
деньги поступят на счет, Морган Фримантл будет освобожден. После этого не
должно быть никакого вмешательства со стороны полиции. Если вмешательства
не будет, если деньги поступят в швейцарский банк без ограничений и их мож-
но будет без задержки перевести на другой счет, меня освободят.
Я остановился. Он нажал кнопку и сказал:
- Ты не закончил. Я посмотрел на него.
- Ты скажешь, что в противном случае тебя убьют.
Его темные глаза впились в мои. Он сейчас сидел, и наши головы были
на одном уровне. Я видел, что это не простая угроза. Он снова нажал на
кнопку.
- Мне сказали, - холодно добавил я, - что в противном случае меня
убьют.
Он коротко кивнул и выключил магнитофон. Засунул его в одно отделение
сумки и полез в другое за чем-то еще. У меня в животе зашевелился дикий
страх, и лишь огромным усилием воли я подавил его. Но это был не пистолет и
не нож, а бутылка из-под кока-колы с какой-то молочно-белой жидкостью.
Но я отреагировал на это почти так же плохо. Несмотря на прохладу,
меня прошиб пот.
Он вроде бы не заметил. Отвернул крышечку и порылся в сумке, вытащив
толстую пластиковую трубочку с веселыми полосками.
- Бульон, - сказал он. Сунул трубочку в бутылку и поднес ее к моему
рту.
Я втянул немного. Это был куриный бульон, холодный, очень густой. Я
быстро выпил все, опасаясь, что он отнимет.
Он смотрел, не говоря ни слова. Когда я закончил, он бросил трубочку
на землю, завернул крышечку и сунул бутылку в сумку. Затем снова окинул ме-
ня долгим, задумчивым, упорным взглядом и тут же ушел прочь.
Я сидел на глинистой земле и чувствовал себя таким жалким и слабым.
Черт побери, подумал я. Черт все это побери... Все дело во мне, думал
я. В каждой жертве. Безнадежное чувство унижения, мучительное чувство вины
за то, что я дал себя похитить.
В плену, голый, одинокий. Жизнь зависит от того, принесет враг еду
или нет... Классические признаки синдрома надлома жертвы. Я вновь вспомнил
учебное руководство. Пускай по чужому опыту я и знал, как что бывает, это
не слишком-то помогало мне пережить нынешнее потрясение.
В будущем я запомню все, что мне говорили, не только головой, но каж-
дой клеточкой тела. Если у меня будет это будущее.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 21:03
ГЛАВА 19
Снова начался дождь. Сначала отдельные тяжелые капли, шлепались на
мертвые листья, затем хлынул ливень. Я поднялся и стоял под дождем, как под
душем. Вода намочила мне волосы, холодными струйками потекла по телу. Это
было странно приятно.
Я снова немного попил, глотая воду не захлебываясь. Наверное, я очень
экстравагантно смотрелся, стоя среди намокающей лужайки.
Мои древние шотландские предки шли в битву нагими, с одним только щи-
том и мечом, с гиканьем и ревом сбегая вниз с вересковых холмов, поражая
души врагов страхом. Если эти древние горцы могли сражаться такими, как
сотворила их природа, то и я смогу стойко выдержать этот день.
Интересно, а горцы, прежде чем идти на битву, не укрепляли ли дух яч-
менным самогоном? Думаю, это придавало им больше отваги, чем куриный буль-
он.
Дождь зарядил надолго, лил без перерыва. Только когда снова начало
темнеть, он немного ослаб, но к тому времени земля вокруг дерева стала та-
кой мокрой, что сидеть на ней было бы все равно что в грязевой ванне. И все
же, простояв целый день, я сел. Если и завтра будет дождь, с мрачной нас-
мешкой подумал я, то грязь смоет.
Снова наступила долгая холодная ночь, однако до гипотермии было еще
далеко. Когда дождь кончился, моя кожа высохла. Наконец, несмотря ни на
что, я снова уснул. Мокрый рассвет и еще пару часов после я провел в мрач-
ных размышлениях, придет ли снова Джузеппе-Питер, - я умирало голоду. Он
пришел. Как и прежде, появился неслышно, уверенно прошел сквозь лавровые
заросли, в том же пиджаке, с той же сумкой.
Я встал при его приходе. Он ничего не сказал, Просто кивнул. На его
прилизанных волосах лежала водяная пыль - влажность была процентов сто,
хотя мелким дождем это нельзя было назвать. Он шел осторожно, выбирая путь
среди луж. Сегодня вторник, подумал я.
Он опять принес бутылку бульона, на сей раз теплого, красновато-ко-
ричневого, с привкусом говядины. Я выпил его медленнее, чем вчера, бо-
лее-менее уверенный, что и на сей раз он не отнимет бутылку. Он подождал,
пока я закончу, выбросил трубочку, завернул крышку, как и в прошлый раз.
- Ты будешь на улице; - сказал он неожиданно, - пока я не приго-
товлю место в доме. Еще день. Или два.
Я был ошарашен. Мгновение спустя я спросил:
- Одежду бы...
Он покачал головой.
- Нет. - Затем, посмотрев на облака, сказал: - Дождь чистый.
Я чуть было не кивнул. Движение было еле заметным, но он увидел.
- В Англии, - сказал он, - ты победил меня. А здесь я тебя побе-
дил.
Я ничего не сказал.
- Мне сказали, что это был ты - тогда, в Англии. Ты нашел мальчика.
- Внезапно он разочарованно пожал плечами, и я понял, что он до сих пор в
точности не знает, как это было сделано. - Это твоя работа - выручать по-
хищенных. Я не думал, что может быть такая работа, кроме как в полиции.
- Да, - безразлично сказал я.
- Ты никогда больше не победишь меня, - серьезно сказал он.
Он сунул руку в сумку и вынул мятую, потертую копию своего же соб-
ственного фоторобота. Когда он развернул ее, я понял, что это один из ори-
гинальных отпечатков, из Болоньи.
- Это ты сделал этот фоторобот, - сказал он. - Из-за этого мне
пришлось покинуть Италию. Я отправился в Англию. И в Англии опять появился
этот рисунок. Всюду. Из-за этого я приехал в Америку. Теперь этот снимок и
здесь, разве нет?
Я не ответил.
- Ты охотился за мной. Но я поймал тебя. Вот в чем различие.
Он был чрезвычайно доволен своими словами.
- Вскоре я буду выглядеть по-другому. Я изменюсь. Когда я получу вы-
куп, я исчезну. И на сей раз ты не пошлешь полицию арестовать меня. На этот
раз я тебя остановлю.
Я не спрашивал как. Смысла не было.
- Ты похож на меня, - сказал он.
- Нет.
- Да... Но победителем буду я.
Всегда настает момент, когда враги начинают невольно уважать друг
друга, хотя ненависть между ними остается неизменной и глубокой. Сейчас как
раз и был такой момент - по крайней мере с его стороны.
- Ты сильный, - сказал он, - как и я.
На это у меня не было подходящего ответа.
- Всегда приятно одержать победу над сильным человеком.
Этого удовольствия я не собирался ему доставлять.
- Ты будешь запрашивать выкуп за меня? - спросил я.
Он спокойно посмотрел на меня.
- Нет.
- Почему? - спросил я, а сам подумал: зачем спрашивать, если не хо-
чешь знать ответа?
- За Фримантла, - просто ответил он, - я получу пять миллионов
фунтов.
- Жокейский клуб не заплатит пять миллионов.
- Заплатит.
- Моргана Фримантла не слишком любят, - сказал я. - Члены Жокей-
ского клуба возмущаются по поводу каждого пенни, который он выжимает из
них. Они будут мешкать, будут спорить, будут решать неделями, должны ли все
они вложить одинаковую сумму или богатые должны дать больше. Они заставят
тебя ждать... и каждый день, который тебе придется прождать, ты будешь рис-
ковать попасться американской полиции. Американцы очень хорошо разбираются
с похитителями... думаю, ты сам знаешь.
- Если хочешь есть, попридержи язык.
Я замолчал. После недолгой паузы он сказал:
- Я не думаю, что они заплатят ровно пять миллионов. Но в клубе око-
ло сотни членов. Они смогут выплатить по тридцать тысяч фунтов каждый, и я
в этом уверен. Это три миллиона. Завтра утром ты сделаешь другую запись.
Скажешь им о последнем снижении суммы. За эту сумму я отпущу Фримантла. Ес-
ли они не заплатят, я его убью, а заодно и тебя, и закопаю прямо здесь. -
Он ткнул в землю у меня под ногами.- Завтра ты наговоришь это на пленку.
- Хорошо, - ответил я.
- И поверь мне, - мрачно добавил он, - я не намерен всю жизнь про-
вести в тюрьме. Если мне это будет угрожать, я пойду на убийство.
Я поверил ему. Это у него прямо на лице было написано. Чуть помедлив,
я сказал:
- У тебя хватит храбрости. Ты подождешь. Жокейский клуб не станет
платить, если сумма окажется слишком высокой. Они заплатят, когда их со-
весть... их чувство вины... скажет им, что они должны. Они пожмут плечами,
стиснут зубы, будут ныть... но заплатят. Именно это определит сумму выкупа.
В целом, я думаю, это будет около четверти миллиона.
- Больше, - уверенно сказал он, покачав головой.
- Если ты убьешь Моргана Фримантла, клуб, конечно, будет сожалеть,
но члены его в сердце своем горевать не станут. Запросишь слишком много,
они откажутся, и ты можешь вообще ничего не получить. Только будешь риско-
вать попасть в тюрьму за убийство. - Я говорил спокойно, не стараясь его
убедить, просто перечислял неучтенные факторы.
- Это был ты, - резко сказал он. - Это ты заставил меня шесть не-
дель ждать выкупа за Алисию Ченчи. Если бы я не стал ждать, не снизил бы
выкуп, я ничего бы не получил. Мертвая девушка бесполезна. Теперь я пони-
маю, чем ты занимаешься. - Он помолчал..- На сей раз я победил тебя.
Я не ответил. Я знал, что крепко подцепил его на крючок основной ди-
леммы похитителей: получить ли то, что он может получить, или рисковать,
настаивая на своем? Я полагал, что Жокейский клуб поворчит, но заплатит в
конце концов полмиллиона фунтов, что означает по пять тысяче члена клуба,
если я не ошибался насчет их количества. Мы в "Либерти Маркет", думаю, по-
советовали бы им согласиться на что-то вроде этой суммы. Это пять процентов
от первоначального требования. Расходы на похищение наверняка были высоки,
и слишком сильно стараться сбить барыш до нуля будет опасно для жертвы.
При удачном стечении обстоятельств мы сДжузеппе-Питером в конце кон-
цов добились бы разумной суммы выкупа за Моргана Фримантла, и старший рас-
порядитель спокойно бы вернулся домой. В целом, именно ради этого я и при-
ехал в Америку. А уж что касается меня... это зависит от того, насколько
Джузеппе-Питер уверен в том, что ему удастся исчезнуть... и как он ко мне
относится... и считает ли он меня угрозой для своей жизни. А я буду ему уг-
розой. Буду.
Я не видел причины, почему он должен освободить меня. Будь на его
месте, я не стал бы этого делать.
Я отбросил эту невыносимую мысль. Пока Морган Фримантл жив в своем
плену, буду жить и я... возможно.
- Завтра, - сказал Джузеппе-Питер, - когда я приду, ты наговоришь
на пленку, что на следующей неделе, в среду, я отрежу Фримантлу один палец,
если они не выложат три миллиона фунтов.
Он еще раз окинул меня долгим оценивающим взглядом, словно мог уви-
деть мою уверенность, мою слабость, мои страхи, мое знание. Я ответил ему
прямым взглядом, увидев в нем свое отражение - демона, который таится в
каждом человеке.
Верно, мы были похожи. Во многом. Не только возрастом, сложением, фи-
зической силой. Мы были организаторами. Мы строили планы. Каждый по-своему
искал битвы. Одной и той же битвы... но мы были по разные стороны фронта. У
нас было одно и то же основное оружие - ложь, угрозы и страх.
Но я пытался восстановить то, что он украл. Там, где он походя остав-
лял пустыню, я старался все отстроить заново. Он унижал свои жертвы - я
старался исцелить их. Его радость была в том, чтобы похищать их, моя -
чтобы освобождать. Моя обратная сторона...
Как и прежде, он резко повернулся и ушел, а я остался. Мне страшно
хотелось позвать его, умолить задержаться, чтобы просто поговорить. Я не
хотел, чтобы он уходил. Я хотел его общества, враг он или нет.
Я бесконечно устал от этой лужайки, от этого дерева, от этой грязи,
от этого холода и этих наручников. Впереди были двадцать четыре пустых ча-
са, пустынный пейзаж, одиночество, неудобство и неизбежный голод. Снова на-
чался дождь. Косой проливной дождь с ветром. Я вывернул руки, схватился за
ненавистное дерево, пытаясь тряхнуть его, изуродовать его, в ярости своей
ища выход жгучему, невыносимому отчаянию.
Этого, холодно подумал я, сразу не выплеснешь. Если я буду так про-
должать, я просто сломаюсь. Я опустил руки. Закрыв глаза, поднял лицо к не-
бу и сосредоточился только на том, чтобы пить.
Мертвый лист упал мне в рот. Я выплюнул его. Другой упал мне на лоб.
Я открыл глаза и увидел, что большая часть листьев осыпалась. Ветер, поду-
мал я. Но я снова схватился за дерево, уже не так крепко, и тряхнул его. По
ветвям прошла дрожь. Еще три листа упали, влажно трепеща.
Два дня назад дерево стояло совершенно неподвижно, когда я вот так же
его тряс. Вместо того чтобы снова тряхнуть его, я несколько раз толкнул его
спиной. Я почувствовал, что дерево заметно качается, чего прежде не было.
Что-то шевельнулось у меня под ногами, под землей.
Я стал бешено, скрести землю пальцами ног, затем обошел дерево и,
резко сев, стал рыть ее руками, пока не почувствовал чтото твердое. Затем я
снова встал там, где был прежде, снова несколько раз толкнул дерево спиной
и увидел то, что откопал. Корень.
Наверное, надо впасть в полную безнадегу, чтобы попытаться подкопать
дерево пальцами, а отчаяние было очень верным словом для описания состояния
Эндрю Дугласа тем дождливым ноябрьским утром.
Пусть льет, думал я. Пусть этот благословенный дождь промочит и про-
питает все вокруг и превратит мою тюрьму в болото. Пусть эта прекрасная,
чудесная глина совсем разжижится... пусть у этого упрямого деревца не будет
крепких корней с него ростом... Дождь продолжал лить. Я едва ощущал его. Я
выгребал глину из-под корня, пока не смог обхватить его пальцами, схватить
его. Я чувствовал, чтр он уходит куда-то в сторону, сопротивляясь моим уси-
лиям.
Встав, я смог засунуть под него ногу. Это была узловатая темная жила
толщиной в большой палец. Он натягивался и ослабевал, когда я толкал дерево
всем весом.
Я же весь день провожусь, подумал я. И всю ночь. Но выбора не было. Я
провозился весь день, но не всю ночь. Дождь все лил, час за часом, и час за
часом я скреб руками и ногами землю, высвобождая все новые корни, зарываясь
все глубже и глубже. Дерево уже не просто шевелилось, а возмущенно дрожало,
потом начало качаться.
Я все время пробовал дерево на .прочность. Это было сродни агонии -
я боялся, что Джузеппе-Питер как-нибудь увидит поверх зарослей лавра, что
ветви раскачиваются, и явится, чтобы помешать мне. Я скреб, и рыл, и почти
одержимо бросался на дерево, и чем дольше все это тянулось, тем сильнее
терзала меня мучительная тревога. Господи, дай мне время. Дай мне время,
чтобы успеть...О Господи, дай мне время...
Одни корни выходили легче, другие оказывались до отчаяния упорными.
Пока я рыл, вода заполняла яму, не давая видеть, одновременной тормозя ра-
боту, и помогая мне. Когда я ощутил, как один особенно толстый и узловатый
корень подался, дерево надо мной дрогнуло как бы в последнем смертельном
усилии выстоять. Я встал, рванул его изо всех сил, стал его толкать и дер-
гать, выворачивать и валить, тяжело налегая на ствол, подрывая его пятками,
толкая икрами и бедрами, раскачивал туда-сюда, как маятник.
Клубок подрытых корней поддался весь сразу, и все дерево внезапно по-
валилось, увлекая в крепком объятии за собой и меня. Его ветви рухнули под
дождем на ложе из его собственных опавших бурых листьев... Я упал, выдох-
шийся и торжествующий... и попрежнему... по-прежнему... прикованный...
Пришлось отрывать каждый корень по отдельности, прежде чем я вытащил
из-под них руки. Но сейчас меня и колючая проволока не остановила бы. Я
скреб и тянул, не вынимая рук из воды, упирался коленями и рвался. Я борол-
ся за свободу так, как никогда ни за что в своей жизни не боролся. Наконец
я почувствовал, что вся масса корней уже скользит свободно, перепутанным
клубком, черноватых деревянистых щупалец выходит из земли. Встав на колени
и рванув последний раз, я пропустил их между рук, они скользнули по пле-
чам... и я свободно откатился в лужу, ликуя сердцем.
Немного дольше пришлось, так сказать, протаскивая между руками себя
самого - сначала зад, потом одну ногу, затем другую, так что в конце кон-
цов мои скованные руки оказались впереди, а не за спиной - невероятное
достижение.
Снова начался дождь. Сначала отдельные тяжелые капли, шлепались на
мертвые листья, затем хлынул ливень. Я поднялся и стоял под дождем, как под
душем. Вода намочила мне волосы, холодными струйками потекла по телу. Это
было странно приятно.
Я снова немного попил, глотая воду не захлебываясь. Наверное, я очень
экстравагантно смотрелся, стоя среди намокающей лужайки.
Мои древние шотландские предки шли в битву нагими, с одним только щи-
том и мечом, с гиканьем и ревом сбегая вниз с вересковых холмов, поражая
души врагов страхом. Если эти древние горцы могли сражаться такими, как
сотворила их природа, то и я смогу стойко выдержать этот день.
Интересно, а горцы, прежде чем идти на битву, не укрепляли ли дух яч-
менным самогоном? Думаю, это придавало им больше отваги, чем куриный буль-
он.
Дождь зарядил надолго, лил без перерыва. Только когда снова начало
темнеть, он немного ослаб, но к тому времени земля вокруг дерева стала та-
кой мокрой, что сидеть на ней было бы все равно что в грязевой ванне. И все
же, простояв целый день, я сел. Если и завтра будет дождь, с мрачной нас-
мешкой подумал я, то грязь смоет.
Снова наступила долгая холодная ночь, однако до гипотермии было еще
далеко. Когда дождь кончился, моя кожа высохла. Наконец, несмотря ни на
что, я снова уснул. Мокрый рассвет и еще пару часов после я провел в мрач-
ных размышлениях, придет ли снова Джузеппе-Питер, - я умирало голоду. Он
пришел. Как и прежде, появился неслышно, уверенно прошел сквозь лавровые
заросли, в том же пиджаке, с той же сумкой.
Я встал при его приходе. Он ничего не сказал, Просто кивнул. На его
прилизанных волосах лежала водяная пыль - влажность была процентов сто,
хотя мелким дождем это нельзя было назвать. Он шел осторожно, выбирая путь
среди луж. Сегодня вторник, подумал я.
Он опять принес бутылку бульона, на сей раз теплого, красновато-ко-
ричневого, с привкусом говядины. Я выпил его медленнее, чем вчера, бо-
лее-менее уверенный, что и на сей раз он не отнимет бутылку. Он подождал,
пока я закончу, выбросил трубочку, завернул крышку, как и в прошлый раз.
- Ты будешь на улице; - сказал он неожиданно, - пока я не приго-
товлю место в доме. Еще день. Или два.
Я был ошарашен. Мгновение спустя я спросил:
- Одежду бы...
Он покачал головой.
- Нет. - Затем, посмотрев на облака, сказал: - Дождь чистый.
Я чуть было не кивнул. Движение было еле заметным, но он увидел.
- В Англии, - сказал он, - ты победил меня. А здесь я тебя побе-
дил.
Я ничего не сказал.
- Мне сказали, что это был ты - тогда, в Англии. Ты нашел мальчика.
- Внезапно он разочарованно пожал плечами, и я понял, что он до сих пор в
точности не знает, как это было сделано. - Это твоя работа - выручать по-
хищенных. Я не думал, что может быть такая работа, кроме как в полиции.
- Да, - безразлично сказал я.
- Ты никогда больше не победишь меня, - серьезно сказал он.
Он сунул руку в сумку и вынул мятую, потертую копию своего же соб-
ственного фоторобота. Когда он развернул ее, я понял, что это один из ори-
гинальных отпечатков, из Болоньи.
- Это ты сделал этот фоторобот, - сказал он. - Из-за этого мне
пришлось покинуть Италию. Я отправился в Англию. И в Англии опять появился
этот рисунок. Всюду. Из-за этого я приехал в Америку. Теперь этот снимок и
здесь, разве нет?
Я не ответил.
- Ты охотился за мной. Но я поймал тебя. Вот в чем различие.
Он был чрезвычайно доволен своими словами.
- Вскоре я буду выглядеть по-другому. Я изменюсь. Когда я получу вы-
куп, я исчезну. И на сей раз ты не пошлешь полицию арестовать меня. На этот
раз я тебя остановлю.
Я не спрашивал как. Смысла не было.
- Ты похож на меня, - сказал он.
- Нет.
- Да... Но победителем буду я.
Всегда настает момент, когда враги начинают невольно уважать друг
друга, хотя ненависть между ними остается неизменной и глубокой. Сейчас как
раз и был такой момент - по крайней мере с его стороны.
- Ты сильный, - сказал он, - как и я.
На это у меня не было подходящего ответа.
- Всегда приятно одержать победу над сильным человеком.
Этого удовольствия я не собирался ему доставлять.
- Ты будешь запрашивать выкуп за меня? - спросил я.
Он спокойно посмотрел на меня.
- Нет.
- Почему? - спросил я, а сам подумал: зачем спрашивать, если не хо-
чешь знать ответа?
- За Фримантла, - просто ответил он, - я получу пять миллионов
фунтов.
- Жокейский клуб не заплатит пять миллионов.
- Заплатит.
- Моргана Фримантла не слишком любят, - сказал я. - Члены Жокей-
ского клуба возмущаются по поводу каждого пенни, который он выжимает из
них. Они будут мешкать, будут спорить, будут решать неделями, должны ли все
они вложить одинаковую сумму или богатые должны дать больше. Они заставят
тебя ждать... и каждый день, который тебе придется прождать, ты будешь рис-
ковать попасться американской полиции. Американцы очень хорошо разбираются
с похитителями... думаю, ты сам знаешь.
- Если хочешь есть, попридержи язык.
Я замолчал. После недолгой паузы он сказал:
- Я не думаю, что они заплатят ровно пять миллионов. Но в клубе око-
ло сотни членов. Они смогут выплатить по тридцать тысяч фунтов каждый, и я
в этом уверен. Это три миллиона. Завтра утром ты сделаешь другую запись.
Скажешь им о последнем снижении суммы. За эту сумму я отпущу Фримантла. Ес-
ли они не заплатят, я его убью, а заодно и тебя, и закопаю прямо здесь. -
Он ткнул в землю у меня под ногами.- Завтра ты наговоришь это на пленку.
- Хорошо, - ответил я.
- И поверь мне, - мрачно добавил он, - я не намерен всю жизнь про-
вести в тюрьме. Если мне это будет угрожать, я пойду на убийство.
Я поверил ему. Это у него прямо на лице было написано. Чуть помедлив,
я сказал:
- У тебя хватит храбрости. Ты подождешь. Жокейский клуб не станет
платить, если сумма окажется слишком высокой. Они заплатят, когда их со-
весть... их чувство вины... скажет им, что они должны. Они пожмут плечами,
стиснут зубы, будут ныть... но заплатят. Именно это определит сумму выкупа.
В целом, я думаю, это будет около четверти миллиона.
- Больше, - уверенно сказал он, покачав головой.
- Если ты убьешь Моргана Фримантла, клуб, конечно, будет сожалеть,
но члены его в сердце своем горевать не станут. Запросишь слишком много,
они откажутся, и ты можешь вообще ничего не получить. Только будешь риско-
вать попасть в тюрьму за убийство. - Я говорил спокойно, не стараясь его
убедить, просто перечислял неучтенные факторы.
- Это был ты, - резко сказал он. - Это ты заставил меня шесть не-
дель ждать выкупа за Алисию Ченчи. Если бы я не стал ждать, не снизил бы
выкуп, я ничего бы не получил. Мертвая девушка бесполезна. Теперь я пони-
маю, чем ты занимаешься. - Он помолчал..- На сей раз я победил тебя.
Я не ответил. Я знал, что крепко подцепил его на крючок основной ди-
леммы похитителей: получить ли то, что он может получить, или рисковать,
настаивая на своем? Я полагал, что Жокейский клуб поворчит, но заплатит в
конце концов полмиллиона фунтов, что означает по пять тысяче члена клуба,
если я не ошибался насчет их количества. Мы в "Либерти Маркет", думаю, по-
советовали бы им согласиться на что-то вроде этой суммы. Это пять процентов
от первоначального требования. Расходы на похищение наверняка были высоки,
и слишком сильно стараться сбить барыш до нуля будет опасно для жертвы.
При удачном стечении обстоятельств мы сДжузеппе-Питером в конце кон-
цов добились бы разумной суммы выкупа за Моргана Фримантла, и старший рас-
порядитель спокойно бы вернулся домой. В целом, именно ради этого я и при-
ехал в Америку. А уж что касается меня... это зависит от того, насколько
Джузеппе-Питер уверен в том, что ему удастся исчезнуть... и как он ко мне
относится... и считает ли он меня угрозой для своей жизни. А я буду ему уг-
розой. Буду.
Я не видел причины, почему он должен освободить меня. Будь на его
месте, я не стал бы этого делать.
Я отбросил эту невыносимую мысль. Пока Морган Фримантл жив в своем
плену, буду жить и я... возможно.
- Завтра, - сказал Джузеппе-Питер, - когда я приду, ты наговоришь
на пленку, что на следующей неделе, в среду, я отрежу Фримантлу один палец,
если они не выложат три миллиона фунтов.
Он еще раз окинул меня долгим оценивающим взглядом, словно мог уви-
деть мою уверенность, мою слабость, мои страхи, мое знание. Я ответил ему
прямым взглядом, увидев в нем свое отражение - демона, который таится в
каждом человеке.
Верно, мы были похожи. Во многом. Не только возрастом, сложением, фи-
зической силой. Мы были организаторами. Мы строили планы. Каждый по-своему
искал битвы. Одной и той же битвы... но мы были по разные стороны фронта. У
нас было одно и то же основное оружие - ложь, угрозы и страх.
Но я пытался восстановить то, что он украл. Там, где он походя остав-
лял пустыню, я старался все отстроить заново. Он унижал свои жертвы - я
старался исцелить их. Его радость была в том, чтобы похищать их, моя -
чтобы освобождать. Моя обратная сторона...
Как и прежде, он резко повернулся и ушел, а я остался. Мне страшно
хотелось позвать его, умолить задержаться, чтобы просто поговорить. Я не
хотел, чтобы он уходил. Я хотел его общества, враг он или нет.
Я бесконечно устал от этой лужайки, от этого дерева, от этой грязи,
от этого холода и этих наручников. Впереди были двадцать четыре пустых ча-
са, пустынный пейзаж, одиночество, неудобство и неизбежный голод. Снова на-
чался дождь. Косой проливной дождь с ветром. Я вывернул руки, схватился за
ненавистное дерево, пытаясь тряхнуть его, изуродовать его, в ярости своей
ища выход жгучему, невыносимому отчаянию.
Этого, холодно подумал я, сразу не выплеснешь. Если я буду так про-
должать, я просто сломаюсь. Я опустил руки. Закрыв глаза, поднял лицо к не-
бу и сосредоточился только на том, чтобы пить.
Мертвый лист упал мне в рот. Я выплюнул его. Другой упал мне на лоб.
Я открыл глаза и увидел, что большая часть листьев осыпалась. Ветер, поду-
мал я. Но я снова схватился за дерево, уже не так крепко, и тряхнул его. По
ветвям прошла дрожь. Еще три листа упали, влажно трепеща.
Два дня назад дерево стояло совершенно неподвижно, когда я вот так же
его тряс. Вместо того чтобы снова тряхнуть его, я несколько раз толкнул его
спиной. Я почувствовал, что дерево заметно качается, чего прежде не было.
Что-то шевельнулось у меня под ногами, под землей.
Я стал бешено, скрести землю пальцами ног, затем обошел дерево и,
резко сев, стал рыть ее руками, пока не почувствовал чтото твердое. Затем я
снова встал там, где был прежде, снова несколько раз толкнул дерево спиной
и увидел то, что откопал. Корень.
Наверное, надо впасть в полную безнадегу, чтобы попытаться подкопать
дерево пальцами, а отчаяние было очень верным словом для описания состояния
Эндрю Дугласа тем дождливым ноябрьским утром.
Пусть льет, думал я. Пусть этот благословенный дождь промочит и про-
питает все вокруг и превратит мою тюрьму в болото. Пусть эта прекрасная,
чудесная глина совсем разжижится... пусть у этого упрямого деревца не будет
крепких корней с него ростом... Дождь продолжал лить. Я едва ощущал его. Я
выгребал глину из-под корня, пока не смог обхватить его пальцами, схватить
его. Я чувствовал, чтр он уходит куда-то в сторону, сопротивляясь моим уси-
лиям.
Встав, я смог засунуть под него ногу. Это была узловатая темная жила
толщиной в большой палец. Он натягивался и ослабевал, когда я толкал дерево
всем весом.
Я же весь день провожусь, подумал я. И всю ночь. Но выбора не было. Я
провозился весь день, но не всю ночь. Дождь все лил, час за часом, и час за
часом я скреб руками и ногами землю, высвобождая все новые корни, зарываясь
все глубже и глубже. Дерево уже не просто шевелилось, а возмущенно дрожало,
потом начало качаться.
Я все время пробовал дерево на .прочность. Это было сродни агонии -
я боялся, что Джузеппе-Питер как-нибудь увидит поверх зарослей лавра, что
ветви раскачиваются, и явится, чтобы помешать мне. Я скреб, и рыл, и почти
одержимо бросался на дерево, и чем дольше все это тянулось, тем сильнее
терзала меня мучительная тревога. Господи, дай мне время. Дай мне время,
чтобы успеть...О Господи, дай мне время...
Одни корни выходили легче, другие оказывались до отчаяния упорными.
Пока я рыл, вода заполняла яму, не давая видеть, одновременной тормозя ра-
боту, и помогая мне. Когда я ощутил, как один особенно толстый и узловатый
корень подался, дерево надо мной дрогнуло как бы в последнем смертельном
усилии выстоять. Я встал, рванул его изо всех сил, стал его толкать и дер-
гать, выворачивать и валить, тяжело налегая на ствол, подрывая его пятками,
толкая икрами и бедрами, раскачивал туда-сюда, как маятник.
Клубок подрытых корней поддался весь сразу, и все дерево внезапно по-
валилось, увлекая в крепком объятии за собой и меня. Его ветви рухнули под
дождем на ложе из его собственных опавших бурых листьев... Я упал, выдох-
шийся и торжествующий... и попрежнему... по-прежнему... прикованный...
Пришлось отрывать каждый корень по отдельности, прежде чем я вытащил
из-под них руки. Но сейчас меня и колючая проволока не остановила бы. Я
скреб и тянул, не вынимая рук из воды, упирался коленями и рвался. Я борол-
ся за свободу так, как никогда ни за что в своей жизни не боролся. Наконец
я почувствовал, что вся масса корней уже скользит свободно, перепутанным
клубком, черноватых деревянистых щупалец выходит из земли. Встав на колени
и рванув последний раз, я пропустил их между рук, они скользнули по пле-
чам... и я свободно откатился в лужу, ликуя сердцем.
Немного дольше пришлось, так сказать, протаскивая между руками себя
самого - сначала зад, потом одну ногу, затем другую, так что в конце кон-
цов мои скованные руки оказались впереди, а не за спиной - невероятное
достижение.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 21:03
По-прежнему лил дождь, и, как я понял, начало темнеть. Я, дрожа,
продрался через заросли лавра на другую сторону лужайки, откуда появлялся
Джузеппе-Питер, и медленно, осторожнопротиснулся между двумя . роскошными
зелеными кустами. Никого.
Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, стараясь, чтобы колени мои
не подгибались. Я был на нервах, я был слаб и явно не в форме, чтобы боси-
ком бродить по сельским дорогам. Но все это не имело значения по сравнению
с тем, что я был свободен.
Я слышал только ветер и дождь. Я пошел вперед и вскоре дошел до подо-
бия забора, сооруженного из проволоки, натянутой между столбами. Я переб-
рался через него и пошел прочь. Вскоре я оказался на склоне. Впереди тянул-
ся лес, а за ним, внизу, среди деревьев горели огни.
Я пошел к ним. Я так долго пробыл без одежды, что даже уже и не думал
об этом, что вообще-то было ошибкой. Я думал только о том, как бы сбежать
от Джузеппе-Питера, чувствуя, что он все еще может обнаружить мое исчезно-
вение и пуститься в погоню. И, приближаясь к весьма солидному дому, я думал
только о том, что неплохо бы убедиться, что, когда я позвоню в дверь, за
ней не окажется Джузеппе-Питера.
Мне даже не пришлось звонить. Снаружи вспыхнул свет, и дверь отвори-
лась на ширину цепочки. Из-за двери выглянула чья-то бледная, неприметная
физиономия, бросив на меня острый оценивающий взгляд, и женский перепуган-
ный голос произнес:
- Убирайся. Убирайся отсюда.
Я хотел было сказать "подождите", но дверь с грохотом захлопнулась, и
пока я нерешительно топтался на пороге, она снова отворилась и оттуда высу-
нулось дуло пистолета.
- Убирайся, - сказала она. - Убирайся, или я буду стрелять.
Будет, подумал я. Я оглядел себя и не стал ее винить. Я был весь в
грязи, голый, в наручниках - вряд ли в томный ноябрьский вечер такого гос-
тя встретят с распростертыми объятиями.
Я попятился, стараясь выглядеть как можно безобиднее. В настоящий мо-
мент я счел, что будет безопаснее снова спрятаться в деревьях и обдумать
свое жалкое положение.
Мне явно нужно было чем-то прикрыть наготу, но под рукой у меня были
только ветки вечнозеленого лавра. Назад к Адаму и Еве, и далее в таком же
духе. Потом мне нужно найти другого домовладельца, который сначала спросит,
а уж потом будет стрелять. В Эдемском саду это было бы нетрудно, но не в
двадцатом веке в пригороде Вашингтона, округ Колумбия. Вот в чем проблема.
Ниже по склону были еще огни. Чувствуя себя дураком, я сорвал лавро-
вую ветку и пошел на свет на ощупь - становилось все темнее, я спотыкался
о невидимые камни. На сей раз, думал я, я буду осторожнее и сначала поищу
что-нибудь, во что можно было бы завернуться, прежде чем стучаться в дверь,
- мешок, пакет для мусора... хоть что-нибудь.
И снова события опередили меня. Я поскользнулся в темноте под навесом
у двустворчатых дверей гаража, когда из-за поворота вдруг вынырнула машина,
ослепив меня светом фар. Машина резко остановилась, и я попятился, малодуш-
но приготовившись к удару.
- Стой на месте, - раздался голос, и из темноты выступил человек, и
опять с пистолетом. Да что они, отчаянно подумал я, все в людей сразу же
стреляют? В грязных, небритых людей в наручниках... может, и да.
Этот местный тип не был испуган, говорил он скорее властно. Прежде
чем он успел сказать еще что-нибудь, я громко заявил:
- Пожалуйста, вызовите полицию.
- Что? - Он подошел на три шага, оглядел меня с ног до головы. -
Что ты сказал?
- Пожалуйста, вызовите полицию. Я сбежал. Я хочу... сдаться.
- Ты кто? - спросил ои.
- Послушайте, - сказал я, - я замерз и очень устал, и если вы поз-
воните капитану Вагнеру, он приедет и заберет меня.
- Вы не американец, - обвинительным тоном произнес он.
- Нет. Англичанин.
Он подошел ко мне поближе, все еще с пистолетом наготове. Я увидел,
что это человек средних лет, с седеющими волосами. Благополучный гражданин
с деньгами, привыкший принимать решения. Бизнесмен приехал домой. Я назвал
ему номер Вагнера.
- Пожалуйста... - сказал я. - Прошу вас, позвоните ему.
Он подумал, затем сказал:
- Иди к той двери. Без шуточек.
Я пошел впереди него по короткой дорожке к внушительной входной две-
ри. Дождь прекратился. Воздух был влажен.
- Стой спокойно, - сказал он. Я и не намеревался делать чтолибо
еще.
Со ступенек на меня злобно скалились оранжевые тыквы. Послышался звон
ключей и щелканье замка. Дверь отворилась внутрь, из щели лился свет.
- Повернись. Входи.
Я повернулся. Он стоял и ждал меня с пистолетом в руке.
- Зайди внутрь и закрой дверь. - Я повиновался.
- Стой здесь, - сказал он, указывая на мраморный пол перед стеной.
- Стой тут тихо и жди.
Он на несколько секунд отвел от меря взгляд, протянув руку к ближай-
шей двери, и оттуда кто-то подал ему полотенце.
- Держи, - он бросил его мне. Сухое пушистое полотенце, бледно-зе-
леное, с розовыми буквами. Я поймал его, но мало что мог с ним сделать,
разве что постелить его на пол и буквально закататься в него. Он нетерпели-
во дернул головой.
- Я не могу... - сказал я и осекся. Это было уж слишком.
Он засунул пистолет за пояс, подошел ко мне, обернул полотенце вокруг
моих бедер и подоткнул концы.
- Спасибо, - сказал я.
Он положил пистолет рядом с телефоном и велел мне повторить номер.
Кент Вагнер, к вечной моей благодарности, еще сидел в участке - по-
лутора часами позже конца своего рабочего дня. Мой невольный хозяин сказал
ему:
- Тут у меня человек, который говорит, что сбежал... - Эндрю Дуг-
лас, - перебил его я. - Говорит, что его зовут Эндрю Дуглас. - Внезапно
он оторвал трубку от уха, словно звук ударил его по барабанным перепонкам.
- Что? Он говорит, что хочет сдаться. Он тут, в наручниках. - Он послушал
еще несколько секунд, затем, нахмурившись, сунул мне в руки трубку. - Хо-
чет поговорить с тобой.
- Кто это? - прокричал мне в ухо Кент. - Эндрю.
- Иисусе... - он тяжело дышал в трубку. - Ты где?
- Не знаю. Подожди. - Я спросил у хозяина дома адрес. Он на время
взял трубку и продиктовал, объяснив все подробности:
- Три мили по Массачусетс-авеню от Дюпон-серкл, затем направо по Со-
рок шестой улице, направо по Давенпорт-стрит, оттуда четверть мили, в лесу.
- Он послушал еще немного, затем отдал мне трубку.
- Кент, - сказал я, - возьми с собой людей и приезжай тихо. Наш
дружок поблизости.
- Понял, - ответил он. - И, Кент... привези какие-нибудь брюки.
- Что?
- Штаны, - отрезал я. - И рубашку. И какие-нибудь ботинки, десято-
го английского размера.
- Ты...- недоверчиво сказал он.
- Да. Очень забавно. И еще какой-нибудь ключ от наручников.
Мой хозяин смотрел на меня со все более озадаченным видом, взял труб-
ку и спросил Кента Вагнера:
- Этот человек опасен?
Кент потом клялся, что сказал ему следующее: "Хорошенько позаботьтесь
о нем". Он именно это и подразумевал, но мой хозяин понял это как "бойтесь
его" и продержал меня под дулом пистолета на месте, несмотря на мои возра-
жения, что я не просто совершенно безобиден, но и вообще благонамеренный
гражданин.
- Не опирайся на стену, - сказал он. - Моя жена взбесится, если
увидит на ней кровь.
- Кровь?
- Ты весь в ссадинах, - изумленно сказал он. - Ты что, не знал?
- Нет.
- Откуда ты сбежал?
Я устало покачал головой и не стал объяснять. Целых сто лет прошло,
прежде чем Кент Вагнер позвонил в дверь. Он вошел в холл, улыбаясь в пред-
чувствии встречи. Улыбка его стала еще шире, когда он увидел веселенькое
полотенце, но потом он внезапно помрачнел.
- Как ты? - без обиняков спросил он.
- О'кей.
Он кивнул, вышел и вернулся с одеждой, ботинками и внушительными нож-
ницами для резки металла.
- Это не полицейские наручники, - сказал он. - У нас нет к ним
ключей.
Мой хозяин отвел меня в свою гардеробную, чтобы я смог переодеться,
и, одевшись, я с благодарностью отдал ему полотенце.
- Думаю, мне следовало бы дать вам выпить, - задумчиво сказал он,
но я только что видел себя в зеркале и понял, что он еще хорошо со мной об-
ращался.
ГЛАВА 20
- Ты туда не пойдешь, - сказал Кент.
- Нет, пойду, - ответил я. Он искоса глянул на меня. -Ты не в сос-
тоянии...
- Я в порядке. Малость исцарапан - с ног до головы, но это пустяки.
Он пожал плечами и сдался. Мы ехали в полицейской машине, сирены мол-
чали, горели только габаритные огни. Я вкратце рассказывал ему о произошед-
шем.
- Вернемся тем же путем, по которому я пришел, - сказал я. - Дру-
гого выхода нет.
Он велел своим людям, молчаливыми тенями сидевшим в машине, оставать-
ся здесь и ждать приказа, а мы пошли сквозь лес, мимо дома, в котором я
ждал, мимо дома с перепуганной дамой, вверх по склону. Поднялись на плоскую
вершину, перелезли через проволочный забор.
Мы оба шли тихо, наши ноги мягко ступали по мокрым листьям. Дождь
прекратился. В разрывах облаков безмятежно плыла луна. Света было достаточ-
но. Зрение уже приспособилось.
- Где-то тут, - полушепотом сказал я. - Неподалеку.
Мы шли от одной купы лавровых кустов к другой, пока не нашли знакомой
лужайки.
- Он приходил оттуда, - показал я. Кент Вагнер несколько мгновений
с каким-то неопределенным выражением смотрел на вывороченное дерево, затем
мы тихо, осторожно вышли из круга лавровых кустов, смешавшись с темнотой,
как пара крадущихся котов.
Он был не столь искусен, как Тони Вэйн, но таких вообще мало. Я пони-
мал, что на темной дорожке лучше иметь рядом такого спутника, и не стал бы
возвращаться сюда без него. Он, со своей стороны, объяснил, что ему прихо-
дится сейчас работать в основном в офисе, и ему приятно было выйти разок на
дело.
Он держал пистолет так, как будто он был естественным продолжением
его руки. Мы медленно продвигались вперед, осторожно делая каждый шаг, -
мы понимали, что тут могут быть ловушки. Тут среди рощиц более молодых де-
ревьев росло много старых лавров, потому далеко мы не могли видеть, но
где-то шагов за пятьдесят от дома мы все же увидели сквозь заросли свет.
Кент показал мне на него дулом пистолета. Я кивнул. Мы тихонько пошли
туда, теперь с чрезвычайной осторожностью, понимая весь риск нашего пред-
приятия.
Никаких часовых мы не обнаружили, что вовсе не значило, что их не бы-
ло. Мы увидели фасад современного многоуровневого дома, совершенно обыкно-
венного и невинного с виду, с огнями внизу и полузадернутыми шторами.
Мы не стали подходить ближе. Вернулись в ближайшие деревья и по подъ-
ездной дорожке от дома к дому вышли на шоссе. У обочины на столбе висел
почтовый ящик с номером 5270. Кент показал мне на него. Я кивнул, и мы пош-
ли вдоль дороги к городу, как он твердо меня заверил. Когда мы отошли, он
сказал:
- Я слышал ту запись, которую ты наговорил. Твоя фирма прислала ее
из Лондона сегодня утром. Похоже, Жокейский клуб получил ее со срочным
курьером.
- Моя фирма, - сухо сказал я, - явно мной недовольна.
- Я говорил с парнем по имени Джерри Клейтон. Все, что он сказал
мне, так это раз ты жив и ведешь переговоры, то все о'кей.
- Мило.
- Мне показалось, что они хотят тебя вернуть, но почему - понятия
не имею.
Мы неторопливо шли вдоль дороги.
- Я разговаривал с Гольдони, - сказал он. - С его родителями.
- Бедняги.
Он пожал плечами.
- Отец был взбешен. Мать была просто раздавлена. Она действительно
встречалась с сыном и рассказала ему о тебе. Но нам это не помогло. Она
встречалась с ним у Потомака, они немного погуляли, затем пошли позавтра-
кать в какой-то тихий ресторанчик... Он звонил ей в отель, чтобы догово-
риться о встрече... но так и не сказал, где остановился сам.
- Понятно.
- Да.
Шага через два он остановился, сунул пистолет за пояс и снял с пояса
рацию.
- Поворачивайте, - сказал он своим в полицейской машине. - Возвра-
щайтесь на Сорок пятую улицу, затем налево, еще налево на Черритри и ползи-
те, пока не наткнетесь на меня. Никаких сирен. Никаких повторных запросов
по радио, никакого шума. Понятно?
Ему ответили на общепринятом полицейском жаргоне. Кент задвинул те-
лескопическую антенну своей рации и прикрепил черную коробочку к поясу.
Мы ждали. Он спокойно смотрел на меня - суровый человек, работавший
со мной в связи. Мне было с ним легко, я был ему благодарен.
- Твоя девушка, - между прочим сказал он, - будет страшно рада по-
лучить тебя назад.
- Алисия?
- Да. Бледное лицо, огромные глаза, едва могла говорить от слез.
- Ну, - сказал я, - она-то знает, каково быть похищенной.
- Да, я слышал. Я говорил с ней сегодня днем. Вдобавок она сказала,
что не знала, насколько любит тебя. Это для тебя что-нибудь значит? Она
сказал что-то о том, что сожалеет, что сказала "нет".
- Правда?
Он с любопытством посмотрел мне в лицо.
- Хорошие новости?
- Можно так сказать.
- Еще что-то насчет тех ребят, что возвращались совершенно беспомощ-
ными из плена во Вьетнаме.
продрался через заросли лавра на другую сторону лужайки, откуда появлялся
Джузеппе-Питер, и медленно, осторожнопротиснулся между двумя . роскошными
зелеными кустами. Никого.
Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, стараясь, чтобы колени мои
не подгибались. Я был на нервах, я был слаб и явно не в форме, чтобы боси-
ком бродить по сельским дорогам. Но все это не имело значения по сравнению
с тем, что я был свободен.
Я слышал только ветер и дождь. Я пошел вперед и вскоре дошел до подо-
бия забора, сооруженного из проволоки, натянутой между столбами. Я переб-
рался через него и пошел прочь. Вскоре я оказался на склоне. Впереди тянул-
ся лес, а за ним, внизу, среди деревьев горели огни.
Я пошел к ним. Я так долго пробыл без одежды, что даже уже и не думал
об этом, что вообще-то было ошибкой. Я думал только о том, как бы сбежать
от Джузеппе-Питера, чувствуя, что он все еще может обнаружить мое исчезно-
вение и пуститься в погоню. И, приближаясь к весьма солидному дому, я думал
только о том, что неплохо бы убедиться, что, когда я позвоню в дверь, за
ней не окажется Джузеппе-Питера.
Мне даже не пришлось звонить. Снаружи вспыхнул свет, и дверь отвори-
лась на ширину цепочки. Из-за двери выглянула чья-то бледная, неприметная
физиономия, бросив на меня острый оценивающий взгляд, и женский перепуган-
ный голос произнес:
- Убирайся. Убирайся отсюда.
Я хотел было сказать "подождите", но дверь с грохотом захлопнулась, и
пока я нерешительно топтался на пороге, она снова отворилась и оттуда высу-
нулось дуло пистолета.
- Убирайся, - сказала она. - Убирайся, или я буду стрелять.
Будет, подумал я. Я оглядел себя и не стал ее винить. Я был весь в
грязи, голый, в наручниках - вряд ли в томный ноябрьский вечер такого гос-
тя встретят с распростертыми объятиями.
Я попятился, стараясь выглядеть как можно безобиднее. В настоящий мо-
мент я счел, что будет безопаснее снова спрятаться в деревьях и обдумать
свое жалкое положение.
Мне явно нужно было чем-то прикрыть наготу, но под рукой у меня были
только ветки вечнозеленого лавра. Назад к Адаму и Еве, и далее в таком же
духе. Потом мне нужно найти другого домовладельца, который сначала спросит,
а уж потом будет стрелять. В Эдемском саду это было бы нетрудно, но не в
двадцатом веке в пригороде Вашингтона, округ Колумбия. Вот в чем проблема.
Ниже по склону были еще огни. Чувствуя себя дураком, я сорвал лавро-
вую ветку и пошел на свет на ощупь - становилось все темнее, я спотыкался
о невидимые камни. На сей раз, думал я, я буду осторожнее и сначала поищу
что-нибудь, во что можно было бы завернуться, прежде чем стучаться в дверь,
- мешок, пакет для мусора... хоть что-нибудь.
И снова события опередили меня. Я поскользнулся в темноте под навесом
у двустворчатых дверей гаража, когда из-за поворота вдруг вынырнула машина,
ослепив меня светом фар. Машина резко остановилась, и я попятился, малодуш-
но приготовившись к удару.
- Стой на месте, - раздался голос, и из темноты выступил человек, и
опять с пистолетом. Да что они, отчаянно подумал я, все в людей сразу же
стреляют? В грязных, небритых людей в наручниках... может, и да.
Этот местный тип не был испуган, говорил он скорее властно. Прежде
чем он успел сказать еще что-нибудь, я громко заявил:
- Пожалуйста, вызовите полицию.
- Что? - Он подошел на три шага, оглядел меня с ног до головы. -
Что ты сказал?
- Пожалуйста, вызовите полицию. Я сбежал. Я хочу... сдаться.
- Ты кто? - спросил ои.
- Послушайте, - сказал я, - я замерз и очень устал, и если вы поз-
воните капитану Вагнеру, он приедет и заберет меня.
- Вы не американец, - обвинительным тоном произнес он.
- Нет. Англичанин.
Он подошел ко мне поближе, все еще с пистолетом наготове. Я увидел,
что это человек средних лет, с седеющими волосами. Благополучный гражданин
с деньгами, привыкший принимать решения. Бизнесмен приехал домой. Я назвал
ему номер Вагнера.
- Пожалуйста... - сказал я. - Прошу вас, позвоните ему.
Он подумал, затем сказал:
- Иди к той двери. Без шуточек.
Я пошел впереди него по короткой дорожке к внушительной входной две-
ри. Дождь прекратился. Воздух был влажен.
- Стой спокойно, - сказал он. Я и не намеревался делать чтолибо
еще.
Со ступенек на меня злобно скалились оранжевые тыквы. Послышался звон
ключей и щелканье замка. Дверь отворилась внутрь, из щели лился свет.
- Повернись. Входи.
Я повернулся. Он стоял и ждал меня с пистолетом в руке.
- Зайди внутрь и закрой дверь. - Я повиновался.
- Стой здесь, - сказал он, указывая на мраморный пол перед стеной.
- Стой тут тихо и жди.
Он на несколько секунд отвел от меря взгляд, протянув руку к ближай-
шей двери, и оттуда кто-то подал ему полотенце.
- Держи, - он бросил его мне. Сухое пушистое полотенце, бледно-зе-
леное, с розовыми буквами. Я поймал его, но мало что мог с ним сделать,
разве что постелить его на пол и буквально закататься в него. Он нетерпели-
во дернул головой.
- Я не могу... - сказал я и осекся. Это было уж слишком.
Он засунул пистолет за пояс, подошел ко мне, обернул полотенце вокруг
моих бедер и подоткнул концы.
- Спасибо, - сказал я.
Он положил пистолет рядом с телефоном и велел мне повторить номер.
Кент Вагнер, к вечной моей благодарности, еще сидел в участке - по-
лутора часами позже конца своего рабочего дня. Мой невольный хозяин сказал
ему:
- Тут у меня человек, который говорит, что сбежал... - Эндрю Дуг-
лас, - перебил его я. - Говорит, что его зовут Эндрю Дуглас. - Внезапно
он оторвал трубку от уха, словно звук ударил его по барабанным перепонкам.
- Что? Он говорит, что хочет сдаться. Он тут, в наручниках. - Он послушал
еще несколько секунд, затем, нахмурившись, сунул мне в руки трубку. - Хо-
чет поговорить с тобой.
- Кто это? - прокричал мне в ухо Кент. - Эндрю.
- Иисусе... - он тяжело дышал в трубку. - Ты где?
- Не знаю. Подожди. - Я спросил у хозяина дома адрес. Он на время
взял трубку и продиктовал, объяснив все подробности:
- Три мили по Массачусетс-авеню от Дюпон-серкл, затем направо по Со-
рок шестой улице, направо по Давенпорт-стрит, оттуда четверть мили, в лесу.
- Он послушал еще немного, затем отдал мне трубку.
- Кент, - сказал я, - возьми с собой людей и приезжай тихо. Наш
дружок поблизости.
- Понял, - ответил он. - И, Кент... привези какие-нибудь брюки.
- Что?
- Штаны, - отрезал я. - И рубашку. И какие-нибудь ботинки, десято-
го английского размера.
- Ты...- недоверчиво сказал он.
- Да. Очень забавно. И еще какой-нибудь ключ от наручников.
Мой хозяин смотрел на меня со все более озадаченным видом, взял труб-
ку и спросил Кента Вагнера:
- Этот человек опасен?
Кент потом клялся, что сказал ему следующее: "Хорошенько позаботьтесь
о нем". Он именно это и подразумевал, но мой хозяин понял это как "бойтесь
его" и продержал меня под дулом пистолета на месте, несмотря на мои возра-
жения, что я не просто совершенно безобиден, но и вообще благонамеренный
гражданин.
- Не опирайся на стену, - сказал он. - Моя жена взбесится, если
увидит на ней кровь.
- Кровь?
- Ты весь в ссадинах, - изумленно сказал он. - Ты что, не знал?
- Нет.
- Откуда ты сбежал?
Я устало покачал головой и не стал объяснять. Целых сто лет прошло,
прежде чем Кент Вагнер позвонил в дверь. Он вошел в холл, улыбаясь в пред-
чувствии встречи. Улыбка его стала еще шире, когда он увидел веселенькое
полотенце, но потом он внезапно помрачнел.
- Как ты? - без обиняков спросил он.
- О'кей.
Он кивнул, вышел и вернулся с одеждой, ботинками и внушительными нож-
ницами для резки металла.
- Это не полицейские наручники, - сказал он. - У нас нет к ним
ключей.
Мой хозяин отвел меня в свою гардеробную, чтобы я смог переодеться,
и, одевшись, я с благодарностью отдал ему полотенце.
- Думаю, мне следовало бы дать вам выпить, - задумчиво сказал он,
но я только что видел себя в зеркале и понял, что он еще хорошо со мной об-
ращался.
ГЛАВА 20
- Ты туда не пойдешь, - сказал Кент.
- Нет, пойду, - ответил я. Он искоса глянул на меня. -Ты не в сос-
тоянии...
- Я в порядке. Малость исцарапан - с ног до головы, но это пустяки.
Он пожал плечами и сдался. Мы ехали в полицейской машине, сирены мол-
чали, горели только габаритные огни. Я вкратце рассказывал ему о произошед-
шем.
- Вернемся тем же путем, по которому я пришел, - сказал я. - Дру-
гого выхода нет.
Он велел своим людям, молчаливыми тенями сидевшим в машине, оставать-
ся здесь и ждать приказа, а мы пошли сквозь лес, мимо дома, в котором я
ждал, мимо дома с перепуганной дамой, вверх по склону. Поднялись на плоскую
вершину, перелезли через проволочный забор.
Мы оба шли тихо, наши ноги мягко ступали по мокрым листьям. Дождь
прекратился. В разрывах облаков безмятежно плыла луна. Света было достаточ-
но. Зрение уже приспособилось.
- Где-то тут, - полушепотом сказал я. - Неподалеку.
Мы шли от одной купы лавровых кустов к другой, пока не нашли знакомой
лужайки.
- Он приходил оттуда, - показал я. Кент Вагнер несколько мгновений
с каким-то неопределенным выражением смотрел на вывороченное дерево, затем
мы тихо, осторожно вышли из круга лавровых кустов, смешавшись с темнотой,
как пара крадущихся котов.
Он был не столь искусен, как Тони Вэйн, но таких вообще мало. Я пони-
мал, что на темной дорожке лучше иметь рядом такого спутника, и не стал бы
возвращаться сюда без него. Он, со своей стороны, объяснил, что ему прихо-
дится сейчас работать в основном в офисе, и ему приятно было выйти разок на
дело.
Он держал пистолет так, как будто он был естественным продолжением
его руки. Мы медленно продвигались вперед, осторожно делая каждый шаг, -
мы понимали, что тут могут быть ловушки. Тут среди рощиц более молодых де-
ревьев росло много старых лавров, потому далеко мы не могли видеть, но
где-то шагов за пятьдесят от дома мы все же увидели сквозь заросли свет.
Кент показал мне на него дулом пистолета. Я кивнул. Мы тихонько пошли
туда, теперь с чрезвычайной осторожностью, понимая весь риск нашего пред-
приятия.
Никаких часовых мы не обнаружили, что вовсе не значило, что их не бы-
ло. Мы увидели фасад современного многоуровневого дома, совершенно обыкно-
венного и невинного с виду, с огнями внизу и полузадернутыми шторами.
Мы не стали подходить ближе. Вернулись в ближайшие деревья и по подъ-
ездной дорожке от дома к дому вышли на шоссе. У обочины на столбе висел
почтовый ящик с номером 5270. Кент показал мне на него. Я кивнул, и мы пош-
ли вдоль дороги к городу, как он твердо меня заверил. Когда мы отошли, он
сказал:
- Я слышал ту запись, которую ты наговорил. Твоя фирма прислала ее
из Лондона сегодня утром. Похоже, Жокейский клуб получил ее со срочным
курьером.
- Моя фирма, - сухо сказал я, - явно мной недовольна.
- Я говорил с парнем по имени Джерри Клейтон. Все, что он сказал
мне, так это раз ты жив и ведешь переговоры, то все о'кей.
- Мило.
- Мне показалось, что они хотят тебя вернуть, но почему - понятия
не имею.
Мы неторопливо шли вдоль дороги.
- Я разговаривал с Гольдони, - сказал он. - С его родителями.
- Бедняги.
Он пожал плечами.
- Отец был взбешен. Мать была просто раздавлена. Она действительно
встречалась с сыном и рассказала ему о тебе. Но нам это не помогло. Она
встречалась с ним у Потомака, они немного погуляли, затем пошли позавтра-
кать в какой-то тихий ресторанчик... Он звонил ей в отель, чтобы догово-
риться о встрече... но так и не сказал, где остановился сам.
- Понятно.
- Да.
Шага через два он остановился, сунул пистолет за пояс и снял с пояса
рацию.
- Поворачивайте, - сказал он своим в полицейской машине. - Возвра-
щайтесь на Сорок пятую улицу, затем налево, еще налево на Черритри и ползи-
те, пока не наткнетесь на меня. Никаких сирен. Никаких повторных запросов
по радио, никакого шума. Понятно?
Ему ответили на общепринятом полицейском жаргоне. Кент задвинул те-
лескопическую антенну своей рации и прикрепил черную коробочку к поясу.
Мы ждали. Он спокойно смотрел на меня - суровый человек, работавший
со мной в связи. Мне было с ним легко, я был ему благодарен.
- Твоя девушка, - между прочим сказал он, - будет страшно рада по-
лучить тебя назад.
- Алисия?
- Да. Бледное лицо, огромные глаза, едва могла говорить от слез.
- Ну, - сказал я, - она-то знает, каково быть похищенной.
- Да, я слышал. Я говорил с ней сегодня днем. Вдобавок она сказала,
что не знала, насколько любит тебя. Это для тебя что-нибудь значит? Она
сказал что-то о том, что сожалеет, что сказала "нет".
- Правда?
Он с любопытством посмотрел мне в лицо.
- Хорошие новости?
- Можно так сказать.
- Еще что-то насчет тех ребят, что возвращались совершенно беспомощ-
ными из плена во Вьетнаме.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 21:04
- М-м... - улыбнулся я. - Я рассказывал ей об этом.
- Она все еще в отеле "Ридженси", - сказал Кент. - Заявила, что не
уедет, пока тебя не освободят.
Я не сразу ответил, и через некоторое время он добавил:
- Я не стал говорить ей, что ты не выберешься. Что если тебе удас-
тся, это будет просто чудом.
- Оно и случилось, - ответил я, и он кивнул:
- Бывает.
Мы оба обернулись и посмотрели туда, откуда я сбежал.
- Дом в трех с половиной милях по прямой от "Риц-Карлтон", - сказал
он. - Ты заметил, что там не было тыкв? - Он улыбнулся, и зубы его свер-
кнули в полутьме, как хэллоуинская рожица.
Тем не менее, когда машины подъехали, он все тщательно проверил. Мы
сели на заднее сиденье в одной из них и просмотрели компьютерные распечат-
ки. Как я понял, это были списки сданной или снятой внаем недвижимости за
прошедшие восемь недель, причем не только в округе Колумбия, но в прилега-
ющих Арлингтоне и частях Мериленда и Виргинии. Это был огромный объем рабо-
ты, и снова, как в случае Иглера, это дало результаты.
Кент довольно крякнул и показал мне один из листков, указав на следу-
ющие строки:
"5270, Черритри-стрит, 20016, снят 16 октября на 26 недель, полная
предоплата".
Он вытащил атлас, заложенный на нужной странице, и показал мне, где
мы находимся.
- Вот дом, из которого ты звонил, на Давенпорт-стрит. Мы прошли по
диагонали через лес где-то с квартал на Черритри-стрит, параллельную Давен-
порт-стрит. Эти леса - часть парка Американского университета.
Я кивнул. Он выбрался из машины поговорить со своими людьми, и мы
медленно поехали назад в направлении 5270 с одними только габаритными огня-
ми.
Кент и лейтенант Ставоски, который сидел во второй машине, были пол-
ностью согласны друг с другом в том, что лучше всего провести внезапный, но
хорошо подготовленный налет. Они выслали двух полицейских в лес, чтобы по-
дойти к дому с тыла. Им было приказано держаться вне зоны видимости. Машины
было решено также поставить так, чтобы из дому не было видно, но держать их
наготове.
- Ты туда не пойдешь, - сказал Кент. - Будешь держаться в стороне.
Понял?
- Нет, - ответил я. - Я должен найти Фримантла.
Он открыл было рот, но тут же закрыл его, и я понял, что, как и все
полицейские, он полностью сосредоточился на захвате преступников. Несколько
мгновений он оценивающе смотрел на меня, и я сказал:
- Не спорь, я пойду.
Он смиренно покачал головой. Больше он не пытался остановить меня.
Как и прежде, мы с ним шли первыми, тихо, как пауки, к дому, на пороге ко-
торого не было тыкв.
В тени зарослей.лавра я коснулся его руки и показал на человека, ко-
торый стоял у верхнего темного окна на лестнице и курил сигарету. Кен зас-
тыл на месте. Мы молча ждали. Тот тоже стоял не беспокоясь.
- Мать твою, - выругался Кент. Всегда можно отступить.
Мы проскользнули за кустами. Окна, что были с обратной стороны дома,
казались пустыми.
- Что думаешь предпринять? - спросил я.
- Надо закончить дело. - Пистолет снова был у него в руке, а в го-
лосе звучали одновременно предвкушение и решительность. - Готов?
- Да.
Я был готов, если за готовность считать бешено колотящееся сердце и
затрудненное дыхание.
Мы вышли из-под прикрытия кустов там, где они ближе всего подходили к
дому, и стали красться по теням к тому, что, по всей видимости, было кухон-
ной дверью. Дверь была двойной - сначала сетка от насекомых, а внутренняя
дверь наполовину стеклянная. Кент потянул щеколду внешней двери и открыл
ее, затем попытался отворить вторую дверь. Она, естественно, была закрыта.
Кент вытащил из-за пояса рацию, выдвинул антенну и сказал одно-един-
ственное слово:
- Давай.
Прежде чем он успел засунуть рацию за пояс, перед домом на полную
мощность взвыли сирены, и даже за домом были видны вспышки приближающихся
мигалок. Затем вспыхнули прожектора и из мегафонов послышался неразборчивый
рев. В этот момент Кент высадил стеклянную панель из двери и сунул руку
внутрь, чтобы открыть засов.
Что в доме, что снаружи творилось вавилонское столпотворение. Мы с
Кентом и двое патрульных следом ворвались в кухню и рванули сразу же вверх
по лестнице, соображая ничуть не больше, чем те двое, что вытаскивали пис-
толеты, пытаясь нас остановить. Люди Ставоски выстрелами снесли замок на
входной двери. Мгновение спустя после стаккато ботинок по ступеням я увидел
врывающихся в холл людей в синей форме. Я взлетел по лестнице на верхний
уровень.
Там было сравнительно спокойно. Все двери, кроме одной, были открыты.
Я бросился к ней, Кент за спиной у меня отчаянно закричал:
- Эндрю, не надо!
Я обернулся. Он подошел, встал в стороне от возможной линии огня и
секунду спустя бросился на дверь, высадив ее тяжелым ударом. С пистолетом в
руке Кент прыгнул вперед и в сторону. Я ворвался следом за ним.
Внутри горел тусклый свет, как в детской спальне; Особенно это было
заметно после яркого света в коридоре. В комнате стояла серовато-белая па-
латка, растяжки были привязаны к мебели. А у палатки, торопливо расстегивая
вход, чтобы добраться до заложника, стоял Джузеппе-Питер. Он резко обернул-
ся. У него тоже был пистолет
Он направил его прямо на нас и дважды выстрелил. Я ощутил резкую боль
в левом плече, когда пуля чиркнула меня по руке. Вторая просвистела мимо
уха... и Кент не раздумывая застрелил его.
Его швырнуло на спину, и я упал на колени рядом с ним.
Открыл палатку и нашел Моргана Фримантла Кент. Я услышал сонный голос
старшего распорядителя. Кент вылез из палатки и сказал, что бедняга напич-
кан снотворным по уши и совершенно гол, но во всем остальном цел и невре-
дим.
Я безуспешно пытался зажать углом палаточного брезента рану на шее
моего врага, чтобы остановить бьющую фонтаном кровь. Но пуля задела артерию
- ничего нельзя было сделать. Он открыл мутные глаза.
- Это ты? - спросил он по-итальянски.
- Да, - ответил я на его языке. Зрачки его медленно сузились,
взгляд остановился на моем лице.
- Я не мог знать... Откуда я мог знать... что ты такой...
Я стоял на коленях рядом с ним, пытаясь спасти ему жизнь.
- Мне надо было... убить тебя еще в Болонье... когда ты увидел ме-
ня... пырнуть в бок... того... испанского шофера...
- Да, - снова сказал я.
Он последний раз глянул на меня мрачным, упрямым взглядом, не призна-
вая своего поражения. Мне вдруг стало, жаль его. Я сидел и смотрел., как
угасает в его глазах сознание, пока они наконец не уставились в никуда.
- Она все еще в отеле "Ридженси", - сказал Кент. - Заявила, что не
уедет, пока тебя не освободят.
Я не сразу ответил, и через некоторое время он добавил:
- Я не стал говорить ей, что ты не выберешься. Что если тебе удас-
тся, это будет просто чудом.
- Оно и случилось, - ответил я, и он кивнул:
- Бывает.
Мы оба обернулись и посмотрели туда, откуда я сбежал.
- Дом в трех с половиной милях по прямой от "Риц-Карлтон", - сказал
он. - Ты заметил, что там не было тыкв? - Он улыбнулся, и зубы его свер-
кнули в полутьме, как хэллоуинская рожица.
Тем не менее, когда машины подъехали, он все тщательно проверил. Мы
сели на заднее сиденье в одной из них и просмотрели компьютерные распечат-
ки. Как я понял, это были списки сданной или снятой внаем недвижимости за
прошедшие восемь недель, причем не только в округе Колумбия, но в прилега-
ющих Арлингтоне и частях Мериленда и Виргинии. Это был огромный объем рабо-
ты, и снова, как в случае Иглера, это дало результаты.
Кент довольно крякнул и показал мне один из листков, указав на следу-
ющие строки:
"5270, Черритри-стрит, 20016, снят 16 октября на 26 недель, полная
предоплата".
Он вытащил атлас, заложенный на нужной странице, и показал мне, где
мы находимся.
- Вот дом, из которого ты звонил, на Давенпорт-стрит. Мы прошли по
диагонали через лес где-то с квартал на Черритри-стрит, параллельную Давен-
порт-стрит. Эти леса - часть парка Американского университета.
Я кивнул. Он выбрался из машины поговорить со своими людьми, и мы
медленно поехали назад в направлении 5270 с одними только габаритными огня-
ми.
Кент и лейтенант Ставоски, который сидел во второй машине, были пол-
ностью согласны друг с другом в том, что лучше всего провести внезапный, но
хорошо подготовленный налет. Они выслали двух полицейских в лес, чтобы по-
дойти к дому с тыла. Им было приказано держаться вне зоны видимости. Машины
было решено также поставить так, чтобы из дому не было видно, но держать их
наготове.
- Ты туда не пойдешь, - сказал Кент. - Будешь держаться в стороне.
Понял?
- Нет, - ответил я. - Я должен найти Фримантла.
Он открыл было рот, но тут же закрыл его, и я понял, что, как и все
полицейские, он полностью сосредоточился на захвате преступников. Несколько
мгновений он оценивающе смотрел на меня, и я сказал:
- Не спорь, я пойду.
Он смиренно покачал головой. Больше он не пытался остановить меня.
Как и прежде, мы с ним шли первыми, тихо, как пауки, к дому, на пороге ко-
торого не было тыкв.
В тени зарослей.лавра я коснулся его руки и показал на человека, ко-
торый стоял у верхнего темного окна на лестнице и курил сигарету. Кен зас-
тыл на месте. Мы молча ждали. Тот тоже стоял не беспокоясь.
- Мать твою, - выругался Кент. Всегда можно отступить.
Мы проскользнули за кустами. Окна, что были с обратной стороны дома,
казались пустыми.
- Что думаешь предпринять? - спросил я.
- Надо закончить дело. - Пистолет снова был у него в руке, а в го-
лосе звучали одновременно предвкушение и решительность. - Готов?
- Да.
Я был готов, если за готовность считать бешено колотящееся сердце и
затрудненное дыхание.
Мы вышли из-под прикрытия кустов там, где они ближе всего подходили к
дому, и стали красться по теням к тому, что, по всей видимости, было кухон-
ной дверью. Дверь была двойной - сначала сетка от насекомых, а внутренняя
дверь наполовину стеклянная. Кент потянул щеколду внешней двери и открыл
ее, затем попытался отворить вторую дверь. Она, естественно, была закрыта.
Кент вытащил из-за пояса рацию, выдвинул антенну и сказал одно-един-
ственное слово:
- Давай.
Прежде чем он успел засунуть рацию за пояс, перед домом на полную
мощность взвыли сирены, и даже за домом были видны вспышки приближающихся
мигалок. Затем вспыхнули прожектора и из мегафонов послышался неразборчивый
рев. В этот момент Кент высадил стеклянную панель из двери и сунул руку
внутрь, чтобы открыть засов.
Что в доме, что снаружи творилось вавилонское столпотворение. Мы с
Кентом и двое патрульных следом ворвались в кухню и рванули сразу же вверх
по лестнице, соображая ничуть не больше, чем те двое, что вытаскивали пис-
толеты, пытаясь нас остановить. Люди Ставоски выстрелами снесли замок на
входной двери. Мгновение спустя после стаккато ботинок по ступеням я увидел
врывающихся в холл людей в синей форме. Я взлетел по лестнице на верхний
уровень.
Там было сравнительно спокойно. Все двери, кроме одной, были открыты.
Я бросился к ней, Кент за спиной у меня отчаянно закричал:
- Эндрю, не надо!
Я обернулся. Он подошел, встал в стороне от возможной линии огня и
секунду спустя бросился на дверь, высадив ее тяжелым ударом. С пистолетом в
руке Кент прыгнул вперед и в сторону. Я ворвался следом за ним.
Внутри горел тусклый свет, как в детской спальне; Особенно это было
заметно после яркого света в коридоре. В комнате стояла серовато-белая па-
латка, растяжки были привязаны к мебели. А у палатки, торопливо расстегивая
вход, чтобы добраться до заложника, стоял Джузеппе-Питер. Он резко обернул-
ся. У него тоже был пистолет
Он направил его прямо на нас и дважды выстрелил. Я ощутил резкую боль
в левом плече, когда пуля чиркнула меня по руке. Вторая просвистела мимо
уха... и Кент не раздумывая застрелил его.
Его швырнуло на спину, и я упал на колени рядом с ним.
Открыл палатку и нашел Моргана Фримантла Кент. Я услышал сонный голос
старшего распорядителя. Кент вылез из палатки и сказал, что бедняга напич-
кан снотворным по уши и совершенно гол, но во всем остальном цел и невре-
дим.
Я безуспешно пытался зажать углом палаточного брезента рану на шее
моего врага, чтобы остановить бьющую фонтаном кровь. Но пуля задела артерию
- ничего нельзя было сделать. Он открыл мутные глаза.
- Это ты? - спросил он по-итальянски.
- Да, - ответил я на его языке. Зрачки его медленно сузились,
взгляд остановился на моем лице.
- Я не мог знать... Откуда я мог знать... что ты такой...
Я стоял на коленях рядом с ним, пытаясь спасти ему жизнь.
- Мне надо было... убить тебя еще в Болонье... когда ты увидел ме-
ня... пырнуть в бок... того... испанского шофера...
- Да, - снова сказал я.
Он последний раз глянул на меня мрачным, упрямым взглядом, не призна-
вая своего поражения. Мне вдруг стало, жаль его. Я сидел и смотрел., как
угасает в его глазах сознание, пока они наконец не уставились в никуда.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Сообщений: 39
• Страница 3 из 3 • 1, 2, 3
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 22
Информация
Наша команда • Часовой пояс: UTC + 4 часа
Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group