"Предварительный заезд" Дик Фрэнсис

**Молния** » 02 апр 2006, 11:10

ГЛАВА 1

У меня имелось по меньшей мере три причины не ехать в Москву. Одна из
них была блондинкой двадцати шести лет и в настоящее время распаковывала
наверху свой чемодан.
- Я не знаю русского языка, - заявил я.
- Естественно. - Посетитель испустил легкий вздох по поводу моей
тупости и изящно отпил глоток розового джина из предложенного ему стакана.
В его голосе слышалась снисходительность. - Никто и не предлагает вам го-
ворить порусски.
Он договорился о визите по телефону, назвавшись другом моего друга, и
представился Рупертом Хьюдж-Беккетом. Дело у него, сказал он, как бы...
ну... деликатное. И если я смогу найти для него полчаса, это будет замеча-
тельно.
Как только я открыл дверь, в моем сознании всплыло слово "мандарин";
это впечатление усугублялось каждым его жестом и словом. Гостю было около
пятидесяти, он был высок, худощав и облачен в безукоризненный костюм и от-
личные туфли. Он был окружен аурой непоколебимого самообладания. Говорил он
хорошо поставленным голосом, почти не шевеля при этом губами, будто считал,
что напряжение ротовых мышц может помешать вылететь неосторожному слову.
Я часто встречал людей такого типа, многие из них мне нравились, но
Руперт Хьюдж-Беккет вызывал непреодолимую антипатию. И причина ее была со-
вершенно ясной: я хотел отказать ему.
- Это не займет у вас много времени, - терпеливо продолжил он, -
мы прикинули... неделя-другая, не больше.
- А почему бы вам не поехать самому?
Я держался предельно светски, под стать гостю. В его глазах промель-
кнула тень нетерпения.
- Будет гораздо лучше, если поедет кто-нибудь... э-э... близкий...к
лошадям.
Мысленно я посмеялся над несколькими вариантами скабрезных ответов.
Руперту Хьюдж-Беккету они не доставили бы удовольствия. К тому же по не-
одобрительному тону, которым он произнес слово "лошади", я почувствовал,
что поручение радует его так же мало, как и меня. Конечно, это дела не ме-
няло, однако все же объясняло мою спонтанную неприязнь. Он старался дер-
жаться как можно дружелюбнее, но одно слово все-таки выдало его тщательно
скрываемое высокомерие, не слишком часто приходилось сталкиваться с высоко-
мерием, чтобы я не среагировал на него.
- Что, в Министерстве иностранных дел никто не умеет ездить верхом?
- Прошу прощения?
- Почему именно я? - В моем вопросе слышалось отчаяние, вызванное
необходимостью сделать неприятный выбор. Почему я? Мне это не нужно. Уби-
райтесь. Найдите кого-нибудь другого. Оставьте меня в покое.
- Я счел, что вы подходите, так как у вас есть... э-э ... статус, -
Хьюдж-Беккет слабо улыбнулся, будто в душе не соглашался с таким странным
утверждением. - Ну и время, конечно, - добавил он.
Он угодил в самое больное место, подумал я, стараясь сохранить невоз-
мутимое выражение. Сняв очки, я посмотрел сквозь них на свет, словно искал
соринку, и вновь надел. Я всю жизнь пользовался этим приемом, чтобы затя-
нуть паузу и дать себе время для раздумья.
Впервые я попробовал его лет в шесть, когда учитель на уроке арифме-
тики стал спрашивать у меня, что я сделал с множимым.
Тогда я сорвал с носа серебристую оправу, делавшую меня похожим на
сову, и, рассматривая внезапно расплывшееся лицо учителя, принялся лихора-
дочно подыскивая стает. Что такое множимое?
- Я не видел его, сэр. Это был не я, сэр.
Тот саркастический хохот до сих пор живет в моей памяти. Я сменил се-
ребристую оправу сначала на золотую, затем на пластмассовую и наконец ни
черепаховую, но продолжал снимать очки всякий раз, когда не мог мгновенно
найти ответ.
-У меня кашель, -сказал я,-а на дворе ноябрь.
Повисшая в комнате тишина подчеркнула всю несерьезность отговорки.
Хьюдж-Беккет мерно покачивал головой над хрустальным стаканом, напоминая
китайского болванчика.
- Боюсь, что ответ будет отрицательным, - добавил я.
Он поднял голову, спокойно и вежливо разглядывая меня.
-Это несколько разочаровывает. Я мог бы все же пойти дальше и ис-
пользовать... скажем... угрозы.
- Пугайте кого-нибудь другого, - отрезал я.
- Было мнение, что вы... - Неоконченная фраза повисла в воздухе.
- У кого? - спросят я. - У кого было мнение?
Хьюдж-Беккет коротко качнул головой, поставил, пустой бокал и встал.
- Я передам ваш ответ.
- И наилучшие пожелания.
- Удачи, мистер Дрю.
- Я не нуждаюсь в удаче, - добавил я, - я не игрок, а фермер.
Он бросил на меня взгляд исподлобья. Менее воспитанный человек на его
месте сказал бы: "Катись ты!"
Я проводил гостя в прихожую, помог надеть пальто, открыл парадную
дверь и стал смотреть, как он с непокрытой головой идет сквозь туманную
дымку к поджидающему его "Даймлеру" с водителем. Когда под колесами машины
захрустел гравий подъездной аллеи, я вздохнул, раскашлялся и вернулся в
дом.
По винтовой лестнице в стиле регентства спустилась Эмма, облаченная в
вечерний наряд для пятницы, переходящей в уик-энд: джинсы, клетчатая ков-
бойка, мешковатый свитер и тяжелые ботинки. Мне пришло в голову, что, если
дом простоит достаточно долго, девушки двадцать второго века будут казаться
на фоне этих изящно закругленных стен инопланетянками.
- Как насчет рыбных палочек и телевизора? - спросила она.
- Сойдет.
- У тебя опять бронхит?
- Он не заразный.
Эмма не останавливаясь проследовала на кухню. Достаточно было провес-
ти с ней совсем немного времени, чтобы забыть о стрессах минувшей недели. Я
привык к ее внезапным появлениям и резкому неприятию моих ухаживаний в пер-
вые несколько часов и давно уже не пытался изменить ситуацию: до десяти она
не станет целоваться, до полуночи - заниматься любовью, но, когда начнет,
не остановится до субботнего чая. Воскресенье мы проведем в невинных удо-
вольствиях, а в понедельник; в шесть утра, она уедет. Леди Эмма Лаудерс-Ал-
лен-Крофт, дочь, сестра и тетка герцогов, обладала, по ее собственным сло-
вам, "характером трудящейся девушки". У нее была постоянная работа без вся-
ких скидок в суматошном лондонском универмаге. Там, на втором этаже, она
помогала торговать постельным бельем, хотя это и не соответствовало ее об-
щественному положению. Эмма обладала незаурядными организаторскими способ-
ностями и отчаянно боялась сделать карьеру. Причины этого крылись в ее
школьных годах, когда в дорогом пансионе для юных высокородных леди она
набралась пламенных левых идей о том, что принадлежность к элите определя-
ется мозгами, а работа собственными руками есть самый благородный путь в
рай. Ее теперешнее стремление к жертвенности казалось таким же сильным, как
и прежнее, принуждавшее ее к годам изматывающей работы официанткой в кафе.
Вне всякого сомнения, она бы зачахла без работы, но с таким же успехом мог-
ла запить или стать наркоманкой.
Я верил - и она об этом знала, - что способности и неукротимая
энергия дадут ей хорошую жизненную подготовку или, по крайней мере, приве-
дут в университет (ибо у нее, кроме пары рук, были еще и мозги), но при-
учился держать язык за зубами. Эта тема относилась к одной из многочислен-
ных закрытых для мужчин областей, и затрагивать ее означало нарываться на
скандал.
"Какого черта ты связался с этой полоумной поварихой?" - неоднократ-
но спрашивал мой сводный брат. Не стоило ему объяснять, что щедрая трата
жизненной энергии, которой мы занимались во время совместных уик-эндов, бы-
ла куда полезней для сердца, чем его скучные ежедневные пробежки. Он все
равно бы не понял.
Эмма рассматривала содержимое холодильника. Свет падал на ее красивое
лицо и густые платиновые волосы. Ее брови и ресницы были такими светлыми,
что, когда они не были накрашены, их можно было просто не заметить. Иногда
ее глаза сверкали как солнце, а иногда, как этим вечером, она позволяла
природе одержать верх. Это определялось преобладавшим в данный момент нап-
равлением ее мыслей.
- У тебя нет йогурта? - недоверчиво спросила она. Ненавижу диету...
На всякий случай я заглянул в холодильник.
- Нет, и не будет.
- Лососина, - заявила Эмма.
- Что?
- Морская капуста. Прессованная. В таблетках. Очень полезно для те-
бя.
- Не сомневаюсь.
- Добавить яблочный уксус. Мед и выращенные в натуральном грунте
овощи.
- Авокадо и сердцевина пальмы подойдут?
Она хмуро посмотрела на кусок голландского сыра.
- Это все импорт. А его следует ограничивать. Нам нужна замкнутая
экономика.
- Икры тоже не будет?
- Икра - это аморально.
- А если ее будет много и она будет дешевая, это тоже будет амораль-
но?
- Не спорь. Чего хотел твой посетитель? Это кремовые карамельки к
завтраку?
- Да, - подтвердил я. - Он хотел, чтобы я поехал в Москву.
Эмма выпрямилась и уставилась на меня.
- Не смешно.
- Месяц назад ты сказала, что карамельки с кремом - это пища богов.
- Не прикидывайся дураком.
- Он сказал, что хочет, чтобы я поехал в Москву. Но не затем, чтобы
учиться марксистско-ленинской философии.
- А зачем? - спросила Эмма, медленно закрывая дверцу холодильника.
- Они хотят, чтобы я нашел кого-то.
Но я не согласился.
- Кто хочет?
- Он не сказал. - Я повернулся к ней спиной. - Пойдем в гостиную и
выпьем. Там разожжен огонь.
Она прошла вслед за мной через прихожую и уселась в большое кресло,
держа в руке бокал белого вина.
- Как насчет поросят, гусей и кормовой свеклы?
- Очень мило, - согласился я. У меня не было ни поросят, ни гусей,
ни, конечно, кормовой свеклы. У меня было много мясного скота, три квадрат-
ных мили земли в Уоркшире и все насущные проблемы фермера, занимавшегося
производством продуктов питания. Я вырос, умея измерять урожай в центнерах
с гектара, и мне претила государственная политика, при которой фермеру пла-
тят за то, чтобы он не выращивал те или иные породы, и пытаются наказать,
если он их все-таки выращивает.
- А лошади? - спросила Эмма.
- Ну конечно...
Я лениво выпрямился в кресле, полюбовался отблеском света настольной
лампы на ее серебристых волосах и решил, что наступило подходящее время,
чтобы перестать вздрагивать при мысли о том, что я больше не буду выступать
на скачках.
- Думаю, что я продам лошадей.
- Но ведь остается охота.
- Это не одно и то же. Мои лошади - скаковые. Их место на ипподро-
ме.
- Ты сам тренировал их все эти годы... Почему ты не нанял никого,
кто занимался бы с ними?
- Я тренировал лошадей просто потому, что сам ездил на них. А трени-
ровать их для кого-нибудь другого я не хочу.
- Не представляю тебя без лошадей, - нахмурилась она.
- Да и я тоже.
- Это стыд и срам.
- А я думал, что ты согласна с теми, кто заявляет: "Мы сами знаем,
что для тебя лучше, а тебе, черт возьми, остается с этим смириться".
- Людей нужно защищать от них самих, - возразила Эмма. - Почему?
- В этом не может быть никакого мнения, - сказала она, взглянув на
меня в упор.
- Обеспечение безопасности - развивающаяся отрасль, - с горечью
возразил я. - Масса ограничений направлена на то, чтобы избавить людей от
повседневного риска... а несчастные случаи все равно происходят, и рядом с
нами полно террористов.
- Ты все еще сильно переживаешь, не так ли?
- Да.
- Я-то думала, что ты уже покончил с этим.
- Достаточно слегка понервничать, чтобы все вернулось, - ответил я.
- Эта обида сохранится навсегда.
Мне везло в езде, везло с лошадьми, скачки с препятствиями увлекали
меня. Как и множество других любителей конного спорта, я проникся ими до
глубины души. Этой осенью я участвовал в скачках при любой возможности и
настраивался на большие весенние любительские соревнования.
Мне могла помешать только самая страшная простуда, а простудам я был
подвержен так же неотвратимо, как автомобиль коррозии. В остальном же в
свои тридцать два года я был так же физически силен, как всегда. Но где-то
сидели какие-то непрошеные опекуны, непрерывно вынашивавшие мысль о том,
чтобы запретить людям в очках участвовать в скачках с препятствиями.
Конечно, многие считали, что очкарикам не следует участвовать в скач-
ках, и я порой соглашался с ними. Но хотя мне приходилось несколько раз ло-
мать кости и получать поверхностные травмы, я ни разу не повредил глаза. А
ведь это были мои глаза, черт побери!
Появилось и ограничение для пользующихся контактными линзами, хотя
полного запрета не было. Я неоднократно пробовал надевать линзы, но в конце
концов заработал сильнейший конъюнктивит - они не годились для моих глаз.
И поскольку я был не в состоянии пользоваться контактными линзами, то не
мог скакать. Прощайте, двенадцать лет жизни. Прощайте, стремления, прощай,
скорость, прощай, пьянящая радость. Скверно... Так скверно, что даже ныть
бессмысленно. А хуже всего то, что они считают, будто делают это для твоего
же блага.
Уик-энд шел своим чередом. В субботу мы с утра прокатились на лошадях
вокруг фермы, ближе к полудню посетили местные скачки в Стратфорде-на-Эйво-
не, а вечером -пообедали с друзьями. В воскресенье мы поднялись поздно и,
собираясь позавтракать горячими сандвичами с ветчиной, расположились в
креслах рядом с камином, в котором пылали поленья; на полу гостиной, как
снежные сугробы, лежали кучи газет. Миновали две упоительные ночи; еще од-
на, как я надеялся, ожидала впереди. Эмма пребывала в наилучшем расположе-
нии духа, и мы были настолько близки к состоянию счастливой супружеской па-
ры, насколько это было вообще возможно.
И в этот домашний покой ворвался Хьюдж-Беккет на своем "Даймлере".
Гравий проскрипел под колесами автомобиля, мы с Эммой поднялись, чтобы раз-
глядеть визитера, и увидели, как водитель и человек, сидевший рядом с ним,
вышли из машины и распахнули задние двери. Из одной вышел Хьюдж-Беккет,
сразу же окинувший тревожным взглядом фасад, а из второй...
- О Боже, - прошептала Эмма, широко раскрыв глаза. - Ведь это же
не...
- Именно он.
Она испуганно огляделась.
- Ты не можешь привести их сюда.
- Нет. Я приму их в салоне.
- Но... разве ты не знал, что они приедут?
- Конечно, нет.
- О Боже!
Мы смотрели, как посетители поднимаются по нескольким ступенькам, ве-
дущим к парадной двери. Видно, ответ "нет" не устраивает их, подумал я. И
они выкатывают пушки, чтобы покарать дерзкого.
- Ну ладно, - промолвила Эмма, - посмотрим, что им нужно.
- Ты будешь сидеть здесь, у огня, и отгадывать кроссворд, а я тем
временем попытаюсь придумать, как отказать им, - сказал я и направился от-
крывать дверь.
- Рэндолл, - сказал принц, протянув мне руку для пожатия, - хорошо
уже то, что высказались дома. Можно нам войти?
- Конечно, сэр.
Хьюдж-Беккет вслед за ним переступил порог. На его лице была сложная
смесь смущения и торжества. Ему не удалось самому уговорить меня, и теперь
он собирался насладиться зрелищем того, как я уступлю кому-то другому.
Я провел их в сине-золотой парадный салон. Там не было гостеприимно
горящего камина, но отопление работало как часы.
- Слушайте, Рэндолл, - настойчиво сказал принц, - пожалуйста, по-
езжайте в Москву.
- Могу я предложить вашему королевскому высочеству выпить? - попы-
тался я сменить тему.
- Нет, не можете. Сядьте, Рэндолл, выслушайте меня и давайте перес-
танем ходить вокруг да около.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:11

Двоюродный брат королевы уселся на шелковом диванчике эпохи Ре-
гентства и жестом указал нам с Хьюдж-Беккетом на стоявшие напротив стулья.
Он был моим ровесником, возможно, на год-другой старше, и в прошлом мы
встречались очень часто. У нас было общее пристрастие - лошади. Он больше
увлекался игрой в поло, чем скачками, тем не менее нам доводилось несколько
раз вместе скакать в стипль-чезах. Он был умным и прямым человеком, с виду
высокомерным и резких, но я видел, как он плакал над телом любимого коня.
Мы иногда встречались на всяких закрытых для широкой публики раутах,
но не были коротко знакомы. До сегодняшнего дня он ни разу не бывал у меня
дома, а я у него.
- Вы ведь знаете Джонни Фаррингфорда, брата моей жены?- спросил
принц.
- Мы встречались, - ответил я, - но не очень часто.
- Он хочет участвовать в следующих Олимпийских играх. В Москве.
- Да, сэр. Мистер Хьюдж-Беккет говорил мне об этом.
- Выступать в многоборье.
- Да.
- Видите ли, Рэндолл, есть одна проблема... Мы не можем отпустить
его в Россию, пока все не разъяснится. По крайней мере, я не хочу допус-
тить, чтобы он ехал туда, если есть хоть малейшая вероятность, что вся эта
штука полыхнет нам прямо в глаза. Я не отпущу, просто не отпущу его туда,
пока есть хоть небольшая вероятность... инцидента... который мог бы кос-
нуться кого-нибудь еще из нашей семьи. Или всей британской нации. - Он от-
кашлялся. - Конечно, я знаю, что Джонни не имеет никакого отношения к тро-
ну и к династии, но все же он граф и мой шурин, и хотя вся мировая пресса
забеспокоилась, это честная игра.
- Но, сэр, - мягко возразил я, - Олимпийские игры - соревнования
совершенно особые. Я знаю, что лорд Фаррингфорд хороший спортсмен, но он
может не пройти квалификационный отбор, и все проблемы сразу снимутся.
Принц протестующе затряс головой:
- Если проблема не разрешится, то Джонни не пройдет квалификацию да-
же в том случае, если окажется лучшим из лучших.
- Вы собираетесь помешать этому? - задумчиво спросил я.
- Да, собираюсь. - Принц говорил весьма уверенно. - Хотя это на-
верняка вызовет большие разногласия в нашей семье - ведь и Джонни, и моя
жена всем сердцем жаждут, чтобы он оказался в команде. И знаете, у него от-
личные шансы. Этим летом он уже победил в нескольких соревнованиях, он уси-
ленно тренируется, чтобы полностью соответствовать мировому классу. Мне бы
не хотелось вставать на его пути... Вот почему я прошу вас выяснить, что же
делает опасной поездку в Россию... если, конечно, такая опасность существу-
ет.
- Сэр, но почему я? Почему не дипломаты?
- Они взвалили всю ответственность на меня и умыли руки. Они считают
- и я, между прочим, согласен с ними, - что лучше всего действовать час-
тным образом. Особенно если может возникнуть нечто, чего мы не хотели бы
видеть в официальных донесениях.
Я промолчал, но мое несогласие было видно невооруженным глазом.
- Посудите сами, - сказал принц, - мы с вами давно знакомы. У вас
мозги вдвое лучше моих, и я доверяю вам. Я очень сочувствую вашим неприят-
ностям из-за зрения и понимаю, что они влекут за собой целую кучу проблем,
но сейчас у вас появилось много свободного времени и вам нужно его запол-
нить. Так что если ваш управляющий мог заставить вашу ферму работать как
часы, пока вы завоевывали лавры в Челтенхеме и Эйнтри, он с тем же успехом
справится с делами, пока вы будете в Москве.
- Надеюсь, что это не вы подгадали ввести запрет на очки как раз
сейчас, чтобы дать мне возможность выполнить ваше поручение, - сказал я.
Он уловил горечь в моих словах и сдержанно усмехнулся.
- Скорее это были те любители, которые сговорились убрать вас с до-
роги.
- Некоторые из них уже клянутся, что они вовсе этого не хотели.
- Так вы поедете? - спросят принц. Я внимательно посмотрел на свои
руки, побарабанил пальцами по столу, снял и вновь надел очки.
- Понимаю, что вы не хотите, - продолжал принц, - но, поверьте,
мне больше не к кому обратиться.
- Сэр... ну ладно... но неужели нельзя отложить это до весны?. Я ду-
маю... вы сможете найти кого-то получше...
- Это нужно делать сейчас, Рэндолл, сию минуту. У нас появилась воз-
можность купить для Джонни в Германии одну из их лучших молодых лошадей,
настоящего крэка. Мы... опекуны Джонни... Лучше я объясню. Его состояние
находится в опеке, пока ему не исполнится двадцать пять, а до этого еще це-
лых три года. Сейчас он получает весьма щедрое денежное содержание, но есть
вещи, ну, например, лошадь мирового класса, на которые его капитала не хва-
тит. Мы с удовольствием купим эту лошадь, мы выбрали ее после тщательного
поиска, но нас торопят с решением. Мы должны дать ответ до Рождества. Такая
дорогая покупка не может быть оправдана ничем, кроме участия в Олимпийских
играх, и нам чертовски повезло ж отсрочкой в несколько недель. Да за этой
лошадь стоит очередь покупателей.
Я нервно встал, подошел к окну и взглянул на холодное ноябрьское не-
бо. Московская зима, слежка неизвестно за кем, вероятность выкопать кучу
тщательно скрываемого дерьма - эта перспектива представлялась омерзитель-
ной.
- Пожалуйста, Рэндолл, - сказал принц, - пожалуйста, поезжайте.
Хотя бы попробуйте.
Эмма стояла в отделанной панелями гостиной,, глядя в окно на отъезжа-
ющий "Даймлер". Она бросила на меня оценивающий взгляд.
- Вижу, он одолел тебя, - констатировала она.
- Я веду арьергардные бои.
- У тебя нет никаких шансов.
Она прошлась по комнате и села на скамеечку перед камином, протянув
руки к огню.
- Это слишком крепко сидит в тебе. Почтение к суверену и все такое.
Дед - королевский конюший, бабка - придворная дама. И целая куча им по-
добных в течение нескольких поколений. Тебе не на что надеяться. Когда
принц хмурит брови, все твои гены, унаследованные от предков, встают во
фрунт и берут под козырек.

ГЛАВА 2

Принц жил в скромном доме, который был лишь чуть-чуть больше моего,
но на сотню лет старше. Он сам открыл дверь, хотя, в отличие от меня, имел
целый штат прислуги. А еще у него были жена, трое детей и, кажется, шесть
собак. Когда я вылезал из "Мерседеса", меня тщательно обнюхали крутившиеся
под ногами далматин, уилпет и несколько тявкающих терьеров, прибежавших не-
торопливой рысцой один за другим.
- Отпихните их с дороги, - громко посоветовал принц, поджидавший в
дверях. - Фингер, пятнистый олух, успокойся.
Далматин не обратил никакого внимания на эти слова, но я все же смог
добраться до двери не облизанным и не укушенным. Пожал принцу руку, слегка
поклонился и по коврам, устилавшим украшенный колоннами вестибюль, просле-
довал за ним в богато убранный кабинет. Две стены занимали плотные ряды
книг в кожаных переплетах, а две другие были почти невидимы, так как всю их
площадь занимали окна, двери, многочисленные портреты и камин. Среди этого
изобилия лишь изредка проглядывал клочок бледнозеленых обоев. На большом
столе выстроились шеренги фотографий в серебряных рамках, из стоявшей в уг-
лу медной вазы тянулся к бледному свету белый цикламен.
Я знал, что собственноручно открытая мне дверь - весьма необычный
знак внимания. Принц, в свою очередь, знал, что я знаю это. Он действитель-
но очень рад моему согласию "сходить в разведку", подумал я, но и смущен
множеством ловушек, угадывавшихся впереди.
- Очень мило с вашей стороны, Рэндолл. - Принц указал мне на черное
кожаное кресло. - Надеюсь, вы хорошо доехали? Сейчас мы с вами выпьем ко-
фе...
Он сел в удобное вращающееся кресло и начал светскую беседу. Джонни
Фаррингфорд обещал приехать к половине четвертого (принц взглянул на часы и
убедился, что после условленного времени прошло уже пятнадцать минут). Тут
он опять сказал, что с моей стороны было очень мило согласиться приехать к
нему. Еще лучше, добавил он, что мне не придется быть в этих делах тесно
связанным с Джонни, поэтому, конечно, было мудрее организовать встречу у
принца, а не у Джонни. Надеюсь, добавил он, вы понимаете, что я имею в ви-
ду.
Принц был плотен, довольно высок и темноволос, со спокойными и добро-
желательными голубыми глазами, в которых можно было разглядеть характер
зрелого человека. Брови стали гуще, чем пять лет назад, шея - крепче; го-
ворить он начал больше в нос. Время превращало его из атлета в атланта.
Во мне это утро понедельника вызывало леденящее предчувствие смер-
тельной опасности.
Принц снова бросил короткий взгляд на часы, на этот раз нахмурившись.
Я с надеждой подумал, что, если драгоценный Джонни не приедет вовсе, можно
будет благополучно вернуться домой и забыть об этой истории.
Два высоких окна кабинета, как и в моей гостиной, выходили на подъез-
дную дорожку перед домом. Вероятно, принц, как и я, предпочитал заранее
знать, кто звонит в его дверь: это давало возможность при необходимости
придумать какую-нибудь уловку.
Как раз на виду, посреди пустой гравийной площадки, одиноко и спокой-
но стоял мой серо-голубой "Мерседес". Пока я праздно смотрел в окно, на
площадку стрелой влетел белый "Ровер", нацеленный прямиком на мою машину. В
отчаянии, видя все происходящее как в замедленном кино, я безнадежно ожидал
аварии.
Раздавшийся звук напоминал грохот металлолома на утилизационном заво-
де и сопровождался непрерывным гудком: очевидно, водителя "Ровера" прижало
к рулю.
- О Боже! - в испуге воскликнул принц и вскочил на ноги. - Джонни!
- Моя машина! - откликнулся я, невольно выдав причину своего остол-
бенения.
К счастью, принц уже подходил к двери. Я по пятам за ним пробежал че-
рез вестибюль и вылетел во двор.
На звук столкновения и гудок в окна выглянуло множество испуганных
лиц, но первыми на месте происшествия оказались мы с принцем. Передок "Ро-
вера" взгромоздился на багажник моей машины, и вся сцена напоминала ка-
кую-то чудовищную механическую случку. Его колеса висели над землей, все
сооружение выглядело весьма неустойчивым, а резкий запах бензина сразу зас-
тавил задуматься о возможных последствиях.
-Вытащим его, - торопливо сказал принц, дергая ручку двери водите-
ля. - Господи...
Дверь перекосилась от удара, ее заклинило. Я подбежал к противополож-
ной двери. То же самое. Джонни Фаррингфорд не смог бы точнее врезаться в
мой "Мерседес", даже если бы очень постарался.
Вторая пара дверей была заперта, задняя дверь тоже. Настойчиво и раз-
дражающе звучал гудок.
- Боже! Нужно вытащить его! - неистово крикнул принц.
Я вскарабкался на искореженную кучу металла и, цепляясь за осколки,
протиснулся туда, где когда-то было ветровое стекло. Затем я извернулся и
оторвал неподвижного человека от баранки. Наступила блаженная тишина. Но
лица Джонни Фаррингфорда я узнать не мог.
Мне вовсе не хотелось вглядываться в окровавленные черты. Я протис-
нулся мимо него, поддерживая повисшую голову, и потянул заручку задней две-
ри. Принц лихорадочно дергал дверь снаружи, но мне пришлось проделать нес-
колько акробатических трюков и изо всей силы упереться ногами, прежде чем
удалось ее распахнуть. Невольная мысль о том, что в этой металлической гру-
де может проскочить искра, вызывала оторопь: я слышал и обонял вытекающий
бензин. И от того, что этот бензин лился из разбитого бака моей машины, мне
не становилось легче. Как, впрочем, и от того, что нынче утром я полностью
заправил его.
Принц сунул голову в машину и ухватил шурина за плечи. Я прополз на
переднее сиденье и вытащил безжизненные ноги из путаницы торчавших педалей.
Принц с недюжинной силой дергал Джонни за руки, а я как мог толкал ноги; мы
понемногу перевалили его через спинку сиденья и просунули в заднюю дверь.
Здесь я выпустил ноги, принц потянул Джонни на себя, и тот выпал из машины
на гравий, как новорожденный теленок из коровы. К тому времени подоспела
помощь в лице слуги и садовника, и жертву осторожно унесли с места проис-
шествия.
-Уберите его от машин, - распорядился принц и вновь обернулся ко
мне: - Бензин... Рэндолл, вылезайте-ка оттуда!
Этот совет был, пожалуй, лишним. Я никогда прежде не ощущал себя та-
ким медлительным и неуклюжим, с такими неловкими руками и ногами.
Неизвестно из-за чего, но равновесие искореженных автомобилей наруши-
лось: то ли из-за наших манипуляций, то ли изза моих не слишком осторожных
движений, но "Ровер" начал крениться набок, а я все еще находился в нем. Я
услышал, как принц панически крикнул:
- Рэндолл!
Я высунул ногу наружу, попытался перенести на нее свою тяжесть, и
"Ровер" еще сдвинулся. Я на секунду замер, вцепился обеими руками в дверные
стойкий рывком вышвырнул себя из машины, больно ударившись о землю боком и
локтем. Быстро сгруппировавшись, я принял низкий старт, который сделал бы
честь любому спринтеру.
"Ровер" с металлическим скрежетом сполз с моего "Мерседеса". Не могу
сказать, произошло ли при этом замыкание в электропроводке, но наружу уда-
рил сноп искр, словно одновременно чиркнули сотней зажигалок.
Взрыв отбросил машины одну от другой, и они я обе вспыхнули как ад-
ские печи. Бензиновые пары загорелись со свистом и грохотом, порыв раска-
ленного воздуха ударил меня в спину и помог отбежать подальше.
- У вас волосы горят! - констатировал принц, когда я поравнялся с
ним.
Я провел ладонью по голове - так оно и было. Обеими руками я сбил
пламя.
- Спасибо.
- Не стоит благодарности.
Он ухмыльнулся совсем не по-королевски:
- А ваши очки сидят точно на месте.
Как и положено, вскоре прибыли врач и машина "Скорой помощи", но
Джонни Фаррингфорд задолго до этого успел очнуться и недоуменно посмотреть
вокруг. Он лежал на удобном длинном диване в семейной гостиной. Рядом сиде-
ла его сестра-принцесса, которая, правильно оценив ситуацию, старательно
промывала его раны.
- Что случилось? - захлопал глазами Фаррингфорд.
Слово за слово ему растолковали, что он ехал на машине и на пустой
площадке величиной с теннисный корт умудрился въехать прямиком в зад моему
"Мерседесу". Вот и все.
- Рэндолл Дрю, - представил меня принц.
- О-о.
- Чертовски глупая история, - небрежно бросила принцесса, но по ее
напряженному лицу я угадал чувства старшей сестры, вечно защищавшей малень-
кого братца.
-Я... я не помню.
Он увидел кучу окровавленных тампонов, валявшихся на подносе, капли
крови, стекавшие с порезанного пальца, и собрался упасть в обморок.
- Джонни не выносит вида крови, - пояснила сестра. - Хорошо бы ему
наконец перерасти эту слабость.
Травмы Фаррингфорда ограничивались несколькими порезами на лице, кос-
ти на первый взгляд казались целыми. Однако при каждом движении он вздраги-
вал и прижимал руки к бокам, словно пытаясь собрать себя воедино. Это сразу
навело меня на мысль о сломанных ребрах.
Джонни Фаррингфорд был высоким, стройным я изящным молодым человеком
с пышной копной курчавых рыжих волос, переходивших под подбородком в клоч-
коватую бороденку. Нос, казалось, удлинился и стал острее, а обветренная
загорелая кожа от потрясения стала серой.
- Дерьмовые подонки, - неожиданно сказал он.
- Могло быть и хуже, - с сомнением в голосе произнес принц.
- Да нет... Они избили меня, - пояснил Фаррингфорд.
- Кто? - Принц приложил тампон к кровоточившему порезу, видимо, ре-
шив, что Джонни бредит от сотрясения мозга.
- Эти люди... Я... - Тут он умолк и с величайшей осторожностью по-
пытался сфокусировать взгляд на лице принца, словно считал, что это поможет
ему привести мысли в порядок.
- Я ехал сюда... после этого... ну и... почувствовал... что покрыва-
юсь потом. Я помню, как повернул и въехал в ворота... увидел дом...
- Какие люди?
- Которых ты послал... насчет лошади.
- Я никого не посылал.
Фаррингфорд медленно моргнул, и его взгляд вновь стал туманным.
- Они... они пришли на конюшню... я как раз думал... не пора ли вы-
езжать сюда... чтобы встретиться с... тем парнем... ну, которого ты...
- Да. Это Рэндолл Дрю, вот он.
- Вот-вот... Хиггинс выгнал мою машину... "Ровер"... сказал, что у
"Порше" что-то с новыми Покрышками... я вышел во двор... посмотреть ноги у
Гручо... Лейкленд сказал, что все в порядке, но я хотел сам посмотреть, по-
нимаешь... Они были вам сказали, что на два слова... что их ты прижал. Я
сказал, что спешу, сел в машину... они втиснулись со мной... оттолкнули от
руля... один из них погнал по шоссе, пока мы не выехали из деревни... там
остановился... эти педерасты стали меня лупить... я им врезал пару раз...
но двое на одного... тяжело, понимаешь.
- Они ограбили тебя? - спросил принц. - Нужно сообщить в полицию.
- На его лице появилось озабоченное выражение. Полиция означала огласку, а
огласка неприятных сведений была для принца проклятием.
- Нет... - Фаррингфорд прикрыл глаза. - Они велели... держаться
подальше от... от Алеши.
- Они что? - Принц дернулся, словно ударили его самого.
- Правда... знали, что тебе это не понравится...
- Что еще они говорили?
- Ничего. Чертова ирония судьбы... - чуть слышно пробормотал Фар-
рингфорд.- Ведь это ты хотел... найти Алешу... А по мне... гори оно все...
синим пламенем.
- Отдохни, - велела взволнованная принцесса, вытирая липкую красную
каплю с ободранного лба.
- Не разговаривай пока, Джонни, будь паинькой. - Она подняла глаза
на нас, стоявших в изножье дивана. - Вы собираетесь что-нибудь делать с
автомобилями?

**Молния** » 02 апр 2006, 11:11

Принц мрачно смотрел на два обгоревших остова и пять пустых огнетуши-
телей, лежавших вокруг, как красные торпеды. Резкий запах в ноябрьском воз-
духе - вот и все, что напоминало о пламени, вздымавшемся выше крыши, и
густом черном дыме. Пожарные в лице все тех же слуги и садовника стояли по-
одаль и с довольным видом разглядывали плоды своих трудов, ожидая дальней-
ших распоряжений.
- Вы считаете, что он был в обмороке? - спросил принц.
- Похоже на то, сэр. Он сказал, что вспотел. Не слишком приятно,
когда тебя так отколошматят.
- А ведь он никогда не переносил вида крови.
Принц проследил взглядом траекторию, по которой проследовал бы "Ро-
вер" с потерявшим сознание водителем, не окажись на его пути моя машина.
- Он должен был врезаться в один из этих буков, - заметил он, - а
его нога была на акселераторе.
Вокруг лужайки стояли два ряда крепких старых деревьев, их лишенные
листьев ветви сплетались между собой. Как можно было догадаться, их посади-
ли, чтобы защищать дом от северо-западных ветров. Сделали это в том давнем
веке, когда ландшафты планировали так, чтобы они радовали глаза будущих по-
колений; могучие стволы остановили бы танк, не то что "Ровер". Этим деревь-
ям повезло, подумал я, ведь множество их ровесников пало под натиском бурь,
засух и болезней.
- Просто счастье, что он не врезался в буки,- сказал принц таким
тоном, что оставалось лишь гадать, о ком он сожалел - о Джонни или о де-
ревьях. - Конечно, вашу машину тоже жаль. Надеюсь, она была застрахована?
Лучше будет, если вы скажете страховщикам, что произошел несчастный случай
на стоянке. Не привлекайте к этому внимания. В наши дни автомобили списыва-
ют очень легко. Надеюсь, вы не станете выставлять претензии Джонни, ну и
тому подобное?'
Я помотал головой. Принцу заметно полегчало. Он слегка улыбнулся и
несколько расслабился.
- Нам бы не хотелось, чтобы сюда сползлись журналисты. Вспышки, те-
леобъективы... Стоит хоть одному пронюхать, и здесь будут пастись целые
стада.
- Но это окажется слишком поздно, - перебил я.
- Вы ведь не будете говорить, что Джонни замешан в этом происшес-
твии? - с тревогой спросил принц. - Никому? Мне бы очень не хотелось,
чтобы пресса раздула эту историю. Это совершенно ни к чему.
- Хотите сказать, что людям не следует знать, как вы, рискуя жизнью,
спасали брата своей жены?
- Да, - задумчиво подтвердил он, - и вы будете молодцом, если про-
молчите об этом. - Принц окинул взглядом мои обгоревшие волосы. - Да и не
было там большой опасности. Если хотите, можете сказать, что спасли его са-
ми.
- Нет, сэр, так не пойдет.
- Я и не думал, что вы согласитесь. Вам не больше моего хочется,
чтобы они ползали вокруг со своими блокнотами и прочими причиндалами.
Он отвернулся и жестом более приглашающим, чем приказным подозвал са-
довника, который все еще торчал поблизости.
- И как мы поступим со всем этим, Боб?
Садовник знал все, что касалось перевозки аварийных автомобилей и га-
ражей, откуда можно было бы вызвать помощь, и взялся все устроить. Он раз-
говаривал с принцем совершенно свободно; было видно, что эта свобода выра-
боталась за много лет взаимного уважения и является стойкой опорой роялиз-
ма.
- Не знаю, что бы я делал без Боба, - заметил принц, когда мы воз-
вращались в дом. - Если бы я сам стал звонить в гаражи и автомастерские и
представляться, то там или не поверили бы и ответили, что они сами королева
Шебы, или же, разволновавшись, недослушали бы и все перепутали. Боб вывезет
эти автомобили без всяких хлопот, а вот если бы я взялся за это сам, то
первым здесь оказался бы репортер.
На ступенях принц остановился и посмотрел на остов того, что некогда
было моим любимым автомобилем.
- Мы дадим вам автомобиль, чтобы добраться домой. Нам нетрудно одол-
жить вам один из наших.
- Сэр, - перебил я его, - кто или что такое Алеша?
- Ха! - почти выкрикнул он, резко повернувшись ко мне. Его глаза
вдруг сверкнули. - Вы впервые проявили интерес без нажима с моей стороны.
- Я сказал, что подумаю, смогу ли что-нибудь сделать.
- Имея в виду сделать как можно меньше.
- Ну, я...
- И посмотреть, не подсовывают ли вам тухлую рыбу.
- Э-э... - промямлил я. - Так как насчет Алеши?
- Это и есть та самая проблема, - ответил принц. - Мы ничего не
знаем об Алеше. Именно это я и хотел уточнить.
Джонни Фаррингфорд очень скоро вышел из больницы и вернулся домой,
так что уже через три дня после аварии я поехал навестить его.
- Простите за вашу машину, - сказал он при виде "РейнджРовера", на
котором я приехал в этот раз. - Дерьмово получилось.
Он был очень взвинчен, лицо все еще оставалось бледным. Несколько по-
резов затянулись быстро, как это бывает только в юности; непохоже, что шра-
мы останутся на всю жизнь. По движениям чувствовалось, что болели у него в
основном мышцы, а не кости. Все к лучшему, подумал я, это помешает ему тре-
нироваться к Олимпиаде.
- Входите, - пригласил хозяин. - Кофе и все такое?
Он приглашающим жестом вытянул руку, и мы вошли в комнату, напоминав-
шую иллюстрацию к журнальной статье о сельском быте. Пол, выложенный камен-
ными плитками, толстые ковры, массивные балки на потолке, большой камин,
стены из старых неоштукатуренных кирпичей и множество продавленных диванов
и стульев с выгоревшей ситцевой обивкой.
- Это не мой дом, - пояснил Фаррингфорд, чувствуя мое удивление, -
я снимаю его. Сейчас я принесу кофе.
Он скрылся за дверью в дальнем конце комнаты; я не спеша последовал
за ним. Кухня, в которой он наливал кипяток в кофеварку, была оснащена
всем, что только можно купить за деньги.
- Сахар? Молоко? Или вы хотите чай?
- Лучше кофе. И молока, пожалуйста.
Джонни внес поднос в комнату и поставил его на стол перед камином. На
толстом слое старой золы горели уложенные дрова, но огонь совсем не грел. Я
закашлялся, а потом с удовольствием выпил горячую жидкость, решив погреться
если не снаружи, то хотя бы изнутри.
- Как вы себя чувствуете сейчас? - спросил я.
- Да... нормально.
- Но все еще потрясены, я думаю. Он содрогнулся всем телом.
- Понимаю, счастье, что я вообще остался жив. Слава Богу, вы вытащи-
ли меня оттуда, и все такое.
- Ваш родственник сделал ничуть не меньше.
- Больше, чем должен был, можно сказать.
Он засуетился с сахарницей, явно нервничая.
- Расскажите мне об Алеше, - попросил я. Коротко глянув на меня,
Фаррингфорд отвел взгляд, и я убедился, что при этих словах его охватил
приступ депрессии.
- Тут нечего рассказывать, - устало ответил он. - Алеша - просто
имя, возникло оно летом. В сентябре в Бергли умер один из частников герман-
ской команды, и кто-то сказал, что это случилось из-за Алеши, которая при-
ехала из Москвы. Конечно, было расследование и все такое прочее, но я не
знаю о результатах, потому что не был прямо связан со всем этим, понимаете?
- Ну а непрямо? - уточнил я.
Он снова коротко взглянул на меня и чуть улыбнулся.
- Я хорошо знал его, этого немецкого парня. Ну, как это бывает, на
всех международных соревнованиях встречаешься с одними и теми же людьми,
понимаете?
- Да.
- Ну... Как-то вечером мы с ним поехали в клуб, в Лондон. Сейчас я
понимаю, что свалял дурака, но я-то думал, что это просто карточный клуб.
Он играл в триктрак, как и я. За несколько дней до этого я взял его в свой
клуб, так что думал, что это просто... э-э... ответная благодарность.
- Но это оказался не просто карточный клуб? - поспешно спросил я,
так как Джонни попытался угрюмо замолчать.
- Нет, - вздохнул он, - там было полно... этих... ну... трансвес-
титов. -Депрессия Фаррингфорда явно нарастала. - Я сначала не понял. Да и
никто не понял бы. Они все выглядели как женщины. Привлекательные. Попада-
лись хорошенькие. Нам предложили стол. Было темно. И вышла девчонка, осве-
щенная лучом, исполнять стриптиз, снимать с себя целую кучу воздушных пок-
рывал... Она была красива... смуглая, но не чернокожая... красивые темные
глаза... потрясающие маленькие грудки. Она разделась почти донага и стала
танцевать с розовым боа из перьев... изумительно, на самом деле. Когда она
поворачивалась спиной, на ней ничего не было, а когда оборачивалась лицом,
то боа всегда падало на... ээ... главное место. Когда все закончилось, я
зааплодировал. Тут Ганс наклонился ко мне, осклабился, как мартышка, и шеп-
нул на ухо, что это был мальчик. - Его перекосило. - Я ощутил себя совер-
шенным дураком. Я имею в виду... никому не придет в голову смотреть такие
представления, зная, что это такое. Но когда тебя туда затащат...
- От этого можно обалдеть, - согласился я.
- Я сначала посмеялся, - продолжил он. - Любой бы посмеялся, не
так ли? Но все-таки в этом было какое-то странное очарование. Ганс сказал,
что видел этого мальчишку в ночном клубе в Восточном Берлине и был уверен,
что тот мне понравится. Казалось, он понимал мое смущение. Думал, что это
хорошая шутка. Я постарался воспринять все это спокойно, ведь я был у него
в гостях, но, честно говоря, подумал, что это немного чересчур.
Ощущение задетой гордости, подумал я.
- Соревнования начались через два дня, а еще через день, после ска-
чек, Ганс умер.
- Отчего он умер?
- Сердечный приступ.
- Но ведь он был молодым? - удивился я.
- Был, - подтвердил Джонни, - всего-навсего тридцать шесть. Тут
задумаешься, правда?
- А что же случилось на самом деле? - продолжал я расспросы.
- Ну... пожалуй, ничего. Никто к нему и пальцем не притронулся. Хо-
дили слухи - думаю, я был последним, до кого они дошли - что с Гансом бы-
ло что-то не так. И со мной тоже. Что на самом деле мы были голубыми, пони-
маете, что я имею в виду? И что некая Алеша из Москвы приревновала Ганса,
устроила скандал, и того хватил сердечный приступ. А еще, знаете ли, было
сообщение, что если я когда-нибудь окажусь в Москве, то Алеша меня найдет и
разберется со мной.
- А что это было за сообщение? В смысле, как вам его передали?
- Да все это, и само сообщение тоже, было только слухами. - Хозяин
выглядел явно расстроенным. - Казалось, все это слышали. Несколько человек
пересказали мне эти сплетни. Я даже понятия не имею, кто их распускал.
- И вы так серьезно к ним отнеслись?
- Конечно, нет. Все это чушь. Ни у кого не могло быть ни малейшего
основания ревновать ко мне Ганса Крамера. Да к тому же после того вечера я
старался избегать его - конечно, так, чтобы это не выглядело подчеркнутым,
понимаете?
Я поставил пустую чашку на поднос и пожалел, что не надел второй сви-
тер. Хозяин же, казалось, был совершенно невосприимчив к холоду.
- Но ваш родственник очень серьезно относится к этому.
- Он совершенно помешался от страха перед прессой, - скорчил рожу
Фаррингфорд. - Разве вы не заметили этого?
- Мне показалось, что он их не любит.
- Они просто достали его, когда он пытался скрыть от них свой роман
с моей сестрой. Я воспринимал это как забавную историю, но, видимо, для не-
го все было по-другому. Если помните, из этого устроили целую сенсацию,
ведь через две недели после помолвки наша мама вдруг подхватилась и сбежала
со своим парикмахером.
- Я и забыл об этом, - сознался я.
- Как раз перед этим я уехал в Итон, - продолжал Джонни. - Это
слегка поколебало мою самоуверенность, ну, понимаете, в смысле, когда па-
рень имеет все, до чего может дотянуться. - Он говорил несерьезным тоном,
но легко можно было угадать отголосок старой травмы. - Так что еще нес-
колько месяцев они не могли пожениться, а когда наконец поженились, в газе-
тах чуть не каждый день обсуждали половую жизнь моей матери. И всякий раз,
когда печатают какие-нибудь сведения о любом из нас, снова начинают мусо-
лить всю эту историю. Отсюда и эта странность у его королевского высочес-
тва.
- Тогда легко понять, - рассудительно заметил я, - почему он опа-
сается, что вы на Олимпиаде окажетесь втянутым в какой-нибудь шумный скан-
дал, а толпы досужих сплетников будут, как локаторы, отслеживать каждый
вант шаг. И, возможно, попытаются связать ваше имя с сексуальными меньшин-
ствами.
К этому моменту опасения принца казались мне вполне обоснованными, но
Джонни был явно не склонен соглашаться со мной.
- Да не будет никакого скандала. Просто потому, что ему неоткуда
взяться, - заявил он. -Вся эта история - просто глупость.
- Думаю, что именно это ваш родственник и Министерство иностранных
дел хотят доказать. Ведь любая поездка в Россию связана с известным риском,
а уж если едет кто-нибудь с репутацией гомосексуалиста, то возникает насто-
ящая политическая опасность, так как там гомосексуализм преследуется зако-
ном. Они хотят, чтобы вы участвовали в Олимпиаде, и поэтому просят меня для
вашей же безопасности расследовать эти слухи. Фаррингфорд упрямо стиснул
зубы.
- Но это совершенно ни к чему.
- А как насчет этих людей? - напомнил я.
- Каких людей?
- Которые напали на вас и велели отвязаться от Алеши.
- Ах, эти...- Хозяин выглядел совершенно спокойным. - Ну, я думаю,
кем бы эта Алеша ни была, она не желает расследования. Считает, что оно
повредит ей. Вы не подумали о такой возможности?
Джонни нервно встал, взял поднос и вышел в кухню. Там он некоторое
время гремел посудой, а когда вернулся, то явно не был расположен продол-
жать беседу.
- Пойдемте, я покажу вам лошадей, - предложил он.
- Сначала расскажите мне об этих людях, - настойчиво возразил я.
- А что вы хотите о них узнать? - Он поправил ногой высовывавшееся
из камина полено, слегка оживив огонь.
- Это были англичане?
- Ну, наверно, -удивленно ответил Фаррингфорд.
- Вы слышали их речь. Какой у них был акцент?
- Обычный. Думаю... ну... как обычно говорят рабочие.
- И все же были какие-нибудь особенности, - настаивал я. Он помотал
головой, но я-то знал, что все акценты различаются, хотя бы самую малость
- Ладно, они были ирландцами? Шотландцами? Валлийцами? А может быть,
они из Лондона, Бирмингема или Ливерпуля? Или с запада? Всех их легко раз-
личить.
- Наверно, из Лондона, - сказал он наконец.
- Не иностранцы? Скажем, русские?
- Нет. - Казалось, Джонни впервые задумался о том, кем были его
обидчики. - Грубая, некультурная речь, почти все согласные проглочены. Юж-
ная Англия. Лондон, юго-восток, в крайнем случае Беркшир.
- То есть тот самый акцент, который вы ежедневно слышите вокруг се-
бя?
- Думаю, что да. Во всяком случае, я не заметил никаких особеннос-
тей.
- Как они выглядели?
- Оба здоровенные... - Он наконец сложил каминные принадлежности в
аккуратный ряд и выпрямился. - Выше меня. Мужики как мужики. Никаких при-
мет. Ни бороды, ни хромоты, ни заметных шрамов. Жаль, конечно, что я такой
бестолковый, но думаю, что не смогу узнать их на улице.
- Но, если они войдут в эту комнату, - возразил я,-вы их узнаете.
- Вы хотите сказать, я почувствую, если это окажутся они?
- Я хочу сказать, что на самом деле вы помните больше, чем вам ка-
жется, и если вашу память подтолкнуть, все встанет на свои места.
С сомнением поглядев на меня, Фаррингфорд пообещал:
- Я обязательно дам вам знать, если увижу их.
- Они как пить дать заявятся с еще одним, так сказать, предупрежде-
нием, - задумчиво сказал я, - если вы не сможете убедить своего родствен-
ника бросить это дело.
- О Боже, вы так считаете? - Джонни обернулся к двери, вздернув
свой тонкий хищный нос, словно приготовился отразить немедленное нападение.
- Все, что вы говорите, не слишком успокаивает, вам не кажется?
- Это тактика запугивания
- Что?
- Врезать по больному месту, - пояснил я.
- А-а... ну да...
- Дешево и частенько бывает сердито.
- Ладно. В смысле, чего еще можно ожидать?
- Это зависит от того, кого хотят напугать. Вас, меня или вашего зя-
тя.
Фаррингфорд уставятся в пространство. Мне стало ясно, что он до сих
пор не рассматривал ситуацию с такой точки зрения.
- Понятно, к чему вы клоните, - сказал он наконец. - Но все это
чересчур тонко для меня. Пойдемте посмотрим лошадей. Ихто я понимаю. Они
даже если и убьют вас, то без злого умысла.
Стоило пройти пятьдесят ярдов, отделявших дом от конюшни, как с хозя-
ина слетела вся его нервозность и подавленность. Лошади были частью его са-
мого, и пребывание рядом с ними возвращало Фаррингфорду спокойствие и ду-
шевное равновесие.
Конюшни представляли собой небольшой четырехугольник глины и гравия,
окруженный деревянными сараями старой постройки. Еще там имелись подстри-
женный газон, раскидистое дерево и пустые кадки для цветов. Строения были
окрашены облупившейся зеленой краской. Чувствовалось, что весной здесь вы-
растут сорняки.
- Когда я вступлю в права наследства, то куплю себе конюшню получше,
- заметил Джонни, вновь непостижимым образом угадав мои мысли. - А эту я
арендую. Опекуны, видите ли.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:12

- Приятное место, - мягко сказал я.
- Но неудобное.
Тем не менее его опекуны вкладывали деньги в стоящие вещи, у каждой
из которых были четыре ноги, голова и хвост. Хотя шел восстановительный пе-
риод, все пять лошадей выглядели мускулистыми и хорошо упитанными. В основ-
ном это было потомство чистокровных жеребцов от охотничьих кобыл, смотре-
лись они как картинка, а Джонни с увлечением и гордостью рассказывал мне
историю каждой лошади. Впервые за время нашего знакомства он ожил. В нем
проявились целеустремленность и неподдельный фанатизм - вечное топливо
олимпийского огня.
Казалось, даже рыжие кудри Фаррингфорда стали жестче, хотя, возможно,
виной тому был сырой воздух. Но блеск в его глазах, крепко сжатые зубы,
энергичные движения - все это не было связано с погодой. Энтузиазм такого
рода сродни заразной болезни. Я сразу же почувствовал в душе внутренний от-
клик и понял, почему все так старались помочь ему с поездкой в Россию.
- С этой лошадью у меня и британской команды появляются хорошие шан-
сы. Но это не высший мировой класс, я знаю. Мне нужно что-нибудь получше.
Немецкая лошадь. Я видел ее. И я мечтаю об этой лошади. - Он перевел дыха-
ние и негромко хохотнул, словно ощущал свою одержимость и пытался замаски-
ровать ее. - Я еще кое-что вам скажу.
Хотя в его голосе слышалось самоосуждение, но на лице, покрытом чуть
поджившими порезами, оно никак не отразилось.
- Я завоюю золото, - закончил он.

ГЛАВА 3

Мои сборы в поездку представляли собой решающий смотр сил и подтяги-
вание резервов для обороны ослабленных легких по принципу "кто предупреж-
ден, тот защищен". Кроме того, я уложил толстый шерстяной шарф, запасные
очки, пару романов и фотоаппарат.
- Ты ипохондрик, - констатировала Эмма, взиравшая на мою аптечку со
смешанным чувством насмешки и трепета.
- Не говори под руку. Все, что здесь есть, - необходимо.
- Ну конечно. Вот это, например, что такое? - Она вынула пластико-
вый пузырек и встряхнула его как погремушку.
- Таблетки вентолина. Положи на место.
Эмма все же сняла крышку и вытряхнула таблетку на ладонь.
- Маленькая розовая. Для чего она?
- Помогает дышать.
- А это? - Она поднесла к глазам маленький жестяной цилиндрик и
прочла надпись на желтом ярлычке. - Интал в капсулах?
- Помогает дышать.
- А это? Это? - Она вытаскивала упаковки одну за другой и укладыва-
ла в ряд.
- Это?
- То же самое.
- А шприц, помилуй Бог, зачем шприц?
- Это последний рубеж обороны. Если адреналин не поможет, придется
взяться за него.
- Ты серьезно?
- Нет, - ответил я, хотя, возможно, следовало сказать "да". Пра-
вильного ответа я никогда не знал сам.
- Почему такая паника из-за легкого кашля? - Эмма окинула взглядом
устрашающую выставку приспособлений жизнеобеспечения с превосходством чело-
века, от природы щедро одаренного здоровьем.
- Мрачные предчувствия, - заявил я. - Положи-ка все это на место.
Она так тщательно укладывала лекарства, что я рассмеялся.
- Знаешь, - задумчиво сказала Эмма, - ведь все эти снадобья от ас-
тмы, не от бронхита.
- Когда я заболеваю бронхитом, у меня начинается астма.
- И так далее?
Я отрицательно помотают головой и спросил в свою очередь:
- Как насчет того, чтобы отправиться в кровать?
- В воскресенье, в полчетвертого дня, да еще с инвалидом?
- Мы справимся.
- Тогда ладно, - согласилась Эмма, и все было великолепно, причем я
ни разу не кашлянул и не высморкался.
На следующий день Руперт Хьюдж-Беккет в своем лондонском офисе вручил
мне билет на самолет, визу, гостиничную броню и список с именами и адреса-
ми. Он должен был отдать мне еще коечто.
- А как насчет ответов на мои вопросы?
- Боюсь... э-э... они пока что недоступны.
- Почему?
- Материалы все еще... э-э... в руках следователей.
Он старательно прятал от меня глаза, изучая свои руки с точно таким
же интересом, как когда-то в моей гостиной. Он должен был уже знать на них
каждый волосок, каждую морщинку и жилку.
- Вы, наверно, хотите сказать, что даже не начинали работу? - недо-
верчиво спросил я. - Вы должны были получить мое письмо самое позднее в
прошлый четверг. Шесть дней тому назад.
- Вот ваши фотографии. Но вы же понимаете, что... э-э... были неко-
торые... трудности в том, чтобы в такой короткий срок оформить визу.
- Какой смысл в визе, если у меня нет информации? А разве вы не мог-
ли одновременно добыть и то и другое?
- Мы думали... э-э... факс. В посольстве. Мы сможем выслать вам све-
дения, как только получим их.
- А я буду непрерывно бегать вокруг и смотреть, не влетел ли в фор-
точку почтовый голубь?
Хьюдж-Беккет строго улыбнулся, не разжимая неподвижных губ.
- Вы можете позвонить, - указал он. - Телефон есть в этой бумаге.
- Он чуть откинулся в своем роскошном кресле и посмотрел честным взглядом
на свою руку, словно рассчитывал увидеть, что линия жизни на ладони за пос-
ледние полминуты успела полностью изменить конфигурацию. - Мы, конечно,
поговорили с врачом, который оказывал помощь Гансу Крамеру.
- И что? - подбодрил я его, так как он явно собирался поставить
здесь точку.
- Он был дежурным врачом на соревнованиях по троеборью. Он осматри-
вал девушку, сломавшую ключицу, когда кто-то вошел и сказал, что один из
немцев потерял сознание. Врач сразу же бросил пациентку, но, когда добрался
до места, Крамер был уже мертв. По его словам, он попытался сделать ему
закрытый массаж сердца, необходимые инъекции, искусственное дыхание, но все
было тщетно. Тело, так сказать, посинело... а причиной смерти была назва-
на... э-э... сердечная недостаточность.
- Или, другими словами, сердечный приступ.
- Э-э... да. Конечно, было сделано вскрытие. ; Естественная смерть.
Ужасно, когда умирают такие молодые.
Все эти сведения совершенно бесполезны, грустно подумал я. Разве что
Ганс Крамер оказался настолько неосмотрителен, что проглотил решающую ули-
ку. Ничто не говорило о возможности смерти во время любовной игры, ничто не
подтверждало сложившуюся легенду. Было очевидно, что слухи о какой-то Алеше
ходили лишь потому, что Крамер не мог опровергнуть их.
- Имена и адреса остальных участников немецкой команды?
- Будут.
- А имена и адреса участников команды России, приехавших на междуна-
родные соревнования в Бергли?
- Будут.
- А русских наблюдателей?
- Будут.
Я уставился на Хьюдж-Беккета. Эти сведения, которые могли бы оказать-
ся очень полезными, представляли собой описание "русских наблюдателей",
трех человек, которые на полуофициальном положении в прошлом году присут-
ствовали на множестве соревнований, где выступала их команда, а не только
на международных скачках в Бергли. Смысл их присутствия можно было охарак-
теризовать различными словами: "шпионаж", "изучение хода соревнований",
"отслеживание наших лучших лошадей" и даже "анализ подготовки спортсменов
Запада для того, чтобы выставить их дураками на Олимпиаде". Я мог бы добыть
их с помощью нескольких телефонных звонков людям, связанным со скаковым ми-
ром.
- Принц говорил, что вы согласились проделать кое-какую подготови-
тельную работу, - напомнил я.
- Мы намеревались, - уточнил он, - но ваша роль на сцене междуна-
родной политики крайне незначительна. Мое учреждение на этой неделе занима-
лось делами гораздо более серьезными, чем... э-э... лошади.
Его ноздри слегка раздулись, и в голосе прозвучала та же неприязнь,
что и во время визита ко мне.
- Рассчитываете ли вы, что мне удастся выполнить это поручение?
Хьюдж-Беккет продолжают молча изучать свои руки.
- Желаете ли вы мне успеха?
Он перевел взгляд на мое лицо с таким видом, будто оторвал от земли
двухтонную тяжесть.
- Я был бы рад, если бы вы осознали, что обеспечение лорду Фаррин-
гфорду возможности выступить на Олимпиаде означает всего-навсего, что он
получит шанс доказать, что он сам или его лошадь достаточно хороши. Но это
не тот предмет, ради которого мы хотели бы пожертвовать хоть чем-нибудь
из... э-э... деловых отношений с Советским Союзом. На самом деле мы не хо-
тели бы оказаться, в Положении, когда нам пришлось бы приносить извинения.
- Тогда просто чудо, что вы уговаривали меня поехать в Москву.
- Этого хотел принц?
- И он обратился к вам?
Хьюдж-Беккет чопорно поджал губы.
- Это была вовсе не безосновательная просьба. Но если бы все мы не
одобряли данное вам поручение, то отказались бы от любой помощи.
- Ну ладно, - сказал я, поднимаясь и рассовывая бумаги по карманам.
- Я понял, что вы стремитесь избежать впечатления, будто не счита-
етесь с желаниями члена королевской семьи. Поэтому вы хотите, чтобы я по-
ехал, задал несколько беспредметных вопросов и получил на них бессодержа-
тельные ответы. В итоге принц воздержится от покупки немецкой лошади, Джон-
ни Фаррингфорд не будет включен в команду и никому не потребуется для этого
пальцем шевельнуть.
Он окинул меня взглядом, полным мировой скорби высокопоставленного
государственного служащего.
- Мы забронировали для вас комнату на две недели, - сообщил он, -
но, конечно, вы можете вернуться раньше, если захотите.
- Спасибо.
- Если вы прочтете этот список, то увидите, что мы приготовили
один-другой: э-э: контакт, который может пригодиться.
Я пробежал глазами короткий список, возглавляемый британским посоль-
ством. Набережная Мориса Тореза, 12.
- Одна из следующих фамилий принадлежит человеку, имеющему отношение
к подготовке советской команды по многоборью.
Я был приятно удивлен.
- Что ж, это уже лучше.
Хьюдж-Беккет улыбнулся не без оттенка самодовольства.
- Мы не такие уж бездельники, какими вы нас считаете. - Он откаш-
лялся. - Последнее имя в этом списке - студент Московского университета.
Он англичанин и приехал туда на год по обмену. Конечно, он говорит по-рус-
ски. Мы предупредили его о вашем приезде. Он пригодится, если вам потребу-
ется переводчик, но мы просим вас не делать ничего такого, что помешало бы
ему закончить учебный год.
- Поскольку он важнее лошадей?
Хьюдж-Беккет одарил меня натянутой холодной улыбкой.
- Большинство вещей важнее лошадей, - подтвердил он.
Согласно билету, полученному от Хьюдж-Беккета, уже на следующий день
я удобно расположился в первом салоне самолета Аэрофлота, который должен
был приземлиться в шесть часов вечера по местному времени. Большинство моих
соседей составляли чернокожие. Наверно, кубинцы, лениво подумал я. Но в
этом изменчивом мире они могли оказаться откуда угодно: нынешние противники
завтра становятся союзниками. Они были одеты в прекрасно сшитые костюмы,
белые рубашки и элегантные галстуки, близ трапа самолета их ждали длиннющие
лимузины. Менее значительным персонам предстояло пройти через обычную им-
миграционную процедуру, но у меня здесь не возникло ни малейшей задержки.
Таможенник сделал мне разрешающий жест, словно я нисколько не интересовал
его, хотя за соседней стойкой буквально набросились на мужчину моего воз-
раста. Таможенники читали каждый клочок бумаги, выворачивали все карманы,
рассматривали швы подкладки чемодана. Объект внимания стойко и спокойно все
переносил. Он не протестовал, не возмущался, даже, как мне показалось, вов-
се не волновался. Когда я проходил мимо, один из таможенников взял пару
трусов и принялся тщательно ощупывать резинку
Только я успел подумать, не взять ли такси, как проблема отпала, пос-
кольку, оказывается, меня тоже ожидали. Девушка в коричневом пальто и жел-
то-коричневой вязаной шапочке внимательно посмотрела на меня и спросила:
- Мистер Дрю?
Угадав по моей реакции, что обратилась по адресу, она представилась:
- Меня зовут Наташа, я из "Интуриста". Мы позаботимся о вас, пока вы
будете в Москве. В гостиницу мы отвезем вас на машине. - Она обернулась к
женщине чуть постарше, стоявшей в двух шагах. - Моя коллега Анна.
- Как мило с вашей стороны проявить такую заботу, - вежливо сказал
я. - Как вы меня узнали?
Наташа деловито взглянула в зажатую в кулаке бумажку.
- Англичанин, тридцати двух лет, темные волнистые волосы, очки с за-
темненными коричневыми стеклами, без бороды и усов, хорошо одет.
- Автомобиль на улице, - перебила Анна. Я подумал, что в этом нет
ничего удивительного, ведь именно там всегда находятся автомобили в аэро-
портах.
Невысокая, коренастая Анна была одета в практичное серое пальто и бо-
лее темную, серую же, шерстяную шляпку. На ее лице было какое-то отталкива-
ющее застывшее выражение, каким-то образом распространявшееся на ее выпя-
ченный живот и широкие носки ботинок. Она держалась вполне приветливо, но,
вероятно, лишь постольку, поскольку я вел себя соответственно ее ожиданиям.
- У вас есть шапка? - приветливо спросила Наташа. - На улице хо-
лодно. Меховая шапка вам просто необходима.
Я успел ощутить прелесть климата, пока добежал от трапа самолета до
автобуса и от автобуса до дверей аэропорта. Большинство пассажиров вышло из
самолета в головных уборах, я же поеживался, пряча нос в свой пушистый
шарф.
- Вы можете облысеть, - серьезно сказала Наташа. - Вам необходимо
завтра же купить шапку.
- Ну что ж... - неуверенно пробормотал я. У нее были роскошные тем-
ные брови и светлая кожа теплого оттенка, губы она красила неброской блед-
но-розовой помадой. В ее глазах иногда вспыхивали смешливые искорки. - Вы
впервые в Москве?
- Да, - подтвердил я.
Около выхода стояли кружком четверо здоровенных мужчин. Казалось, что
они беседовали, но их взгляды были устремлены наружу, никто из них не гово-
рил. Наташа и Анна, не обращая внимания, прошли мимо них, будто они были
нарисованы на стене.
- Кто попросил вас встретить меня? - полюбопытствовал я.
- Конечно, наше управление "Интуриста", - ответила Наташа.
- Но кто обратился к ним?
Обе девушки вежливо посмотрели на меня и промолчали. Я сделал из это-
го вывод, что они не знали этого, да и не желали знать.
Автомобиль с водителем, не говорившим по-английски, мчался по широко-
му пустынному шоссе. В дальнем свете фар метались редкие хлопья снега. Про-
езжая часть, обрамленная неровным грязно-серым снеговым барьером, была чис-
та. Я дрожал в пальто скорее от антипатии к окружающему, чем от погоды: в
машине было достаточно тепло.
- Для конца ноября сейчас довольно тепло, - сказала Наташа. - Се-
годня весь день было около нуля. Обычно к этому времени снег уже ложится на
всю зиму, а сегодня шел дождь.
Неуютные автобусные остановки, которые я видел из окна, были почти
пусты. В некоторых из них находились по три-четыре человека, ожидавших ав-
тобуса.
- Если хотите, - предложила Анна, - завтра вам можно было бы ус-
троить автобусную экскурсию по городу с гидом, а послезавтра посетить Выс-
тавку достижений народного хозяйства.
- Мы постараемся достать вам билеты на балет и в оперу, - добавила
Наташа.
- В вашей гостинице всегда много англичан, приезжающих в Москву на
отдых по путевкам, - сказала Анна. - Вы могли бы присоединиться к ним на
экскурсии по Кремлю или другим интересным местам.
Посмотрев на своих спутниц, я пришел к выводу, что они искренне ста-
раются быть полезными.
- Спасибо, - сказал я,-но я собираюсь в основном посещать друзей.
- Если вы сообщите нам, куда хотите пойти, - искренне сказала Ната-
ша, - мы поможем вам.
В моей комнате в гостинице "Интурист" вдоль одной стены стояла кро-
вать, а вдоль другой - диван. Помещение вполне годилось для одного. В точ-
но такой же комнате напротив, куда я бросил беглый взгляд, когда дверь на
мгновение открылась, стояла двуспальная кровать. У окна, занимавшего всю
стену моего номера, была устроена широкая полка, на которой стояли телефон
и настольная лампа. Еще там были стул, встроенный платяной шкаф и ванная.
Коричневый ковер, узорчатые красноватые шторы, темнозеленый диван и такое
же покрывало на кровати. Обычный нормальный гостиничный номер, без всякого
национального колорита. Он мог бы находиться в Сиднее, Лос-Анджелесе или
Манчестере.
Я распаковал свои скудные пожитки и посмотрел на часы. "Ваш ужин - в
восемь часов, - предупредила Анна, - пожалуйста, приходите в ресторан. За
ужином я помогу вам спланировать завтрашний день". Нужно было как-то изба-
виться от опеки "нянек", но, поскольку в мои намерения не входило немедлен-
но вызывать их волнение, я решил покорно последовать совету. К тому же ко-
роткая передышка наверняка пойдет мне на пользу.
Налив виски в стаканчик для чистки зубов, я присел на диван, но, ког-
да поднес стакан ко рту, зазвонил телефон.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:12

- Это мистер Рэндолл Дрю?
- Да, - ответил я.
- Приходите в бар гостиницы "Националь" в девять часов, - сказал
незнакомый голос. - Из гостиницы выйдете направо, свернете еще раз направо
за угол, и справа от вас окажется гостиница "Националь". Пройдете по корот-
кому коридору, слева будет бар. Встретимся в девять, мистер Дрю.
Прежде чем я успел спросить, кто говорит, в трубке раздались гудки.
Я отпил виски. Единственным способом выяснить, с кем я говорил, было
принять приглашение.
Через некоторое время я достал памятку Хьюдж-Беккета. Телефон в моем
номере был включен в городскую сеть, поэтому я набрал номер английского
студента Московского университета и в ответ услышал какие-то непонятные
русские слова.
- Стивен Люс, - как можно отчетливее выговорил я. - Могу ли я по-
говорить со Стивеном Лю-сом?
Русский голос сказал по-английски: "Ждите". Я ждал. Всего через три
минуты я услышал голос молодого англичанина:
- Да, кто это?
- Меня зовут Рэндолл Дрю, - начал я, - я...
- О да, - прервал он. - Откуда вы звоните?
- Из моей комнаты в гостинице "Интурист".
- Какой у вас номер? Номер телефона, он должен быть написан на аппа-
рате.
Я прочел номер.
- Отлично, - продолжал мой собеседник. - Давайте встретимся зав-
тра. Двенадцать часов вас устроит? Это время моего ленча. На Красной площа-
ди, перед храмом Василия Блаженного, о'кей?
- Э... да,-согласился я.
- Ну и отлично, - последовал ответ. - Мне нужно идти. Пока. - И
он повесил трубку.
Наверно, в московском воздухе витает какая-то зараза, подумал я, на-
бирая следующим номер. Я звонил человеку, связанному с тренерами советской
сборной. Снова мне ответили порусски. Я по-английски попросил мистера Кро-
поткина, но на сей раз мне не повезло. После непродолжительной паузы я пов-
торил вопрос. На другом конце провода взволнованно проговорили что-то непо-
нятное и выразительно бросили трубку.
Я счел за лучшее связаться с британским посольством. Моим собеседни-
ком оказался атташе по культуре.
- Конечно, - сказал он с итонским произношением, - мы знаем о ва-
шей поездке. Не хотите ли зайти выпить завтра вечером? Например, в шесть
часов?
- Отлично, - сказал я, - но...
- Откуда вы звоните?
- Из гостиницы. - Не дожидаясь вопроса, я продиктовал номер.
- Замечательно, - быстро сказал атташе. - С нетерпением ожидаю
встречи.
Снова торопливый отбой. Я допил виски и задумался. Моя наивность, ви-
димо, пугала старожилов этого города.
Анна ожидала меня около ресторана и вышла мне навстречу. Оказалось,
что под пальто она носила зеленый шерстяной костюм с бронзовыми пуговками,
который был бы вполне уместен в респектабельной лондонской конторе. Ее чис-
тые каштановые волосы, в которых виднелись седые нити, были хорошо причеса-
ны. Она явно была человеком, умевшим давать советы и планировать.
- Вы можете расположиться здесь, - сказала она, указывая на ряд
столов близ длинного, во всю стену, окна. - Это те самые английские турис-
ты, о которых я вам говорила.
- Спасибо.
- А теперь, что касается завтрашнего дня...
- Завтра, - любезно сказал я, - я рассчитываю побывать на Красной
площади, в Кремле и, возможно, в ГУМе. У меня есть карта и путеводитель,
так что я не потеряюсь.
- Но мы можем включить вас в одну из экскурсионных групп, - веско
возразила Анна. - Есть специальные двухчасовые экскурсии по Кремлю, с по-
сещением Оружейной палаты.
- Поверьте, меня это не привлекает. Я не большой любитель музеев и
тому подобного.
Моя опекунша была явно недовольна, но после еще одной бесплодной по-
пытки уговоров сказала, что мой ленч - в полвторого, когда должна вернуть-
ся группа из Кремля. А в полтретьего отправится автобусная экскурсия по го-
роду.
- Да, - сказал я. - Это очень удобно.
Я совершенно явно ощущал, как в Анне нарастало напряжение. Туристы,
желавшие гулять сами по себе, явно представляли для нее проблему, хотя я не
мог понять почему. Мое полусогласие было, видимо, принято за добрый знак,
поскольку Анна таким тоном, будто обещала ребенку гору конфет, сказала, что
билеты на оперу в Большой театр будут почти наверняка. Столы, каждый на
четверых, начали заполняться. Ко мне присоединились вопросительно улыбавша-
яся чета средних лет из Ланкашира и тот самый человек, которого так стара-
тельно обыскивали на таможне. Мы обменялись банальными приветственными реп-
ликами, и ланкаширская леди принялась обсуждать таможенников из аэропорта.
- Нам пришлось столько времени просидеть в автобусе, пока вас нако-
нец не отпустили.
Невысказанный вопрос повис в воздухе. Длинноволосый объект любопыт-
ства, облаченный в джинсы и свитер, разболтал в борще сметану и счел, что
пора ответить.
- Они вцепились меня и обшарили с головы до пяток, - заявил он,
наслаждаясь произведенным впечатлением.
- Ох! - с деланным ужасом и трепетом воскликнула ланкаширская леди.
- И что же они искали?
- Не знаю, - пожал плечами Герой дня. - У меня они не смогли найти
ничего. Я позволил им убедиться в этом, и в конце концов меня оставили в
покое.
Его звали Фрэнк Джонс, он был школьным учителем из Эссекса и в Москву
приезжал уже в третий раз. Великая страна, сказал он. Ланкаширская чета с
сомнением отнеслась к его словам, а затем все мы принялись за какое-то се-
рое мясо неизвестного происхождения. Последовавшее за ним мороженое было
лучше, но я подумал, что не было смысла предпринимать путешествие ради гас-
трономических изысканий.
Нечего делать, пришлось отправляться в гостиницу "Националь". Я надел
пальто и завернулся в теплый шарф. Снег с дождем хлестал мне в лицо, волосы
отсырели, пронизывавший ветер забирался под одежду. Мокрый асфальт блестел,
хотя еще не покрылся льдом. Было достаточно холодно, я чувствовал это вер-
хушками легких. Для того чтобы сорвать мою миссию, достаточно подхватить
бронхит, подумал я, и под влиянием минутного порыва чуть не распахнул паль-
то навстречу холоду. Но на самом деле все, что угодно, было лучше, нежели
кашлять и отхаркивать мокроту, сидя в гостиничном номере.
Бар гостиницы "Националь" безвкусной роскошью напоминал старомодный
паб времен короля Эдуарда или пришедший в упадок маленький лондонский клуб.
На устланных коврами полах стояли три длинных стола, окруженные каждый во-
семьюдесятью стульями, было и несколько небольших столиков на трех-четырех
человек. Большинство стульев было занято; перед стойкой, находившейся в уг-
лу, стояло два ряда людей. Вокруг разговаривали на английском, немецком,
французском, множестве других языков, но никто не спрашивал входящих, нет
ли среди них Рэндолла Дрю, недавно прилетевшего из Англии.
Прождав несколько минут, я подошел к бару и подобающим образом полу-
чил порцию виски. На часах к тому времени было четверть десятого. Некоторое
время я пил стоя, а когда один из маленьких столиков освободился, сел, но
ко мне никто не присоединился. В девять тридцать пять я купил вторую пор-
цию, а в девять пятьдесят пришел к выводу, что если все мое расследование
пойдет так же успешно, то бронхит мне не потребуется.
Когда в две минуты одиннадцатого я посмотрел на часы и допил свой
стакан, от ряда стоявших перед стойкой отделился человек.
- Рэндолл Дрю? - обратился он ко мне, поставив два полных стакана
на стол и усаживаясь на один из свободных стульев. - Извини, парень, что
заставил тебя ждать.
Я точно помнил, что все время, пока я был здесь, он находился перед
стойкой, время от бремени обмениваясь репликами с соседями или барменом или
глядя в стакан. Обычный завсегдатай баров, рассчитывающий найти мудрость
веков в смеси воды и спирта.
- И зачем было нужно заставлять меня ждать? - спросил я.
Вместо ответа человек что-то хрюкнул, поднял колючие серые глаза и
подтолкнул ко мне один из стаканов. Это был крепкий мужчина лет сорока. Его
длинная шея выглядывала из распахнутого темного двубортного пиджака, разве-
вавшегося при ходьбе. Чуть поредевшие на макушке черные волосы были акку-
ратно зачесаны.
- В Москве нужно быть осторожным, -сказал он.
- Гм-м... А у вас есть имя? - спросил я.
- Херрик. Малкольм Херрик. - Он сделал паузу, ожидая моей реакции,
но я никогда не слышал о нем. - Московский корреспондент "Уотч".
- Как дела? - вежливо спросил я, но никто из нас не протянул руки.
- Это тебе не детские игры на лужайке, - неожиданно сказал Херрик,
- говорю для твоего же блага.
- Очень признателен,-пробормотал я.
- Ты приехал сюда задавать дурацкие вопросы насчет этого аутсайдера
Фаррингфорда.
- Почему аутсайдера?
- Я не люблю его, - отрезал он. - Но это к делу не относится. Я
уже задал все возможные вопросы об этом дерьмовом деле и узнал все, что
можно было узнать. И если бы оттуда воняло, я нашел бы источник вони. Зна-
ешь, парень, никто не сравнится со старым газетчиком, когда нужно раскопать
какуюнибудь грязь, имеющую отношение к благородным графам.
Даже его голос производил впечатление физической силы. Я не хотел бы,
чтобы он постучал в мою дверь, если я попадусь на зуб журналистам: способ-
ности к состраданию у него было не больше, чем у торнадо.
-Как же вы все это узнали? - вставил я. - И откуда вы знаете, что
я приехал сюда, зачем приехал и что остановился в "Интуристе"? Да к тому же
смогли позвонить мне почти сразу же после того, как я вошел в номер?
Херрик снова окинул меня тяжелым, ничего не выражавшим взглядом.
- Нам ведь не нужно знать слишком много, правда, парень? - Отпив
глоток, он продолжал: - Это мне пропела одна маленькая птичка в посоль-
стве. Что еще ты хочешь узнать?
- Продолжайте, - сказал я, когда он умолк.
- Не буду называть источники, - ответил он без всякого выражения.
- Но скажу тебе, парень, что это не новая история. Я уже несколько недель
бегу по следу. Посольство тоже пустило своих ищеек. Если хочешь знать, они
даже послали одного из разведки втихаря собирать слухи в очередях, которые
тут на каждом шагу. Все это оказалось одним большим ляпом. Было чертовски
глупо послать тебя сюда. Эти фанатики в Лондоне не хотят слышать слово
"пустышка", хотя вся эта история не стоит выеденного яйца.
Я снял очки, посмотрел стекла на свет и надел их снова.
- Ладно, - негромко сказал я, - очень мило, что вы побеспокоились
обо мне, но не могу же я вернуться, даже не попытавшись разобраться, верно?
Ведь мне оплачивают проезд, гостиницу и все прочее. Но думаю, - решил я
пустить пробный шар, - вы могли бы рассказать мне, что вам удалось узнать.
Это избавило бы меня от утомительной беготни.
- Помилуй Бог, - взорвался Херрик, - ты хочешь, чтобы тебя привели
за ручку, так, что ли? - Он прищурил глаза, поджал губы и в очередной раз
оглядел меня. - Ну что ж, слушай, парень. Минувшим летом трое русских наб-
людателей ездили в Англию на это трижды проклятое троеборье. Чиновники из
подкомитетов, которых посылали для проработки деталей плана проведения кон-
ных соревнований на Олимпиаде. Я разговаривал со всеми тремя в их огромном
Национальном олимпийском комитете на улице Горького, напротив музея Красной
Армии. Они видели езду Фаррингфорда на всех соревнованиях, но между ним и
событиями в России нет абсолютно никакой связи. "Нет, нет и нет" - вот их
единодушное мнение.
- Что ж, - уступил я, - а что вы скажете о русской команде, приез-
жавшей на соревнования в Бергли?
- До них не доберешься, парень. Ты никогда не пробовал брать ин-
тервью у кирпичной стены? Официальный ответ гласил, что русская сборная не
имела контактов ни с Фаррингфордом, ни с британским гражданским населением
- тем более что они вообще не говорят по-английски. Я заранее был в этом
уверен, но промолчал.
- А вы узнали что-нибудь о девушке по имени Алеша?
Услышав имя, Херрик подавился спиртным. Мои слова вызвали у него
приступ гомерического хохота.
- Для начала, парень, Алеша вовсе не девушка. Алеша - мужское имя.
Уменьшительное. Как Дики от Ричард. Алеша - производное от Алексей.
- Да ну? - И если ты поверил этому трепу насчет покойного немца и
его любовника - мальчишки из Москвы, - можешь выбросить все это из голо-
вы. Тебя за одни лишь такие разговоры засунут в кувшин и крепко заткнут
пробкой. Здесь гомосексуалистов не больше, чем бородавок на бильярдном ша-
ре.
- А остальные участники немецкой команды? Им вы смогли задать вопро-
сы?
- С ними разговаривали дипломаты. Никто из гансов ничего не знает о
делах Крамера.
- А сколько Алеш может быть в Москве? - осведомился я.
- А сколько Диков в Лондоне? - вопросом на вопрос ответил Херрик.
- Население обоих городов примерно одинаково.
- Выпьете еще? - перебил я. Журналист поднялся и оскалил зубы в по-
добии улыбки. Но тяжелый взгляд ничуть не смягчился.
- Я принесу, - сказал он, - если ты меня субсидируешь.
Я дал ему пятерку, которую отложил про запас. Здесь расплачивались
только иностранной валютой, сказал мне бармен. Рубли и деньги стран Восточ-
ного блока не принимали. Этот бар предназначался для гостей с той стороны
железного занавеса, которым следовало оставить здесь как можно больше фран-
ков, марок, долларов и иен. Сдачу возвращали очень точно в той же валюте,
которой расплачивался посетитель.
После следующего стакана Малкольм Херрик слегка оттаял и рассказал
мне о своей работе в Москве.
- Прежде британские корреспонденты торчали здесь дюжинами, но сейчас
большинство газет их отозвало. Осталось пять-шесть человек, не считая пар-
ней из агентств новостей, типа "Рейтер" и ему подобных. Дело в том, что ес-
ли в Москве происходит что-нибудь важное, то об этом сначала узнают за гра-
ницей. Потом новости возвращаются к нам по радио от всемирной службы новос-
тей. Мы с тем же успехом могли бы получать всю информацию об этой стране у
себя дома.
- Вы можете разговаривать по-русски? - прервал я его рассказ.
- Нет. Русским не нравится, когда приезжие владеют их языком.
- Но почему?
Он с жалостью посмотрел на меня.
- Их принцип - держать русских подальше от иностранцев, а иностран-
цев - подальше от своих. Иностранцы, постоянно работающие в Москве, должны
жить в специальных домах с русскими охранниками в воротах. Мы даже офисы
устраиваем там. И поменьше выходить из дому, так-то, парень. Новости прихо-
дят ко мне сами. По телексу из Лондона.
Казалось, что Херрик не столько удручен своим положением, сколько
просто циничен. Я задумался о том, какого рода истории он сочинял для
"Уотч", газеты более известной своими эмоциональными крестовыми походами
против выбранных наугад противников, чем точностью. Я редко читал эту газе-
ту, так как ее обозреватель скачек лучше разбирался в орхидеях, чем в собы-
тиях на ипподроме Аскот.
Мы допили наконец свое виски и встали, чтобы уйти.
- Спасибо за помощь, - поблагодарил я. - Можно ли позвонить вам,
если мне что-нибудь придет в голову? Ваш номер есть в телефонной книге?
Херрик в очередной раз тупо посмотрел на меня. Правда, на этот раз в
его взоре можно было угадать торжество победителя. Мне не светило преуспеть
там, где он потерпел неудачу, говорил этот взгляд, и лучше было бы вообще
не лезть в это дело.
- В Москве нет телефонной книги, - с плохо замаскированным торжес-
твом сказал он. Теперь уже я тупо уставился на собеседника. - Если тебе
нужен телефонный номер, ты должен обратиться в справочную службу. Там тебя,
наверно, спросят, зачем тебе телефон, и назовут, если сочтут, что тебе сле-
дует его знать.
Он вынул из кармана репортерский блокнот на пружинке, записал свой
номер и подал мне вырванный листок.
- И вот что, парень, звони из уличных автоматов. Не разговаривай по
телефону в номере.
Когда я вышел на улицу, с неба вперемешку хлестал дождь и сыпался
снег, хотя снега было больше. Я пробежал две сотни ярдов, отделявших меня
от "Интуриста", взял ключи, поднялся в лифте и сказал по-английски "добрый
вечер" пухлой леди, сидевшей за столом и наблюдавшей за коридором, по сто-
ронам которого располагались номера. Ни один человек, вышедший из лифта, не
мог бы миновать ее по пути к номеру. Она бесстрастно изучила мою внешность
и сказала что-то по-русски. Я предположил, что это означало "доброй ночи".
Моя комната находилась на восьмом этаже и выходила на улицу Горького.
Задернув занавеску, я зажег настольную лампу.
Мои вещи были аккуратно разложены по местам, но что-то было не так.
Заглянув в выдвижные ящики, я почувствовал, что по моей спине и ногам про-
бежали мурашки. Пока меня не было, кто-то обыскал комнату.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:13

ГЛАВА 4

Я лежал в постели, глядел в потолок, освещенный включенной лампой, и
гадал, что же меня так встревожило. Я не был шпионом. Настоящий шпион дол-
жен был бы чувствовать себя как дома среди людей, пытающихся выяснить его
подноготную. Скорее ему было бы не по себе, если бы его оставили без внима-
ния. Я с удовольствием читал книги о таких людях и даже в какой-то степени
усвоил их жаргон - например, знал, что слово "крот" означает агента, внед-
рившегося в иностранного разведку, понимал, кто такой "агент-невидимка",
что значит "подготовить крышу" и многие другие выражения. Но миру, в кото-
ром я обитал, эти слова были так же чужды, как ядовитый черный скорпион -
накрытому к завтраку столу.
И тем не менее я прилетел в Москву для того, чтобы задавать вопросы.
Возможно, это и послужило причиной повышенного внимания к моей персоне. А
на наиболее важные вопросы пока что ответов не последовало. Может быть, их
вообще не было?
Но кто же мог обыскивать мой номер? И зачем? Бумага с фамилиями и ад-
ресами лежала у меня в кармане. В чемодане не было ни оружия, ни секретных
кодов, ни антисоветской литературы. Меня предупредили, что в Советский Союз
нельзя ввозить Библию и распятия, и я их не ввозил. Я не привез никаких
запрещенных книг, порнографии или газет. Никаких наркотиков... Наркотики...
Я спрыгнул с кровати, выдвинул ящик, в который положил свою аптечку,
и со вздохом облегчения увидел, что пилюли, ингаляторы, шприц и ампулы ад-
реналина лежат примерно так же, как их уложила Эмма. Я не мог бы с уверен-
ностью сказать, осматривали их или нет, но по крайней мере все было на мес-
те. Эмма наверняка назвала бы меня ипохондриком, однако следовало признать
грустный факт: только благодаря содержимому этой коробки я продолжал пребы-
вать на этом свете. Я родился со сломанной серебряной ложкой во рту. Судьба
дала мне богатство, но поскупилась на здоровье. Из-за слабых легких страхо-
вые компании требовали с меня огромных взносов, несмотря на молодость. Че-
ловек, отец и дед которого умерли молодыми из-за отсутствия салбутамола,
беклометазона дипропионата и других чудес современной фармакологии, без
труда может убедиться в том, что сердца страховых агентов тверже кремня.
Но обычно во мне было не меньше сил и здоровья, чем в любом другом из
тех несчастных, которым выпало жить на промозглых, сырых, туманных, прос-
тудных Британских островах.
Я закрыл коробку и сунул ее в ящик. Затем улегся в постель, выключил
свет, снял очки и аккуратно положил их рядом, чтобы сразу нащупать поутру.
Интересно, как скоро я мог бы, не нарушая приличий, использовать обратный
билет?
Красная площадь была на самом деле серо-коричневой. Резкий ветер нес
через нее редкие снежинки. Я стоял перед храмом Василия Блаженного и пытал-
ся его фотографировать, хотя отнюдь не был уверен, что красные кирпичные
стены Кремля запечатлеются на эмульсии при тусклом дневном свете. Это осве-
щение скорее подошло бы для фотолаборатории. Покрытое слякотью простран-
ство, где временами на радость операторам кинохроники гремят по каменной
брусчатке грандиозные военные парады, сегодня было почти пусто. Лишь нес-
колько жалких на вид групп туристов брели от стоявших неподалеку автобусов.
Небольшой собор, украшенный блестящими разноцветными узорчатыми купо-
лами-луковицами на барабанах различной высоты, походил на фантастический
замок из фильма Диснея. Снег приглушал цвета, которые сверкали на рекламных
открытках, но я замер в удивлении от того, что нация, сумевшая создать та-
кое великолепное, радостное здание, смогла оказаться в нынешнем сером сос-
тоянии.
- Этот собор построен по приказу Ивана Великого, - произнес мужской
голосу меня за спиной. - А когда строительство завершилось, он был в таком
восторге от его красоты, что велел ослепить зодчего, чтобы тот не смог пос-
троить кому-нибудь другому более прекрасного здания.
Я не торопясь обернулся. Передо мной стоял невысокий молодой человек,
одетый в темно-синее пальто и черную спортивную шапочку. На его круглом ли-
це было взволнованное выражение. Большие умные карие глаза были живее, чем
глаза русских, которых мне довелось встречать. Мне показалось, что, несмот-
ря на юношески мягкие черты лица, этот человек обладает острым взрослым
умом. Я тоже расстраивался из-за собственной внешности лет десять назад.
- Вы Стивен Люс? - спросил я.
- Да, это я, - ответил он, улыбнувшись.
- Я предпочел бы не знать о судьбе зодчего.
- Почему?
- Я не люблю страшных кинофильмов.
- Вся жизнь - это страшный кинофильм, - ответил он. - Хотите пос-
мотреть гробницу Ленина? Она называется Мавзолей. - Полуобернувшись, он
указал рукой на середину площади, где вереница людей стояла перед похожим
на коробку зданием у подножия кремлевской стены. - В соборе теперь не цер-
ковь, а что-то вроде склада. А вот в Мавзолей можно войти.
- Нет, спасибо.
Тем не менее Люс пошел к стоявшим посреди площади людям. Я двинулся
вслед за ним.
- Вон там, - сказал он, указав куда-то за Мавзолей, - стоит не-
большой бюст Сталина. Он появился недавно, без всяких церемоний. Вам может
показаться, что это неважно, но на самом деле это очень интересно. Одно
время тело Сталина находилось в Мавзолее рядом с телом Ленина, окруженное
почетом, как положено. Тут затеяли пересмотр истории, и Сталин оказался
персоной non grata. Его вынесли из Мавзолея, захоронили рядом и поставили
над его могилой маленький бюст. Но пересмотр истории продолжался, и памят-
ник сняли, оставив только мемориальную доску над могилой. А теперь на том
же самом месте стоит новый памятник. Но Сталин изображен уже не гордым
властелином мира, а задумчивым скромным человеком. Очаровательно, вы не на-
ходите?
- Что вы изучаете в университете? - спросил я.
- Русскую историю.
- Тираны приходят и уходят, - сказал я, переводя взгляд от возрож-
денного Сталина к мертвому собору, - а тирания остается.
- О некоторых вещах лучше говорить под открытым небом, - напомнил
Люс.
- Есть ли у вас время, чтобы помогать мне? - спросил я.
- Почему вы не фотографируете? - спросил он вместо ответа. - Веди-
те себя как положено туристу.
- Раз мою комнату и вещи обыскивали, значит, никто не считает меня
туристом.
- Вот как? - удивленно воскликнул Люс. - В таком случае, давайте
просто пройдемся.
Не торопясь, как настоящие туристы, мы пошли мимо собора к реке. Я
вытащил из-под воротника шарф и подтянул его повыше, чтобы прикрыть уши.
Меховая шапка, которую я купил утром под руководством Наташи, совершенно не
прикрывала их.
- Почему вы не опустите уши у шапки? - спросил Стивен Люс. - Будет
гораздо теплее. Просто не завязывайте их под подбородком.
Я последовал его совету и прикрыл уши, позволив тесемкам развеваться
по ветру.
- Какая помощь вам нужна?
- Я хотел, чтобы вы помогли мне пообщаться с несколькими людьми,
имеющими дело с лошадьми.
- И когда?
- С этими людьми лучше всего встречаться по утрам.
Стивен Люс минуту помолчал, а затем сказал с сомнением в голосе:
- Думаю, я мог бы пропустить завтра одну лекцию...
Совершенно в духе Хьюдж-Беккета, усмехнулся я про себя: предоставить
мне переводчика, который мог уделить мне лишь обеденное время да скрепя
сердце пропустить лекцию. Поглядев на круглое взволнованное лицо, обрамлен-
ное черной шапочкой, я пришел к выводу, что при таком положении вещей вся
моя миссия обречена на провал.
- Вы знаете Руперта Хьюдж-Беккета? - спросил я.
- Никогда не слышал о таком.
Я вздохнул.
- В таком случае, кто же попросил вас помочь мне?
- Министерство иностранных дел. Некто по имени Спенсер. Его я знаю.
Они в некотором роде финансируют меня. Еще с колледжа. Подразумевается, что
когда-нибудь я буду работать у них, хотя это и не обязательно. Среди дипло-
матов душно, как в музее восковых фигур.
По набережной мы дошли до моста, и Стивен широким жестом указал на
противоположную сторону реки.
- Там находится британское посольство.
Мне было плохо видно из-за снега. Я снял очки и как можно тщательнее
протер их носовым платком, чтобы минуту-другую посмотреть на мир.
- На той стороне моста спуститесь по лестнице направо, - пояснил
Стивен, - перейдете на другую сторону улицы и через несколько шагов окаже-
тесь около посольства... вон того бледножелтого здания, похожего на Букин-
гемский дворец.
Я сказал ему, что собираюсь сегодня выпить с атташе по культуре. Люс
ответил, что мне везет, но что следует еще встретиться с послом, так как из
его кабинета лучший в Москве вид на Кремль.
- Не хотите ли вы рассказать, зачем приехали? - спросил Стивен,
когда мы проходили по мосту.
- А разве вам не сообщили?
- Нет. Мне сказали только, что вам может понадобиться переводчик.
Я огорченно покачал головой.
- Я гоняюсь за призраком. Ищу мифическую фигуру по имени Алеша. Одни
говорят, что он не существует вовсе, а другие - что он не желает быть об-
наруженным. А я должен найти его, узнать, кем и чем он является, и решить,
представляет ли он угрозу для одного нашего парня, который собирается учас-
твовать в Олимпийских играх. И раз вы спросили, я буду рассказывать об
этом, пока у вас уши не завянут.
Стивен слушал очень внимательно, и его уши оставались на месте. Когда
я закончил, то заметил, что он весь подобрался и идет пружинистым шагом.
- Включайте меня в игру, - заявил он. - К черту лекции. Я возьму у
кого-нибудь конспекты.
Мы дошли до конца моста и повернулись, чтобы идти обратно. Сквозь
снег я разглядел его веселые темно-карие глаза.
- Я думал, что вы знакомитесь с подготовкой к играм. Так сказать, в
общих чертах и полуофициально. А все куда забавнее.
- Мне так не кажется, - возразил я.
- Мы знаем, как заставить вас подпрыгнуть от радости, - засмеялся
он.
- Лучше бы мы знали, как сделать все это потише.
- Ну конечно. Разве вы не согласитесь воспользоваться огромным опы-
том старожила Москвы?
- И кто же этот старожил? - спросил я. - Я, конечно. Я здесь уже
одиннадцать недель. Чем не старожил?
- Очень относительно.
- Никогда не делайте ничего необычного. Никогда не оборачивайтесь,
если от вас этого не ожидают, и всегда оборачивайтесь, когда ожидают.
- Не вижу в этом ничего особенного, - сказал я.
Стивен удивленно посмотрел на меня.
- Всем иностранцам здесь необходимы пропуска, чтобы отъехать больше
чем на тридцать километров от центра города. Некоторые англичане, путешес-
твующие на автомобилях, иногда решают отложить на ночь выезд в запланиро-
ванный город и не предупреждают об этом власти. За это их штрафуют.
- Как штрафуют? - Я был поражен.
- Именно штрафуют. Вы можете представить себе, чтобы в Англии оштра-
фовали иностранного туриста за то, что он поехал в Манчестер вместо Бирмин-
гема? Можете ли вы представить себе, чтобы в английской гостинице подняли
панику, если турист не придет ночевать? А здесь все это в порядке вещей.
Множество народа занято только тем, что следит за другими людьми и сообщает
обо всем, что видит. Это их работа. Здесь нет безработицы. Вместо того что-
бы платить парням пособие по безработице и позволять по-человечески его
тратить - например, ходить на футбол, играть в карты или рулетку, шляться
по пабам - их берут на работу наблюдать. Убивают одним махом двух зайцев.
- Это они стоят кучками в аэропортах и в холлах гостиниц?
Он усмехнулся:
- Именно. Здесь шутят, что русские всегда общаются с иностранцами по
трое. Одного можно подкупить, двое могут сговориться, а уж из троих один
всегда окажется доносчиком.
- Звучит весьма цинично.
- Зато верно. Что, выговорили, у вас запланировано на сегодня? Как я
понял, к вам приставлены девушки из "Интуриста"?
- Наташа и Анна, - ответил я. - Я сказал им, что вернусь в гости-
ницу к ленчу, а потом поеду на автобусную экскурсию по городу.
- Тогда вам так и следует поступить, - веско сказал Стивен. - Я
уверен, что они забеспокоятся, если потеряют своего подопечного.
Я остановился посреди моста, оперся на парапет и посмотрел на се-
ро-стальную воду. Снег кружился в воздухе, как конфетти. Справа вдоль бере-
га протянулась красивая высокая красная стена Кремля с золотыми башнями, а
за ней поднимались в воздух золотые купола. Окруженный стеной город-кре-
пость с недействующими церквями и действующими правительственными учрежде-
ниями, через который ежедневно проходят миллионы туристов. А налево, на
противоположном берегу, британское посольство.
- Лучше пойдем, - предложил Стивен. - Два человека на мосту, в
снег... Это выглядит подозрительно.
- Я не верю.
- Вас еще многое здесь удивит.
Мы пошли дальше и вскоре возвратились на Красную площадь.
- Задание номер один, - сказал я. - Вы сможете сделать для меня
телефонный звонок?
Я показал Стивену номер телефона тренера олимпийской сборной, и мы
вошли в застекленную телефонную будку. Как выяснилось, телефонные разговоры
здесь стоили очень дешево. Стивен отказался от предложенного мной рубля и
вынул двухкопеечную монету.
- Что мне нужно сказать? - спросил он.
- Скажите, что я хотел бы встретиться с ним завтра утром, что на ме-
ня произвело большое впечатление выступление русской команды на международ-
ных соревнованиях и я хотел бы поздравить его и спросить совета. Добавьте,
что я важная шишка в скаковом мире, сделайте на этом ударение. Он не знает
меня. - Тут я назвал Стивену имена нескольких известных жокеев. - Скажи-
те, что я их коллега.
- Действительно? - спросил он, набирая номер.
- Я знаю их, - подтвердил я. - Именно потому меня и прислали. По-
тому что я знаю конников.
Кто-то ответил, и Стивен произнес непонятный мне набор звуков. Оказа-
лось, что язык звучит мягче, чем я почему-то ожидал. Это было приятно. Он
говорил совсем недолго, замолчал, слушая, опять заговорил, опять выслушал
ответ, сказал что-то еще и в конце концов повесил трубку.
- Отлично, - обратился он ко мне. - В одиннадцать часов. Рядом с
конюшнями на дальней стороне бегового круга.
- На ипподроме? - уточнил я.
- Именно так. - Его глаза сияли. - Там тренируют лошадей олимпий-
ской сборной.
- Фантастика, - изумленно пробормотал я. - Просто невероятно.
- А в одном вы ошиблись, - заявил Стивен. - Он знает вас. Он ска-
зал, что вы участвовали в скачках в Пардубице, в Чехословакии, и помнит,
что вы пришли третьим. Мне показалось, что он доволен тем, что встретится с
вами.
- Очень мило с его стороны, - скромно сказал я. Но Стивен все ис-
портил.
- Русские пользуются любой возможностью, чтобы поговорить с людьми с
той стороны. Очень уж редко им это удается.
Бодрость Стивена передалась мне. Мы договорились встретиться завтра
утром у гостиницы.
- Когда поедете на автобусную экскурсию, - сказал он, прощаясь, -
остановитесь на площади Дзержинского. В центре памятник Дзержинскому на вы-
соком пьедестале. На этой площади большой детский магазин. А про соседнее
здание гид вам наверняка ничего не скажет. Так вот, это Лубянка.
Около гостиницы стояли свободные такси, но ни один из водителей не
говорил по-английски, не понимал слов "британское посольство" или не мог
разобрать адрес, написанный английскими буквами. Может быть, меня и поняли,
но отказались везти. Так или иначе, мне пришлось пойти пешком. Продолжал
валить сырой снег, и под ногами была слякоть. Когда я прошел полторы мили,
мои ботинки насквозь пропитались ледяной жижей, а настроение стало мерзким.
Следуя инструкциям Стивена, я нашел лестницу и спустился на набереж-
ную. Слева от меня возвышались темные тяжелые здания, а справа тянулся вы-
сокий - по грудь - парапет. Когда я достигтаки ворот посольства, из сто-
рожевой будки вышел русский солдат, преградивший мне дорогу.
Произошел странный спор, в котором ни один из собеседников не понимал
ни слова другого. Я тыкал пальцем в циферблат своих часов, в дверь посоль-
ства, повторял, что я англичанин и даже готов был перекреститься. Наконец
русский охранник с сомнением на лице отступил на шаг и позволил мне пройти.
Огромную дверь посольства передо мной без всякого волнения распахнул швей-
цар в темно-синей униформе, украшенной позолоченными галунами.
Вестибюль, лестница и многочисленные двери, открывшиеся моему взору,
были богато отделаны полированными деревянными панелями и элегантными леп-
ными карнизами. Прямо напротив двери стоял большой, покрытый кожей стол, за
которым сидел дежурный. Рядом стоял еще один человек - высокий, худой и
меланхоличный. Его седоватые волосы были тщательно зачесаны назад.
Темно-синий швейцар помог мне освободиться от пальто и шапки, а си-
девший за столом осведомился, чем может быть мне полезен.
- Мне назначил встречу атташе по культуре, - ответил я.
Седовласый человек склонил голову, как цветок под порывом ветра, с
дежурной улыбкой сообщил, что он и есть атташе по культуре, и протянул мне
вялую руку. Я как можно теплее ответил на приветствие. Атташе пробормотал
что-то банальное насчет погоды и воздушного путешествия. Очевидно, в это
время он решал, что я собой представляю, и пришел к благоприятным выводам,
ибо внезапно в нем проснулось обаяние и он спросил, не хочу ли я осмотреть
посольство прежде, чем мы перейдем в его офис, где нас ждет выпивка. Его
офис, пояснил атташе, располагался в отдельном здании.
Поднявшись по лестнице, мы совершили экскурсию по залам посольства и
должным образом оценили туалет с лучшим в Москве видом на Кремль. Атташе,
представившийся как Оливер Уотермен, болтал с таким видом, словно ежедневно
водил посетителей по этому маршруту. Возможно, так оно и было. Закончив ос-
мотр, мы перешли через двор в одноэтажный корпус более современного вида,
который занимали застеленные коврами одинаковые офисы. Там мы сразу же по-
лучили по большому стакану со спиртным.
- Ума не приложу, что мы можем сделать для вас, - сказал хозяин,
усевшись в глубокое кожаное кресло и указав мне на такое же. - Мне кажет-
ся, что эта суета вокруг Фаррингфорда - просто много шума из ничего.
- Хотелось бы надеяться, - ответил я.
- Я уверен, - тонко улыбнулся Уотермен. - Дыма без огня не бывает,
а мы не видели даже искорки.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:13

- Вы сами беседовали с тремя русскими наблюдателями? - решил я
взять быка за рога.
Уотермен откашлялся и озабоченно посмотрел на меня:
- Каких наблюдателей вы имеете в виду?
Я покорно объяснил, и атташе сразу успокоился, словно освобожденный
от ответственности.
- Видите ли, - приятно улыбаясь, объяснил он, - мы, посольские
работники, не встречались с ними. Мы обратились в Министерство иностранных
дел, и нам сообщили, что никто не знает чего-либо, заслуживающего внимания.
- Вы не могли встретиться с этими людьми с глазу на глаз у них дома?
Он покачал головой.
- Частные контакты возбраняются, можно даже сказать, запрещены.
- Запрещены нам или им?
- И тем и другим. Но нам - определенно.
- Значит, вы, хотя и живете здесь, незнакомы с русскими?
Он снова покачал головой без всякого видимого сожаления.
- В неофициальных контактах всегда есть риск.
- Значит, ксенофобия здесь по-прежнему сильна? - спросил я.
Уотермен задумчиво положил ногу на ногу, потом поменял их местами.
- Страх перед иностранцами старше, чем политика, - сказал он, улыб-
нувшись так, словно уже не в первый раз произносил этот афоризм. - А те-
перь, что касается ваших запросов...
Его прервал телефон. После третьего звонка Уотермен поднял трубку и
просто сказал:
- Да? - Затем он нахмурился, выслушал несколько слов и ответил: -
Хорошо, проводите его.
Опустив трубку на рычаги, атташе вернулся к прерванной фразе.
- Что касается ваших запросов. Мы можем при необходимости предоста-
вить вам телекс. Кроме того, если вы дадите мне номер вашего телефона в
гостинице, я смогу информировать вас о сообщениях, которые будут поступать
в ваш адрес.
- Я уже давал вам его.
- О, неужели... - Уотермен казался несколько обескураженным. - Все
равно, дорогой мой, лучше повторите мне его.
Я по памяти назвал номер, и он записал его в " блокнот.
- Позвольте мне поухаживать за вами, - тут он щедрой рукой наполнил
мой бокал. - Мне хотелось бы представить вам некоторых моих коллег.
В этот момент послышались приближающиеся голоса. Оливер Уотермен
встал и обеими руками пригладил волосы. Я подумал, что с помощью этого жес-
та он скорее готовит себя к встрече с этими людьми, чем поправляет причес-
ку.
Громкий, напористый голос почти заглушал два других, один мужской и
один женский. Когда вновь прибывшие появились в дверях, я без всякого удив-
ления обнаружил, что громкий голос принадлежал Малкольму Херрику.
- Привет, Оливер, - покровительственно провозгласил он, а затем
увидел меня. - Это же наш сыщик! Здорово, парень. Есть успехи?
Глянув искоса на Оливера Уотермена, я понял, что его реакция на Хер-
рика была подобна моей. Пропустить его слова мимо ушей было невозможно
из-за энергичной манеры разговора - без сомнения, результат многолетней
журналистской практики. Но за внешним дружелюбием не было настоящей сердеч-
ности. Скорее наоборот, от него следовало ожидать подвоха.
- Выпьешь, Малкольм? - с истинно дипломатической любезностью пред-
ложил Оливер.
- Никогда не слышал более приятных слов!
Оливер Уотермен с бутылкой и бокалом в руках познакомил меня с ос-
тальными гостями.
- Рэндолл Дрю... Полли Пэджет, Йен Янг. Они работают вместе со мной
в этом отделе.
Полли Пэджет была нервной с виду дамой с короткими волосами, в широ-
ком кардигане и туфлях на низком каблуке. Она улыбнулась Оливеру Уотермену
и уверенно взяла бокал, предложенный Херрику. Тот посмотрел на помощницу
атташе как на нарушительницу этикета, явно считая себя главным из присут-
ствующих.
Если бы мне не представили Йена Янга и я не услышал бы его английской
речи, то принял бы его за русского. Я с любопытством разглядывал его, обна-
ружив, что уже привык к невыразительным московским лицам. У Йена Янга было
белое тяжелое лицо с неподвижными чертами. Говорил он в этот раз очень ма-
ло, на ничем не примечательном английском.
Малкольм Херрик без всяких усилий завладел вниманием собравшихся. Он
объяснял Оливеру Уотермену, что тому надлежит делать со свалившейся на него
кучей обременительных проблем в связи с предстоящими гастролями известного
оркестра. Когда Полли Пэджет попыталась вставить слово, Херрик прервал ее,
не дослушав.
Оливер Уотермен в кратких паузах вставлял неопределенные реплики вро-
де:
- Да, возможно, вы правы, - но при этом не смотрел на Херрика, а
лишь кидал на него косые взгляды - верный признак скуки или неприязни.
Йен Янг смотрел на Херрика, явно не желая отвечать ему, но, похоже,
это не производило на журналиста никакого впечатления.
Я потягивал спиртное и размышлял о предстоящем пути в гостиницу.
Выжав все возможное из музыкального скандала, Херрик вновь переклю-
чился на меня.
- Ну что, парень, далеко продвинулся?
- Скорее стою на месте; - ответил я.
- Я предупреждал, - кивнул он. - Никаких шансов. Все поле прочеса-
но так, что ты на нем не найдешь и камушка. Хотя я не против того, чтобы
там что-нибудь оказалось. Мне нужен приличный материал.
- Скорее неприличный, - вставила Полли Пэджет.
Херрик не обратил внимания на ее реплику.
- Вы говорили с тренером команды? - спросил я.
- С кем? - переспросил Оливер Уотермен. По лицу Херрика я видел,
что это не приходило ему в голову, хотя добровольно он в этом не сознается.
Но, даже если его прижать к стенке, он будет доказывать, что это совершенно
ни к чему.
- С мистером Кропоткиным. Он руководит подготовкой лошадей и наез-
дников к Олимпийским играм. Мне его имя назвал Руперт Хьюдж-Беккет.
- Вы собираетесь встретиться с ним? - спросил Уотермен.
- Да, завтра утром. Похоже, что он единственный с кем еще не разго-
варивали.
Йен Янг чуть заметно шевельнулся.
- Я говорил с ним, - сообщил он. Все головы повернулись к нему. Ян-
гу было лет тридцать пять; этот коренастый темноволосый человек был одет в
измятый серый костюм и полосатую бело-голубую сорочку. Уголки воротника за-
гибались, как сухие ломтики сыра. Янг приподнял брови и чуть заметно поджал
губы, что было у него, видимо, крайним проявлением волнения.
- Конечно, с соблюдением всех формальностей, предписанных Министер-
ством иностранных дел. Мне тоже называли его имя. Я говорил с ним довольно
откровенно. Он не знает ни о каком скандале, связанном с Фаррингфордом.
Полный тупик.
- Ничего другого и быть не могло, - пожал плечами Уотермен. - Я
уже говорил вам - никакого скандала не было. Вообще ничего не было. Нет
искры, не разгорится пламя.
- Гм-м, - задумчиво протянул я. - Хорошо, если бы так. Но, увы,
искра есть. По крайней мере была в Англии. - И я рассказал о том, как двое
неизвестных избили Джонни Фаррингфорда и велели ему не приставать к Алеше.
Лица присутствующих отразили смешанное выражение тревоги и недоверия.
- Мой дорогой, - сказал наконец Оливер Уотермен, обретая свою преж-
нюю уверенность, - в таком случае можно ли быть уверенным в том, что этот
Алеша, кем бы он ни был, не представляет опасности и Фаррингфорд может при-
ехать на Олимпийские игры?
- Кроме того, - смиренно добавил я, - Фаррингфорда летом предупре-
дили, что, если он приедет в Москву, Алеша будет ждать его, чтобы отомстить
за волнения, вызвавшие сердечный приступ у Ганса Крамера.
Наступила короткая пауза.
- Планы людей меняются, - задумчиво сказала наконец Полли Пэджет.
- Может быть, летом, после смерти Крамера, Алеша в истерике наговорил вся-
ких угроз, а теперь, наоборот, не желает быть замешанным в это дело.
Херрик недовольно потряс головой, но мне это мнение показалось вполне
обоснованным.
- Хотелось бы надеяться, что вы правы, - сказал я. - Осталось
только убедиться в вашей правоте. А единственный путь сделать это - найти
Алешу, поговорить с ним и добиться от него гарантий, что он не собирается
причинять Фаррингфорду никакого вреда.
Полли Пэджет кивнула. Оливер Уотермен выглядел расстроенным, а Мал-
кольм Херрик невесело рассмеялся.
- Удачи тебе, парень, - сказал он. - Ты проторчишь здесь до Судно-
го дня. Я же сказал, что искал этого проклятого Алешу и что его просто не
существует.
Я вздохнул и посмотрел на Йена Янга:
- А что вы думаете?
- Я тоже искал его и не нашел даже следа. Говорить было больше не о
чем. Вечер был явно испорчен, и я попросил Уотермена вызвать такси.
- Мой дорогой, - с сожалением в голосе ответил он. - Они сюда не
приедут. Они боятся попасть под подозрение, останавливаясь около британско-
го посольства. Возможно, вы сможете поймать машину около моста.
Мы расстались у главного входа. Я облачился в пальто и меховую шапку
и направился к воротам, у которых стоял охранник. Снегопад прекратился,
стало лучше видно. Не успел я пройти несколько шагов, как меня окликнул Йен
Янг и предложил подвезти. Я с радостью согласился. Он спокойно сидел за ру-
лем автомобиля, глядя в темноту, пронизанную летящими снежинками, словно на
свете не существовало поводов для тревоги и эмоций для того, чтобы ее пока-
зывать.
- Малкольм Херрик, - невозмутимо констатировал он, - это шило в
заднице.
Он повернул налево и поехал вдоль реки.
- В вашей заднице? - уточнил я. Его молчание послужило ответом.
- Он вечно роется в дерьме, - сказал Янг после паузы, - и выгреба-
ет из него сенсации.
- Значит, вы советуете мне пойти домой и забыть обо всем этом?
- Нет, - ответил он, сворачивая за следующий угол. - Только поста-
райтесь не будоражить русских. Они очень легко пугаются и тогда бросаются в
нападение. Это очень выносливые и храбрые люди. Но слишком легко возбуди-
мые. Не забудьте об этом.
- Постараюсь.
- С вами за столом в отеле сидит человек по имени Фрэнк Джонс, -
заявил Янг.
Я взглянул на его абсолютно непроницаемое лицо.
- Да.
- Вы знаете, что он из КГБ?
Я постарался не уступить Янгу в хладнокровии и ответил вопросом на
вопрос:
-А вы знаете, что едете к моей гостинице очень длинным кружным пу-
тем?
Он понял меня и даже чуть заметно улыбнулся.
- Как вы догадались?
- Был на автобусной экскурсии. Изучал карты.
- И часто этот Фрэнк Джонс садится рядом с вами?
- Все время, - кивнул я. - И пожилая пара из Ланкашира. Мы случай-
но оказались за одним столом вчера за обедом, а потом люди норовят сесть за
тот же самый стол. Так что за завтраком и ленчем мы опять сидели вчетвером.
А почему вы думаете, что он из КГБ? Он такой же англичанин, как и осталь-
ные, к тому же его очень тщательно обыскивали в аэропорту.
- Демонстративно, чтобы все это видели?
- Да, - задумчиво согласился я. - Действительно, все, кто прилетел
нашим рейсом, видели этот обыск.
- Это прикрытие, - пояснил Янг, - вне всякого сомнения. Он не слу-
чайно оказался за вашим столом. Из Англии он прилетел одним рейсом с вами
и, конечно, вместе с вами улетит. Он уже успел обыскать вашу комнату?
Я промолчал, и Йен Янг снова улыбнулся.
- Вижу, что успел. И что он нашел?
- Одежду и микстуру от кашля.
- Никаких русских адресов или телефонных номеров?- настаивал Ян
Янг.
- Все это у меняв кармане, - ответил я, хлопнув себя по груди.
- Бабушка Фрэнка Джонса, - сообщил Янг, - была русская и всю жизнь
говорила с ним по-русски. Она вышла замуж за английского моряка, но симпа-
тизировала Октябрьской революции. Фрэнк с колыбели сторонник Советов.
- Но почему вы позволяете ему действовать, если знаете, что он из
КГБ? - спросил я.
- Знакомый дьявол лучше незнакомого.
Мы свернули в следующую пустынную улицу.
- Каждый раз, когда он едет куда-нибудь - а его работа требует пос-
тоянных поездок, - английская служба паспортного контроля предупреждает
нас. Они посылают нам полный список пассажиров того рейса, которым он ле-
тит, и мы отслеживаем все его передвижения. Мы немедленно отправляем ко-
го-нибудь в аэропорт, чтобы выяснить, куда он поедет дальше. Мы идем за ним
по пятам, смотрим, как он делает покупки, прохаживаемся по ресторану, где
он ест. Можно сказать, что мы занимаемся его делами вместе с ним. Мы заме-
тили, что он держится рядом с вами. О вас мы знаем все, поэтому можем поз-
волить себе расслабиться. Мы желаем Фрэнку добра и не хотим насторожить
его. Если его хозяева поймут, что нам о нем все известно, они на следующий
же день найдут ему замену. И что нам тогда делать? Когда прилетает Фрэнк,
мы знаем, что следует быть настороже. Он нам дорог. За него можно было бы
отвалить столько же рублей, сколько он весит.
Мы неторопливо ехали по темной улице. Падающие снежинки таяли, как
только касались земли.
- Но что ему все-таки нужно? - спросил я.
- Он сообщает, куда вы ходите, с кем встречаетесь, что едите и
сколько раз и в какое время справляете нужду.
- Вот чертов педик! - выругался я.
- И не пытайтесь скрываться от него без крайней необходимости, а ес-
ли уж придется, то старайтесь, чтобы это выглядело естественно.
- У меня нет никакого опыта в таких делах, - неуверенно сказал я.
- Естественно. Вы же не заметили, как он шел за вами от самой гости-
ницы.
- Неужели? - Я был ошарашен.
- Он прохаживался по набережной, поджидая, когда вы выйдете, увидел,
что вы поехали со мной, конечно, вернулся в гостиницу и дожидается вас там.
Лампочки приборной доски тускло подсвечивали широкое невыразительное
лицо Йена Янга. Я обратил внимание, что все его движения крайне экономны.
Он не вертел головой, руки неподвижно лежали на руле. Он не ерзал на си-
денье, не барабанил пальцами. В драповом пальто, толстых кожаных перчатках
и меховой шапке он выглядел точь-в-точь как русский.
- Чем вы здесь занимаетесь? - спросил я.
- Помощник атташе по культуре. - Его голос был не богаче интонаци-
ями, чем лицо мимикой. Дурацкий вопрос, подумал я.
Проехав еще немного. Йен Янг затормозил, выключил фары и с чуть слыш-
но работающим мотором медленно въехал во двор. Остановился, поста вил маши-
ну на ручной тормоз и полуобернулся ко'мне.
- Вероятно, вы на несколько минут опоздаете к обеду, - сказал он.

ГЛАВА 5

Янг не спешил мне что-либо объяснять. Мы сидели в полной темноте,
слушая негромкое потрескивание двигателя, который быстро остывал в холодной
московской ночи. Когда мои глаза привыкли к темноте, я рассмотрел с обеих
сторон высокие темные дома, а впереди какую-то железную ограду, из-за кото-
рой выглядывали кусты.
- Где мы? - спросил я.
Он не ответил.
- Послушайте... - начал было я
Йен Янг прервал меня:
- Когда мы выйдем из машины, не говорите ни слова. Молча идите за
мной. Здесь всегда кто-нибудь прячется в тени... если услышат, что вы гово-
рите по-английски, то у них сразу возникнут подозрения, и они донесут о на-
шем визите.
С этими словами он открыл дверцу и вышел. Казалось, он ожидал, что я
поверю его словам. Я же, со своей стороны, не видел оснований не доверять
ему. Я тоже вышел, осторожно закрыл дверь и двинулся следом.
Когда мы подошли к ограде, перед нами оказались ворота. Йен Янг тол-
кнул их; скрипнув несмазанными петлями, они распахнулись и с резким метал-
лическим стуком, прозвучавшим в тишине как гром, закрылись за моей спиной.
Мы оказались в какомто едва освещенном общественном саду. Между голыми кус-
тами в сером снегу, похожем на пыль, вилась узкая аллея. Вдоль аллеи стояло
несколько скамеек, за которыми виднелись небольшие открытые поляны, которые
летом, вероятно, покрывала трава. Но в конце ноября все это место выглядело
настолько унылым, что в душу невольно закрадывалась тоска.
Йен Янг уверенно шел вперед. Он не торопился и не проявлял никаких
признаков беспокойства: просто человек, куда-то идущий по своим делам.
Пройдя через сад, мы вышли к другим воротам. Снова скрипнули петли и ляз-
гнули створки. Янг сразу же повернул направо. Я молча шел за ним.
Свет в окнах показал, что мы попали в обитаемый район. Вокруг стояли
старые дома. Между ними пролегали узкие проезды. Неожиданно Янг свернул в
один из дворов. Вдоль стен стояли строительные леса: перед ними лежали кучи
строительного мусора. Мы кое-как пробрались по разбитым кирпичам, искоре-
женным трубам и обломкам досок, направляясь, как мне казалось, в никуда.
Тем не менее цель у нашего похода была. Мы пролезли под лесами, пе-
ребрались через широкую канаву, которая, по всей видимости, предназначалась
для прокладки новых труб, преодолели полосу густой грязи и обнаружили тем-
ный подъезд с тяжелой деревянной дверью. Янг толкнул дверь, и она, переко-
сившись, словно висела на одной петле, распахнулась с утомленным скрипом.
Внутри подъезд оказался серым и тускло освещенным. Почти сразу от двери на-
чиналась лестница, которая вела, к маленькому лифту в старомодной сетчатой
клетке.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:14

Янг открыл наружные и внутренние раздвижные двери лифта, мы вошли в
кабину, и он нажал кнопку четвертого этажа, взглядом напомнив мне о молча-
нии. На четвертом этаже мы вышли на пустую площадку. Пол здесь был выложен
плиткой, многих квадратиков не хватало. На площадку выходили две деревянные
двери, покрашенные в незапамятные времена. Йен подошел к левой из них и на-
жал на кнопку звонка.
На лестничной площадке было так тихо, что я вздрогнул, услышав резкий
звонок. Йен Янг позвонил снова. Короткий звонок, еще один короткий и длин-
ный.
Из-за дверей не доносилось ни звука. На лестнице не было слышно ша-
гов. Не было никаких признаков жизни и тепла. Преддверие ада, подумалось
мне. В этот момент дверь беззвучно открылась.
Высокая женщина окинула нас бесстрастным взглядом, но я уже научился
воспринимать такие взгляды как должное. Она посмотрела на Йена Янга, потом
более пристально на меня и уже вопросительно взглянула на Янга. Тот кивнул.
Женщина сделала приглашающий жест. Янг спокойно вошел. Было поздно
раздумывать о том, что за дверью мне предстоит нежелательная неофициальная
встреча с русскими, так как дверь закрылась за моей спиной и женщина запер-
ла ее на задвижку.
Все так же молча Йен снял пальто и шапку. Я последовал его примеру.
Женщина аккуратно повесила их на забитую одеждой вешалку и, взяв Янга за
руку, повела нас по коридору.
Мы, видимо, находились в частной квартире. Ближайшая деревянная дверь
была открыта. За ней виднелась небольшая гостиная.
В комнате было пятеро мужчин, поднявшихся при нашем появлении. Мое
лицо изучало пять пар глаз. Все были почти одинаково одеты: в рубашки, брю-
ки, пиджаки и домашние тапочки, но сильно различались по возрасту и телос-
ложению. Один из них, самый худощавый, примерно моих лет, держался напря-
женно, словно готовился пройти испытание. Остальные были просто настороже-
ны. Так дикие олени принюхиваются к ветру, прежде чем выйти из зарослей.
Седой человек лет пятидесяти, в очках, выступил вперед и приветствен-
но положил руки на плечи Янга. Он заговорил по-русски и представил ему ос-
тальную четверку, пробормотав длинные имена. Я не смог разобрать их. Они по
очереди кивнули. Напряжение чутьчуть ослабло.
- Евгений Сергеевич, это Рэндолл Дрю, - представил меня Янг.
Седой неторопливо протянул мне руку. Он не выглядел ни дружелюбным,
ни враждебным и никак не выдавал своих намерений. Мне показалось, что в нем
было больше достоинства, чем властности. Он внимательно рассматривал меня
так, словно пытался взглядом проникнуть мне в душу. Но видел перед собой
простонапросто худощавого сероглазого человека с темными волосами и в оч-
ках, с лицом не более выразительным, чем у него самого или у каменной сте-
ны. Наконец Йен Янг обратился ко мне:
- Это - хозяин, Евгений Сергеевич Титов. Встречала нас его жена,
Ольга Ивановна. - Он коротко поклонился женщине, открывшей нам дверь. Та
ответила спокойным взглядом. Мне показалось, что жесткое выражение ее лица
порождено глубокой сдержанностью характера.
- Добрый вечер, - сказал я, и она серьезно повторила поанглийски:
- Добрый вечер.
Молодой человек, который выглядел так же сурово, что-то быстро сказал
по-русски. Йен Янг повернулся ко мне.
- Он спрашивает, не было ли за нами слежки. А как вам кажется?
- Нет, - ответил я.
- А почему вы так думаете?
- Через сад за нами никто не шел. У этих ворот очень характерный
звук. После нас через них никто не проходил.
Янг заговорил с русскими, те выслушали его, стоя неподвижно и продол-
жая рассматривать меня. Когда он закончил, люди задвигались и начали са-
диться. Лишь тот, кто спросил о слежке, остался стоять все в той же напря-
женной позе, словно готовясь взлететь.
- Я сказал им, что вам можно верить, - сообщил мне Янг. - Если
окажется, что я ошибся, я убью вас.
Он холодным твердым взглядом пристально взглянул мне в глаза. Я выс-
лушал его слова, которые в иных обстоятельствах принял бы за дурную шутку,
и понял, что он имел в виду именно то, что сказал.
- Отлично, - ответил я. В глазах Янга промелькнул отблеск эмоций,
которые я не смог понять.
- Садитесь, пожалуйста, - предложила Ольга Ивановна, указав мне на
глубокое мягкое кресло у противоположной стены. - Садитесь туда.
В ее английском слышался сильный русский акцент, но то, что она вооб-
ще могла говорить по-английски, привело меня в смущение. Я пересек комнату
и сел на предложенное место, отлично понимая, что они заранее решили, где я
должен сидеть, чтобы не дать мне возможности убежать прежде, чем мне позво-
лят уйти. Из глубокого кресла мне было бы так же трудно выбраться, как из
тюремной камеры. Подняв глаза, я увидел рядом с собой Йена, прищурился и
улыбнулся ему.
- И что вы обо всем этом думаете? - спросил он.
- Хочу узнать, для чего мы здесь.
- Вы не боитесь... - Это был полувопрос, полуутверждение.
- Нет, - ответил я. - А вот они боятся.
Он окинул стремительным взглядом шестерых русских и вновь склонился
ко мне.
- Похоже, вы не совсем дурак, - усмехнулся он.
Суровый молодой человек - единственный, кто оставался на ногах, -
что-то нетерпеливо сказал Йену. Тот кивнул, неторопливо смерил взглядом
сначала сурового, потом - в который раз - меня, глубоко вздохнул и сооб-
щил, будто снабжал меня смертельно опасной информацией:
- Это Борис Дмитриевич Телятников.
Суровый молодой человек вздернул подбородок с таким видом, будто уз-
нать его имя было великой честью.
- Борис Дмитриевич выступал за русскую команду на международных со-
ревнованиях, которые проходили в Англии в сентябре, - продолжал Янг.
Услышав это, я чуть не вскочил, но стоило мне напрячься, как на лицах
всех наблюдателей появилась тревога. Борис Дмитриевич отступил на шаг.
Я вновь откинулся в кресле, стараясь выглядеть как можно спокойнее, и
атмосфера настороженного доверия начала понемногу восстанавливаться.
- Скажите ему, пожалуйста, что я в восторге от встречи с ним.
Судя по внешнему виду, о Борисе Дмитриевиче Телятникове нельзя было
сказать то же самое, но ведь это они пригласили меня, а не я их. Я счел про
себя, что если бы они совершенно не хотели меня видеть, то не стали бы под-
вергаться такому риску.
Ольга Ивановна принесла два жестких деревянных стула и поставила их
примерно в четырех футах от меня. Образовался треугольник. Напротив меня
сел Борис Дмитриевич, а чуть сбоку - Янг. Во время этой процедуры я осмот-
рел комнату. Большую часть стен занимали полки с книгами, в оставшихся про-
межутках стояли буфеты. Широкое единственное окно было закрыто плотными
шторами кремового цвета. Чисто выметенный паркетный пол был темным и рас-
сохшимся. Обстановку комнаты составляли стол, старый диван, покрытый коври-
ком, несколько неудобных деревянных стульев и глубокое кресло, в котором я
сидел. Вся мебель, кроме стульев, занятых Борисом Дмитриевичем и Янгом,
стояла вдоль стен, рядом с книжными палками и буфетами, оставляя середину
свободной. В комнате не было никаких украшений, подушек или растений. Ниче-
го дорогого, вызывающего или легкомысленного. Все вещи были старыми и про-
изводили убогое впечатление, но это не было настоящей бедностью. Комната
принадлежала людям, которые жили так, потому что это их устраивало, а не
потому, что они не имели возможности жить по-другому.
Йен Янг быстро переговорил с Борисом Дмитриевичем на недоступном мне
русском языке, а затем пересказал мне суть разговора. При этом он выглядел
взволнованным, чего я никак от него не ожидал.
- Борис хочет предупредить нас, - сказал он, - что речь вдет не
просто о каком-то дурацком скандале, а об убийстве.
- О чем?
Янг кивнул:
- Это его слова.
Он вновь заговорил с Борисом. По выражениям лиц присутствующих мне
показалось, что этот рассказа новинку только для Йена и меня. Борис выгля-
дел как настоящий жокей: среднего роста, широкоплечий, с четкими, скоорди-
нированными движениями. Он был красив, с прямыми черными волосами и ушами,
плотно прижатыми к голове. Он что-то рассказывал Янгу и поминутно вскидывал
на меня темные глаза, словно проверял, чем рискует, позволяя мне слышать
свои слова.
- Борис говорит, - с потрясенным видом перевел Йен, - что этот не-
мец, Ганс Крамер, был убит.
- Нет, - уверенно возразил я. - Было вскрытие. Естественная
смерть.
Янг мотнул головой.
- Борис говорит, что кто-то придумал способ искусственно вызывать у
людей сердечную недостаточность. Он говорит, что смерть Ганса Крамера бы-
ла... - Йен повернулся к Борису и после нескольких коротких вопросов и от-
ветов продолжил: - ... смерть Ганса Крамера была своеобразным опытом.
- Каким опытом? - Услышанное показалось мне бредом.
Последовали более длительные переговоры. Янг тряс головой и возражал.
Борис резко размахивал руками, его лицо покраснело. Я заключил для себя,
что информация, которой он располагал, на этом закончилась и он вступил в
область предположений, а Янг не верит его словам. Самое время для того,
чтобы вернуться к фактам.
- Послушайте, - вмешался я в спор, - давайте начнем сначала. Я за-
дам несколько вопросов, а вы мне на них ответите, о'кей?
- Да, - согласился Янг, - давайте.
- Спросите его, как он ехал в Англию, где останавливался и как у его
команды шли дела во время финала.
- Но как это связано с Гансом Крамером? - удивленно спросил Янг.
- Очень слабо. Дело в том, что мне известно, как русская команда до-
биралась до Англии, где они жили и как выступали. Таким образом я проверю,
является ли Борис тем, за кого себя выдает. К тому же, говоря о всякой
ерунде, он успокоится и не будет так страстно настаивать на своем мнении.
- Мой Бог! - сказал Йен и подмигнул мне.
- Спросите его.
- Хорошо. - Он обернулся к Борису и перевел мой вопрос.
Борис с нетерпением в голосе ответил, что они ехали в лошадиных фур-
гонах через всю Европу до Гааги, оттуда фургоны морем доставили в Англию,
прицепили к тягачам и отвезли в Бергли, где они остановились в отведенных
им помещениях.
- Сколько было лошадей и сколько людей? - спросил я.
Борис сказал, что лошадей было шесть, и запнулся на количестве людей.
Я подумал, что причиной заминки послужило то, что русские оплатили только
семь "человеческих" билетов, а на самом деле провезли десять человек, если
не больше.
- Обратите это в шутку, - попросил я Янга. Ему это удалось. Борис,
да и все остальные, чуть не рассмеялись. Это помогло ослабить напряжение,
которое начало вновь приближаться к критической черте.
- Они хотели бы знать, о скольких вам известно, - сказал Янг.
- Билеты были куплены для шестерых жокеев и тренера, но трое или
четверо конюхов проехали в лошадиных фургонах. Мне об этом сказал пассажир-
ский агент. Они были так удивлены, что даже не рассердились.
Ян перевел мой ответ и вызвал еще один приступ одобрительных звуков.
Борис рассказал о выступлении русской команды гораздо подробнее, чем помнил
я, и у меня не осталось никаких сомнений в том, что он действительно учас-
твовал в этих соревнованиях. К. тому же он успокоился, его суровость осла-
бела, и мне показалось, что можно потихоньку возвращаться на минное поле.
- Отлично, - сказал я. - А теперь спросите его, был ли он знаком с
Гансом Крамером. Не приходилось ли ему разговаривать с ним, а если да, то
на каком языке.
Услышав вопрос, Борис напрягся, но ответил относительно спокойно. Йен
Янг перевел:
-Да, он разговаривал с Гансом Крамером. Они говорили понемецки, хотя
Борис знает его очень плохо. Он еще раньше встречал Ганса Крамера, им при-
ходилось участвовать в одних соревнованиях, и они были хорошо знакомы.
- Спросите его, о чем они говорили, - попросил я.
Ответ был очень коротким. Борис пожал плечами - дескать, о чем тут
говорить.
- О лошадях. О скачках. Об Олимпиаде. О погоде.
- А о чем-нибудь еще?
- Нет.
- В разговорах не упоминались игра в триктрак, игорные клубы, гомо-
сексуалисты или трансвеститы?
По тому, как все присутствующие затаили дыхание, я понял, что если
Борис говорил о таких вещах, то ему лучше в этом не признаваться. Но его
отрицательный ответ прозвучал вполне естественно.
-Знает ли он Джонни Фаррингфорда?-спросил я.
Выяснилось, что Борису знакомо это имя, он видел выступление Джонни,
но общаться им не доводилось.
- Видел ли он Ганса Крамера и Джонни Фаррингфорда вместе?
Борис вновь ответил отрицательно.
- Был ли он поблизости, когда Ганс Крамер умер?
Ответ я узнал по спокойной реакции Бориса прежде, чем Йен перевел
слова.
- Нет, не был. Он закончил дистанцию кросса до выступления Крамера.
Он видел, как Крамер взвешивался... это правда? - усомнился Янг.
- Да, - подтвердил я. - Чтобы соревнования были справедливыми, ло-
шади должны нести одинаковый груз. У выхода на скаковой круг находятся ве-
сы, и там наездников с седлами взвешивают перед стартом и сразу же после
финиша.
Как выяснилось, Борису пришлось дожидаться, пока закончат взвешивать
Крамера. Он пожелал Крамеру удачи - "Alles Gute".
Мрачная ирония понравилась слушателям, сидевшим у противоположной
стены.
- Пожалуйста, спросите Бориса, почему он думает, что Ганс Крамер был
убит?
Я намеренно поставил вопрос в категоричной форме, Янг так же его пе-
ревел, и Борис сразу же вновь встревожился.
- Он слышал, что кто-то утверждал это? - решительно спросил я, что-
бы пресечь волнение.
- Да.
- И кто именно это был?
Этого Борис не знал.
- Борису прямо сказали об этом?
Нет, Борис случайно услышал разговор. Я понимал, почему Йен сомнева-
ется в правдивости всей этой истории.
- Спросите, на каком языке шел разговор.
Борис сказал, что беседовали по-русски, но это сказал не русский.
- Он имеет в виду, что этот человек говорил по-русски с иностранным
акцентом?
- Именно так.
- И что это был за акцент? - терпеливо спросил я. - Какой страны?
На этот вопрос Борис ответить не смог.
- Где находился Борис, когда услышал разговор?
При этом, казалось бы, невинном вопросе в комнате воцарилась напря-
женная тишина. В конце концов Евгений Сергеевич Титов обратился к Янгу с
какой-то длинной фразой.
- Они хотят, чтобы вы поняли, что Борис находился там, где не должен
был быть. Если он скажет вам об этом, то окажется в ваших руках.
- Понятно, - ответил я. Вновь возникла пауза.
- Я думаю, они ожидают, что вы пообещаете никому не говорить, где он
был, - подсказал Йен.
- Возможно, будет лучше, если он просто перескажет то, что слышал.
Последовало краткое общее совещание. Но, видимо, русские заранее ре-
шили, что мне следует все это знать.
Заговорил Евгений Сергеевич. По его словам, Борис ехал на поезде в
Лондон. Это было категорически запрещено. Если бы о поездке стало известно
руководству, его немедленно с позором отправили бы домой. Не было бы и речи
о его участии в Олимпийских играх. Его могли бы даже посадить в тюрьму,
поскольку он вез письма и бумаги русским, уехавшим на Запад. Это были не
политические послания, категорически сказал Евгений Сергеевич, а личные
письма и семейные фотографии от родственников, оставшихся в России, и нес-
колько рукописей для публикации в литературных журналах. Никаких государ-
ственных тайн, но все равно совершенно незаконно. Если бы Бориса остановили
и обыскали, то неприятности ждали бы не только его, но и еще множество лю-
дей. Поэтому когда он услышал, как в поезде кто-то говорит по-русски, то
очень испугался. Ему было не до того, чтобы рассматривать этих людей - на-
оборот, он постарался сам не попасться им на глаза. Он сразу же вышел из
вагона и прошел по поезду как можно дальше. В Лондоне он быстро выскочил из
поезда, а на вокзале его встретили друзья.
- Я все это понимаю, - сказал я, когда Янг перевел мне рассказ. -
Скажите, что я не стану нигде об этом рассказывать.
Приободрившийся Борис перешел к сути дела.
- Их было двое, - переводил Йен Янг. - Из-за шума поезда Борис
слышал только одного из них.
- Понятно. Продолжайте.
Пока Борис рассказывал, в комнате была тишина, нарушаемая только ды-
ханием. По лицу Янга было видно, что к нему вернулся прежний скептицизм.
- Он говорит, - переводил он, - что слышал, как человек сказал:
"Опыт прошел отлично. Ты сможешь так перебить половину конников-олимпийцев,
если захочешь. Но это будет стоить тебе..." Затем другой сказал что-то не-
понятное, а голос, который Борис мог разобрать, ответил: "У меня есть дру-
гой клиент". Второй опять заговорил, а первый ему ответил: "На Крамера пот-
ребовалось девяносто секунд".
"Будь оно проклято! - подумал я. - Будь оно трижды проклято!"
В этот момент Борис прокрался к выходу, сказал Янг. Борис тогда слиш-
ком волновался, что его могут заметить, и не понял смысла услышанных слов.
Тем более что о смерти Крамера он узнал только на следующий день. А когда
узнал, то был потрясен. Сначала-то он подумал, что девяносто секунд имеют
отношение к прохождению дистанции.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:14

- Попросите его повторить то, что он слышал,-сказал я. Последовал
краткий рассказ.
- Борис использовал точно те же самые слова, что и в первый раз? -
спросил я.
- Да, совершенно те же самые.
- Но вы не верите ему?
- Я думаю, что он услышал совершенно невинный разговор, а все ос-
тальное домыслил.
- Но сам он совершенно определенно верит в это, - возразил я. - Он
рассердился, когда вы усомнились в его словах.
Под неотрывным взглядом семи пар глаз я старательно обдумывал услы-
шанное.
- Спросите, пожалуйста, мистера Титова, - сказал я наконец, - по-
чему он посоветовал Борису рассказать нам все это. Я могу предполагать, но
хотел бы, чтобы он сам это подтвердил.
Евгений, сидевший на деревянном стуле перед книжными полками, отве-
тил, не дожидаясь перевода вопроса. Было видно, что он принял на себя тяже-
лую ответственность. Его лоб прорезали морщины, глаза смотрели мрачно.
- Он был очень взволнован, - перевел Янг,- когда Борис вернулся из
Англии и рассказал ему об услышанном разговоре. Конечно, существовала веро-
ятность того, что Борис ошибся, но могло быть и наоборот. Если он на самом
деле слышал эти слова, то, возможно, на Олимпийских играх будет еще одно
убийство. А той не одно. Как и подобает порядочному человеку, Евгений боит-
ся, что это нанесет урон престижу его страны. И ему очень не хотелось бы,
чтобы во время соревнований в его стране убивали спортсменов. Можно было бы
попробовать обратиться к кому-нибудь в Европе с просьбой провести расследо-
вание, но Евгений не знал таких людей ни в Англии, ни в Германии, да и не
осмелился бы доверить почте такое письмо. Он не смог бы объяснить, откуда
ему это известно, так как это значило бы погубить жизнь Бориса, поскольку
без доказательств Бориса в эту историю никто не поверил бы. Он оказался в
безвыходном положении.
-Спросите его, не знает ли он какого-нибудь человека по имени Алеша,
который мог бы хотя бы косвенно интересоваться русской сборной или конным
троеборьем, или Олимпиадой, или Гансом Крамером, а может быть, всем вместе.
После неторопливого общего обсуждения прозвучал единодушный ответ:
- Нет.
- Борис работает с Евгением? - спросил я.
- Нет. Хотя Борис и прислушивается к советам Евгения, но Евгений
тренирует других.
Я задумчиво глядел на Янга. Его лицо, как всегда, выражало не больше
чувств, чем гранитная стена, и я почему-то расстроился, что не могу подслу-
шать его мысли.
-А вы сами были знакомы с мистером. Титовым до сегодняшнего вечера?
-обратился я к нему. - Бывали здесь раньше?
- Был два-три раза. Ольга Ивановна работает в отделе культурных свя-
зей, и мы с ней хорошие друзья. Но я должен соблюдать осторожность, так как
мне не положено бывать здесь.
- Сложная ситуация, - согласился я.
- Евгений позвонил мне сегодня днем, сказал, что вы в Москве, и поп-
росил, чтобы я привел вас к нему вечером. Я пообещал постараться это сде-
лать после того, как вы посетите посольство.
Меня потрясла скорость распространения информации.
- Но откуда Евгений узнал, что я в Москве?
- Николай Александрович случайно сказал Борису...
- Кто?
- Николай Александрович Кропоткин. Тренер сборной. С ним вы встрети-
тесь завтра утром.
- Клянусь кровью Христовой...
- Кропоткин сказал Борису, Борис - Евгению, Евгений позвонил мне, а
я узнал от Оливера Уотермена, что вы придете в посольство выпить.
- Так просто, - заметил я, помотав головой. - Но раз уж Евгений
знает вас, то почему он не рассказал вам обо всем этом давным-давно?
Янг холодно взглянул на меня и перевел вопрос.
- Евгений говорит, что Борис не стал бы говорить со мной.
- Ладно, - настаивал я. - А почему Борис решил рассказать мне?
Йен пожал плечами, спросил и перевел ответ Бориса.
- Потому что вы жокей. Вы знаете лошадей. Борис доверяет вам, потому
что вы его коллега.

ГЛАВА 6

Лифты в гостинице "Интурист" не останавливались на двух этажах, где
находились рестораны. Чтобы попасть туда, нужно было или топать по лестнице
из вестибюля, или подняться на лифте выше и спуститься оттуда. Я поднялся в
свой номер, оставил там пальто, а потом доехал до верхнего этажа и спустил-
ся по широкой винтовой лестнице. Так я смог увидеть присутствующих прежде,
чем они заметили меня.
Наташа стояла посреди зала, поглядывая на часы. Вид у нее был обеспо-
коенный. Уилкинсоны из Ланкашира спокойно пили кофе. То, что Фрэнк Джонс
был рассержен и взволнован, я заметил лишь потому, что ожидал этого.
- Привет, - сказал я, сойдя вниз. - Я не слишком опоздал? Что-ни-
будь осталось?
Наташа, сразу оживившись, подбежала ко мне.
- А мы подумали, что вы заблудились.
Я рассказал ей длинную и бесхитростную историю о приятеле, который
повез меня к университету, чтобы полюбоваться огнями ночного города. Уил-
кинсоны слушали с интересом, с лица Фрэнка постепенно исчезала подозритель-
ность. Они побывали на смотровой площадке во время автобусной экскурсии, а
я рассказывал так подробно, что чуть не поверим сам себе.
- Боюсь, что мы пробыли там дольше, чем предполагали, - с раскаяни-
ем в голосе закончил я.
Уилкинсоны и Фрэнк решили составить мне компанию. Я ел и поддерживал
типичную для туристов беседу ни о чем. На Фрэнка я теперь смотрел с гораздо
большим интересом, чем прежде, пытаясь заглянуть под его маску. С виду это
был просто костлявый человек лет двадцати восьми с копной курчавых нечеса-
ных рыжеватых волос и многочисленными шрамами от давних прыщей. Его миро-
воззрение представляло собой выхолощенные идеи Маркса, а за непринужденными
манерами скрывалось убеждение в своем превосходстве над остальным челове-
чеством.
Ужин состоял из четырех блюд, и вопрос заключался лишь в том, есть их
или не есть. Вместо мяса, точь-в-точь как накануне, была подана безвкусная
резина, и я уныло уставился на еду.
- Вы не хотите есть? - спросил Фрэнк, алчно глядя на мою тарелку.
- А вы не наелись? Тогда, может быть, вы съедите это?- предложил я.
- Вы серьезно? - Поймав меня на слове, он придвинул к себе тарелку
и взялся за еду, убедительно доказывая, что и аппетит, и зубы у него гораз-
до лучше моих.
- Знаете ли вы, - произнес он с набитым ртом, - что в этой стране
очень низкая квартирная плата, электричество, транспорт и телефон очень де-
шевы? И когда я говорю "дешевы", то это именно так и есть. - Очевидно, это
была заранее подготовленная лекция.
Мистер Уилкинсон, который был вдвое старше оратора, кивнул, показы-
вая, насколько он восхищен такой жизнью.
- Но если вы - сварщик-пенсионер из Новосибирска, - возразил
я,-вы не сможете просто из интереса поехать на экскурсию в Лондон.
- Да, папочка, - сказала миссис Уилкинсон,-это верно.
Фрэнк был занят пережевыванием мяса и не ответил.
- Разве сейчас каникулы? - невинно спросил я. Он с трудом глотал
жесткое мясо, обдумывая ответ. Наконец он сообщил, что сейчас свободен. Он
уволился из одной школы в июле, а в другую должен прийти только в январе.
- Что вы преподаете?-спросил я. Ответ был неопределенным:
- Да, знаете... То и это... Всего понемножку. Конечно, в младших
классах.
Миссис Уилкинсон сообщила, что ее племянник, страдавший от вросшего
ногтя на ноге, хотел стать учителем. Фрэнк открыл было рот, чтобы спросить,
как связан вросший ноготь с профессией учителя, но потом решил промолчать.
Я с трудом сдержал смех, наклонившись над мороженым с черносмородиновым
джемом.
Я обрадовался возможности посмеяться. Смех был необходим мне. Страх и
напряжение, владевшие русскими, собравшимися в квартире Евгения Титова, за-
разили меня какой-то депрессией, своеобразной клаустрофобией. Даже наш уход
был очень тщательно организован. Как я понял, ни в коем случае нельзя было
допустить, чтобы много народу ушло одновременно. Евгений и Ольга заставили
нас с Янгом задержаться на десять минут после ухода Бориса, чтобы наблюда-
телям на улице не пришло в голову, что мы общались с ним.
- Здесь всегда так поступают? - спросил я Йена.
- Обычно, - спокойно ответил он. Евгений, переложивший бремя своего
знания на мои плечи, на прощание обеими руками потряс мою руку. Он поста-
рался сделать все, что мог, подумал я. Он передал мне горящий факел, и те-
перь, если его пламя перекинется на олимпийские события, это будет уже не
его вина, а моя.
Ольга проводила нас с теми же предосторожностями, с какими встречала.
Мы пробрались под лесами - оказавшись в автомобиле, Янг объяснил, что идет
реконструкция старого жилого дома, - и прошли через сад. На снегу были
следы только двух пар ног - наших собственных. После нас через ворота ник-
то не проходил. Две безмолвные темные фигуры, мы дошли по своим следам до
автомобиля. Вокруг царила тишина; шум двигателя показался оглушительным.
Постоянно жить так, всего бояться... Мне это показалось ужасным. Но русские
и даже Янг воспринимали этот образ жизни как нормальный, и, наверно, это
было еще ужаснее.
- Что вы собираетесь делать? - спросил Йен, когда мы поехали к цен-
тру города. - Я имею в виду историю, которую рассказал Борис.
- Посмотрим, - неопределенно ответил я.- А вы?
- Ничего. Это просто игра воспаленного воображения.
Я не был согласен с ним, но спорить не стал.
- Я был бы рад, если бы вы посодействовали мне, - продолжил Янг.
- В чем же? - спросил я, пытаясь скрыть удивление.
- Не говорите о Евгении или его квартире никому из посольства. Не
упоминайте о нашем визите. Я не хотел бы лишить нашего старину Оливера воз-
можности клятвенно заверять аборигенов, что никто из его сотрудников не на-
носит русским частных визитов.
- Хорошо.
Он свернул на широкое, хорошо освещенное шоссе. В половине девятого
вечера движение на нем было таким же, как в Англии в четыре утра.
- И не впутывайте их в неприятности, - бросил Янг, - Евгения и Бо-
риса.
- Или вы убьете меня?
- Ну... - Он засмеялся, пытаясь скрыть неловкость. - Конечно, это
звучит глупо...
Я не стал спрашивать, насколько серьезным было его предупреждение,
поскольку совершенно не желал выяснять ответ на практике...
Я посмотрел через стол, мысленно сравнивая Янга с Фрэнком Джонсом.
Первый был неотличим от русского и непрерывно нарушал правила. Второй выг-
лядел безвредным англичанином, но был готов распять на кресте любого, кто с
ним не согласен.
Наташа подошла к столу и отодвинула стул. У нее были изумительные
брови. На ней было элегантное розовое шерстяное платье в тон губной помаде,
выгодно подчеркивавшее фигуру. В ее голосе слышалась милая картавость, на
лице была озабоченная улыбка.
- Завтра, - сообщила она, - Выставка достижений народного хозяй-
ства.
- Завтра, - ответил я с самым добродушным выражением, - я собира-
юсь посмотреть лошадей. Уверен, что выставка великолепна, но я намного луч-
ше разбираюсь в лошадях и просто не имею права упустить случай увидеть са-
мых лучших из них - тех, которых готовят к Олимпийским играм.
Уловка более или менее удалась. Фрэнк с неподдельным интересом спро-
сил меня, куда я поеду смотреть лошадей.
- На ипподром, - ответил я. - Конюшни должны находиться рядом с
ним.
Я не видел смысла скрывать цель моей поездки. Это выглядело бы стран-
но. К тому же он всегда имел возможность проследить за мной.
На следующее утро Стивен Люс появился у гостиницы ровно в десять. Его
круглое веселое лицо было самым ярким пятном под серым московским небом. Я
пробежал через двойную дверь из жаркого вестибюля на холод, миновав при
этом не менее шести человек, без дела стоявших около входа.
- На ипподром можно доехать на метро и автобусе, - сообщил Стивен.
- Я посмотрел по схеме.
- Такси, - твердо сказал я.
- Такси стоит дорого, а метро дешево.
- А до дальней стороны ипподрома от главного входа придется идти ми-
ли две.
В итоге мы выбрали такси - желто-зеленую машину, оснащенную счетчи-
ком. Стивен подробно объяснил, куда нам нужно, но водитель дважды останав-
ливался и спрашивал дорогу. Как выяснилось, ему никогда еще не приходилось
подъезжать к задней части скакового круга. Я успешно преодолел две попытки
высадить нас с неопределенным объяснением, что место, которое нам нужно,
"совсем рядом, рукой подать". В конце концов разозленный водитель подвез
нас к конюшням. Скаковой круг находятся в сотне ярдов от них.
- Вы очень упорны, - заметил Стивен, пока я рассчитывался.
- Просто не люблю ходить с мокрыми ногами.
Погода была скверная: около нуля, влажность девяносто пять процентов,
с неба сыпал холодный дождь. Утрамбованные глиняные дорожки, ведущие к ко-
нюшням, раскисли от тающего снега, в колеях бежали ручьи.
По обеим сторонам тянулись бетонные конюшни, похожие на сараи. Двери
были закрыты, и лошади не высовывали головы наружу. Прямо перед конюшнями
находятся огороженный скаковой круг, покрытый испещренной следами серой
грязью - одинаковой во всем мире.
В отдалении, на противоположной стороне, возвышались трибуны. В это
время они были пусты. Все вокруг, люди и лошади, занимались своими утренни-
ми делами, не обращая на нас никакого внимания.
-Потрясающе,- сказал Стивен, оглянувшись. - В Советском Союзе вы
не можете никуда попасть, не наткнувшись на какуюнибудь охрану. А сюда мы
смогли спокойно въехать.
- Люди, работающие с лошадьми, не любят бюрократизма.
- И вы тоже? - спросил Стивен.
- Не переношу. Предпочитаю сам принимать решения в соответствии со
своими принципами.
- И к черту комитеты?
- Вопрос лишь в том, возможно ли сейчас обходиться без них. - Я
посмотрел на лошадей без седел, которых проводили мимо нас. Грязь под их
копытами громко чавкала. - Вы что-нибудь понимаете? Это же не скакуны.
- Но ведь это же скаковой круг, - как ребенку или сумасшедшему,
объяснил Стивен. - Это рысаки.
- Что это значит?
- Бега. Наездник сидит на маленькой повозке, она называется качалка,
а лошадь рысью везет ее подругу. Вот, кстати, и она, - я указал на проез-
жавшую по кругу лошадь, запряженную в качалку.
Они подъехали к конюшне. Стоявшие наготове конюхи быстро распрягли
лошадь и увели ее. К коляске подвели другую лошадь, наездник взял поводья и
сел на место.
- Вам не кажется, что нам следует поискать мистера Кропоткина? -
осведомился Стивен. Он выглядел так, словно ждал от жизни одних сюрпризов,
причем хороших.
- Думаю, что нет. Мы приехали немного раньше. Если мы постоим здесь,
то он скорее всего сам заметит нас.
Мимо нас прошлепали по грязи еще несколько лошадей. Их вели малень-
кие, обветренные, небритые, кое-как одетые люди. Ни на одном не было перча-
ток. Никто не посмотрел в нашу сторону. Без улыбок, без всякого выражения
на лицах они плелись по вязкой дорожке. Появилась еще одна кавалькада,
длиннее предыдущей. Они выехали не из конюшни, а из того же входа, в кото-
рый въехали мы. Наездники не вели их в поводу, а ехали верхом. Все они были
одеты в аккуратные бриджи и теплые куртки. На головах у них были не кожаные
кепки, а защитные шлемы, прихваченные ремнем под подбородком.
- А это кто? - спросил Стивен, когда они поравнялись с нами.
- Это не чистокровные лошади... не скаковые... Я думаю, что это дол-
жны быть многоборцы.
- А откуда вы знаете, что это не скаковые лошади?
- Кость шире, - объяснил я, - более массивная голова. И щетки бо-
лее густые. [Щетки- волосы за копытом у лошади.]
Стивен сказал: "О!", словно был восхищен открывшейся премудростью.
Тут мы заметили, что вслед за лошадьми целеустремленно шагает человек
в темном пальто. Заметив нас, он сразу же повернул в нашу сторону. Стивен
выступил ему навстречу.
- Николай Александрович Кропоткин? - осведомился он.
- Да, - ответил тот по-английски, - это я.
Он говорил густым, как шоколад, басом с сильным русским акцентом,
тщательно выговаривая каждое слово по отдельности. Внимательно осмотрев ме-
ня, он заявил:
- А вы- Рэндолл Дрю.
- Я очень рад встрече с вами, мистер Кропоткин, - сказал я.
Он стиснул мою руку и встряхнул ее так, словно качал воду.
- Рэндолл Дрю. Пардубице. Вы были третьим.
- Третьим, - подтвердил я. На этом его знание английского оказалось
исчерпано, и дальше он грохотал уже на своем родном языке.
- Он говорит, - усмехнувшись одними глазами, перевел Стивен, - что
вы великий наездник, что у вас смелое сердце и мягкие, как шелк, руки и что
он рад встрече с вами.
Мистер Кропоткин прервал ритуал рукопожатия, быстро сунул руку Стиве-
ну, оглядел его с головы до ног, словно рассматривал лошадь, и что-то ко-
ротко спросил. Стивен так же коротко ответил, после чего Кропоткин обращал-
ся уже только ко мне, совершенно не замечая моего спутника. Позднее Стивен
объяснил мне, что он спросил: "Вы ездите?"
- Пожалуйста, скажите мистеру Кропоткину, что русская команда пока-
зала на международных соревнованиях большую смелость и опыт, а состояние, в
котором я увидел лошадей сегодня, говорит о том, насколько он хороший руко-
водитель.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:15

Мистеру Кропоткину комплименты пришлись по душе. Он самодовольно ус-
мехнулся. Это был крупный человек лет шестидесяти, с изрядным лишним весом,
но легкой походкой. Над верхней губой нависали густые седоватые усы, кото-
рые он постоянно разглаживал большим и указательным пальцами.
- Посмотрим на лошадей, - сказал он на своем варианте английского
языка. Это прозвучало наполовину приглашением, а наполовину приказом. Я
сказал, что буду рад, и мы пошли к скаковому кругу.
Пятеро его подопечных ездили шагом около входа, ожидая указаний. Он
решительно и коротко отдал распоряжения своим рокочущим басом. Наездники
остановились и разбились на две группы.
- Один круг кентером, - объяснил мне Кропоткин, указывая на лоша-
дей.
Мы стояли бок о бок. Точно так же люди во всем мире наблюдают за тре-
нировкой лошадей. Мощные лошади, подумал я, и хороша, спокойно идут, но
сказать сейчас, как они покажут себя на соревнованиях, невозможно: все де-
лается очень неторопливо.
Кропоткин произнес несколько фраз и каждый раз нетерпеливо дожидался,
пока Стивен переведет его слова.
Это только часть лошадей, отобранных для Олимпиады. Скоро уже будет
готов окончательный список. Остальные лошади на юге, там теплее. Все лошади
для равнинных скачек с ипподрома отправились на зиму на Кавказ. Там и часть
лошадей, которых готовят к Олимпийским играм, но к лету они вернутся в Мос-
кву.
- Скажите ему, что это очень интересно.
На лице Кропоткина появилось выражение, которое я назвал бы доволь-
ным. У него, как и у всех москвичей, тоже было неподвижное лицо и мрачные
глаза. Я подумал, что подвижность черт - это привычка, которую приобретают
- или не приобретают - в детстве, глядя на окружающих, и то, что на лицах
этих людей нельзя было прочесть ни восторга, ни презрения, вовсе не означа-
ло, что эти чувства не кипели у них внутри. Но показывать их было неблаго-
разумно. Непроницаемое выражение лица, возможно, было важным условием выжи-
вания.
Лошади завершили круг в милю длиной. Они дышали совершенно спокойно.
Жокеи спешились и почтительно разговаривали с Кропоткиным. Ни в седлах, ни
на земле они не показались мне пригодными к таким крупным соревнованиям,
как Олимпийские игры. В них не было уверенности в себе, которая явно ощуща-
лась в Борисе. Я сказал Кропоткину о своем ощущении.
Он согласился со мной, сказав, что все это конюхи.
-А вот из Миши выйдет толк, хотя он, еще молод.
Он указал на юношу лет девятнадцати, который, как и другие, под тяже-
лым взглядом тренера вываживал по кругу лошадь.
Стивен перевел мне, что с Мишей тренер занимается особо, так как тот
смел, у него хорошие руки и он может заставить лошадь прыгать. К конюшням
за нашими спинами подъехал темнозеленый фургон. Мотор машины ревел, пугая
лошадей. Кропоткин невозмутимо наблюдал, как машина с трудом сдавала назад,
втискивая между рядами сараев прицеп с дрожавшими от вибраций мотора дере-
вянными стенками. Когда автопоезд скрылся из виду, шум немного утих. Кро-
поткин, как только смог расслышать свой голос, обратился к Стивену с длин-
ной речью.
- Мистер Кропоткин говорит, - сказал Стивен, - что Миша в сентябре
ездил конюхом на международные соревнования, и, возможно, вы захотите пого-
ворить с ним тоже. Мистер Кропоткин сказал, что, когда человек из британ-
ского посольства задавал ему вопросы о лорде Фаррингфорде и Гансе Крамере,
он объяснил, что ничего не знает, и это было правдой. Но потом он вспомнил,
что Миша что-то знает. Правда, только о Крамере, а не о лорде Фаррингфорде.
Поэтому он позаботился о том, чтобы Миша сегодня работал с лошадью и вы
смогли бы с ним встретиться.
- Да, - сказал я. - Я вам очень благодарен.
Кропоткин в ответ чуть заметно наклонил голову, повернулся к конюхам,
приказал им отвести лошадей в конюшню и быть поосторожнее при переходе ули-
цы. Мише он велел остаться. Потом он вновь повернулся ко мне и погладил
усы.
- Конь у Миши хорош, - заявил он. - Годится для Олимпийских игр.
Я с интересом посмотрел на лошадь, хотя она внешне ничем не отлича-
лась от остальных. Крепкий гнедой жеребец с белой стрелкой вдоль носа и бе-
лыми носочками на передних ногах, грубая шерсть, которая как раз годилась
для этого времени года, и добрые глаза.
- Хорош?! - воскликнул Кропоткин, похлопывая животное по крупу.
- На вид он смелый и крепкий, - ответил я.
Стивен перевел мои слова, а Кропоткин молча выслушал их. Четырех дру-
гих лошадей увели, и Кропоткин представил нам Мишу, правда, уже без пох-
вальных эпитетов.
- Михаил Алексеевич Таревский, - сказал он и добавил несколько
слов, обращаясь к юноше. Судя по интонации, это был совет отвечать на все
мои вопросы.
- Да, Николай Александрович, - ответил тот. Я подумал, что для ин-
тервью можно было бы выбрать место получше, чем открытый скаковой круг,
покрытый жидкой грязью, под дождем, смешивающимся со снегом. Однако ни Кро-
поткин, ни Миша, казалось, не замечали непогоды. Хотя они и видели, что мы
со Стивеном, пытаясь согреться, переминаемся с ноги на ногу, но не предло-
жили пройти в теплое помещение.
- Я немного выучил английский, пока был в Англии, - сообщил Миша.
Акцент у него чувствовался меньше, чем у Кропоткина. С загорелого,
обветренного лица неожиданно глянули умные яркосиние глаза. Я невольно
улыбнулся ему, но он ответил лишь серьезным взглядом.
- Расскажите мне, пожалуйста, что вы знаете о Гансе Крамере, - поп-
росил я. Кропоткин тут же что-то коротко прогрохотал, и Стивен перевел, что
он просит Мишу говорить порусски, чтобы понимать его ответы. И еще просит
переводить ему мои вопросы.
- О'кей, - согласился я. - Спросите Мишу, что он знает о Крамере.
И ради Бога давайте начнем. Я замерзаю.
Миша стоял рядом со своим конем, держа в руке свободно свисающий по-
вод. Время от времени он успокаивающе поглаживал лошадь по морде. Я поду-
мал, что для лошади, готовящейся к Олимпийским играм, не слишком полезно
стоять на холоде сразу же после тренировки, но это была не моя проблема.
Гнедой, казалось, не возражал.
- Михаил Алексеевич, то есть Миша, говорит, - сказал Стивен, - что
он находился рядом с Гансом Крамером, когда тот умирал.
После этих слов я перестал ощущать холод.
- Насколько близко?
Ответ был длинным. Стивен переводил его частями.
-Миша говорит, что он держал лошадь одного из русских наездников,
пока того взвешивали, - кстати, зачем? - и там же находился Ганс Крамер.
Он только что закончил дистанцию кросса, хорошо прошел, вокруг него столпи-
лись люди, поздравляли его. Миша то смотрел на него, то оглядывался, не
идет ли его наездник.
- Понятно, - прервал я, - давайте дальше.
- Миша говорит, - переводил Стивен, - что Ганс Крамер вдруг заша-
тался и упал на землю. Это было недалеко от Миши, метрах в трех. На помощь
бросилась английская девушка, кто-то побежал за доктором. Крамер выглядел
очень больным, он задыхался, но пытался что-то сказать англичанке. Лежа на
земле, он пытался говорить как можно громче. Почти кричал.
Миша дождался окончания перевода. Он хорошо понимал то, что Стивен
говорил мне, и сопровождал перевод утвердительными кивками.
-Ганс Крамер говорил по-немецки? - спросил я.
-Да, -ответил Миша. Тут его прервал Кропоткин, но, услышав перевод
вопроса, жестом позволил продолжать.
-А Миша говорит по-немецки?
Как выяснилось, Миша учил немецкий язык в школе, бывал с командой в
Восточной Германий и знал достаточно, чтобы понять.
-Отлично, - сказал я, - и что же сказал Крамер?
Миша произнес несколько слов по-немецки, потом по-русски, и в обоих
вариантах повторилось одно и то же слово: "Алеша".
Стивен вспыхнул от волнения, и я подумал, что это покажется чрезмер-
ным человеку, который привык не выдавать своих чувств. И действительно,
Кропоткин беспокойно дернулся, словно решил, что дело зашло слишком далеко.
-Остыньте, - приказал я Стивену. -Вы вспугнете птиц.
Он удивленно взглянул на меня, но сразу же изменил поведение.
- Ганс Крамер сказал, - негромко доложил он, - "Я умираю. Это Але-
ша. Москва". Потом добавил: "Да поможет мне Бог". И с этими словами умер.
- Как он умер? - спросил я. Миша сообщил с помощью Стивена, что
Ганс посинел и, казалось, перестал дышать. Затем его тело слабо вздрогнуло,
а затем кто-то сказал, что у него остановилось сердце и что это был сердеч-
ный приступ. Вскоре появился доктор и согласился с этим мнением. Он попы-
тался оживить Крамера, но безуспешно.
Четыре человека стояли под русским холодным дождем и думали о немце,
который солнечным Сентябрьским днем умер в Англии.
- Спросите его, что еще он помнит, - поспросил я.
Миша пожал плечами.
Девушка-англичанка и еще несколько человек, находившихся поблизости,
поняли слова Ганса. Англичанка перевела, что он умирает из-за Алеши из Мос-
квы, другие согласились. Это было очень печально. Тут вернулся после взве-
шивания русский жокей, и Мише пришлось заняться им и лошадью. Уже отойдя в
сторону, он увидел, как подошли санитары, положили Крамера на носилки,
.закрыли его с головой накидкой и унесли.
- Н-да, - задумчиво протянул я. - Попросите его повторить слова
Ганса Крамера.
- Ганс Крамер сказал: "Я умираю. Это Алеша. Москва. Да поможет мне
Бот". А больше он сказать ничего не успел, хотя Миша считает, что пытался.
- Миша уверен, что Ганс Крамер не сказал: "Я умираю из-за Алеши из
Москвы"?
Мише показалось, что он мог иметь в виду именно это, хотя ни "из-за",
ни просто "из" не прозвучало. Только: "Я умираю. Это Алеша. Москва. Да по-
может мне Бог". Миша очень хорошо все это запомнил, потому что Алеша - имя
его отца.
- Вот как? - заинтересовался я. Миша объяснил, что его полное имя
Михаил Алексеевич Таревский означает: Михаил, сын Алексея. А Алеша -
уменьшительная форма от имени Алексей. Миша был уверен, что Ганс Крамер
сказал: "Это Алеша". "Es ist Alyosha".
- Спросите Мишу, - медленно начал я, - не может ли он описать ко-
го-нибудь из людей, окружавших Крамера перед тем, как тот закачался и упал.
Спросите его, может быть, кто-то что-то держал или делал что-то неестес-
твенное. Может быть, Крамеру дали что-нибудь съесть или выпить?
Стивен уставился на меня:
- Но ведь это был сердечный приступ.
- Что-нибудь могло его спровоцировать, - мягко сказал я. - Потря-
сение. Спор. Случайный удар. Аллергия.
- А, понятно.
Он задал самые опасные вопросы так, что они выглядели совершенно не-
винными. Миша, придерживаясь того же самого стиля, откровенно ответил на
них.
- Миша говорит, - сообщил Стивен, - что он не знал никого из лю-
дей, стоявших рядом с Гансом Крамером. Он только видел их на соревнованиях
в тот же день и накануне. Русским не позволяют общаться с другими конюхами
и участниками, так что он не разговаривал с ними. Сам же он не видел ничего
такого, что могло бы вызвать сердечный приступ, но он все-таки смотрел со
стороны. Он не помнит ни спора, ни удара. И насчет еды и питья он не может
ничего сказать с уверенностью. Хотя ему кажется, что Крамер в это время ни-
чего не ел и не пил.
-Что ж, - продолжая напряженно думать, сказал я,-а не было ли там
кого-нибудь, кто, по его мнению, мог бы быть этим самым Алешей?
Миша так не думал, поскольку когда Крамер произнес это имя, рядом с
ним была только девушка-англичанка, но она никак не могла быть Алешей, пос-
кольку это мужское имя.
Я опять начал замерзать. Если Миша и знал что-нибудь еще, я не пред-
ставлял себе, как добраться до этого знания. Я сказал:
- Пожалуйста, поблагодарите Мишу за его чрезвычайно любезную помощь
и скажите мистеру Кропоткину, насколько я признателен ему за то, что он
предоставил мне возможность свободно поговорить с Мишей.
Благодарности были приняты как должное. Кропоткин, Стивен и я отошли
от скакового круга и направились к конюшням. Миша с лошадью в поводу шел в
нескольких шагах сзади. Когда мы вышли на дорожку между двумя рядами коню-
шен, зеленый деревянный фургон, приглушенно рычавший все время, пока мы
разговаривали, неожиданно взревел.
Испуганная лошадь вскинулась на дыбы, и Миша вскрикнул. Я автомати-
чески обернулся, чтобы помочь ему. Миша всем весом повис на уздечке. Гнедой
снова вскинулся; его копыта, фигурально выражаясь, смотрели мне прямо в ли-
цо.
Когда я бежал к ним, то успел заметить, что взгляд Миши упал на
что-то у меня за спиной. Его глаза округлились от страха. Он что-то закри-
чал по-русски, отпустил поводья и бросился бежать.

ГЛАВА 7

Автоматически я схватил упавшие на землю поводья и только потом огля-
нулся.
До смерти мне оставалось не больше трех секунд. Высокая крыша зелено-
го фургона уже загородила небо. Мотор машины оглушительно ревел. Узор ре-
шетки радиатора я запомнил, пожалуй, на всю жизнь. Не меньше шести тонн без
груза, подумал я. Это было неподходящее время для бесполезных размышлений,
но все мысли промелькнули в тысячную долю секунды. Для действий же потребо-
валось немного больше.
Левой рукой я вцепился в гриву лошади, а правой - в переднюю луку
седла и то ли вскочил, то ли взлетел в седло.
Гнедой был сильно напуган шумом и видом летящего на него фургона. Во-
обще-то лошади не осознают необходимости как можно быстрее убираться из-под
колес грохочущего джаггернаута. Испуганная лошадь способна скорее броситься
под машину, чем умчаться прочь.
С другой стороны, любая лошадь очень восприимчива к человеческим эмо-
циям, особенно когда сидящий у нее на спине человек теряет голову от стра-
ха. Гнедой безошибочно ощутил охвативший меня ужас и рванул с места.
Со старта лошадь способна оторваться от любого автомобиля на сотню
ярдов, но фургон разгонялся уже довольно долго. Стартовый рывок коня позво-
лил выиграть всего несколько ярдов; ревущий зеленый убийца несся за нами по
пятам.
Если бы мой конь умел рассуждать, то он метнулся бы вправо или влево,
в один из узких проходов, куда фургон не смог бы протиснуться. Но вместо
этого он поскакал по прямой, отчего несчастье казалось неминуемым.
То, что я держал поводья в руках, мало чем облегчало положение. Когда
Миша вел коня в поводу, он перебросил поводья через его голову, и теперь
они свисали с левой стороны. Поэтому я не мог взять поводья в обе руки и
управлять лошадью. Обычно наездник направляет движение своего коня, натяги-
вая повод. От этого мундштук врезается в чувствительные уголки лошадиного
рта. В моем же случае от мундштука не было никакой пользы. Я не засунул но-
ги в стремена, был одет в тяжелое пальто, а меховая шапка сползла на лоб,
грозя скинуть очки. Лишенный направляющей руки, гнедой решил по-своему и
бросился на скаковое поле.
Инстинктивно он повернул направо, на свой привычный маршрут, и понес-
ся, напрягая в панике все свои силы. За нами в воздухе оставался грязевой
шлейф. Я подумал, надолго ли у коня хватит сил. Оставалось надеяться, что
надолго. Тут мне показалось, что звук мотора стал затихать. Слишком хорошо,
чтобы быть правдой. На ровном поле ипподрома, по прямой, фургон мог дви-
гаться куда быстрее лошади. Вероятно, мотор переключили на прямую передачу,
и поэтому он работал тише.
Я рискнул покоситься через плечо, и мое настроение взмыло вверх, как
воздушный шар. Фургон отказался от преследования. Он развернулся около вы-
езда на поле и уже двинулся в своем первоначальном направлении.
"Чертовщина! - подумал я и одновременно провозгласил про себя: -
Аллилуйя! О благородное животное, хвала тебе и твоему предполагаемому Соз-
дателю!"
Но оставалась еще одна проблема. Нужно было остановить коня. Паника
охватила его очень быстро, а вот чтобы успокоиться, требовалось время.
Шапка наконец свалилась. Холодный ветер взлохматил мои волосы и обжег
уши. Дождь заливал стекла очков. Тяжелое двубортное пальто, застегнутое на
все пуговицы, оказалось явно неудачным новшеством в экипировке жокея. Раз-
вевающиеся широкие брюки тоже не оказывали на лошадь умиротворяющего дей-
ствия. Я подумал, что если не попытаюсь поймать стремена, чтобы управлять
ногами, то скорее всего позорно шлепнусь на землю, а мистер Кропоткин вряд
ли будет доволен тем, что его олимпийский скакун сбежит.
Мало-помалу мне удалось исправить положение. Для этого пришлось про-
ехать весь круг, всю милю. К счастью, поводья свисали именно с той стороны,
куда бежал гнедой. Они тянули его голову налево, и он бежал вплотную к
внутреннему барьеру. Когда же мне наконец удалось сунуть ноги в стремена и
прижать бок лошади правым коленом, она послушно приняла влево. Я приговари-
вал:
- Стой, мальчик, стой, старина, - и тому подобные заклинания. Хотя
я говорил по-английски, гнедой отлично понял мои интонации и настроение.
Когда мы, миновав полкруга, оказались перед пустыми трибунами, он ус-
покоился и перешел на шаг. Я похлопывал коня по шее, продолжал уговаривать,
и вскоре он остановился.
На этот раз гнедой выказывал куда более заметные признаки усталости,
чем после тренировочной проездки. Он раздувал ноздри, его бока вздымались.
Я смахнул воду с очков и расстегнул пару пуговиц на пальто.
- Все в порядке, дружище, - сказал я, продолжая похлопывать его по
шее, - ты хороший мальчик.
Конь лишь покосился на меня, когда я осторожно наклонился вперед,
опустил правую руку под его шею и перекинул поводья через его голову. Когда
головной убор вернулся на привычное место, гнедому стало легче и он по пер-
вому моему сигналу с удовольствием, типичным для хорошо обученной лошади,
пошел рысью.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:16

Кропоткин вышел было вперед, чтобы встретить нас. Но никто не смог бы
пройти по липкой грязи, не оставив в ней ботинки, поэтому когда мы с гнедым
вернулись, сделав круг, тренер стоял на площадке перед конюшнями.
Кропоткин выказывал изрядное волнение, но, как ни странно, только
из-за лошади. Когда я спешился и вручил поводья потрясенному Мише, тренер
что-то загремел своим басом профундо, принялся ощупывать ноги лошади и вни-
мательно осматривать ее. В конце концов он произнес длинную фразу и взмах-
нул рукой. Этот жест выражал что-то среднее между гневом и извинением. Сти-
вен перевел:
- Мистер Кропоткин говорит, что он не знает, откуда здесь взялся
фургон. Это один из тех фургонов, в которых перевозят лошадей олимпийской
сборной. А сегодня мистер Кропоткин не заказывал фургона на ипподром. Они
всегда стоят около конюшен через улицу. Он уверен, что ни один из их води-
телей не стал бы так странно ездить между сараями. И еще он не может по-
нять, почему вы и лошадь стояли на дороге у фургона, когда он выезжал. -
Тут Стивен поднял брови.
- А мне кажется, - с сомнением в голосе произнес он, - что вы не
стояли на дороге. Этот проклятый рыдван сам погнался за вами.
- Ничего подобного, - возразил я. - Скажите мистеру Кропоткину,
что я хорошо понял его слова и очень сожалею, что оказался на дороге у ма-
шины. Еще скажите, что я рад, что лошадь не получила повреждений, и не вижу
оснований посвящать кого бы то ни было в события этого утра.
- Вы быстро учитесь, - сказал Стивен, покосившись на меня. - Пере-
ведите ему все, что я сказал.
После того как Стивен выполнил мою просьбу, манеры Кропоткина резко
изменились, и только тут я понял, насколько он взволнован. Тренер сразу
расслабился, и на его лице появилось подобие улыбки. Русский ответил фра-
зой, которая вызвала у Стивена меньше сомнений, чем предыдущая.
- Он говорит, что вы ездите верхом как казак. Это что, комплимент?
- Пожалуй.
Кропоткин опять заговорил. Стивен перевел:
- Мистер Кропоткин говорит, что постарается сделать для вас все, что
в его силах.
- Большое спасибо, - ответил я.
- Друг, - медленно прогудел бас, коверкая английские слова, - вы
хороший наездник!
Я поправил очки и в очередной раз предал мысленному проклятию людей,
которые запретили мне участвовать в соревнованиях.
Примерно полмили мы со Стивеном шли до места, где, по словам Кропот-
кина, была стоянка такси.
- Я подумал, что вы помчитесь в полицию, - сказал Стивен.
- Нет, - ответил я, счищая грязь со своей шапки, которую кто-то по-
добрал, - только не здесь.
- Не в этой стране, - согласился он. - Если вы будете здесь жало-
ваться в полицию, а точнее в милицию, то скорее всего сами окажетесь в
тюрьме.
Голова у меня замерзла, и я надел шапку, не дочистив.
- С Хьюдж-Беккетом случился бы удар.
- Все равно, - настаивал Стивен, - что бы ни говорил Кропоткин,
фургон пытался задавить вас.
- Или Мишу. Или лошадь, - ответил я.
- Вы в это верите?
- Вы рассмотрели водителя? - спросил я вместо ответа.
- И да, и нет. На нем был шерстяной подшлемник. Так что видны были
одни глаза.
- Он чертовски рисковал, - протянул я, - но был близок к успеху.
- Вы очень спокойно все это воспринимаете, - удивился Стивен.
- А вы предпочли бы, чтобы я бился в истерике?
- Пожалуй, нет.
- А вот и такси. - Я помахал рукой, машина свернула и затормозила
около нас. Мы сели.
- Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так вскакивал на лошадь, -
сказал Стивен, когда машина тронулась. - Только что стояли на земле, а уже
через секунду мчались галопом.
- Никто не знает, на что он способен, пока не почувствует затылком
дыхание Немезиды.
- Вы кажетесь этаким маменькиным сынком из телерекламы, - продол-
жал Стивен, - а на самом деле... - Ему не хватило слов, и он умолк.
- Да, - согласился я. - Типичный неврастеник, не так ли?
Он хохотнул.
- Кстати... Миша дал мне свой телефон. - Порывшись в кармане, он
достал смятый клочок бумаги.
- Пока Кропоткин пытался ловить вас, он сказал, что хочет что-то
сказать вам с глазу на глаз.
- Как вы думаете, водитель может знать английский? - спросил я.
Стивен ничуть не встревожился.
- Никто из них не знает, - сообщил он. - Вы можете сказать, что от
него воняет, как от выгребной ямы, а он и ухом не поведет. Попробуйте!
Я попробовал. Ухо не пошевелилось.
Мы вернулись вовремя, и я успел к ленчу в ресторане "Интуриста". Суп
и блины оказались вкусными, и мороженое с черносмородиновым вареньем было,
как всегда, отменным. Но мясо с тертой морковью, мелко нарезанным салатом и
так же мелко наструганным жареным картофелем отправилось на противоположный
край стола, к Фрэнку.
- Так вы совсем отощаете, - без особого беспокойства заметила мис-
сис Уилкинсон. - Вы не любите мясо?
- Я произвожу его, - ответил я.- Говядину. На ферме. Так что это
не мясо. На него смотреть противно.
- Никогда бы не подумала, что вы работаете на ферме, - заявила она,
с сомнением оглядев меня.
- Ну... В общем, работаю. На своей собственной ферме. Она досталась
мне в наследство от отца.
- А вы умеете доить коров? - с вызовом спросил Фрэнк.
- Да, - спокойно ответил я. - И доить, и пахать землю. Мне много
приходилось этим заниматься.
Он оторвался от тарелки с моим завтраком и бросил на меня свирепый
взгляд. Но я сказал чистую правду. С сельскохозяйственными работами я поз-
накомился, когда мне было не более двух лет, а через двадцать лет в коллед-
же изучил их технологию. С тех пор я провел на правительственные субсидии
ряд исследований по влиянию химических веществ на почву и продукты. Для эк-
спериментов у меня был отведен изрядный участок. После верховой езды сель-
ское хозяйство было моим любимым занятием... А теперь единственным, напом-
нил я себе.
- Вы ведь не держите телят в этих противных клетках? - неодобри-
тельно спросила миссис Уилкинсон.
- Нет.
- Я стараюсь не думать о несчастных убитых животных, когда покупаю
отбивные для уик-энда.
- Произвела ли на вас впечатление Выставка достижений? - спросил я,
предпочтя сменить тему.
- Мы видели космическую капсулу, - клюнула на удочку миссис Уилкин-
сон. По ее словам, выставкой нельзя было не восхищаться. - Жаль, что у нас
в Англии нет такого. Выставки, я хочу сказать. Постоянной. Чтобы мы могли
бить в литавры, восхищаясь собственными успехами.
- А вы были на выставке? - спросил я Фрэнка.
- Нет. - В подкрепление своих слов он потряс головой, продолжая же-
вать. - Я там бывал раньше.
Он не сказал, где был. Я не заметил, чтобы Фрэнк следил за нами со
Стивеном, но он вполне мог это сделать. А если следил, то что он увидел?
- Завтра мы едем в Загорск, - сообщила миссис Уилкинсон.
- Где это? - спросил я, наблюдая за жующим Фрэнком. Его лицо было
непроницаемым.
- Там целая куча церквей, - неопределенно сказала пожилая дама. -
Мы поедем на автобусе. Нужно взять с собой визы, потому что это за предела-
ми Москвы.
Я взглянул на нее. В ее тоне мне послышалась досада. Миссис Уилкинсон
была невысокой плотной женщиной, далеко за пятьдесят, с доброжелательным
выражением лица, присущим большинству англичан. Она обладала столь же ти-
пичной английской проницательностью, которая порой проявлялась в убедитель-
ных прямых высказываниях. Чем дольше я общался с миссис Уилкинсон, тем
сильнее ее уважал.
Мистер Уилкинсон сидел напротив супруги и, как обычно, молча ел свой
ленч. Скорее всего он отправился в эту поездку только для того, чтобы дос-
тавить удовольствие жене, а сам предпочел бы сидеть дома с пинтой пива и
наблюдать за игрой "Манчестер Юнайтед".
- На балет в Большой театр сегодня вечером пойдут всего несколько
человек, - задумчиво сказала миссис Уилкинсон. - Но наш папочка не любит
такие вещи, так ведь, папочка?
Мистер Уилкинсон кивнул. Миссис Уилкинсон, понизив голос, обратилась
ко мне.
- Ему не нравится, как там одеваются мужчины. Эти трико. Вы знаете,
они так обтягивают все сзади... А уж спереди!..
- Раковина, - с серьезным видом сказал я.
- Что? - Женщина взволнованно посмотрела на меня, как будто я упот-
ребил крепкое выражение.
- Так они это называют. То, чем прикрывают свои мужские принадлеж-
ности.
- Ах, вот как! - Она успокоилась. - По-моему, было бы гораздо кра-
сивее, если бы они носили туники. Это было бы не настолько откровенно. И
зрители могли бы сосредоточиться на танце.
Мистер Уилкинсон пробормотал что-то вроде "хвастаются чем могут" и
набил рот мороженым.
Миссис Уилкинсон отреагировала на реплику мужа как на нечто хорошо
знакомое. Не обратив на нее никакого внимания, она спросила меня:
- А вы видели ваших лошадей?
При этих словах Фрэнк слегка отвлекся от еды.
- Они были великолепны, - заявил я и добрых две минуты расписывал
их вид и подготовку. По реакции Фрэнка нельзя было заключить, что он счита-
ет мой отчет неполным, но я скоро сообразил, что если бы его мысли было
легко отгадать, то вряд ли он справлялся бы со своей работой.
В это время к нам подплыла Наташа с явным намерением вновь осложнить
мне жизнь.
- Вам повезло, - убежденно сказала она. - Мы достали вам на завтра
билет в Большой театр на оперу. Ложа.
Я поймал полный насмешливого сочувствия взгляд миссис Уилкинсон и
принялся бормотать какие-то вялые благодарности.
- Будет "Пиковая дама", - заявила Наташа.
- Э-э...
- Опера Большого театра всем нравится, - объяснила девушка. - Это
лучшая опера в мире.
- Потрясающе, - восхитился я. - Буду ждать с нетерпением.
Во взгляде Наташи появилось одобрение, а я, улучив момент, сообщил,
что проведу вечер с друзьями и чтобы к обеду меня не ждали. Она деликатно
попыталась заставить меня проговориться, где именно я буду находиться, но в
тот момент я знал лишь, что мы будем там, где хорошо кормят. Девушка была
огорчена.
- А сейчас, - поспешно сказал я, предупреждая ее возможное недо-
вольство, - музей Ленина.
Лицо Наташи заметно прояснилось. Она наверняка подумала, что я нако-
нец-то начинаю себя вести так, как подобает настоящему туристу.
- Не позволите присоединиться? - спросил Фрэнк, доедая мою порцию.
Выражение его лица было совершенно невинным. До меня дошла вся прелесть его
метода работы. Если трудно незаметно следить за человеком, то можно просто
навязаться к нему в компанию.
- С удовольствием, - согласился я. - Встретимся в вестибюле через
полчаса. - С этими словами я поспешил удалиться, а Фрэнк принялся за вто-
рую порцию мороженого. Чтобы оторвать его от трапезы, нужно было бы прило-
жить немалые усилия.
Я быстро вышел из гостиницы, дошел до Центрального телеграфа, который
находился в квартале от "Интуриста", вошел в телефонную будку и набрал но-
мер посольства. Мне ответил Оливер Уотермен.
- Это Рэндолл Дрю, - представился я.
- Откуда вы звоните? - прервал он меня.
- С почты.
- А, хорошо. Тогда продолжим.
- Не поступало ли для меня сообщений из Лондона? От Хьюдж-Беккета
или кого-нибудь еще?
- Ну конечно, - ответил он. - Мне кажется, мой дорогой, что что-то
было. Подождите... - Он положил трубку, и я услышал шелест бумаг и приглу-
шенные голоса. - Вот оно, - в конце концов послышалось в трубке. - Бери-
те карандаш.
- Уже взял, - терпеливо сказал я.
- Юрий Иванович Шулицкий.
- Пожалуйста, продиктуйте по буквам, - попросил я. Он продиктовал.
- Записал. Продолжайте.
- Там больше ничего нет.
- Это все сообщение? - недоверчиво спросил я.
В голосе Уотермена послышалось колебание.
- Полностью сообщение, полученное по факсу, выглядит так: "Сообщите
Рэндоллу Дрю. Юрий Иванович Шулицкий". Там еще несколько цифр, и все.
- Цифр? - переспросил я.
- Возможно, это телефонный номер. Во всяком случае, вот они:
180-19-16. Записали?
Я прочел номер вслух.
- Все правильно, мой дорогой. Как движутся дела?
- Так себе, - признался я.-Вы не могли бы отправить для меня факс,
если я дам вам текст?
-Ах, - сокрушенно вздохнул Уотермен. - Должен вас огорчить. Сейчас
на международной арене происходят какие-то волнения. Нам довольно бесцере-
монно предложили не занимать факс всякими пустяками вроде музыки. Музыка
для них пустяки, вы только посмотрите! Так или иначе, мой дорогой, но для
того, чтобы ваше сообщение наверняка ушло, вам придется самому отвезти его
туда.
- Куда? - удивился я.
- Ах, я и забыл, что вы можете не знать. Факс установлен не в самом
посольстве, а в коммерческом отделе на Кутузовском проспекте. Это продолже-
ние проспекта Калинина. У вас есть карта?
- Я найду его.
- Скажите там, что вас направил я. Если захотят проверить, пусть
свяжутся со мной, а я их успокою. Вам придется быть настырным, мой дорогой,
и тогда они пошлют вашу записку хотя бы для того, чтобы избавиться от вас.
- Я воспользуюсь вашим советом, - усмехнувшись про себя, ответил я.
- Там, на Кутузовском проспекте, находится Британский клуб, - томно
сказал Уотермен. - Он всегда набит изгнанниками, томящимися от ностальгии.
Скучное местечко. Я редко бываю там.
- Не могли бы вы позвонить в гостиницу "Интурист", - перебил я, -
если мне пришлют еще какую-нибудь информацию?
- Конечно, - вежливо ответил атташе. - Скажите, пожалуйста, ваш
номер.
Ужасно хотелось напомнить, что он уже дважды его записывал, но я
сдержался и еще раз продиктовал телефон, представив себе при этом, сколько
времени после моего отъезда Уотермен будет находить клочки бумаги с одним и
тем же номером и как он в легком замешательстве будет рассматривать их,
поглаживая седоватую шевелюру.
Повесив трубку, я задумался, не оставить ли мне Фрэнка скучать в гос-
тинице, а самому пойти отправить факс, но решил, что это займет у меня час,
а то и два и породит лишние подозрения. Поэтому я поспешил вернуться в "Ин-
турист", взбежал наверх и спустился на лифте. Как я и рассчитывал, Фрэнк
уже был там.
- Вот и вы, - приветствовал он меня. - А я уже подумал, что мы
разминулись.
- Тогда пойдемте, - глупо сказал я. Мы вышли из гостиницы и спусти-
лись в длинный подземный пешеходный переход под площадью Пятидесятилетия
Октября, который выводил на мощеную улицу между красными домами слева от
Кремля.
Пока мы шли по подземелью, Фрэнк излагал мне свои взгляды на товарища
Ленина, который, по его мнению, был единственным гением двадцатого столе-
тия.
- Но родился он в девятнадцатом, - заметил я.
- Ленин принес свободу массам, - восторженно объявил Фрэнк.
- Свободу от чего?
Фрэнк пропустил мой вопрос мимо ушей. За пустыми лозунгами, которыми
он так щедро одаривал меня и Уилкинсонов, скрывался закосневший в своих
догмах коммунист с партийным билетом. Я смотрел на угловатое, с неровной
кожей лицо Фрэнка, на его полосатый шарф, говоривший об окончании колледжа,
и восхищался. Этот тип настолько точно соответствовал образу полуобразован-
ного левака, примазавшегося к Национальному союзу преподавателей, что труд-
но было представить, кем он является на самом деле.
В моем сознании то и дело всплывала мысль, что Йен Янг ошибался и что
Фрэнк не был агентом КГБ. Впрочем, если сам Янг был тем, кем я его считал,
то он, скорее всего, был прав. И зачем Йену припутывать Фрэнка к КГБ, если
он к этому не причастен?
Еще я спрашивал себя, сколько же лжи я выслушал, пока находился в
Москве, и сколько еще мне предстояло услышать.
Фрэнк благоговейно переступил порог музея Ленина, и нашим глазам
предстали одежда, стол, автомобиль и прочее, чем при жизни пользовался ос-
вободитель масс. А ведь этот человек, подумал я, глядя на самодовольное ли-
цо с маленькой бородкой, смотревшее на нас с картин, плакатов, открыток и
скульптур, положил начало убийствам миллионов людей и оставил кровожадных
учеников, пытающихся создать всемирную империю. Этот человек, мечтавший о
справедливости, оказался пророком, развязавшим истребительные войны.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:16

Посмотрев на часы, я сказал Фрэнку, что с меня хватит. Мне было необ-
ходимо глотнуть воздуха. Он не обратил внимания на затаенный вызов и вышел
вместе со мной, сказав, что бывает в музее при каждом посещении Москвы и
это ему никогда не надоедает. Было нетрудно поверить, что на сей раз он го-
ворит правду.
Стивен, успевший поесть после занятий, которых нельзя было пропус-
тить, ожидал меня около входа, как мы и договорились. Он рассчитывал уви-
деть одного меня, и Фрэнк оказался совершенно лишним. Я без пояснений пред-
ставил их:
- Фрэнк Джонс... Стивен Люс.
Они сразу же не понравились друг другу.
Если бы эти двое были собаками, то принялись бы сердито рычать и ска-
лить зубы. Во всяком случае, оба действительно наморщили носы. Мне захоте-
лось угадать, внешняя или скрытая ипостась Фрэнка вызвала такое неприятие у
Стивена и кого он невзлюбил - самого этого человека или тип, который тот
изображает.
А Фрэнку, предположил я, просто не мог бы понравиться никто из моих
друзей. К тому же если Янг был прав, Джонс не мог не видеть Стивена раньше.
Ни тот ни другой разговаривать не собирались.
- Что ж, Фрэнк, - бодро сказал я, стараясь не показать, насколько
меня забавляет ситуация, - спасибо вам за компанию. А теперь мы со Стиве-
ном уйдем на весь вечер. Думаю, что увидимся за завтраком.
- Конечно.
Мы пошли прочь, но через несколько шагов Стивен с хмурым видом огля-
нулся. Я увидел, что он смотрит на удаляющуюся спину Фрэнка.
- Кажется, я его уже видел, - сказал Стивен. - Но где?
- Не знаю. Может быть, вчера утром здесь, на площади?
Мы шли по Красной площади мимо ГУМа. Стивен тряхнул головой, прогоняя
мысли о неприятном новом знакомом.
- Куда мы направляемся? - спросил он. - К телефонной будке.
В первой же попавшейся мы опустили в автомат две копейки, но по номе-
ру, который дал нам Миша, никто не ответил. Набрали снова, на этот раз но-
мер Юрия Ивановича Шулицкого - с тем же результатом.
- Тогда едем на Кутузовский проспект, - сказал я. - Где мы можем
взять такси?
- Метро дешевле. Пять копеек, куда бы вы ни ехали. - Стивен не мог
понять, почему я хотел тратить деньги, когда этого можно было избежать; в
его глазах и голосе угадывалось недовольство. Пожав плечами, я уступил, и
мы спустились в метро. Мне пришлось преодолеть обычный приступ клаустрофо-
бии, которую у меня всегда вызывали поезда, несущиеся глубоко под землей.
Похожие на храмы станции московского метро, казалось, были построены к вя-
щей славе русской технологии (покончившей с церквями), но на длинном скуч-
ном эскалаторе я понял, что здесь мне недостает вульгарных лондонских рек-
лам, расхваливающих бюстгальтеры. Важный, пестрый, шумный, грязный, свобод-
ный старый Лондон, жадный, дерзкий и жизнелюбивый.
В конце концов мы выбрались на поверхность, прошли изрядное рассто-
яние, задали множество вопросов и добрались до коммерческого отдела посоль-
ства. У дверей стоял охранник. После долгих переговоров мы проникли внутрь.
Следуя совету Оливера Уотермена и едва не потеряв терпение, я смог-таки
убедить хозяев конторы отправить мое сообщение. Оно выглядело следующим об-
разом:
"ЗАПРОСИТЬ ПОДРОБНОСТИ ЖИЗНИ И СПОРТИВНЫХ ЗАНЯТИЙ ГАНСА КРАМЕРА. ТАК-
ЖЕ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ ЕГО ТЕЛА. ТАКЖЕ ИМЯ И НОМЕР ТЕЛЕФОНА ПАТОЛОГОАНАТОМА,
КОТОРЫЙ ДЕЛАЛ ВСКРЫТИЕ".
- На ответ можете не рассчитывать, - бесцеремонно предупредили ме-
ня. - Сейчас весь ад с цепи сорвался из-за событий в Африке. Там пол-
ным-полно советского оружия и так называемых советников. Аппарат просто ды-
мится. Пропускаем в основном дипломатическую информацию, так что вы будете
в самом конце списка.
- Я вам очень благодарен, - ответил я, и мы выбрались на улицу.
- Куда теперь? - поинтересовался Стивен.
- Попробуйте еще раз набрать эти номера. Мы нашли застекленную буд-
ку, опустили в щель две копейки... Снова никакого ответа.
- Вероятно, еще не вернулись с работы, - предположил Стивен. Я кив-
нул.
Было четыре часа. На улице начинало темнеть, и освещенные окна домов
с каждой минутой становились все ярче.
- Что вы теперь собираетесь делать? - спросил Стивен.
- Не знаю.
- Тогда давайте пойдем в университет. Он совсем недалеко. Во всяком
случае, ближе, чем ваша гостиница.
- Но поесть там, полагаю, не удастся?
Стивен удивленно посмотрел на меня.
- Почему же? В нижнем этаже там находится своего рода супермаркет
для студентов, а наверху есть кухни. Мы можем чтонибудь купить и поесть в
моей комнате. - Правда, в его голосе слышалось сомнение. - Думаю, полу-
чится не хуже, чем в "Интуристе".
- Рискнем, пожалуй.
- Я только позвоню и предупрежу, что приду с гостем, - сказал Сти-
вен, возвращаясь в телефонную будку.
- А разве нельзя прийти просто так?
Он отрицательно потряс головой.
- В России все нужно предварительно согласовывать. Если вы предупре-
дили тех, кого следует, то все в порядке. Если нет, то это непорядок, под-
рывные действия или еще того хуже. - Он порылся в карманах в поисках оче-
редной двухкопеечной монеты и сунул ее в автомат.
Выйдя из телефонной будки, Стивен сказал, что обо всем договорился, и
принялся объяснять, как мы поедем на метро, но я его больше не слушал. В
нашу сторону, оживленно разговаривая между собой, шли двое мужчин. Сначала
я просто решил, что они мне кого-то напоминают, но почти сразу же узнал
обоих. Это были Йен Янг и Малкольм Херрик.

ГЛАВА 8

Похоже, они удивились еще сильнее моего.
- Рэндолл! - воскликнул Йен. - Что вы тут делаете?
- Да это же наш сыщик! - прогремел на весь Кутузовский проспект
Малкольм Херрик. - Ну что, парень, нашел Алешу?
- Боюсь, что нет, - ответил я. - Это мой друг Стивен Люс. Англича-
нин.
- Малкольм Херрик, - сказал журналист, протягивая руку и ожидая ре-
акции. Ее не последовало. Но Херрик, похоже, привык к этому. - Московский
корреспондент "Уотч", - добавил он.
- Очень интересные материалы, - заявил Стивен. Скорее всего, он в
жизни не видел ни одной строчки, вышедшей из-под пера Херрика.
- Вы не в Британский клуб? - спросил Йен. - Мы как раз направляем-
ся туда.
Он внимательно смотрел мне в лицо, ожидая ответа. У меня было нес-
колько безвредных ответов, один из них - правдивый.
- Я ходил отправить факс, - объяснил я, - по совету Оливера.
- Вот змея, - неожиданно заявил Херрик, прищурив глаза.
- Обычно бумаги относит парень, который дежурит в холле.
- А парень из холла приносит их вам? - поинтересовался я.
- Источники информации, парень... - ответил он, почесав кончик но-
са. Йен не пошевелился.
- Если придет ответ, - сказал он, - я позабочусь, чтобы вы его по-
лучили.
- Буду признателен.
- И что ты собираешься теперь делать? - как всегда, громко и бесце-
ремонно поинтересовался Малкольм.
- Пойду к Стивену в университет выпить чаю.
- Чаю! - Херрик скорчил гримасу. - Послушай, почему бы нам всем
вместе не поесть по-человечески попозже вечером? В "Арагви"? Как ты дума-
ешь, Йен?
Янг сначала никак не отреагировал на предложение, но место его,
по-видимому, устроило. Он сдержанно кивнул. Малкольм принялся объяснять
мне, как найти "Арагви", но Стивен объявил, что знает дорогу.
-Тогда отлично, - обрадовался Херрик. - В полдевятого. И не опаз-
дывайте.
Среди капель дождя, моросившего весь день, замелькали снежинки. Пор-
тящаяся погода прервала нашу содержательную беседу; мы раскланялись и ра-
зошлись в разные стороны.
- Кто этот человек, так похожий на русского? - спросил Стивен. Он
шел, нагнув голову и пытаясь спрятать лицо от обжигающих капель. - Вылитый
сфинкс.
- Давайте возьмем такси, - предложил я, махнув проезжавшей серо-зе-
леной машине с зеленым огоньком в правом верхнем углу ветрового стекла.
- Дорого, - автоматически возразил Стивен, усаживаясь рядом со мной
на заднее сиденье. - Вы должны избавиться от этой отвратительной буржуаз-
ной привычки. - Этот типично русский лозунг он произнес, очень точно пере-
давая русский акцент.
- Икра - это аморально, - сухо заявил я.
- Икра не буржуазный продукт. Она для каждого, кто может накопить
достаточно рублей. - Поглядев на меня, он перешел на нормальный английский
язык. - Почему вы считаете, что икра аморальна? На вас это не похоже.
- Это слова моего друга.
- Точнее, подруги?
Я кивнул.
- Ага, - сказал Стивен. - Я ставлю диагноз: богатая представитель-
ница среднего класса взбунтовалась против мамочкиной опеки и подняла знамя
социализма.
- Примерно так, - не без грусти согласился я.
- Я не обидел вас? - встревожился Стивен.
- Нет.
Мы остановились около телефонной будки, и водитель такси подождал,
пока мы звонили по нашим двум номерам. У Миши попрежнему никто не отвечал,
а по второму номеру трубку сняли после первого же гудка. Стивен в восторге
показал мне оба больших пальца и заговорил. Вскоре он передал мне трубку.
- Это сам Юрий Иванович Шулицкий. Он сказал, что говорит по-англий-
ски.
- Мистер Шулицкий? - спросил я.
- Да.
- Я англичанин. Нахожусь сейчас в Москве. Меня зовут Рэндолл Дрю.
Мне дали ваше имя и номер телефона в британском посольстве. Я хотел бы по-
говорить с вами.
В трубке молчали. Наконец спокойный голос с акцентом, точь-в-точь та-
ким, который передразнивал Стивен, спросил:
- О чем?
Из-за скудности полученной мною по факсу информации я не мог точно
обозначить возможный предмет предстоящего разговора и поэтому кратко ска-
зал:
- О лошадях.
- О лошадях? - В голосе Шулицкого не слышалось энтузиазма. - Вечно
эти лошади. Я не разбираюсь в лошадях. Я архитектор.
- Гм-м... - Я постарался собраться с мыслями. - Значит, вам уже
приходилось говорить о лошадях с другими англичанами?
Снова пауза. И опять тот же спокойный, размеренный голос.
- Приходилось много раз. И в Москве, и в Англии.
Во тьме забрезжил свет.
- Вам не довелось быть в сентябре на международных соревнованиях по
троеборью в Бергли?
- Я был на многих соревнованиях по троеборью. И в сентябре, и в ав-
густе.
"Вот тебе и раз! - подумал я. - Да это же один из наблюдателей!"
- Мистер Шулицкий, - сказал я со всей возможной убедительностью, -
очень прошу вас не отказать мне во встрече. Я разговаривал с Николаем Алек-
сандровичем Кропоткиным. Думаю, он подтвердит, что вы можете без опасений
встретиться со мной.
Последовала очень долгая пауза. Затем Шулицкий спросил:
- Вы пишете для газеты?
- Нет, - успокоил я его.
- Я позвоню Николаю Александровичу, - заявил он. - Вот только най-
ду телефон.
- Он у меня под рукой, - сказал я и медленно продиктовал номер.
- Перезвоните мне через час.
Мой собеседник с грохотом бросил трубку, и мы со Стивеном вернулись в
такси.
- Когда мы окажемся в моей комнате, - предупредил Стивен, - не го-
ворите ничего такого, что не нужно знать посторонним. Разве что после того,
как я скажу вам, что все в порядке.
- Вы серьезно?
- Я иностранец и живу в секции университета, предназначенной для
иностранцев. Когда вы в Москве попадаете в помещение, предназначенное для
иностранцев, то можете быть уверены, что оно набито "жучками". Исключений
почти не бывает.
Здание университета представляло собой серый каменный торт с украше-
ниями. Его башни, испещренные рядами узких окон, вздымались на высоком хол-
ме над рекой. На противоположном берегу располагался стадион имени Ленина,
где атлетам-олимпийцам предстояло бегать, прыгать и метать всякую всячину,
а за ним открывался вид на центр города.
- Как же они справятся с целым городом, полным иностранцев? - спро-
сил я.
- Будет преобладать апартеид. - Русский акцент подчеркнул эту злую
шутку. - Будет безжалостная сегрегация.
- Почему же вы приехали в Россию, раз так относитесь к тому, что в
ней происходит?
Стивен сверкнул глазами.
- Как и все остальные, я люблю эту страну и ненавижу здешний режим.
А поскольку я могу отсюда уехать, то для меня это не тюрьма.
Мы выгрузились из такси около ворот и вошли в подъезд, предназначен-
ный для иностранных студентов. Огромная наружная дверь терялась в высочен-
ной стене, но помещение за ней было вполне человеческого масштаба. Перед
дверью стоял стол, за которым восседала плотная женщина средних лет. Она
встретила Стивена скучающим взглядом, как старого знакомого, но при виде
меня выскочила из-за стола со скоростью гремучей змеи.
Стивен заговорил с нею по-русски. Она сурово покачала головой. Потом
они вместе изучили лежащий на столе список, и наконец женщина позволила мне
пройти, продолжая подозрительно буравить глазами мою спину.
- Вот такие драконы охраняют двери по всей России, - пояснил Сти-
вен. - Миновать их можно, только если вы есть в списках. Или если вы не
остановитесь перед убийством.
Мы прошли по длинному коридору и спустились на один этаж. Там оказал-
ся магазин самообслуживания. Стивен пошел вдоль прилавков в поисках, как
выяснилось, свежих пирожных с кремом и бутылки молока.
Около кассы стояла хорошенькая девушка, расплачивавшаяся за продукты.
У нее были светло-каштановые вьющиеся волосы до плеч. Дамы викторианской
эпохи попадали бы от зависти при виде ее тонкой талии. Стивен окликнул де-
вушку, она обернулась и приветствовала его радостной дружеской улыбкой, по-
казавшей два ряда великолепных зубов. Стивен представил ее как Гудрун. В
этот момент несимпатичная женщина за кассой пересчитала покупки девушки и,
судя по всему, разрешила ей уйти.
Когда девушка собирала покупки, у бутылки с молоком отвалилось дно и
молоко хлынуло на пол. Гудрун изумленно уставилась на казавшуюся целой бу-
тылку, которую она продолжала держать в руке, и на молочные реки, стекавшие
с ее ног.
После этого разыгрался целый спектакль. Стивен говорил, что девушка
должна взять целую бутылку взамен разбитой. Несимпатичная дама трясла голо-
вой и указывала на кассу. Последовало краткое сражение, в котором победила
несимпатичная дама.
- Она заставила ее купить другую бутылку, - с отвращением сказал
Стивен, когда мы вышли из магазина.
- Я так и думал.
- Они здесь делают бутылки наподобие труб, а потом приваривают к ним
дно. Но так или иначе Гудрун зайдет выпить с нами чаю.
Гудрун была из Западной Германии, из Бонна. Ее присутствие озарило
комнату Стивена - каморку восемь на шесть футов, где помещались кровать,
стол, заваленный книгами, стул и застекленный книжный шкаф. На полу лежал
маленький коврик, высокое узкое окно прикрывали куцые зеленые занавески.
- Отель "Риц", - иронически хмыкнул я.
- Мне повезло, - возразил Стивен, вынимая из книжного шкафа три
кружки и освобождая для них место на столе. - Русские студенты живут в та-
ких комнатах вдвоем.
- Если бы тут было две кровати, то невозможно было бы открыть дверь,
- возразил я.
- Можно, если постараться, - пожала плечиком Гудрун.
- И никаких выступлений протеста? - поинтересовался я. - Никакой
борьбы за лучшие условия жизни?
- Это не допускается, - серьезно сказала Гудрун. - Любой, кто поп-
робует протестовать, будет немедленно отчислен.
Она прекрасно, почти без акцента говорила по-английски. Стивен ска-
зал, что русский язык она тоже знает очень хорошо. Сам он сносно владел не-
мецким и свободно говорил по-французски. Я вздохнул про себя: сам я не дос-
тиг успехов в иностранных языках. Стивен отправился готовить чай.
- Не ходите со мной, - заявил он. - Кухня просто гадкая. Она одна
на двенадцать человек. Предполагается, что все мы убираем ее по очереди,
так что никто этим не занимается.
Гудрун села на кровать и спросила, как мне понравилась Москва.
- Очень понравилась, - ответил я, опустившись на стул. Потом я
спросил, нравятся ли ей ее занятия, и она ответила, что очень нравятся.
- Если русские настолько не желают общаться с иностранцами, то поче-
му же они приглашают в университет иностранных студентов? - поинтересовал-
ся я.
Девушка окинула взглядом стены. Мне с каждой минутой становилась все
более понятной гнетущая обстановка, в которой жили здесь студенты. Стены в
буквальном смысле имели уши.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:17

- Мы в Москве по обмену, - объяснила она. - Стивен учится здесь, а
в Лондоне - русский студент. А за меня послали студента в Боннский универ-
ситет. Они коммунисты.
- Раздают Евангелия и набирают рекрутов?
Она кивнула, с несчастным видом глядя на стены и явно не одобряя моей
откровенности. Я вернулся к более безопасной болтовне. В это время явился
Стивен и пролил бальзам на мою израненную душу.
- Сейчас я вам кое-что покажу, - сказал молодой человек, отправляя
в рот последнее пирожное. - Маленькие хитрости.
Пересев на край кровати, он достал магнитофон, включил его и теат-
ральным жестом прижал к стене около моей головы.
Ничего не произошло. Он переставил его в другое место. Результат был
тот же самый. Наконец Стивен аккуратно приложил его к стене над кроватью.
Из динамика раздался высокий скулящий звук.
-Абракадабра! - провозгласил Стивен, выключив магнитофон. - Если
стена нормальная, то звука нет. А вот если в стену вделан действующий мик-
рофон... Результат вы видели.
- А они знают о ваших исследованиях? - спросил я.
- Конечно. Хотите взять с собой? - Он указал на магнитофон.
- Очень.
- Тогда я сбегаю выпишу пропуск, чтобы вы могли его вынести.
- Пропуск?
- Вы не сможете выйти отсюда с какими-нибудь вещами. Это объясняют
борьбой с воровством, но на самом деле это их обычное желание до мелочей
знать все, что происходит.
Я посмотрел на стену. Стивен засмеялся.
- Если вы не жалуетесь на кровавую советскую систему, то они могут
подумать, что вы затеваете какое-нибудь злодеяние.
В коридоре был телефон, и я позвонил Юрию Ивановичу Шулицкому. Стивен
сказал, что этот аппарат безопасен, а домашние телефоны прослушивались
только у известных диссидентов. Юрий Иванович Шулицкий не мог быть дисси-
дентом: иначе его не посылали бы наблюдателем в Англию и другие страны.
Трубку подняли сразу.
- Я говорил с Николаем Александровичем, - сказал он. - Мы встре-
тимся завтра.
- Большое спасибо.
- Я подъеду на автомобиле к гостинице "Националь" в десять часов ут-
ра. Вас устроит?
- Вполне.
- В десять часов. - Шулицкий с грохотом бросил трубку, прежде чем я
успел спросить, как узнать его или его машину. Очевидно, он считал, что я
узнаю его, когда увижу.
Стивен набрал второй номер. В трубке глухо гудело. После десяти сиг-
налов мы решили было сдаться, но вдруг гудки смолкли, и послышался негром-
кий голос.
- Это Миша, - сказал Стивен.
- Поговорите с ним, так будет проще, - предложил я.
- Он хочет увидеться с вами сегодня вечером, - сообщил мне Стивен.
- Говорит, что завтра утром с двумя лошадьми уезжает в Ростов. Начинаются
снегопады, и лошадей решили отправить на юг. Николай Александрович, то есть
мистер Кропоткин, уедет на следующей неделе. Это решили только сегодня.
- Отлично, - ответил я. - Где и когда?
Стивен спросил и записал довольно длинное объяснение.
- Так, - сказал он, вешая трубку. - Это довольно далеко от центра.
Думаю, что это в одном из жилых районов. Он сказал, что будет ждать снару-
жи, и предупредил, чтобы вы не говорили поанглийски, пока он не разрешит.
- Разве вы не поедете?
- В моем присутствии нет необходимости. Миша говорит поанглийски. -
С этими словами он вручил мне адрес, написанный русскими буквами. - Пока-
жите эту записку водителю такси, и он отвезет вас. А вечером встретимся в
"Арагви".
Я заглянул в приоткрытую дверь за спиной Стивена. Гудрун полулежала
на кровати, соблазнительно вытянув длинные ноги.
Несколько поколебавшись, я все-таки решил, что ему следует пойти со
мной.
- Кто-то пытался сегодня утром убить Мишу или меня. Мне будет гораз-
до спокойнее, если вы меня подстрахуете.
Стивен не стал смеяться, а распрощался с Гудрун и пошел со мной.
- Отложим удовольствия на завтра, - сказал он со своим чудовищным
русским акцентом. Он шутил, несмотря на то, что явно был настроен на гораз-
до более приятное времяпрепровождение. Я подумал, что человека с таким ха-
рактером чертовски трудно победить.
- Если вы простой русский человек, то вам будет очень трудно найти
подходящее место для встречи с иностранцем, - сказал Стивен. - В России
нет пабов, нет незаметных маленьких кафе. Но зато везде есть наблюдатели с
длинными ушами. Чтобы появляться с иностранцами на людях, вы должны зани-
мать очень высокое положение.
Поймать такси нам удалось довольно скоро.
- А такси здесь хватает, - заметил я, открывая дверь, и, едва Сти-
вен открыл рот, добавил: - Только не говорите, что такси дорого, а метро
дешево.
- К тому же тариф недавно удвоился.
- Попросите водителя проехать мимо гостиницы "Интурист", чтобы я
смог занести в номер магнитофон.
- Хорошо.
Мы неслись по Комсомольскому проспекту. Взглянув два-три раза в зад-
нее окно, я заметил, что за нами следует черный автомобиль, ничем не отли-
чаюшийся от других. Правда, мы ехали в левом ряду, и вполне возможно, что
этому автомобилю случайно было с нами по дороге.
- Когда мы доедем до "Интуриста", - сказал я, - я выйду, громко
попрощаюсь с вами и войду в гостиницу, а вы отъезжайте на такси за угол и
ждите меня у входа в гостиницу "Националь". Я отнесу магнитофон и приду ту-
да.
Стивен тоже взглянул в заднее окно.
- Вы думаете, что за нами следят?
- Уверен.
- Но... кто?
- Может быть, КГБ?
Несмотря на все самообладание, он был поражен.
- Почему вы так думаете?
- Так сказал Сфинкс.
После этих слов Стивен умолк. У меня есть чем заткнуть тебе рот, рас-
смеялся я про себя. Вскоре мы подъехали к гостинице и разыграли представле-
ние.
Сказав несколько слов Стивену в открытое окно машины, я громко поже-
лал ему доброй ночи, помахал рукой и прошел через двойную стеклянную дверь
в вестибюль гостиницы. Переиграть я не боялся. Получив у стойки свой ключ,
я снял шапку и пальто и поднялся на лифте. Затем я положил магнитофон в
комнате, не спеша, чтобы не вызвать подозрений у старухи, сидевшей за сто-
лом около лифтов, прошел мимо нее, все так же держа верхнюю одежду в руках,
и спустился на первый этаж. "Интурист" - очень большая гостиница, и от
лифтов до двери можно было пройти несколькими маршрутами. Я выбрал самый
окольный путь, надел на ходу шапку и пальто и вышел на улицу. Наблюдатели,
без сомнения, заметили меня, но следом никто не пошел.
На углу я остановился и оглянулся. Вроде бы никто не отвернулся к не-
существующей витрине. Я пошел дальше, размышляя о том, что если меня прес-
ледуют профессионалы, то мои любительские попытки скрыться от них будут
тщетны. Но у них не было оснований предполагать, что я знаю об их существо-
вании, а тем более что я попытаюсь от них скрыться. Они вообще могли счи-
тать, что я нахожусь в гостинице.
Водитель такси был недоволен и ворчал, что ему пришлось ждать куда
дольше, чем он рассчитывал. Стивен приветствовал мое появление вздохом об-
легчения, и машина рывком тронулась с места.
- Ваш друг Фрэнк вошел в гостиницу сразу же вслед за вами, - сказал
Стивен. - Вы не видели его?
- Нет, - спокойно ответил я. Стивен не стал развивать тему. - Во-
дитель сказал, что температура падает. Он говорит, что сегодня очень теплая
погода для конца ноября.
- Сегодня уже декабрь.
- Еще он говорит, что будет снег.
Мы ехали по ровным, хорошо освещенным улицам сначала на север, потом
на северо-восток. Когда улица начала сужаться, я с помощью Стивена попросил
водителя на минутку остановиться.
- А что теперь случилось? - спросил Стивен.
- Посмотрю, нет ли за нами "хвоста". Ни один автомобиль не остано-
вился неподалеку от нас, а когда мы двинулись дальше, ни один автомобиль не
сорвался с места.
Когда мы подъехали к нужному району, я велел объехать квартал, кото-
рый оказался довольно большим. Водитель, совершенно сбитый с толку нашими
капризами, начал что-то бормотать - видимо, ругался себе под нос.
- Пускай он высадит нас, не доезжая до нужного места, - распорядил-
ся я. - Не стоит портить хорошую работу, дав ему возможность точно указать
нашу цель.
Получив изрядную сумму "сверх" показаний счетчика, водитель перестал
ворчать и ругаться, но я сомневался, что чаевые заткнут ему рот. Высадив
нас, он рванул с места, словно был рад наконец от нас избавиться. Поблизос-
ти не было ни черных, ни каких-нибудь других автомобилей. Похоже, что на
этот раз мы были одни.
Мы находились в строящемся районе. По обеим сторонам улицы торцами к
проезжей части возвышались ряды новых жилых девятиэтажных домов, покрытых
грязно-белой штукатуркой. Во все стороны уходили ряды освещенных окон. Мы
шли по мокрому тротуару. Вокруг не было видно никого. Дом, мимо которого мы
двигались, был не закончен: вместо окон зияли пустые проемы. Следующий дом
был уже застеклен, но все еще необитаем. Третий выглядел вполне готовым, а
четвертый оказался жилым. Как выяснилось, туда мы и шли.
Мы еще раз осмотрели улицу и, так и не обнаружив никого, кто мог бы
нами интересоваться, свернули в широкий проход между домами. Нужный нам
подъезд оказался вторым. Мы неторопливо подошли к нему и остановились, не
доходя нескольких шагов.
Мы ждали. Прошла минута, другая. Миши не было. Каждый раз, когда я
вдыхал ледяной сырой воздух, мне становилось все холоднее и холоднее. Я по-
думал, что совершенно не удивлюсь, если окажется, что мы зря проделали путь
через всю Москву.
- Пойдемте, - вдруг раздался негромкий голос за нашими спинами.

ГЛАВА 9

Мы обернулись. Никаких шагов мы не услышали, но Миша оказался перед
нами, молодой и стройный, в кожаном пальто и кожаной кепке. Кивнув головой,
он резко повернулся и двинулся в сторону. Мы молча пошли следом, обогнули
еще один дом и вошли в подъезд.
Внутри было светло, тепло и пахло свежей краской. Ни один из двух
лифтов не работал. Миша повернул на лестницу.
Четыре двери, находившиеся на площадке второго этажа, были закрыты.
На третьем этаже - то же самое. Миша продолжал карабкаться вверх. На чет-
вертом этаже мы остановились перевести дух.
Между пятым и шестым этажами мы догнали двоих молодых людей, тащивших
наверх электрическую плиту. Плита была обмотана картоном и обвязана верев-
ками. Носильщики волокли ее на кожаных ремнях с ручками. Оба потели и зады-
хались от натуги. Остановившись, они поставили свою опасно закачавшуюся на
ступеньке ношу и пропустили нас. Миша сказал им что-то ободряющее, и мы
медленно пошли дальше.
Наверно, нам нужен девятый этаж, подумал я. Или крыша.
Я оказался прав. На девятом этаже Миша вынул из кармана ключ, отпер
дверь, которая ничем не отличалась от других, и пропустил нас вперед.
Квартира состояла из кухни, ванной и двух небольших комнат. Мебели
почти не было. В кухне вообще не было ничего, кроме довольно мрачного зеле-
ного кафеля на стенах. Конечно, там не было никакой плиты. В ванной имелись
только мыльница и бритвенный прибор. В обеих комнатах - голые полы, голые
окна и голые стены. Из обстановки в одной комнате стояли два деревянных
стула и стол, а в другой - остов кровати. Но, как и во всех московских по-
мещениях, здесь было тепло.
Мы разделись. Миша жестом обвел квартиру, и Стивен перевел его слова:
- Это квартира его сестры. Когда дом достраивают полностью, жильцы
по жребию разыгрывают квартиры. Его сестре с мужем достался девятый этаж, и
она очень расстроена этим. У них маленький ребенок, и пока лифты не вклю-
чат, ей придется по нескольку раз в день носить малыша и покупки на девятый
этаж. Плиты в новую квартиру выдаются бесплатно, но их нужно тащить самим,
вроде тех бедняг, которых мы обогнали на лестнице. Всю мебель тоже нужно
заносить самим с помощью друзей.
- А почему не работают лифты? - спросил я. Миша с помощью Стивена
объяснил, что смотритель боится, как бы жильцы не поцарапали стенки лифтов
при перевозке мебели и кухонных плит. Поэтому лифты включат лишь после то-
го, как все квартиры будут заселены. Это показалось мне чудовищным, но тем
не менее было правдой.
- Почему бы не поставить временную обшивку, которую можно будет по-
том снять? - удивился я.
Миша пожал плечами. Убеждать бесполезно, пояснил он. Смотритель не
станет никого слушать, а лифтами распоряжается только он.
Жестом предложив нам сесть на стулья, хозяин уселся на стол. Миша был
худощав, но в нем ощущалась физическая сила. Он был в хорошей форме. Яр-
ко-синие глаза на загорелом лице смотрели более дружелюбно, чем утром. Чем
дальше, тем больше я верил в то, что Миша обладал развитым умом.
- Спасибо, что пришли, - сказал он. - Завтра я уезжаю.
- Говорите по-русски, - предложил я, - а Стивен будет переводить.
Так вам будет легче, и вы сможете больше сказать.
Миша с сожалением кивнул, но вынужден был согласиться. Он говорил по
несколько фраз, дожидался, пока Стивен переведет их, и кивал, слушая свой
рассказ по-английски.
- Позже, после того, как мы ушли, - переводил Стивен, - у Николая
Александровича, мистера Кропоткина, были еще посетители - ваш друг, ан-
глийский журналист Малкольм Херрик, и еще один. Миша назвал его Сфинксом.
Они пришли вместе. Мистер Кропоткин велел Мише повторить им то, что он рас-
сказал нам. Мише кажется, что Кропоткин хорошо знаком со Сфинксом.
- Его зовут Йен, - добавил я, - и они действительно разговаривали
накануне.
- Мистер Кропоткин считает, что вам требуется помощь, - продолжал
Стивен. - Он велел Мише принести ему записную книжку и позвонил нескольким
людям. Кропоткин спрашивал, не знает ли кто-нибудь хоть что-либо об Алеше,
и просил сообщить ему, если вдруг узнают. А он тогда сообщит вам. Борис
Дмитриевич Телятников, один из кандидатов в олимпийскую сборную, пришел в
полдень посмотреть лошадей. Кропоткин и ему задал этот вопрос. Борис ска-
зал, что ничего не знает ни о каком Алеше, но Мише показалось, что он бы
взволнован.
- Он прав, - сказал я. - Продолжайте.
- Похоже, что сейчас все в Москве, кто имеет хоть какоенибудь отно-
шение к конному спорту и Олимпийским играм, ищут Алешу.
- О Боже, - поразился я. Миша выглядел взволнованным.
- Николай Александрович поможет. Вы спасли лошадь. Николай Алексан-
дрович поможет, - повторил он.
- Это очень любезно с его стороны. - Я искренне удивился.
- Сфинкс... Йен... сказал мистеру Кропоткину, что вы сможете вер-
нуться домой только после того, как найдете Алешу и поговорите с ним. Мис-
тер Кропоткин ответил: "Тогда мы найдем ему Алешу. Он спас нашу лучшую ло-
шадь. За это что ни отдай - все мало будет".
- О Боже, - повторил я.
- Мистер Кропоткин говорит всем, что лошадь неожиданно метнулась
прямо под колеса тягача. Водитель не мог даже затормозить, но вы спасли ло-
шадь.
- А Миша тоже так думает? - поинтересовался я. Миша понял мой воп-
рос.
- Нет, - ответил он. - Водитель хотел... Бах! - Он недвусмысленно
стукнул кулаком по ладони.
- Вы узнали водителя? - спросил я.
- Нет. Не разглядел.
Миша объяснил, что в этом самом фургоне его гнедой и еще одна лошадь
должны завтра ехать в Ростов. Когда он привел коня на конюшню, фургон стоял
на своем обычном месте. Кропоткин потрогал капот, чтобы убедиться, что они
видели эту самую машину. Действительно, капот оказался теплым. Водителя
найти не удалось. Мистер Кропоткин считает, что водителю стало стыдно своей
неловкости. К тому же он наверняка боялся, что его накажут.
- Ну что ж. - Стивен поднялся. - Спасибо за то, что вы рассказали.
Миша вскочил со стола и что-то настойчиво сказал, указывая на стул.
- Он просил нас прийти не только из-за этого, - перевел Стивен.
- Конечно, - подтвердил я. - Ведь он дал вам свой телефон еще до
того, как все это безобразие случилось.
- Похоже, вы никогда не упускаете случая ошарашить окружающих, -
заявил Стивен.
- Я и не думал об этом, - возразил я.
- Но так получается.
- Я разговаривал с немцем, - прервал нас Миша.
- Что? - Я с новым интересом уставился на молодого конюха. - Вы
говорили с Гансом Крамером?
К сожалению, нет. Миша рассказал, что он сдружился с парнем, который
ухаживал за лошадью Крамера. Утром он не мог нам этого сказать, так как им
категорически запрещалось общаться с иностранцами.
- Понятно, - покорно сказал я. - Продолжайте.
Выяснилось, что у молодых людей вошло в привычку курить и трепаться
на пустом сеновале. Курить в конюшнях тоже не разрешалось, и Миша наслаж-
дался нарушением сразу двух строжайших запретов.
Мишины голубые глаза светились от восхищения собственной смелостью.
Они глядели живо и совершенно бесхитростно.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:17

- И о чем вы говорили? - поинтересовался я. - Конечно, о лошадях.
И о Гансе Крамере. Немецкий конюх его терпеть не мог. Он называл его...
Стивен кратко перевел эпитет, который употребил Миша, как "ублюдок".
- А в чем же было дело?
- Крамер очень хорошо обращался с лошадьми, но обожал устраивать
всякие гадости людям.
- Да, мне говорили об этом, - подтвердил я, вспомнив о Джонни и
мальчике-девочке с розовым боа. - Продолжайте, пожалуйста.
- Он был еще и вором.
Я недоверчиво взглянул на рассказчика. Миша подтвердил свои слова
энергичным кивком.
- Миша говорит, - продолжал Стивен, - что Крамер украл чемоданчик
из машины ветеринара. Тот приезжал осматривать лошадей английской команды
перед началом соревнований.
- В чемоданчике были наркотики? - уточнил я.
- Да, наркотики, - коротко подтвердил Миша.
- У докторов и ветеринаров то и дело крадут чемоданчики, - сказал
я. - Им следовало бы приковывать их цепями, как велосипеды на стоянках,
или, по крайней мере, не оставлять в автомобилях... Ладно... Так вы счита-
ете, что Крамер был наркоманом?
Лично я сомневался в этом. Наркоман просто не был бы в состоянии пос-
тоянно участвовать в соревнованиях и показывать результаты мирового класса.
Но Миша не знал об этом ничего определенного. Немец-конюх всего лишь рас-
сказал ему, какая поднялась паника, когда ветеринар обнаружил пропажу. Ес-
тественно, чемоданчик Крамер спрятал.
- А откуда конюх узнал об этом?
- Он обнаружил его в конюшне, среди вещей Крамера. А через четыре
дня, когда Крамер умер, парень притащил чемоданчик на чердак, и они с Мишей
разделили содержимое между собой.
- О Боже! - воскликнул я.
- Получилось так, - сказал Стивен, выслушав довольно длинный моно-
лог. - Немец забрал себе чемодан и все, что можно продать, вроде барбиту-
ратов, а Мише отдал всякую ерунду. Ничего удивительного. Наш Миша по боль-
шому счету невинный младенец.
- И что Миша сделал со своей долей?
- Привез в Москву вместе с другими мелочами... Просто как сувениры.
На память о дружеских беседах на пустом сеновале.
Я рассеянно смотрел в окно с двойной рамой, но видел перед собой не
черный квадрат без штор, а старинный английский коттедж.
Джонни Фаррингфорд, думал я, не хотел, чтобы его хоть в чем-то связы-
вали с Крамером. Он не хотел, чтобы я искал и нашел Алешу. Он хотел, чтобы
заглохли слухи, и отрицал наличие скандала. Предположим, холодно думал я,
что случай с Алешей был сам по себе незначительным, а то, что Джонни пытал-
ся скрыть, было связано не с половыми извращениями, а с наркотиками.
- У Миши сохранились сувениры из Англии? - спросил я.
- Да.
- Вы позволите мне взглянуть на них?
Миша не возражал, но сказал, что они находятся не здесь. Он сходит за
ними утром.
- Это важно? - осведомился Стивен.
- Только для очистки совести, - вздохнул я. - Чемоданчик находился
у Крамера четыре дня. Конечно, он мог вынуть из него все нужное. А потом к
чемоданчику приложил руку немецкий конюх... Так что Мише досталось только
то, что не потребовалось Крамеру. Вот то, что ему не досталось, могло бы
что-то прояснить... Ветеринары носят с собой не только барбитураты. Напри-
мер, лидол. Это болеутоляющее, но думаю, что оно вызывает эффект привыка-
ния, и, несколько раз попробовав, можно серьезно пристраститься к нему. Или
бутадион... стероиды...
- Да будет вам, - прервал меня Стивен и обратился к Мише. Они до-
вольно долго переговаривались и, очевидно, пришли к соглашению.
- Миша говорит, что все эти сувениры в квартире его матери, а у него
самого есть комната при конюшне. Там живут и другие конюхи. Он должен вско-
ре вернуться туда, а завтра утром уедет. К матери попасть он не успеет. Там
живет его сестра - та самая, которой предстоит переехать сюда. Завтра ут-
ром он позвонит ей по телефону и попросит принести вам все, что нужно. Но
она не сможет прийти в гостиницу, чтобы не заметили, что она встречается с
иностранцами. Поэтому вы встретитесь у главного входа в ГУМ. На ней будут
красная вязаная шапочка с белым помпоном и длинный красный шарф. Миша на
прошлой неделе подарил их ей на день рождения. Она учила английский в школе
и может на нем немного разговаривать.
- Отлично, - сказал я. - А она может прийти туда пораньше? В де-
сять я должен встретиться с Шулицким у гостиницы "Националь".
Миша считал, что она вполне сможет подъехать туда к половине десято-
го. На том мы и порешили.
Я поблагодарил Мишу за предоставленные сведения и искренне пожал ему
руку. Он выглядел довольным.
- Все в порядке, - сказал он. - Вы спасли лошадь. Николай Алексан-
дрович велел помочь. Вот я и помогаю.
К ресторану "Арагви" мы прибыли с десятиминутным опозданием. Такси на
окраине не было, автобусы ходили редко. Конечная станция метро оказалась в
трех милях от Мишиного дома. Миша вместе с нами доехал до центра города, но
держался в стороне и не заговаривал с нами. Добравшись до нужной ему стан-
ции, он вышел, не взглянув на нас. Его лицо было таким же бесстрастным, как
и у всех остальных.
- Не говорите Малкольму Херрику о том, что Миша только что рассказал
нам, - предупредил я Стивена, пока мы торопливо шли последнюю сотню ярдов.
- Он газетчик. А я должен сохранить все в тайне и ни в коем случае не до-
пустить, чтобы вся эта история была напечатана в "Уотч". Если это появится
в печати, то у Миши будет куча неприятностей.
- Буду нем как могила, - пообещал Стивен таким тоном, каким старуш-
ка ответила бы нахалу, пытающемуся обучить ее жарить яичницу.
"Арагви" оказался всего в полумиле от гостиницы "Интурист": вверх по
улице Горького, второй перекресток справа. Малкольм и Йен поджидали недале-
ко от входа. Малкольм ворчал, что ему пришлось торчать на холоде. Впрочем,
журналист говорил негромко, что было совершенно не в его духе.
У входа в ресторан стояла короткая очередь из дрожащих людей.
- Идите за мной и не раскрывайте рта, пока не окажемся внутри, -
скомандовал Малкольм.
Он обошел очередь и распахнул плотно закрытую дверь. После коротких
переговоров швейцар неохотно впустил нас.
- Я уже заказал, - сообщил Малкольм, пока вся компания снимала
пальто. - Я частенько здесь бываю. А вам, наверно, это и в голову не при-
ходило?
Ресторан был полон, откуда-то доносилась музыка. Нас провели к сво-
бодному столику, и через пять секунд на нем возникла бутылка водки.
- В Москве всего два приличных ресторана, - заявил Малкольм, - но
мне больше нравится этот.
- Два? - переспросил я.
- Именно так. Что вы будете есть? - Он глянул в большое меню. -
Это грузинский ресторан, и кухня здесь грузинская. Да и большинство посети-
телей из Грузии.
- Грузия в Советском Союзе то же самое, что Техас в США, - пояснил
Йен.
Меню было написано по-русски, поэтому пока трое моих спутников выби-
рали блюда, я рассматривал посетителей. За соседним столиком сидели три че-
ловека, а рядом с ними, спиной к стене, еще двое. Женщин было очень мало. Я
заметил, что лица у большинства присутствующих были живые и яркие. Двое си-
девших у стены, например, были совершенно не похожи на москвичей: у них бы-
ла смугло-желтоватая кожа, выразительные темные глаза и черные курчавые во-
лосы. Они были полностью поглощены едой.
А трое за ближайшим к нам столиком всецело отдавались истреблению
спиртного. Стол был так уставлен полными и пустыми бутылками и бокалами,
что не было видно скатерти. Люди, один огромный, другой среднего роста и
третий маленький, то и дело опустошали большие бокалы с шампанским, формой
напоминавшие тюльпаны.
- Грузины, - сказал Малкольм, проследив за моим взглядом. - Они
пьют, как бездонные бочки.
Я с восхищением смотрел, как троица соседей хлебала золотистое вино
так, словно это было пиво. У маленького уже остекленели глаза. Огромный же
казался совершенно трезвым. Йен, Малкольм и Стивен, как знатоки, быстро
сделали заказ. Я попросил Стивена заказать мне то же самое, что и себе.
Еда оказалась странноватой, непривычно острой на вкус и отличалась от
серого месива, которое подавали за два квартала отсюда, как небо от земли.
Огромный грузин за соседним столиком громко кричал, подзывая официан-
та, который уже бежал к нему с очередной бутылкой вина.
- Ну, что, парень, как идут дела? - поинтересовался Малкольм, от-
правляя в рот кусок сациви.
- Маленький все-таки сломался, - ответил я.
- Что? - Малкольм изумленно посмотрел на троицу за соседним столом.
- Нет, я имею в виду твои шерлокхолмсовские дела. Далеко удалось продви-
нуться?
- Немец, скончавшийся в Бергли во время соревнований, умирая, назвал
имя "Алеша", - сказал я. - И это, пожалуй, все.
- К тому же вы и так знали об этом, - вмешался Стивен.
Я пнул его под столом. Он вопросительно глянул на меня, но потом,
очевидно, сообразил, что узнать об этом мы могли только от Миши во время
посещения ипподрома. Однако ни Малкольм, ни Йен ничего не сказали. Мы все
задумчиво погрузились в еду.
- И что ты обо всем этом думаешь? - наконец спросил Малкольм.
- Алеша, должно быть, существует. - Я вздохнул. - И мне придется
продолжить розыски.
- И что вы собираетесь теперь делать? - Этот вопрос задал уже Янг.
- Э-э... - протянул я. Сняв очки, я посмотрел сквозь них на свет и
принялся носовым платком стирать несуществующую пылинку.
- Ты что, действительно плохо видишь, парень? - прервал меня Мал-
кольм Херрик. - Покажи-ка твои стеклышки.
Я мог бы помешать ему, только уронив очки и раздавив их ногой. Он ре-
шительно забрал их из моей руки и нацепил на нос.
Для меня и он сам, и остальные посетители ресторана тут же преврати-
лись в размытые пятна. По цвету я мог приблизительно отгадать, где волосы,
где глаза, а где одежда, но все очертания исчезли.
- Боже! - воскликнул Малкольм. - Пожалуй, слепой и то видит лучше,
чем я в твоих очках.
- Астигматизм, - объяснил я. - И немаленький.
Все трое посмотрели на мир через мои очки и в конце концов вернули их
мне. Сразу же все вокруг обрело приятную четкость.
- Оба глаза? - сочувственно поинтересовался Йен. Я кивнул.
- Да. И в обоих по-разному. Чертовски удобно.
Маленький человечек за соседним столом склонился над бокалом с шам-
панским и, казалось, собрался спать. Друзья продолжали пить, не обращая на
него никакого внимания. Огромный снова взревел, призывая официанта, и под-
нял над головой три пальца. Я, открыв рот, следил за тем, как на перепол-
ненном столе возникли еще три бутылки вина.
Принесли кофе, но я не мог оторвать глаз от разыгрывавшейся передо
мной сцены. Маленький клевал носом, его голова опускалась все ниже и ниже.
Наконец он уперся лбом в бокал и, по всей видимости, уснул.
- Грузины, - бросил Малкольм таким тоном, будто это слово все объ-
ясняло.
Великан расплатился и встал. В нем оказалось почти семь футов роста.
Одной рукой он взял три бутылки, второй обхватил спящего друга и величаво
проплыл к выходу.
- Потрясающе! - восхитился я. Обслуживавший нас официант с почтени-
ем смотрел вслед уходившим.
Малкольм сообщил, что, по словам официанта, они начали с бутылки вина
на каждого. Потом выпили еще две. Итого пять. А закончили двумя бутылками
шампанского. Никто, кроме грузин, на это не способен.
- Мне казалось, что вы не говорите по-русски, - с легким недоумени-
ем заметил я.
Он бросил на меня быстрый взгляд, жесткий и, пожалуй, такой же непри-
язненный, как в день нашего знакомства.
- Конечно, парень, помню, что я тебе это говорил. Да, я не говорю
по-русски. Но это не означает, что я не знаю языка. Просто он мне не по ду-
ше.
- Это язык из другой жизни, - поддержал Йен.
- Совершенно точно. Кроме того, не забудьте, что русские ведут на
меня досье. Я изучал русский язык самостоятельно, по двенадцати долгоигра-
ющим пластинкам и по книгам, а такого рода уроки быстро забываются.
- Он уж не упустит случая ошарашить окружающих, - заявил Стивен.
- Кто?
- Наш друг Рэндолл.
Йен, прищурив глаза, посмотрел на меня, а Малкольм позвал официанта,
чтобы расплатиться.
Пара желтолицых людей, сидевших у стены, ушла вслед за грузинами.
Ресторан быстро пустел. Мы облачились в пальто и шапки и, содрогаясь, вышли
в промозглую ночь. Казалось, что на улице стало еще холоднее. Трое моих
спутников торопливо направились к метро, а я решил рискнуть пройтись по
улице Горького пешком.
Я шел минут пятнадцать, когда невдалеке замаячил просторный навес пе-
ред входом в гостиницу "Интурист". Подняв воротник пальто, я в очередной -
наверно, уже в десятый - раз удивился, зачем нужна эта декоративная крыша.
Навес ничего не прикрывал, лишь по его периметру проходила довольно широкая
полоса, а центр представлял собой прямоугольное отверстие, в которое сво-
бодно мог хлестать дождь и сыпаться снег. Этот навес был так же бесполезен,
как ванна без затычки и без воды.
Оказалось, что спокойные размышления на отвлеченную тему - никудыш-
ная подготовка к драке. Черный автомобиль обогнал меня и остановился шагах
в десяти. Из машины вышел водитель. Сидевший рядом с водителем пассажир то-
же вышел на тротуар и, когда я поравнялся с машиной, бросился на меня.
Нападение явилось абсолютно неожиданным. Его рука метнулась к моим
очкам, и я отчаянно отбил ее, как надоедливую осу. Когда нужно спасать зре-
ние, мои рефлексы всегда мгновенны, но в целом я к драке готов не был.
Противник толкал меня поперек тротуара, чтобы прижать к похожей на
скалу стене какого-то банка. Напарник торопился ему на помощь. В их поведе-
нии ощущалась жестокая, грубая сила. Я почти сразу понял, что они первым
делом стремились добраться до моих очков.
Очень трудно драться, если ты одет в тяжелое пальто и шапку, даже ес-
ли противники поддаются тебе. Мои противники не поддавались, а драться было
необходимо.
Я изо всей силы пнул наседавшего пассажира в колено, а когда он по-
качнулся, вцепился в вязаный подшлемник, надетый под ушанкой, и стукнул его
головой о стену.
Тут словно вихрь налетел водитель и схватил меня за руку. Другая ру-
ка рванулась к моему лицу, но я отпрянул, и пальцы вцепились лишь в мех мо-
ей ушанки. Шапка упала. Я пнул водителя, попал, хотя и не совсем удачно, и
заорал.
Я во всю глотку кричал: "Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй!", и крик разносился по
пустынной улице.
Нападавшие не ожидали такого поворота. Я почувствовал, что их реши-
мость несколько ослабла, вырвался и пустился бежать. Я бежал под гору, к
"Интуристу", бежал изо всех сил, бежал, словно в олимпийском забеге.
За моей спиной хлопнула дверца автомобиля. Я слышал за спиной звук
мотора, но бежал дальше.
Перед гостиницей бурлила жизнь. Там стояли такси, поджидавшие пасса-
жиров, ходили люди. Там же были наблюдатели, зарабатывавшие таким образом
себе на кусок хлеба. У меня в голове невольно промелькнула мысль: могут ли
они прийти на помощь человеку, спасающемуся от людей, сидящих в черном ав-
томобиле, и решил, что, пожалуй, нет.
Я не стал кричать, призывая их на помощь. Я просто бежал.
Люди в автомобиле, вероятно, решили не нападать на меня около самой
гостиницы. К тому же я уже не прогуливался, поглощенный своими мыслями, а
со всех ног удирал от них. Так или иначе, обогнав меня, автомобиль не оста-
новился, а, наоборот, набрал скорость, свернул направо в конце улицы и
скрылся из виду.
Я прошел быстрым шагом последнюю сотню ярдов. Сердце бешено колоти-
лось, я полной грудью глотал холодный, промозглый воздух. Форма у тебя ни к
черту, хмуро сказал я самому себе. Совсем не та, что прошлой осенью, когда
ты участвовал в скачках.
Последние несколько ярдов я прошел обычным прогулочным шагом и мино-
вал двойные стеклянные двери, не привлекая излишнего внимания. В вестибюле
было омерзительно тепло, и меня сразу же прошиб пот. Сняв пальто и получив
ключ от комнаты, я подумал, что ничто на свете не заставит меня вернуться
на улицу Горького за упавшей шапкой.
Моя комната казалась мирной и спокойной. Ее обстановка должна была
уверить меня, что постояльцам гостиницы ни в коем случае не грозит зверское
нападение на центральной улице города
Это могло бы случиться и на Пикадилли, подумал я. Это могло бы слу-
читься и на Парк-авеню, и на Елисейских полях, и на Виа Венето. Чем улица
Горького хуже?
Я бросил пальто и ключ от номера на кровать, плеснул в стакан виски и
сел на диван.
Два нападения за один день. Чересчур много для случайностей...
Целью первого, определенно, было убить или покалечить меня. А второе
больше похоже на попытку похищения. Если бы они смогли отобрать у меня оч-
ки, то скрутить меня им не составило бы труда. Они смогли бы запихнуть меня
в машину и отвезти... куда и зачем?
Рассчитывал ли принц, что я выполню поручение, несмотря на опасность
для жизни? Скорее всего, нет. Но из этого следует, что он и не знал, на ка-
кое дело меня посылает.
Мне, несомненно, везло. И могло повезти снова. Но, пожалуй, лучше на
это не слишком рассчитывать и быть поосторожнее.
Сердцебиение постепенно утихало, дыхание успокаивалось. Я потягивал
виски, и мне становилось легче.
Немного посидев, я поставил стакан на столик, взял магнитофон, вклю-
чил и приступил к обследованию номера. Начал я от окна и методично продви-
гался вдоль стены. Я обследовал каждый дюйм от пола до потолка. Магнитофон
ни разу не взвыл, и я выключил его.

**Молния** » 02 апр 2006, 11:18

То, что мой детектор не сработал, еще ничего не значило. Просто спря-
танный где-то под обоями микрофон был выключен, только и всего.
Я не спеша подошел к кровати и лег. Я лежал в темноте с открытыми
глазами и размышлял о водителе и пассажире черного автомобиля. Их возраст я
определил в двадцать-тридцать лет, а рост у обоих был примерно пять футов
девять дюймов. Кроме этого, я заметил в них три особенности. Во-первых, они
знали о дефекте моего зрения. Во-вторых, по тому, как они набросились на
меня, я смог заключить, что они очень жестоки. И, в-третьих, они не были
русскими.
Они не произнесли ни слова, поэтому я не мог судить по голосам. Одеты
они были в обычную для московских прохожих одежду. Их лица были почти пол-
ностью закрыты, так что я видел одни глаза, да и то мельком.
Почему же я так думал? Я натянул на плечи теплое одеяло и повернулся
на бок. Мысли шевелились вяло. Русские, думал я, не стали бы так себя вес-
ти, разве что люди из КГБ... А если бы КГБ захотел меня арестовать, то это
сделали бы по-другому, и наверняка успешно. Остальных русских приучили к
порядку с помощью различных мер устрашения: трудовых лагерей, психиатричес-
ких больниц и смертных приговоров. В голове прозвучал голос Фрэнка. Он го-
ворил за завтраком:
- В России почти совсем нет уличных грабежей. Преступность здесь
действительно очень мала. Убийств практически не бывает.
- Все революции порождали репрессии, - заметил я.
- А вы уверены, что правильно понимаете то, что здесь происходит? -
с несколько озадаченным видом спросила меня миссис Уилкинсон.
- Люди терпеть не могут отказываться от своих привычек, прежде всего
от лени и вольнодумства, - пояснил я свою мысль. - Поэтому чтобы дать
человеку лекарство, вам следует заставить его разжать зубы. Революционеры
по своей природе деспоты, агрессоры и угнетатели. Это следствие комплекса
превосходства. Но, конечно, все это они творят потому, что желают вам доб-
ра.
Мои слова не вызвали возмущенной отповеди Фрэнка. Он лишь повторил,
что в действительно социалистических странах - таких, как Россия, - нет
причин для преступности. Государство заботится об удовлетворении потребнос-
тей, предоставляя людям все, что им следует иметь.
Уже шестьдесят, если не больше, лет прошло с Октябрьской революции.
Ветер разнес ее кровавые семена по всему миру, они проросли и дали всходы.
Но уже два, а то и три поколения в России были отучены от применения наси-
лия в быту.
Из-под подшлемников на меня смотрели горящие глаза тех, кто сам выра-
щивает свой урожай. Они были минимум на шестьдесят лет моложе людей с пус-
тыми, унылыми глазами, которым давали все, что им следует иметь.

ГЛАВА 10

Когда на следующее утро я отправился в ГУМ, Фрэнк следил за мной.
Я спокойно, не оглядываясь, вышел из гостиницы, остановился в тени
под навесом и увидел, как он торопливо выскочил на улицу.
За завтраком, уступая настойчивым расспросам Наташи, я сказал, что
собираюсь встретиться еще с несколькими специалистами-конниками, но сначала
пойду в ГУМ купить новую шапку, так как свою вчера потерял.
По лицу Фрэнка пробежала легкая тень, и он задумчиво посмотрел на ме-
ня. Тут я вспомнил, что, когда накануне он следил, как я прощаюсь со Стиве-
ном и ухожу в гостиницу, шапка была у меня на голове. Каким же нужно быть
осторожным с каждым самым невинным замечанием, сказал я себе.
- И как же вы умудрились ее потерять? - спросил Фрэнк. В его голосе
слышалось одно лишь дружеское участие.
- Наверно, уронил в фойе или в лифте, - беспечно ответил я. - Я
даже не обратил внимания.
Наташа посоветовала мне спросить у портье за стойкой. Я пообещал
спросить и честно выполнил обещание. А кто-нибудь наверняка проверил, обра-
щался ли я к портье. Может быть, и не сразу, но проверил обязательно.
Когда я вошел в ГУМ, Фрэнк держался на приличном расстоянии позади.
Красную вязаную шапочку с белым помпоном я заметил сразу же. Из-под шапочки
с миловидного маленького личика глядели серо-голубые глаза. Женщина выгля-
дела слишком юной и миниатюрной для того, чтобы можно было поверить, что
она жена и мать. Мне легко было понять, почему девятый этаж без лифта явил-
ся для нее бедствием.
- Елена? - сказал я, обращаясь в пространство.
Она чуть заметно кивнула, повернулась и направилась прочь. Я следовал
за ней в нескольких шагах. Ей нужно было самой выбрать время и место для
того, чтобы поговорить с иностранцем. Для меня это оказалось очень кстати
- я должен был скрыться от глаз Фрэнка.
Елена была одета в серое пальто, на плечи был небрежно наброшен крас-
ный шарф. В руках она несла сетчатую сумку (в России их называют "авоська-
ми") с каким-то предметом, завернутым в бумагу. Я приблизился к ней и так
же, ни к кому не обращаясь, сказал, что хочу купить шапку. Елена никак не
отреагировала на мои слова, но, когда остановилась, рядом с ней оказалась
витрина с головными уборами.
Изнутри ГУМ не был универсальным магазином, типичным для Запада. Это
было скорее восточное скопление лавчонок, собранных под дырявой крышей.
Сверху капала вода от талого снега, и под ногами были лужи.
Пока я покупал шапку, Елена ждала снаружи, подчеркнуто не обращая на
меня никакого внимания. Когда я вышел, она отвернулась. Я осмотрелся в по-
исках Фрэнка, но не увидел его. Многочисленные покупатели загораживали об-
зор, и это могло оказаться выгодным как для меня, так и для него. Но скорее
всего раз я не видел его, то и он меня не видел.
Елена протиснулась сквозь длинную очередь бесстрастных людей и оста-
новилась перед витриной с произведениями народных промыслов. Одним незамет-
ным движением, без всяких жестов, она вложила мне в руку свою авоську. При
этом она не сводила глаз с витрины.
- Миша велел передать это вам, - негромко сказала она с легким ми-
лым акцентом. По ее неодобрительному тону я понял, что она взялась за вы-
полнение поручения только по просьбе брата, но уж никак не ради меня. Я
поблагодарил ее за помощь.
- Пожалуйста, постарайтесь не причинить ему неприятностей.
- Обещаю! - заявил я.
Она коротко кивнула, окинула быстрым взглядом мое лицо и вновь уста-
вилась в пространство.
- А теперь идите, пожалуйста, а я стану в очередь.
- А что это за очередь?
- За обувью. Теплой зимней обувью.
Я окинул взглядом очередь. Она выстроилась вдоль линии первого этажа,
поворачивала на лестницу и тянулась по галерее второго этажа, скрываясь
где-то вдали. За пять минут люди не продвинулись ни на шаг.
- Но это займет у вас целый день! - удивился я.
- Что поделать. Мне нужны зимние сапоги. Когда в магазин завозят
обувь, все, естественно, бросаются ее покупать. У вас, в Англии, крестьяне
вообще ходят босиком. Мы здесь, в Советском Союзе, счастливые.
Она ушла не прощаясь, как и ее брат вчера в метро, и присоединилась к
терпеливой людской веренице. Я подумал, что единственная очередь, в которой
могли бы простоять весь день босоногие английские крестьяне, - это очередь
за билетами на финал кубка по футболу.
Отогнув краешек бумаги, я взглянул на сверток, Который мне прислал
Миша - вернее, принесла Елена. Оказалось, что это расписная деревянная
кукла. Франк попался мне где-то между ГУМом и подземным переходом под пло-
щадью. Он шел передо мной, направляясь к тоннелю. На мгновение в толпе
мелькнули взъерошенные кудри и шарф выпускника колледжа. Я не стал следить
за ним: не смотри сам, и тебя не заметят. Уже минуло десять часов. Я заша-
гал шире, довольно скоро вынырнул на поверхность в левый рукав северного
выхода тоннеля, около гостиницы "Националь".
Перед входом стоял только один маленький ярко-желтый автомобиль. В
нем сидел крупный человек в состоянии, близком к панике.
- Вы опоздали на семь минут, - сказал он вместо приветствия. -
Семь минут я торчу здесь, нарушая правила. Садитесь, садитесь, сейчас не
время извиняться.
Я уселся рядом с ним, мотор взревел, и машина рванула с места. Води-
тель, похоже, не обращал никакого внимания на другие автомобили.
- Вы были в ГУМе, - тоном прокурора сказал он, - и поэтому опозда-
ли.
Я проследил за направлением его взгляда и, обнаружив, что он смотрит
на сверток, лежащий в авоське, перестал удивляться его ясновидению. До чего
же умно со стороны Елены было так упаковать Мишины сувениры. Этим сразу
объяснялось место свидания. Сумка тоже не должна была вызвать у Фрэнка по-
дозрений. Я мог купить ее где и когда угодно. Секрет выживания в России
состоял в том, чтобы не выделяться из массы.
Юрий Иванович Шулицкий успел раскрыться передо мной за время нашего
общения. Он был очень умным человеком и тщательно скрывал свою греховную
любовь к роскоши и чувство юмора. Этого человека не устраивал правящий ре-
жим, думал я, но он пытался бороться за свое достоинство, насколько это
дозволялось властями. В этой стране иметь собственное мнение было равно-
сильно предательству. Кто не верил в то, чему обязаны были верить все, дол-
жен был испытывать тяжкие духовные страдания. Как я позднее понял, жизнь
Юрия Шулицкого действительно была полна проблем.
Это был человек лет сорока, с нездоровой полнотой и набрякшими мешка-
ми под глазами. Задумываясь, он вздергивал верхнюю губу и демонстрировал
передние зубы. Он говорил неторопливо, тщательно подбирая слова, хотя, воз-
можно, дело было в том, что мы разговаривали по-английски. Из телефонных
разговоров я понял, что он проверял и перепроверял каждую мысль, прежде чем
высказать ее вслух.
- Сигарету? - предложил он, протягивая мне пачку.
- Нет, благодарю вас.
- Я курю, - пояснил он, щелкая зажигалкой с ловкостью, выказывавшей
многолетнюю практику.
- А вы?
- Иногда, сигары.
Он хмыкнул. Шулицкий держал руль левой рукой. Между пальцами была за-
жата сигарета. Рука была загорелая, но я успел заметить, что ладони у него
белые, пальцы гибкие, с ухоженными ногтями.
- Я еду смотреть олимпийское строительство, - сказал он. - Поедете
со мной?
- Конечно.
- Это в Чертанове.
- Где?
- Место, где пройдут все конные соревнования. Я архитектор и проек-
тирую строительство объектов в Чертанове. - Он говорил с сильным акцентом,
но понять его было совсем несложно. - Хочу посмотреть, как идет работа. Вы
понимаете меня?
- Каждое слово, - подтвердил я.
- Отлично. Я изучал проведение соревнований в Англии. Смотрел, каки-
ми должны быть такие строения. - Он умолк и с расстроенным видом тряхнул
головой.
- Вы ездили для того, чтобы посмотреть, что происходит во время меж-
дународных соревнований по конному спорту, и выясняли, какие здания необхо-
димо построить и как их следует проектировать, чтобы они подходили для про-
ведения Олимпийских игр? - уточнил я.
Он улыбнулся краешком рта.
- Именно так. Я ездил и в Монреаль. Там мне не понравилось. В Москве
будет лучше.
Я думал, что односторонняя система движения в центре Москвы заставит
нас вернуться туда же, откуда мы уехали, но оказался не прав. Юрий Шулиц-
кий, не отпуская акселератора, сворачивал на поворотах. Он управлял автомо-
билем так ловко, словно тот был его металлическим пальто.
Маленький желтый автомобиль мчался на юг города. Шулицкий сказал мне,
что улица называется Варшавское шоссе, но я видел только указатели с обоз-
начением "М4".
- Николай Александрович Кропоткин просил ответить на все ваши вопро-
сы, - заговорил хозяин. - Спрашивайте. Я буду отвечать.
- Я ищу кого-то по имени Алеша.
- Алеша? Это имя носит множество людей. Николай Александрович ска-
зал, что для Рэндолла Дрю нужно найти Алешу. И кто же это такой?
- В том-то и проблема. Я не знаю о нем ничего и не могу его найти.
И, похоже, никто о нем ничего не знает... Скажите, вам не приходилось
встречаться в Англии с Гансом Крамером? - спросил я после небольшой паузы.
- Да. Это был немец. Он умер.
- Именно так. Вот он-то знал Алешу. Вскрытие показало, что он умер
от сердечного приступа, но люди, присутствовавшие в момент его смерти, ут-
верждают, что он сказал, что этот приступ у него из- за Алеши. Э-э... Я
достаточно ясно выражаюсь?
- Да. Все понятно. Я ничем не смогу помочь вам в поисках Алеши.
Я подумал, что было бы крайне удивительно услышать от него что-нибудь
другое.
- А вас уже кто-нибудь расспрашивал об Алеше? - поинтересовался я.
- Что?
- К вам в Олимпийский комитет приходил англичанин. Он встречался с
вами и двумя вашими коллегами, которые тоже были в Англии.
- Да, - Шулицкий почему-то рассердился. - Корреспондент газеты.
- Малкольм Херрик?
- Да! - ответил он по-русски.
- Ему вы сказали, что вообще ничего ни о чем не знаете.
Последовало долгое молчание. Затем Шулицкий ответил:
- Херрик - иностранец. Ни один русский не станет разговаривать с
Херриком.
Он погрузился в молчание.
Мы, никуда не сворачивая, мчались по Варшавскому шоссе. Позади остал-
ся центр города, по обеим сторонам высились домакоробки предместий. С неба
посыпался снежок, и хозяин включил дворники.
- Сегодня и завтра будет снегопад, - объявил он. - Этот снег уже
не растает, а ляжет на всю зиму.
- Вы любите зиму? - спросил я.
- Нет. Зима - это не сезон для строительства. Сегодня - последний
день, когда в Чертанове еще возможно проводить работы. Поэтому я и поехал.
Я сказал, что с удовольствием осмотрю строительство, если он мне его
покажет. Шулицкий хрипло рассмеялся во все горло, но ничего не сказал.
Я спросил, был ли он лично знаком с Гансом Крамером. Он сказал, что
им пришлось несколько раз беседовать о строительстве.
-Ну а с Джонни Фаррингфордом вы не были знакомы? - поинтересовался
я.
- Джонни ... Фаррингфорд. Вы имеете в виду лорда Фаррингфорда? Это
такой рыжий? Он выступал в английской команде?
- Да, это он, - подтвердил я.
- Я много раз видел его. В разных местах. И разговаривал с ним. Рас-
спрашивал его о строительстве. Но он в нем не разбирается. Так что я перек-
лючился на других, кто больше понимает. - Он умолк, очевидно, расстроенный
тем, что графы плохо разбираются в архитектурном проектировании.
Четыре-пять миль мы проехали в молчании. Шулицкий о чем-то глубоко
задумался. В конце концов, словно приняв серьезное решение, он сказал:
- Лорду Фаррингфорду не стоит приезжать на Олимпийские игры.
У меня перехватило дыхание. Я усилием воли сдержал готовый сорваться
поток вопросов, и, когда решился заговорить, мой голос даже не дрожал.
- Почему?
Шулицкий вновь погрузился в глубокие раздумья.
- Расскажите, - мягко предложил я.
- Для моей страны его приезд был бы благом. А для вашей - нет. Ес-
ли я все расскажу вам, то нанесу ущерб своей стране. На это нелегко решить-
ся.
- Понимаю, - согласился я. Проехав еще довольно длинный отрезок пу-
ти, он резко свернул с М4 направо, на сравнительно небольшую улицу с двух-
сторонним движением. Там, как и везде, машин было очень мало, поэтому мы
смогли развернуться поперек разделительной полосы и резко остановились у
обочины. Слева от дороги, насколько хватал глаз, выстроились грязно-белые
жилые дома. А справа лежала обширная равнина, припорошенная снегом. Лес,
замыкавший ее дальнюю сторону, казался черным. Он состоял из одинаковых мо-
лодых деревьев, росших тесно одно к другому. Вдоль улицы тянулся сетчатый
забор; непосредственно между забором и проезжей частью была выкопана кана-
ва, заполненная грязной полурастаявшей слякотью.
- Вот тут и будут конные соревнования. - Юрий широким жестом обвел
непривлекательный "пейзаж.
- О боги! - воскликнул я. Мы вышли из теплого автомобиля в промоз-
глую уличную сырость. Я оглянулся назад, в том направлении, куда мы ехали
сначала, и увидел одинаковые фонарные столбы, черную стену леса слева, без-
ликие дома справа и серую полосу пустого шоссе с обочинами, заваленными
снегом. Сверху на весь этот пейзаж сыпалась снежная крупа - предвестник
настоящего зимнего снегопада. Все было тихо, уродливо и безжизненно, как в
пустыне.
- Летом лес зеленый, - сказал Юрий. - Тогда здесь прекрасное место
для конных соревнований. Везде трава. Очень красиво.
- Поверю вам на слово, - ответил я. Чуть впереди нас на обочине до-
роги возвышались два больших стенда. На одном красовалось длинное воззва-
ние, посвященное Олимпийским Играм, а на другом был изображен стадион в том
виде, каким он должен будет стать к началу соревнований. Нарисованные три-
буны выглядели очень оригинально, в форме буквы Z. Верхняя и нижняя перек-
ладины буквы смотрели в одну сторону, а на косой черте места располагались
с обеих сторон. Площадки должны были находиться с обеих сторон от централь-
ной трибуны.
Юрий жестом пригласил меня вернуться в машину, и мы через ворота в
заборе въехали на стройку. Там было всего несколько человек, раскатывавших
на бульдозерах. Для меня явилось загадкой, как они узнавали, что нужно дви-
гать, поскольку весь участок представлял собой море грязи, смешанной со
снегом.
Юрий перегнулся через спинку сиденья и достал пару огромных высочен-
ных резиновых сапог. Чтобы надеть их, он открыл дверцу машины, снял боти-
нок, обернул штанину вокруг голени и, далеко вытянув ногу, натянул сапог.
Затем точно так же управился со вторым и встал.
- Я поговорю с рабочими, - бросил он. - Подождите меня.

"Предварительный заезд" Дик Фрэнсис

"Предварительный заезд" Дик Фрэнсис

Кто сейчас на конференции

Информация