Совершенно излишний совет, подумал я. Юрий что-то говорил собравшимся
вокруг рабочим. Довольно скоро беседа закончилась. Он вернулся в машину,
снял измазанные грязью сапоги и кинул их позади своего сиденья.
- Все идет хорошо, - сообщил он, вздернув верхнюю губу и сверкнув
зубами. - Земляные работы позади. Весной, когда сойдет снег, мы быстро все
закончим. Стадион. - Он указал куда-то вперед. - Трибуны. Рестораны, по-
мещения для наездников, помещения для судей и персонала, помещения для те-
левидения. Вон там, - он сделал широкий жест в сторону леса, - пройдет
дистанция кросса для троеборья, не хуже, чем в Бадминтоне и Бергли. Летом
здесь будет очень красиво.
-Для того чтобы приехать на Олимпийские игры, потребуются визы? -
спросил я.
- Да. Визы придется получать всем.
- Так было далеко не везде, - небрежно заметил я.
Юрий таким же небрежным тоном ответил:
- У всех посетителей Олимпиады будут визы. Они поселятся в гостини-
цах. Все продумано.
- А как устроят прессу и телевидение? - не отставал я.
- Для иностранных журналистов строится пресс-центр. И для иностран-
ного телевидения тоже строится особое здание неподалеку от московского те-
лецентра. Они будут пользоваться той же... - Он изобразил руками телевизи-
онную вышку. - В Англии мы расспрашивали журналистов об организации
пресс-центра. Мы хорошо знаем, что им нужно. Мы расспрашивали многих журна-
листов. В том числе и Херрика.
- Херрика? - удивился я. - Вы разговаривали с ним в Англии или в
Москве?
- В Англии. Он очень помог нам. Он приехал в Бергли. Мы увидели его
с лордом Фаррингфордом и расспросили. Мы вообще расспрашивали по поводу
строительства очень много народу. Мы расспрашивали Ганса Крамера. Он был...
- Тут Шулицкому не хватило слов, и он сделал отрицательный жест. Как я по-
нял, Крамер в весьма невежливой форме отказался говорить с русскими наблю-
дателями.
Я в это время рассматривал дорогу, пытаясь угадать, есть ли за нами
слежка, но не увидел ничего подозрительного. Прошумев шинами по мокрому ас-
фальту, прошел автобус. Я подумал, что из-за малого движения на большинстве
улиц преследователям на автомобиле трудно остаться незамеченными. С другой
стороны, улицы прямые и хорошо просматриваются, так что углядеть "хвост",
пожалуй, труднее, чем следить за нашей ярко-желтой коробкой на колесах.
- Как называется эта марка автомобиля? - спросил я.
- "Жигули". Это моя машина. - Ответ прозвучал горделиво. - Автомо-
били есть не у многих. Вот я архитектор, и у меня есть автомобиль.
- Дорогой автомобиль?
- Автомобиль дорогой, зато бензин дешевый. Но водительские экзамены
очень сложные.
Он наконец захлопнул дверь и принялся выезжать на дорогу.
- Как участники и зрители будут добираться сюда? - задал я очеред-
ной вопрос.
- Мы строим метро. Новую станцию. - Он задумался, подыскивая слова.
- Линия проходит неглубоко, под поверхностью земли. Метро для жителей Чер-
танова. Здесь много новых домов. Чертаново - новый район, я покажу его
вам.
Мы двинулись обратно, в сторону Варшавского шоссе. Но сначала Шулиц-
кий повернул направо, и мы проехали по еще одной довольно широкой улице,
вдоль которой возвышались жилые дома. Все девятиэтажные, все грязно-белые,
они уходили к горизонту.
- В Советском Союзе у каждого человека есть жилье, - заявил Юрий.
- Квартплата низкая. А в Англии - высокая. - Он окинул меня удивленным
взглядом, как будто я пытался оспаривать его упрощенное утверждение. В
стране, где все принадлежало государству, не было никакого смысла в высоких
ценах за аренду жилья. Чтобы люди могли платить большие деньги за жилье,
транспорт и телефон, им нужно было бы платить более высокую зарплату. Юрий
Шулицкий знал это, я тоже. Мне следовало быть осторожнее и избегать недо-
оценки тонкости его мыслей из-за того, что ему не хватает английских слов,
чтобы их выразить.
- Могу ли я поторговаться с вами? - спросил я напрямик. - Заклю-
чить сделку? Одна порция информации в обмен на другую.
Ответом на эту реплику послужил быстрый проницательный взгляд. Вслух
же Юрий сказал:
- Нужно бензину залить.
С этими словами он свернул с дороги к бензоколонке, вышел из машины и
подошел к дежурному. Механическим движением я снял очки и принялся полиро-
вать чистые линзы. На сей раз жест, позволявший выиграть время, был совер-
шенно не нужен. Пожалуй, он явился реакцией на неожиданное решение Юрия
заправить бак, в котором, согласно индикатору, и так было не меньше полови-
ны.
Пока я пялился на индикатор, стрелка подползла к отметке полного ба-
ка. Юрий расплатился, вернулся в машину, и мы двинулись к центру города.
- Какую информацию предлагаете вы? - спросил он.
- Она у меня не полная.
- Вы дипломат? - спросил Шулицкий, дернув уголком рта.
- Патриот. Как и вы.
- Расскажите мне, что вы знаете.
Я рассказал ему довольно много. Я рассказал, что же действительно
случилось на ипподроме, подправив разбавленную водой версию Кропоткина,
рассказал и о нападении на улице Горького. Еще я рассказал - правда, не
называя имен, мест и деталей - суть того, что подслушал Борис Телятников,
а также набросал выводы, которые из всех этих событий следовали. Шулицкий
внимательно слушал меня. Его лицо принимало все более и более озабоченное
выражение. Наверняка, как патриот своей страны, он был обескуражен возмож-
ными последствиями.
Когда я закончил рассказ, мы довольно долго ехали в молчании. Нако-
нец, Юрий прервал его. Он спросил:
- Хотите поесть?
ГЛАВА 11
Место, куда привез меня Шулицкий, называлось Домом архитектора. Там,
в большом ресторане, находившемся в подвале, он угостил меня прекрасным
обедом. Я и представить себе не мог, что в Москве могут подавать такую еду.
Замечательная копченая лососина, восхитительная ветчина без костей, нежная
розовая говядина. Яблоки и виноград. Для начала мы выпили водки, а потом
перешли к отличному красному вину. Завершилась трапеза прекрасным крепким
кофе. Юрий ел и пил с таким же удовольствием, как и я.
- Изумительно, - с благодарностью сказал я. - Превосходно.
Юрий откинулся на стуле, закурил и объяснил, что специалисты всех
профессий объединены в союзы. Например, все советские литераторы входят в
Союз писателей. Тех, кто не является членом союза, просто-напросто не изда-
ют. Писателей, конечно, могут исключить из союза, если власти считают, что
они пишут не то, что следует. По тону, которым Юрий рассказывал, я смел
предположить, что он был не в восторге от этой системы.
- А какое положение у архитекторов? - поинтересовался я.
Из объяснений я понял, что для участия в союзе архитекторы должны ак-
тивно поддерживать государственную политику. А тот, кто по каким-либо при-
чинам не входит в союз, не может рассчитывать на получение заказов. Естес-
твенно.
Я воздержался от замечаний и продолжал прихлебывать кофе. Юрий пос-
матривал на меня и меланхолически улыбался.
- Я дам вам информацию, - вдруг сказал он, - о лорде Фаррингфорде.
- Спасибо.
- Вы умный человек. - Он вздохнул, сокрушенно пожал плечами и при-
нялся выполнять свою половину сделки. - Лорд Фаррингфорд - дурак. Он бы-
вал с Гансом Крамером во всяких дурных местах. Сексуальных притонах. - На
его лице отразилось отвращение, и верхняя губа вздернулась сильнее, чем
обычно. - В Лондоне торгуют отвратительными картинками. Прямо на улице -
так, что все могут их рассматривать. Отвратительные. - Он замолчал, подыс-
кивая подходящее английское слово. - Грязные.
- Да, - согласился я.
- Лорд Фаррингфорд и Ганс Крамер три-четыре раза бывали в этих мес-
тах.
- Вы уверены, что они ходили туда больше одного раза? - спросил я.
- Уверен. Мы видели. Мы... мы следили. - Эти слова Юрий произнес
чуть слышно, словно его вынудили сознаться в неблаговидном поступке.
"Вот это да!" - подумал я. Вслух же спросил без всякой интонации:
- А почему вы следили за ними?
Юрий ответил не сразу. Похоже, что ему было стыдно говорить об этих
своих занятиях. Но то, что он в конце концов рассказал, было очень похоже
на правду.
- Со мной был товарищ... В Англии и многих других странах он выиски-
вает дураков. А когда эти дураки приезжают в Советский Союз, то он дела-
ет... устраивает...
- Ваш товарищ умудряется извлекать пользу из пристрастия к порногра-
фии?
Шулицкий коротко вздохнул.
- И если Фаррингфорд приедет на Олимпийские игры, ваш товарищ пред-
примет против него какие-то действия?
Ответом было молчание.
- Но какой смысл цепляться к Фаррингфорду? Он не дипломат... - Я
остановился, немного подумал и неторопливо продолжил: - Вы хотите сказать,
что под угрозой обнародования скандала, который мог бы шокировать британ-
скую общественность, ваш товарищ потребует от британского правительства ка-
ких-то компенсаций?
- Повторите, пожалуйста, - попросил Шулицкий.
Я повторил, на этот раз гораздо прямее.
- Ваш товарищ ловит Фаррингфорда на каких-то грязных делишках, а по-
том обращается к британскому правительству и говорит: "Дайте то, что я тре-
бую, или скандал станет известен всему миру".
- Товарищи моего товарища, - поправил меня Юрий.
- Да, - согласился я, - те еще товарищи.
- Фаррингфорд богат, - заявил Юрий, - а к богатым наши товарищи
испытывают... - Он не нашел слова, но я, был уверен, что речь шла о през-
рении.
- Ко всем богатым? - решил уточнить я.
- Конечно. Богатые - плохие люди. Бедные люди - хорошие.
Он сказал это с искренней убежденностью, без всякого цинизма. Навер-
няка, подумал я, это одно из самых главных убеждений человечества. Верблюд
через игольное ушко, и тому подобное. Богатые никогда не войдут в царствие
небесное, и поделом им. Это убеждение не оставляло Рэндоллу Дрю абсолютно
никакой надежды на вечное счастье, так как он владел изрядной долей земных
богатств... Я решительно отогнал посторонние мысли и подумал, достаточно ли
будет просто предупредить Джонни Фаррингфорда. А, может быть, самым мудрым
решением будет остаться дома?
- Юрий, - сказал, я, - как вы посмотрите на другую сделку?
- Объясните.
- Если мне удастся здесь разузнать что-нибудь еще, то я обменяю это
на обещание, что ваш товарищ не станет охотиться на Фаррингфорда во время
Олимпийских игр.
Он пронзил меня взглядом.
- Вы просите о невозможном.
- Письменное обещание, - добавил я.
- Нет, это невозможно. Мой товарищ... совершенно невозможно.
- Да... Ну, что ж, это было только предложение. - Я немного поду-
мал. - А смогу ли я обменять то, что узнаю, на информацию об Алеше?
Юрий изучал скатерть, а я изучал Юрия.
- Я ничем не могу вам помочь, - наконец сказал он.
Он тщательно погасил сигарету, поднял голову и встретился со мной
взглядом. Я был уверен, что за этим тяжелым пристальным взглядом кроются
напряженные размышления, но понятия не имел о чем.
- Я отвезу вас к "Интуристу", - сказал Шулицкий.
На самом деле он высадил меня за углом, около "Националя", на том са-
мом месте, где мы встретились. При этом молчаливо подразумевалось, что со-
вершенно ни к чему привлекать внимание неизбежных наблюдателей.
Уже темнело. Наш ленч затянулся - прежде всего из-за того, что в со-
седнем зале происходила свадьба. Невеста была облачена в длинное белое
платье и крохотную белую вуаль - ее называли фатой.
- Они венчались в церкви? - поинтересовался я.
- Конечно, нет, - ответил Юрий. Оказалось, что церковные обряды в
России не разрешались.
Ледяная крупа, сыпавшаяся с неба утром, сменилась крупными снежными
хлопьями; правда, снегопад нисколько не был похож на снежную бурю. Ветер
стих, но и температура заметно понизилась. Мороз угрожающе кусал лицо. В
толпе торопливых пешеходов я прошел короткий отрезок пути, отделявший одну
гостиницу от другой. Слава Богу, поблизости не оказалось никаких черных ав-
томобилей с людьми, желавшими насильно увезти меня прочь.
Я вошел в гостиницу одновременно с туристической группой, в которую
входили Уилкинсоны. Они только что вернулись из автобусной экскурсии в За-
горск.
- Это было очень интересно, - сказала миссис Уилкинсон, храбро про-
тискиваясь через переполненный вестибюль. - Я плохо слышала гида, но мне
показалось, что не следует водить туристов в церкви, когда там находятся
молящиеся. Вы знаете, что в русских церквях нет никаких сидений? Там все
время стоят. Ноги ужасно разболелись. За городом очень много снега. А па-
почка проспал почти всю дорогу, так ведь, папочка?
Папочка мрачно кивнул.
Миссис Уилкинсон, как и почти все прибывшие экскурсанты, несла в руке
белый пластиковый пакет, украшенный зелеными и оранжевыми разводами.
- Там был магазин для туристов. Представляете, торгуют на иностран-
ную валюту. Я купила там такую симпатичную матрешку.
- Что такое матрешка? - спросил я. Мы стояли около стойки портье в
ожидании ключей от номеров.
- Это кукла, - сказала пожилая леди. Она выудила из пакета сверток
и сорвала бумагу. - Вот такая.
На свет явилась почти точная копия ярко раскрашенной деревянной тол-
стухи, лежавшей в авоське, которую я держал в левой руке.
- Я думаю, что матрешка символизирует материнство, - сказала миссис
Уилкинсон. - В одну куколку вложена другая, в другую - третья и так да-
лее, а в середине самая крошечная. В этой матрешке их девять. Я отвезу ее
внукам.
Миссис Уилкинсон сияла от радости, озаряя своим сиянием и меня. Ну
почему весь мир не может быть таким здоровым и безопасным, как Уилкинсоны?
Здоровье и безопасность. Именно такой девиз следовало бы написать над
дверью моего номера. Я вновь обследовал стены при помощи магнитофона и на
этот раз услышал вой. Резкий, режущий уши звук раздался, когда я дошел до
точки, находившейся примерно посреди стены над кроватью, в пяти футах от
пола. Я выключил магнитофон и попытался представить себе человека, который
подслушивает меня - если, конечно, в этот момент меня кто-то слушал.
При более внимательном рассмотрении матрешка, которую передала мне
Елена, оказалась далеко не новой. И розовые щеки, и ярко-синее платье, и
желтый передник были исцарапаны. Матрешка должна разбираться пополам, ска-
зала миссис Уилкинсон. На моей матрешке была хорошо видна линия экватора,
но половинки были очень плотно подогнаны одна к другой. Возможно, что Миша
ила Елена склеили их между собой. Я дергал куклу и пытался повернуть поло-
винки. Наконец деревянная мать со скрипом открылась и разродилась над дива-
ном своими тщательно упакованными секретами.
Я взял сувениры, которые наивный юный наездник привез из Англии, и
выложил на туалетный столик ряд бесполезных бумажек.
Самой большой из них оказалась официальная программа международных
соревнований. Она была на английском языке, но в нескольких местах были
по-русски вписаны результаты и имена победителей. Чтобы поместить программу
в матрешку, листок скрутили в трубочку.
Кроме того, там лежали две неиспользованные открытки с видами Лондо-
на, коричневый конверт с клочком сена и пустая пачка из-под "Плейере". На
лицевой стороне маленькой металлической пепельницы была нарисована лошади-
ная голова, а на обороте стоял штамп "Made in England". Еще там была плос-
кая жестянка с ментоловыми таблетками от кашля, несколько клочков бумаги и
карточек с какими-то надписями и наконец остатки содержимого похищенного
чемоданчика ветеринара.
Стивен был совершенно прав, предполагая, что на долю Мише достались
какие-то пустяки. Интересно, как этот мальчик разбирался с английскими над-
писями на ярлыках?
Среди сокровищ было четыре огромных - два на два дюйма - облатки
порошка эквипалазона, каждая из которых содержала один грамм фенил-бутазона
В Ц ветеринарного, известного в мире жокеев под названием "бьют".
За десять лет тренировки собственных лошадей я использовал этот пре-
парат бесчисленное количество раз, поскольку это средство было наилучшим
при воспалениях и болях в переутомленных и ушибленных ногах. На многих со-
ревнованиях его разрешают давать лошадям непосредственно перед выступлени-
ями, хотя в Англии и некоторых других странах он запрещен вплоть до дисква-
лификации. Иногда "бьют" считали наркотиком, но очень многие относились к
нему так же легко, как к аспирину, и чтобы добыть его, вовсе не требовалось
обращаться к ветеринару. В матрешке содержалась примерно дневная доза этого
лекарства.
Небольшая пластмассовая трубочка содержала сульфаниламидный порошок
для посыпания ран. В круглой жестяной коробочке был другой порошок - гам-
ма-бензен-гексахлорид. Кажется, он был предназначен для борьбы с блохами.
Мелко сложенная листовка расхваливала препараты против стригущего лишая, и
это было все.
Ни барбитуратов, ни промедола, ни стероидов. Наверно, Крамер или его
конюх основательно почистили похищенную аптечку.
Ну что ж, подумал я и принялся укладывать коллекцию обратно в матреш-
ку. И на том спасибо. Но все же я еще раз неторопливо просмотрел все, чтобы
как следует убедиться, что ничего не пропустил. Открыл коробочку с порошком
от блох, в которой действительно был порошок от блох. Открыл трубочку с
сульфаниламидной присыпкой, которая содержала сульфаниламидную присыпку. По
крайней мере, я предполагал, что это именно они. Если из этих двух белых
порошков один окажется героином, а другой ЛСД, то я все равно не смогу оп-
ределить это на глаз. Эквипалазон был в фабричной упаковке, фольга не нару-
шена. Я положил таблетки обратно в матрешку.
"Предварительный заезд" Дик Фрэнсис
Сообщений: 26
• Страница 2 из 2 • 1, 2
Молния » 02 апр 2006, 20:17
Потом я потряс программку, но внутри ее ничего не оказалось. На клоч-
ках бумаги и карточках были какие-то надписи на русском и немецком языках.
Их я отложил в сторону, чтобы перевести с помощью Стивена. Сигаретная пачка
была пуста, а в жестянке с леденцами от кашля... оказались вовсе не леден-
цы. В жестянке лежал сложенный лист бумаги, на котором лежали три заверну-
тые в вату крохотные стеклянные ампулы.
Ампулы были точь-в-точь такими, как те, в которых я держал адреналин:
меньше двух дюймов в длину, шейка резко сужалась примерно в трети длины от
запаянного конца, чтобы было удобно ее обломить и набрать небольшой иглой
жидкость. Каждая ампула содержала один миллилитр бесцветной жидкости. Доза
для инъекции человеку. Половина чайной ложки. Но, по моему разумению, со-
вершенно недостаточно для лошади.
Достав одну ампулу, я попытался прочесть на свету надпись на стекле,
но буквы были такими маленькими, что их было невозможно разобрать. Это не
был адреналин. Мне показалось, что там написано "0,4 mg naloxone", однако
легче от этого не стало, так как я никогда не слышал о таком препарате.
Тогда я развернул клочок бумаги, но и это не помогло. Там были какие-то за-
писи - увы, сплошь по-русски. Положив листок обратно, я закрыл коробку и
отложил ее в сторону. Все эти загадки нельзя было отгадать без помощи Сти-
вена.
Сам же Стивен намеревался разделить этот день между лекциями и Гуд-
рун, но сказал, что начиная с четырех часов дня будет недалеко от телефона
и я смогу ему позвонить. Я подумал, что вряд ли записки на Мишиных обрывках
бумаги настолько важны, чтобы я мчался в университет или Стивен пулей мчал-
ся ко мне. Все остальное можно выяснить по телефону. Я позвонил Стивену
- Как дела? - спросил он.
- Стены воют, - сообщил я.
- Вот те раз!
- И все же... Не сможете перевести мне несколько немецких слов, если
я продиктую их вам?
- Вы думаете, что это умно?
- Остановите меня, если вам покажется, что я говорю лишнее, - пред-
ложил я.
- О'кей.
- Договорились. Начнем сначала. - Я прочел по буквам две строчки,
написанные от руки на одной из карточек.
Дослушав до конца, Стивен рассмеялся. - Это означает: "С наилучшими
пожеланиями. Фолькер Шпрингер". Это мужское имя.
- О Боже!
Я снова, на этот раз более внимательно, осмотрел остальные карточки и
заметил кое-что, не замеченное прежде. На одной из них было написано знако-
мое имя, украшенное лихим росчерком.
Эту карточку я так же тщательно, по буквам, прочел Стивену.
- Там написано: "Наилучшие воспоминания о прекрасном времени в Ан-
глии. Твой друг..." Твой друг кто?
- Ганс Крамер, - сказал я.
- Угодили в десятку! - взволнованно воскликнул Стивен. - Это слу-
чайно не из Мишиных сувениров?
- Да.
- Это, наверно, автографы. Есть что-нибудь еще?
- Пара записочек по-русски. Но им придется подождать до завтрашнего
утра.
- Я буду у вас в десять. Гудрун вас целует.
Я опустил трубку, и почти мгновенно раздался звонок. Очень спокойный
женский голос с очень правильным произношением и отчетливым оттенком скуки
спросил:
- Это Рэндолл Дрю?
- Да, - ответил я.
- Я Полли Пэджет, - представилась женщина, - из посольства, отдел
культуры.
- Рад слышать вас.
Я сразу вспомнил ее облик: коротко подстриженные волосы, длинный кар-
диган, туфли на низком каблуке и много здравого смысла.
- Для вас пришел факс. Йен Янг попросил меня связаться с вами. Вдруг
вы именно его ждете.
- Вероятно, да, - сказал я. - Не могли бы вы прочесть мне текст?
- Видите ли, он сложный и очень длинный. Мне кажется, будет лучше,
если вы придете и заберете его. Потребуется не менее получаса, чтобы про-
диктовать его вам, а вы, конечно, будете записывать... Честно говоря, мне
не хочется тратить время. У меня есть еще кое-какие дела, а сегодня пятни-
ца, и уже пора закрывать лавочку на уик-энд.
- Йен там? - спросил я.
- Нет, он ушел несколько минут тому назад. Оливера тоже нет, он пре-
бывает на одном из официальных мероприятий. Я одна держу оборону. Так что,
если вы хотите прочесть свое сообщение до понедельника, то, боюсь, вам при-
дется прийти за ним.
- Как оно начинается? - спросил я. Послышался отчетливый вздох, ше-
лест бумаги, и Полли прочла:
- Ганс Вильгельм Крамер, родился третьего июля тысяча девятьсот со-
рок первого года в Дюссельдорфе, единственный ребенок Генриха Иоханнеса
Крамера, предпринимателя...
- Благодарю, достаточно, - прервал я. - Я приду. Как долго вы бу-
дете на месте?
Представив себе необщительных водителей такси, я подумал, что, пожа-
луй, придется идти пешком.
- Примерно с час. Если вы точно придете, то я вас дождусь.
- Я выхожу, - заявил я, - так что готовьте виски.
К этому времени я стал немного хитрее и нанял такси, чтобы меня от-
везли через мост на другую сторону реки. Место я показал водителю по карте.
За мостом дорога переходила в Варшавское шоссе. Именно по этой дороге мы
ехали в Чертаново. Пожалуй, через пару дней я выучу географию Москвы назу-
бок.
Расплатившись, я вышел из машины. Снег валился хлопьями, крупными,
как розовые лепестки, и прилипчивыми, как любовь. Он покрыл все плоские по-
верхности и, как только я закрыл дверь, засыпал рукава и плечи моего паль-
то. Я посетовал, что сдуру забыл перчатки, сунул руки в карманы и повернул
к лестнице, чтобы спуститься на набережную и выйти к посольству.
Мне казалось, что за мной не следят и что я в полной безопасности.
Увы, это была ошибка. Хищники затаились под мостом.
Из неудавшегося покушения на улице Горького они извлекли несколько
уроков.
Для начала они выбрали менее людное место. Единственным ближайшим
убежищем была теперь не огромная ярко освещенная пасть гостиницы "Инту-
рист", а наглухо закрытая парадная дверь посольства с неприветливым охран-
ником.
Они также выяснили, что я обладал не самой худшей реакцией и был го-
тов отвечать ударом на удар. Как и накануне, их было двое, но на сей раз
они оказались вооружены. Не ружьями, а палками. Какой-то тяжелой твердой
пакостью, похожей на бейсбольную биту, прикрепленную к запястью кожаными
петлями.
Я получил представление о том, что это за штука, когда такая деревяш-
ка опустилась мне на голову. Мой череп спасла меховая шапка, но тем не ме-
нее от удара закружилась голова, я потерял ориентировку и зашатался.
В эту секунду мне удалось ясно разглядеть их. Снег почти не залетал
под мост. Две фигуры в полумраке, чуть освещенные тусклым светом фонарей,
держали в поднятых руках тяжелые дубинки.
Несомненно, это были те же самые люди. Та же нескрываемая жестокость,
готовность применить силу и идти до конца, те же беспощадные глаза, видне-
ющиеся из-под вязаных подшлемников. У таких типов разговоры о правах чело-
века могли бы вызвать только смех.
Я споткнулся и потерял шапку. Из попытки отбиваться ничего не вышло.
Правда, палкой трудно нанести серьезное повреждение через толстое пальто и
пиджак. Удары скорее дезориентировали меня, чем причиняли боль. Но несколь-
ко ударов пробили мою защиту и сбросили с меня очки. Я метнулся за ними,
попытался поймать, но получил удар по руке, и очки исчезли в падающем сне-
гу.
Похоже, они только этого и ждали. Избиение прекратилось, меня схвати-
ли. Я продолжал отбиваться, но ничего толком не видел и поэтому не мог на-
нести противникам ощутимого ущерба.
Тут я почувствовал, что меня пытаются оторвать от земли, и не сразу
понял, зачем это нужно. Но очень быстро вспомнил, где мы находимся. Это бы-
ла набережная, и под высоким, по грудь, парапетом беззаботно текла река.
Надежды больше не оставалось, но я продолжал отчаянно бороться.
Я рассматривал Москву-реку с нескольких мостов, и везде берега были
одинаковы. Не покатые травянистые берега, плавно сбегающие к воде, а серые
отвесные стены, вздымающиеся на восемь футов над поверхностью воды. Вероят-
но, их построили для защиты от наводнений, а не для приманки туристов. По
этим берегам ничто живое не смогло бы выбраться из воды.
Я безотчетно цеплялся за все, что попадалось под руку. Пытался вце-
питься им в лица. Хватал за руки. Один из них хмыкнул, другой что-то про-
бормотал. Язык я определить не смог.
Я вовсе не надеялся, что кто-нибудь появится на дороге и спугнет моих
врагов. Я дрался лишь потому, что на набережной была жизнь. Как только я
окажусь в воде, моя песенка спета. Инстинкт самосохранения и ярость -
больше у меня ничего не оставалось.
Конечно, никакой надежды не было. Я не мог устоять на ногах, но про-
должал отбиваться. Я сорвал с головы одного вязаный подшлемник, но, хотя
фонарь светил прямо ему в лицо, он мог не опасаться, что я запомню его. Он
показался мне похожим на портрет работы Пикассо.
Пока я занимался скачками, мои очки крепились к голове двойной резин-
кой. Увы, теперь это удобное устройство покрывалось пылью вместе с пятифун-
товым седлом. Мне никак не могло прийти в голову, что наличие или отсут-
ствие этой ленты в Москве будет означать жизнь или смерть.
Меня толкали, тянули, и я все больше и больше перевешивался на другую
сторону парапета. Происходившее казалось мучительно быстрым и в то же время
до болезненности растянутым, прямо-таки бесконечным: несколько секунд смя-
тения выросли в моем сознании до масштабов вечности.
Я перевалился через парапет, и теперь вся моя жизнь сосредоточилась в
одной руке, которой я еще цеплялся за камень и за жизнь.
Краем глаза я заметил, что одна из палок поднялась в воздух. На мои
пальцы обрушился жестокий удар. Рука разжалась, и я свалился в воду, как
сытая пиявка.
ГЛАВА 12
Москва-река уже была по-зимнему холодна. Я рухнул в воду и сразу же
окоченел. Это был тот самый шок, от которого погибают несчастные, попада-
ющие в Ледовитый океан.
Отчаянно брыкаясь, я стремился к поверхности, но в душе ясно созна-
вал, что битва проиграна. Я был избит, слаб и к тому же наполовину слеп.
Темнота и обильный снегопад надежно скрывали меня от посторонних глаз. От
холода у меня перехватило дыхание, а правая рука ничего не чувствовала.
Одежда быстро намокла и с каждой минутой становилась все тяжелее. Вот-вот
она утащит меня на дно. Течение быстро затянуло меня под мост, вынесло с
другой стороны и протащило мимо посольства. Когда я попробовал закричать,
то сразу же сообразил, что меня могут услышать только два человека, от ко-
торых помощи ожидать не приходится.
Испустив несколько воплей, я лишь набрал полный рот ледяной воды. Вот
и конец, подумал я.
Меня начало охватывать оцепенение. Я прилагал все меньше и меньше
усилий для того, чтобы держаться на воде. Мозг словно замерзал, и мысли
постепенно исчезали. Холод лишал организм чувствительности; мое тело, уже
почти не способное двигаться, погружалось в воду, невзирая на отчаянные по-
пытки бороться за жизнь. Погружалось вместе с кучей вопросов, оставшихся
без ответа. Я и в самом деле умирал.
Откуда-то издалека до меня донесся слабый голос:
- Рэндолл... Рэндолл:
В глаза ударил яркий свет.
- Рэндолл, сюда! Держитесь!
Я уже не мог держаться. Ноги слабо дергались, ничуть не помогая мне
плыть. Оставался только один путь, и вел он вниз, в холодную, мокрую моги-
лу. Что-то мягкое задело меня по лицу. Мягкое, но более материальное, чем
снег. Я был не в состоянии схватиться за это нечто рукой, не сознавал, что
мне нужно сделать. Но инстинкт оказался сильнее рассудка. Мой рот сам собой
раскрылся, и я вцепился зубами в то, что лежало передо мной. Во рту у меня
оказался изрядный кусок мягкого материала. Последовал рывок, словно кто-то
подтягивал меня к берегу. Я еще крепче стиснул зубы.
Еще рывок. Моя голова, почти скрывшаяся под водой, на несколько дюй-
мов приблизилась к берегу.
В голове вяло зашевелились мысли. Если я прикинусь рыбой и буду креп-
ко держаться за леску, то меня выволокут на берег.
Ты должен держаться, глухо велел кто-то в моей голове, и не только
зубами. Руками. Но с руками были проблемы. Я их не чувствовал.
- Рэндолл, держитесь. Здесь рядом лестница.
Я услышал слова, и они показались мне ужасно глупыми. Как я взберусь
по лестнице, если не чувствую рук? Но во мне оставалось еще достаточно жиз-
ни для того, чтобы в буквальном смысле слова вцепиться зубами в последний
оставшийся шанс. Только полная потеря сознания, возможно, смогла бы заста-
вить меня разжать челюсти. Загадочная веревка подтягивала меня к стене.
-Держитесь! - взывал голос. - Уже совсем немного. Рядом! Только
держитесь!
Я ткнулся в стену. Рядом могло на деле означать "слишком далеко". Ру-
кой подать, как до солнца...
- Вот она! - раздался крик. - Видите? Прямо перед вами. Я посвечу
туда. Вот! Держитесь! Можете держаться?!
Держаться... Чем? Я плавал около стены как бревно.
- Боже мой! - произнес голос. Свет снова ударил мне в глаза и отод-
винулся в сторону. Я услышал приближающиеся звуки по эту сторону набереж-
ной.
- Дайте руку.
Я был не в состоянии сделать это. Тут я почувствовал, что кто-то ух-
ватил меня за правую руку и потянул ее из воды. Но вдруг неведомый спаси-
тель повторил "Боже мой!", отпустил мою правую руку и вцепился в левую.
- Держитесь! - приказал он, и я почувствовал, что мои пальцы легли
на какую-то перекладину.
- Вот что, - произнес голос. - Вы должны выбраться из этой черто-
вой реки. Вы понимаете, что близки к смерти? Вы чертовски долго пробыли в
воде. И если вы через минуту не вылезете из этой чертовой воды, то вас уже
ни один черт не спасет! Вы меня слышите? Кровью Христовой заклинаю... выле-
зайте!
Если бы даже у меня оставались силы, я все равно не видел, куда мне
следовало вылезать. Мою правую руку опять вытащили из воды и попытались по-
ложить на перекладину.
- Станьте на перекладину под водой, - приказал голос. - Нащупай-
те ногой. Эта лестница чертовски глубоко уходит под воду.
Я смутно начал что-то понимать. Попытался поставить ногу на скрытую
водой ступеньку, каким-то чудом нашел ее и перенес свой вес на ноги.
- Вот так, - подбодрил голос. - Между ступеньками всего один фут
расстояния. Я подтащу вашу левую руку к следующей. Теперь держитесь правой
рукой, чего бы это вам ни стоило.
Я собрал остатки сил, рванулся и приподнялся. Дюймов на двадцать
пять.
- Вот так, - с облегчением произнес голос наверху. - А теперь про-
должим наше чертово восхождение. Только не смейте падать.
Я продолжил чертово восхождение и не упал, хотя мне показалось, что я
поднимаюсь на Эверест. Когда мое туловище по пояс вылезло из воды, я разжал
зубы и выпустил мягкую непонятную вещь. Теперь она была насквозь пропитана
водой. Надо мной раздалось восклицание, и к моему левому запястью немедлен-
но привязали полосу какой-то ткани.
Спаситель поднимался по лестнице, продолжая ругаться, торопить и да-
вать указания.
Я медленно, со ступеньки на ступеньку, поднимался за ним. Когда я
достиг края парапета, он уже стоял с противоположной стороны. Наконец он
крепко обхватил меня и перетащил на твердую землю. Ноги подогнулись, и я
мокрой кучей рухнул на покрытую свежим снегом мостовую.
- Быстро снимайте пальто и пиджак, - прикрикнул человек. - Вы что,
не понимаете, что этот чертов холод может убить быстрее, чем чертова пуля?
Все, что я видел при свете фонарей, было искажено до неузнаваемости,
но голос был его. Теперь я в этом убедился окончательно, хотя подсознатель-
но все понял, еще болтаясь в воде.
- Фрэнк, - сказал я.
- Да. Пошевеливайтесь! Дайте-ка я расстегну...
Его пальцы оказались сильными и ловкими.
- Снимайте. - Он резкими движениями сдирал с меня прилипшие мокрые
рукава.
- Рубашку тоже. - Ее Фрэнк просто разорвал, и снег падал на мою об-
наженную спину. - А теперь наденьте это. - Он напялил на меня что-то су-
хое и теплое и застегнул спереди. - Хорошо. А теперь, черт возьми, собери-
тесь с силами, и пойдемте к мосту. До него всего сотня ярдов. Вставайте,
Рэндолл, и пошли. - В голосе послышались резкие нотки, и это подхлестнуло
меня. Я понял, что ему тоже холодно, потому что теплую одежду, в которую я
был одет, он снял с себя. Ковыляя рядом с Фрэнком на трясущихся ногах, я
ощущал потребность рассмеяться над иронией судьбы. Правда, на это у меня не
хватало ни сил, ни дыхания.
Когда я чуть не врезался в фонарный столб, Фрэнк раздраженно спросил:
- Вы что, не видели его?
- П-потерял очки, - объяснил я.
ках бумаги и карточках были какие-то надписи на русском и немецком языках.
Их я отложил в сторону, чтобы перевести с помощью Стивена. Сигаретная пачка
была пуста, а в жестянке с леденцами от кашля... оказались вовсе не леден-
цы. В жестянке лежал сложенный лист бумаги, на котором лежали три заверну-
тые в вату крохотные стеклянные ампулы.
Ампулы были точь-в-точь такими, как те, в которых я держал адреналин:
меньше двух дюймов в длину, шейка резко сужалась примерно в трети длины от
запаянного конца, чтобы было удобно ее обломить и набрать небольшой иглой
жидкость. Каждая ампула содержала один миллилитр бесцветной жидкости. Доза
для инъекции человеку. Половина чайной ложки. Но, по моему разумению, со-
вершенно недостаточно для лошади.
Достав одну ампулу, я попытался прочесть на свету надпись на стекле,
но буквы были такими маленькими, что их было невозможно разобрать. Это не
был адреналин. Мне показалось, что там написано "0,4 mg naloxone", однако
легче от этого не стало, так как я никогда не слышал о таком препарате.
Тогда я развернул клочок бумаги, но и это не помогло. Там были какие-то за-
писи - увы, сплошь по-русски. Положив листок обратно, я закрыл коробку и
отложил ее в сторону. Все эти загадки нельзя было отгадать без помощи Сти-
вена.
Сам же Стивен намеревался разделить этот день между лекциями и Гуд-
рун, но сказал, что начиная с четырех часов дня будет недалеко от телефона
и я смогу ему позвонить. Я подумал, что вряд ли записки на Мишиных обрывках
бумаги настолько важны, чтобы я мчался в университет или Стивен пулей мчал-
ся ко мне. Все остальное можно выяснить по телефону. Я позвонил Стивену
- Как дела? - спросил он.
- Стены воют, - сообщил я.
- Вот те раз!
- И все же... Не сможете перевести мне несколько немецких слов, если
я продиктую их вам?
- Вы думаете, что это умно?
- Остановите меня, если вам покажется, что я говорю лишнее, - пред-
ложил я.
- О'кей.
- Договорились. Начнем сначала. - Я прочел по буквам две строчки,
написанные от руки на одной из карточек.
Дослушав до конца, Стивен рассмеялся. - Это означает: "С наилучшими
пожеланиями. Фолькер Шпрингер". Это мужское имя.
- О Боже!
Я снова, на этот раз более внимательно, осмотрел остальные карточки и
заметил кое-что, не замеченное прежде. На одной из них было написано знако-
мое имя, украшенное лихим росчерком.
Эту карточку я так же тщательно, по буквам, прочел Стивену.
- Там написано: "Наилучшие воспоминания о прекрасном времени в Ан-
глии. Твой друг..." Твой друг кто?
- Ганс Крамер, - сказал я.
- Угодили в десятку! - взволнованно воскликнул Стивен. - Это слу-
чайно не из Мишиных сувениров?
- Да.
- Это, наверно, автографы. Есть что-нибудь еще?
- Пара записочек по-русски. Но им придется подождать до завтрашнего
утра.
- Я буду у вас в десять. Гудрун вас целует.
Я опустил трубку, и почти мгновенно раздался звонок. Очень спокойный
женский голос с очень правильным произношением и отчетливым оттенком скуки
спросил:
- Это Рэндолл Дрю?
- Да, - ответил я.
- Я Полли Пэджет, - представилась женщина, - из посольства, отдел
культуры.
- Рад слышать вас.
Я сразу вспомнил ее облик: коротко подстриженные волосы, длинный кар-
диган, туфли на низком каблуке и много здравого смысла.
- Для вас пришел факс. Йен Янг попросил меня связаться с вами. Вдруг
вы именно его ждете.
- Вероятно, да, - сказал я. - Не могли бы вы прочесть мне текст?
- Видите ли, он сложный и очень длинный. Мне кажется, будет лучше,
если вы придете и заберете его. Потребуется не менее получаса, чтобы про-
диктовать его вам, а вы, конечно, будете записывать... Честно говоря, мне
не хочется тратить время. У меня есть еще кое-какие дела, а сегодня пятни-
ца, и уже пора закрывать лавочку на уик-энд.
- Йен там? - спросил я.
- Нет, он ушел несколько минут тому назад. Оливера тоже нет, он пре-
бывает на одном из официальных мероприятий. Я одна держу оборону. Так что,
если вы хотите прочесть свое сообщение до понедельника, то, боюсь, вам при-
дется прийти за ним.
- Как оно начинается? - спросил я. Послышался отчетливый вздох, ше-
лест бумаги, и Полли прочла:
- Ганс Вильгельм Крамер, родился третьего июля тысяча девятьсот со-
рок первого года в Дюссельдорфе, единственный ребенок Генриха Иоханнеса
Крамера, предпринимателя...
- Благодарю, достаточно, - прервал я. - Я приду. Как долго вы бу-
дете на месте?
Представив себе необщительных водителей такси, я подумал, что, пожа-
луй, придется идти пешком.
- Примерно с час. Если вы точно придете, то я вас дождусь.
- Я выхожу, - заявил я, - так что готовьте виски.
К этому времени я стал немного хитрее и нанял такси, чтобы меня от-
везли через мост на другую сторону реки. Место я показал водителю по карте.
За мостом дорога переходила в Варшавское шоссе. Именно по этой дороге мы
ехали в Чертаново. Пожалуй, через пару дней я выучу географию Москвы назу-
бок.
Расплатившись, я вышел из машины. Снег валился хлопьями, крупными,
как розовые лепестки, и прилипчивыми, как любовь. Он покрыл все плоские по-
верхности и, как только я закрыл дверь, засыпал рукава и плечи моего паль-
то. Я посетовал, что сдуру забыл перчатки, сунул руки в карманы и повернул
к лестнице, чтобы спуститься на набережную и выйти к посольству.
Мне казалось, что за мной не следят и что я в полной безопасности.
Увы, это была ошибка. Хищники затаились под мостом.
Из неудавшегося покушения на улице Горького они извлекли несколько
уроков.
Для начала они выбрали менее людное место. Единственным ближайшим
убежищем была теперь не огромная ярко освещенная пасть гостиницы "Инту-
рист", а наглухо закрытая парадная дверь посольства с неприветливым охран-
ником.
Они также выяснили, что я обладал не самой худшей реакцией и был го-
тов отвечать ударом на удар. Как и накануне, их было двое, но на сей раз
они оказались вооружены. Не ружьями, а палками. Какой-то тяжелой твердой
пакостью, похожей на бейсбольную биту, прикрепленную к запястью кожаными
петлями.
Я получил представление о том, что это за штука, когда такая деревяш-
ка опустилась мне на голову. Мой череп спасла меховая шапка, но тем не ме-
нее от удара закружилась голова, я потерял ориентировку и зашатался.
В эту секунду мне удалось ясно разглядеть их. Снег почти не залетал
под мост. Две фигуры в полумраке, чуть освещенные тусклым светом фонарей,
держали в поднятых руках тяжелые дубинки.
Несомненно, это были те же самые люди. Та же нескрываемая жестокость,
готовность применить силу и идти до конца, те же беспощадные глаза, видне-
ющиеся из-под вязаных подшлемников. У таких типов разговоры о правах чело-
века могли бы вызвать только смех.
Я споткнулся и потерял шапку. Из попытки отбиваться ничего не вышло.
Правда, палкой трудно нанести серьезное повреждение через толстое пальто и
пиджак. Удары скорее дезориентировали меня, чем причиняли боль. Но несколь-
ко ударов пробили мою защиту и сбросили с меня очки. Я метнулся за ними,
попытался поймать, но получил удар по руке, и очки исчезли в падающем сне-
гу.
Похоже, они только этого и ждали. Избиение прекратилось, меня схвати-
ли. Я продолжал отбиваться, но ничего толком не видел и поэтому не мог на-
нести противникам ощутимого ущерба.
Тут я почувствовал, что меня пытаются оторвать от земли, и не сразу
понял, зачем это нужно. Но очень быстро вспомнил, где мы находимся. Это бы-
ла набережная, и под высоким, по грудь, парапетом беззаботно текла река.
Надежды больше не оставалось, но я продолжал отчаянно бороться.
Я рассматривал Москву-реку с нескольких мостов, и везде берега были
одинаковы. Не покатые травянистые берега, плавно сбегающие к воде, а серые
отвесные стены, вздымающиеся на восемь футов над поверхностью воды. Вероят-
но, их построили для защиты от наводнений, а не для приманки туристов. По
этим берегам ничто живое не смогло бы выбраться из воды.
Я безотчетно цеплялся за все, что попадалось под руку. Пытался вце-
питься им в лица. Хватал за руки. Один из них хмыкнул, другой что-то про-
бормотал. Язык я определить не смог.
Я вовсе не надеялся, что кто-нибудь появится на дороге и спугнет моих
врагов. Я дрался лишь потому, что на набережной была жизнь. Как только я
окажусь в воде, моя песенка спета. Инстинкт самосохранения и ярость -
больше у меня ничего не оставалось.
Конечно, никакой надежды не было. Я не мог устоять на ногах, но про-
должал отбиваться. Я сорвал с головы одного вязаный подшлемник, но, хотя
фонарь светил прямо ему в лицо, он мог не опасаться, что я запомню его. Он
показался мне похожим на портрет работы Пикассо.
Пока я занимался скачками, мои очки крепились к голове двойной резин-
кой. Увы, теперь это удобное устройство покрывалось пылью вместе с пятифун-
товым седлом. Мне никак не могло прийти в голову, что наличие или отсут-
ствие этой ленты в Москве будет означать жизнь или смерть.
Меня толкали, тянули, и я все больше и больше перевешивался на другую
сторону парапета. Происходившее казалось мучительно быстрым и в то же время
до болезненности растянутым, прямо-таки бесконечным: несколько секунд смя-
тения выросли в моем сознании до масштабов вечности.
Я перевалился через парапет, и теперь вся моя жизнь сосредоточилась в
одной руке, которой я еще цеплялся за камень и за жизнь.
Краем глаза я заметил, что одна из палок поднялась в воздух. На мои
пальцы обрушился жестокий удар. Рука разжалась, и я свалился в воду, как
сытая пиявка.
ГЛАВА 12
Москва-река уже была по-зимнему холодна. Я рухнул в воду и сразу же
окоченел. Это был тот самый шок, от которого погибают несчастные, попада-
ющие в Ледовитый океан.
Отчаянно брыкаясь, я стремился к поверхности, но в душе ясно созна-
вал, что битва проиграна. Я был избит, слаб и к тому же наполовину слеп.
Темнота и обильный снегопад надежно скрывали меня от посторонних глаз. От
холода у меня перехватило дыхание, а правая рука ничего не чувствовала.
Одежда быстро намокла и с каждой минутой становилась все тяжелее. Вот-вот
она утащит меня на дно. Течение быстро затянуло меня под мост, вынесло с
другой стороны и протащило мимо посольства. Когда я попробовал закричать,
то сразу же сообразил, что меня могут услышать только два человека, от ко-
торых помощи ожидать не приходится.
Испустив несколько воплей, я лишь набрал полный рот ледяной воды. Вот
и конец, подумал я.
Меня начало охватывать оцепенение. Я прилагал все меньше и меньше
усилий для того, чтобы держаться на воде. Мозг словно замерзал, и мысли
постепенно исчезали. Холод лишал организм чувствительности; мое тело, уже
почти не способное двигаться, погружалось в воду, невзирая на отчаянные по-
пытки бороться за жизнь. Погружалось вместе с кучей вопросов, оставшихся
без ответа. Я и в самом деле умирал.
Откуда-то издалека до меня донесся слабый голос:
- Рэндолл... Рэндолл:
В глаза ударил яркий свет.
- Рэндолл, сюда! Держитесь!
Я уже не мог держаться. Ноги слабо дергались, ничуть не помогая мне
плыть. Оставался только один путь, и вел он вниз, в холодную, мокрую моги-
лу. Что-то мягкое задело меня по лицу. Мягкое, но более материальное, чем
снег. Я был не в состоянии схватиться за это нечто рукой, не сознавал, что
мне нужно сделать. Но инстинкт оказался сильнее рассудка. Мой рот сам собой
раскрылся, и я вцепился зубами в то, что лежало передо мной. Во рту у меня
оказался изрядный кусок мягкого материала. Последовал рывок, словно кто-то
подтягивал меня к берегу. Я еще крепче стиснул зубы.
Еще рывок. Моя голова, почти скрывшаяся под водой, на несколько дюй-
мов приблизилась к берегу.
В голове вяло зашевелились мысли. Если я прикинусь рыбой и буду креп-
ко держаться за леску, то меня выволокут на берег.
Ты должен держаться, глухо велел кто-то в моей голове, и не только
зубами. Руками. Но с руками были проблемы. Я их не чувствовал.
- Рэндолл, держитесь. Здесь рядом лестница.
Я услышал слова, и они показались мне ужасно глупыми. Как я взберусь
по лестнице, если не чувствую рук? Но во мне оставалось еще достаточно жиз-
ни для того, чтобы в буквальном смысле слова вцепиться зубами в последний
оставшийся шанс. Только полная потеря сознания, возможно, смогла бы заста-
вить меня разжать челюсти. Загадочная веревка подтягивала меня к стене.
-Держитесь! - взывал голос. - Уже совсем немного. Рядом! Только
держитесь!
Я ткнулся в стену. Рядом могло на деле означать "слишком далеко". Ру-
кой подать, как до солнца...
- Вот она! - раздался крик. - Видите? Прямо перед вами. Я посвечу
туда. Вот! Держитесь! Можете держаться?!
Держаться... Чем? Я плавал около стены как бревно.
- Боже мой! - произнес голос. Свет снова ударил мне в глаза и отод-
винулся в сторону. Я услышал приближающиеся звуки по эту сторону набереж-
ной.
- Дайте руку.
Я был не в состоянии сделать это. Тут я почувствовал, что кто-то ух-
ватил меня за правую руку и потянул ее из воды. Но вдруг неведомый спаси-
тель повторил "Боже мой!", отпустил мою правую руку и вцепился в левую.
- Держитесь! - приказал он, и я почувствовал, что мои пальцы легли
на какую-то перекладину.
- Вот что, - произнес голос. - Вы должны выбраться из этой черто-
вой реки. Вы понимаете, что близки к смерти? Вы чертовски долго пробыли в
воде. И если вы через минуту не вылезете из этой чертовой воды, то вас уже
ни один черт не спасет! Вы меня слышите? Кровью Христовой заклинаю... выле-
зайте!
Если бы даже у меня оставались силы, я все равно не видел, куда мне
следовало вылезать. Мою правую руку опять вытащили из воды и попытались по-
ложить на перекладину.
- Станьте на перекладину под водой, - приказал голос. - Нащупай-
те ногой. Эта лестница чертовски глубоко уходит под воду.
Я смутно начал что-то понимать. Попытался поставить ногу на скрытую
водой ступеньку, каким-то чудом нашел ее и перенес свой вес на ноги.
- Вот так, - подбодрил голос. - Между ступеньками всего один фут
расстояния. Я подтащу вашу левую руку к следующей. Теперь держитесь правой
рукой, чего бы это вам ни стоило.
Я собрал остатки сил, рванулся и приподнялся. Дюймов на двадцать
пять.
- Вот так, - с облегчением произнес голос наверху. - А теперь про-
должим наше чертово восхождение. Только не смейте падать.
Я продолжил чертово восхождение и не упал, хотя мне показалось, что я
поднимаюсь на Эверест. Когда мое туловище по пояс вылезло из воды, я разжал
зубы и выпустил мягкую непонятную вещь. Теперь она была насквозь пропитана
водой. Надо мной раздалось восклицание, и к моему левому запястью немедлен-
но привязали полосу какой-то ткани.
Спаситель поднимался по лестнице, продолжая ругаться, торопить и да-
вать указания.
Я медленно, со ступеньки на ступеньку, поднимался за ним. Когда я
достиг края парапета, он уже стоял с противоположной стороны. Наконец он
крепко обхватил меня и перетащил на твердую землю. Ноги подогнулись, и я
мокрой кучей рухнул на покрытую свежим снегом мостовую.
- Быстро снимайте пальто и пиджак, - прикрикнул человек. - Вы что,
не понимаете, что этот чертов холод может убить быстрее, чем чертова пуля?
Все, что я видел при свете фонарей, было искажено до неузнаваемости,
но голос был его. Теперь я в этом убедился окончательно, хотя подсознатель-
но все понял, еще болтаясь в воде.
- Фрэнк, - сказал я.
- Да. Пошевеливайтесь! Дайте-ка я расстегну...
Его пальцы оказались сильными и ловкими.
- Снимайте. - Он резкими движениями сдирал с меня прилипшие мокрые
рукава.
- Рубашку тоже. - Ее Фрэнк просто разорвал, и снег падал на мою об-
наженную спину. - А теперь наденьте это. - Он напялил на меня что-то су-
хое и теплое и застегнул спереди. - Хорошо. А теперь, черт возьми, собери-
тесь с силами, и пойдемте к мосту. До него всего сотня ярдов. Вставайте,
Рэндолл, и пошли. - В голосе послышались резкие нотки, и это подхлестнуло
меня. Я понял, что ему тоже холодно, потому что теплую одежду, в которую я
был одет, он снял с себя. Ковыляя рядом с Фрэнком на трясущихся ногах, я
ощущал потребность рассмеяться над иронией судьбы. Правда, на это у меня не
хватало ни сил, ни дыхания.
Когда я чуть не врезался в фонарный столб, Фрэнк раздраженно спросил:
- Вы что, не видели его?
- П-потерял очки, - объяснил я.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 20:18
- Вы хотите сказать, что без них не видите даже этого чертового
столба прямо у себя перед носом? - недоверчиво спросил он.
- Не... нечетко.
- Господи Иисусе!
Я трясся в его пальто, постепенно приходя в себя после переохлажде-
ния. Хотя я мог передвигать ноги, но не ощущал их частью своего тела, а в
мыслях царила полная неразбериха.
Мы поднялись по каменной лестнице на мост и вышли к проезжей части.
Удивительно быстро перед нами остановился черный автомобиль. Фрэнк бросил
на заднее сиденье мою мокрую одежду, запихнул меня следом, сам сел спереди
и что-то коротко сказал водителю по-русски. В результате мы, проехав по
ставшему для меня привычным круговому маршруту, оказались у гостиницы "Ин-
турист".
Фрэнк подхватил мое пальто и поспешно провел меня в теплый вестибюль.
Там он, не спрашивая номера, взял у портье ключ от комнаты, втолкнул меня в
лифт и нажал кнопку восьмого этажа. Подойдя к номеру, он сам открыл дверь и
пропустил меня в комнату.
- И что вы собираетесь делать, если ни черта не видите?
- У м-меня есть за-зап-пасные.
- Где?
- В в-верхнем ящ-щике.
- Сядьте, - приказал Фрэнк, подтолкнув меня к дивану. Чтобы я рух-
нул на него, потребовалось самое незначительное усилие. Я услышал, как выд-
вигается ящик, и через мгновение очки оказались у меня в руке. Я нацепил их
на нос, и мир сразу же обрел форму.
Фрэнк смотрел на меня с неожиданным беспокойством на умном твердом
лице. Но даже в этот момент я заметил хищное выражение и заурядность черт,
которые так бросались в глаза во время обеда.
Оказалось, что на нем нет ничего, кроме рубашки и свитера. Шея была
обмотана длинным полосатым шарфом выпускника колледжа - - нитью, которая
вывела меня к жизни из лабиринта смерти, где я готов был затеряться.
-Я... я, п-пожалуй, отдам в-вам п-пальто, - сказал я и принялся
расстегивать пуговицы. Пальцы на правой руке не сгибались и ужасно болели.
Пришлось действовать левой.
- Лучше всего вам залезть в горячую ванну, - неуверенно сказал
Фрэнк. Трудно было поверить, что всего несколько минут назад он буквально
на себе выволок меня из ледяной воды и при этом через слово сыпал прокляти-
ями.
- Да, - согласился я. - Благодарю вас.
Его глаза вспыхнули.
- Удачно получилось, что я оказался поблизости.
- Самая большая удача в моей жизни.
- Я пошел погулять, - сообщил мне Фрэнк, - и увидел, как меня
обогнало такси. Вы вышли и спустились под мост. Потом я услышал крики и
всплеск воды. Я, конечно, не подумал, что с вами что-то случилось, но на
всякий случай решил посмотреть. Я спустился на набережную. К счастью, при
мне был фонарь... а там оказались вы.
Он не стал спрашивать, как я умудрился перелететь через высокий пара-
пет.
- Сам не понимаю, как это могло случиться, - с готовностью сказал
я. Фрэнку явно понравилась эта фраза.
Он помог мне переодеться из его пальто в халат.
- Вы немного пришли в себя? - спросил он.
- Да, мне гораздо лучше.
Фрэнк встал, чтобы уйти, и я не сделал попытки задержать его. Он взял
с дивана свою шапку, пальто и фонарь, пробормотал, что мне следует обра-
титься к служащим гостиницы, чтобы мою одежду просушили, и ушел. Ощущение
близости между спасенным и спасителем явно смущало его.
Я чувствовал себя странновато. Мне было одновременно и холодно, и
жарко, голова слегка кружилась. Я стащил с себя остатки мокрой одежды и ку-
чей бросил ее на полу ванной.
Меня очень беспокоили пальцы правой руки. После пребывания в ледяной
воде они почти не кровоточили, но были чужими и очень слабыми. Три из них
посинели.
Я взглянул на часы, но они стояли. "Необходимо взять ситуацию под
контроль, - подумал я. - Обязательно нужно встряхнуться".
Я подошел к телефону и набрал номер общежития для иностранных студен-
тов. К телефону пригласили Стивена. Голос его звучал дружелюбно.
- Вам что-нибудь нужно? - спросил он.
- Который час? Мои часы остановились.
- Только ради этого вопроса вы не стали бы звонить мне. Сейчас пять
минут седьмого.
Пять минут седьмого... Казалось невозможным, что с того момента, как
я отправился в посольство, прошло всего три четверти часа. Это время больше
походило на три четверти столетия.
- Вот что, - начал я, - не могли бы вы оказать мне любезность? Ес-
ли бы вы пошли... - Тут я умолк. Нервы были ни к черту. Вместо выдоха раз-
дался стонущий кашель.
- С вами все в порядке? - подчеркнуто неторопливо спросил Стивен.
- Нет, - ответил я. - Значит, так... Не могли бы вы отправиться в
британское посольство, взять там факс, который прислали на мое имя, и при-
нести его сюда, в "Интурист"? Я не стал бы просить, но, если его не забрать
сейчас, я не смогу получить его до понедельника. И будьте осторожны... У
нас тут есть грубоватые друзья... В посольстве спросите Полли Пэджет из от-
дела культуры.
- У грубоватых друзей нашелся еще один лошадиный фургон? - с трево-
гой в голосе спросил Стивен. - Поэтому вы не можете пойти сами?
- Что-то в этом роде.
- Хорошо, - коротко сказал он. - Я выхожу.
Я положил трубку. Следующие несколько минут я потратил впустую, жалея
себя. Потом я решил позвонить Полли, но не сумел вспомнить номер. Номер был
записан на листе бумаги, который лежал в моем бумажнике. А бумажник был -
по крайней мере был раньше - во внутреннем кармане пиджака. А пиджак нахо-
дился в ванной, где его бросил Фрэнк. Я собрался с силами и отправился в
ванную.
Бумажник - естественно, совершенно мокрый - был в кармане. Я извлек
и развернул лист с телефонными номерами и с облегчением убедился, что запи-
си прочесть можно.
Я не успел произнести ни слова. Полли Пэджет раздраженно заявила:
- Я уже закончила работу и собираюсь уходить.
- Вместо меня придет мой друг, - сказал я, - Стивен Люс. Он будет
с минуты на минуту. Пожалуйста, дождитесь его.
- Ну, хорошо.
- И еще. Не могли бы вы дать мне номер телефона Йена Янга? Домашний,
я имею в виду.
- Подождите. - Она опустила трубку на стол и вскоре продиктовала
мне номер. - Его квартира здесь, в посольстве. Насколько я знаю, обычно он
проводит уик-энды дома. Как, впрочем, большинство из нас. В Москве почти
ничего не происходит.
- Я думаю, леди, что вы на сто процентов не правы.
Вскоре явился Стивен и привел с собой Гудрун. Отпущенное мне время я
потратил на то, чтобы переодеться в сухие трусы, брюки и носки и лечь в
постель. Я пренебрег советом Фрэнка насчет горячей ванны, так как, подобно
Офелии, имел основания считать, что воды с меня и так достаточно. Было бы
чертовски глупо лишиться сознания и утонуть среди сверкающего белого кафе-
ля.
Как только Стивен увидел меня, с его лица сразу же исчезла радостная
улыбка.
- Да вы просто труп ходячий! - воскликнул он. - Что произошло?
- Вы принесли факс?
- Да. Это целая простыня. Сядьте, а то упадете, когда увидите этот
меморандум.
Гудрун изящно расположилась на диване, а Стивен плеснул виски в ста-
каны для чистки зубов. Я вернулся на кровать и указал пальцем на пятно на
стене, где скорее всего был спрятан микрофон. Стивен кивнул, взял магнито-
фон, включил его и приложил к стене. Ни звука.
- Выключен, - пояснил Стивен. - Рассказывайте, что случилось.
- Скандал... - неопределенно ответил я, помотав головой. Не хоте-
лось втягивать Гудрун в происходящие события. - Скажем... Скажем так: я
все-таки здесь.
- И мы не хотим никакого шума? - спросил он со своим комичным рус-
ским акцентом.
- На то есть причины. - Я попытался выдавить улыбку.
- Они должны быть очень вескими... Ладно, держите свежие новости из
дома.
Стивен вынул из кармана конверт и бросил его мне. Я по привычке попы-
тался поймать его правой рукой, промахнулся, и он упал на пол.
- У вас пальцы разбиты! - тревожно воскликнула Гудрун.
- Немного ссадил, - пробормотал я, вынимая из конверта бумаги. Как
Стивен и предупреждал, там была внушительная стопка. Хьюдж-Беккет демон-
стрирует усердие, хмыкнул я про себя. Но вскоре выяснилось, что я был не
прав. Работа была высший класс.
- Пока я буду это читать, не могли бы вы посмотреть эти штучки? - Я
указал на жестянку из-под леденцов и кучку Мишиных бумаг. - Переведите их
для меня.
Они принялись рассматривать бумажки, передавая их друг другу и нег-
ромко переговариваясь. Я в это время читал первую часть сообщения. В ней
исчерпывающе излагалась история жизни Ганса Крамера, причем подробностей
было гораздо больше, чем я мог ожидать. С трехлетнего возраста он начал вы-
игрывать призы на пони. Учился в восьми различных школах. Похоже, что он
был болезненным ребенком. По крайней мере, до двадцати пяти лет он часто
обращался к врачам, но годам к двадцати восьми, похоже, перерос свои боляч-
ки. С этого времени интерес Крамера к лошадям заметно усилился; и он начал
выигрывать соревнования высшего уровня. Два последних года - до самой
смерти - он непрерывно ездил по всему миру, выступая то в личном зачете,
то в составе сборной команды Западной Германии.
Далее следовал абзац под заглавием "Свойства характера". В нем, воп-
реки обычаю, о мертвом говорили довольно плохо.
"Отношения с товарищами по команде напряженные. Характер сложный. В
обращении холоден. Друзей не имел. Увлекался порнографией, как связанной с
изображениями женщин, так и гомосексуальной, но сексуальных связей за ним
не замечалось. Можно было подозревать стремление к насилию, но в целом свое
поведение вполне контролировал".
Далее следовало краткое сухое сообщение:
"Тело было возвращено родителям, проживающим в Дюссельдорфе, и креми-
ровано".
В сообщении было еще много что почитать, но я отвлекся от факса, что-
бы взглянуть, что делают Стивен и Гудрун.
- Что вы накопали? - поинтересовался я.
Четыре автографа немцев. Написанный по-русски список щеток и всяких
других штук для ухода за лошадьми. Другой список, тоже по-русски - время
и, видимо, занятые места - наверно, относился к конным соревнованиям. Там
было написано: "кросс, старт в два сорок, не забыть подготовить комплект
для взвешивания". Оба списка скорее всего составил Миша. Это был своего ро-
да дневник. Там было записано, что он делал с лошадьми, чем их кормил, и,
пожалуй, больше ничего такого.
- А что насчет бумажки из коробки с леденцами?
- Ах, да... Честно говоря, мы здесь мало чем можем помочь.
- Почему?
- В этих надписях нет никакого смысла. - Стивен смешно вздернул
брови. - А может, моя-твоя уметь понимать чепуха?
- Кто знает, возможно, и сумеем.
- Ладно, если серьезно, то нам кажется, что здесь записано одно и то
же, один раз по-русски, а другой - понемецки. Но на обоих языках это не
обычные слова, к тому же они записаны слитно, без разрывов между словами.
- А вы могли бы написать все это по-английски?
- Проще простого.
Взяв конверт, в котором принес факс, Стивен написал длинный сплошной
ряд букв.
- Вот туг, в конце, получаются прямо-таки нормальные английские сло-
ва... - Закончив писать, он вручил мне конверт. - Вот и все. Ясно, как в
тумане.
Я прочел:
эторфингидрохлорид245мгасепрмазинемалкателомгхлорокреололдиметилсульфо-
кид90антагонистналаксон.
- В этом есть какой-нибудь смысл? - растерянно спросил Стивен. -
Наверно, химическая формула?
- Один Бог знает. - Я почувствовал запах жареного. - Может быть,
эта самая штука находится в ампулах: ведь на них напечатано что-то вроде
"налаксон".
Стивен взял крохотную ампулу и поднес ее к свету, пытаясь разобрать
надпись.
- Наверно, так оно и есть. Длиннющая формула для капельки жидкости.
- Он положил ампулу в коробку и накрыл ее тем же самым листом бумаги.
- Да, пожалуй. Больше ничего на листке нет. А что это за грязная
матрешка? - Он повертел в руках куклу. - Где вы ее взяли?
- Там остальные Мишины сувениры.
- Что вы говорите? Можно взглянуть?
Чтобы раскрыть матрешку, ему пришлось приложить не меньше усилий, чем
мне перед этим. И точно так же, как и у меня, ее содержимое высыпалось.
Стивен и Гудрун бросились собирать сокровища с пола.
- М-да, - хмыкнул Стивен, разбирая надписи на ветеринарных препара-
тах. - Тот же самый жаргон. Эти снадобья на что-нибудь годятся?
- Нет, если, конечно, у вас в постели не завелись клопы.
Он сложил все содержимое обратно в матрешку, включая жестянку и кар-
точки с автографами.
- Вы, наверно, хотите, чтобы я отнес все это Елене на новую кварти-
ру, когда она, наконец, въедет туда?
- Было бы прекрасно, если бы вы нашли на это время, - ответил я. -
Лучше вернуть Мише его игрушки?
- Да.
Стивен пристально посмотрел на меня.
- Мы с Гудрун собирались поужинать с друзьями, - сказал он, - и я
думаю, что хорошо бы вам пойти с нами.
Я открыл было рот, чтобы сказать, что не гожусь для визитов, но он не
дал мне и слова сказать.
- Гудрун, будь умницей, выйди и подожди нас в кресле около лифтов, а
я попробую напялить на нашего друга какую-нибудь одежду и застегну ему пу-
говицы. - Он показал на мои распухшие негнущиеся пальцы. - Гудрун, любовь
моя, иди. Мы быстро управимся.
Она покорно вышла, длинноногая и великодушная.
- Теперь к делу, - сказал Стивен, лишь только дверь за девушкой
закрылась. - У вас с рукой очень плохо? Не упрямьтесь, поедемте с нами.
Ведь не будете же вы сидеть здесь весь вечер и озираться по сторонам?
Я смутно припомнил, что предполагал пойти в оперу. Драгоценный билет,
которым облагодетельствовала меня Наташа, представлялся сегодня совершенно
иррациональным явлением. Идти в театр я не был в состоянии. Но в номере мне
наверняка будет еще хуже. Стоит задремать, как передо мной вырастут маски
смерти в вязаных подшлемниках... а к номеру гостиницы никак не подходит
формула "мой дом - моя крепость".
Фрэнк ничего не сказал о людях, напавших на меня. Вполне возможно,
что они уже успели убраться и не попались ему на глаза. Но это вовсе не
значит, что они не станут околачиваться вокруг... они вполне могли заме-
тить, что Фрэнк выудил меня из воды.
- Рэндолл! - резко окликнул меня Стивен.
- Простите... - Меня сотряс озноб, и я судорожно закашлялся. - А
ваши друзья не будут возражать, если вы приведете меня?
- Конечно, нет. - Он распахнул платяной шкаф и вынул запасной пид-
жак. - Где ваше пальто... и шапка?
- Сначала рубашка, - прервал я его. - Так будет вернее.
Я с усилием поднялся и снял халат. На руках и на плечах начали прос-
тупать синяки от ударов дубинок. Но я был рад уже и тому, что моя кожа по-
теряла оригинальный бледно-бирюзовый оттенок и к ней стал возвращаться
обычный цвет поблекшего загара. Стивен помогал мне, не говоря ни слова, по-
ка ему не понадобилось зачем-то выйти в ванную. Вернувшись, он недоверчиво
уставился на меня.
- Вся ваша одежда мокрая!
- Да. Меня... э-э... столкнули в реку.
- Значит, это оттуда? - Он показал на мою руку.
- Боюсь, что да.
Он открыл рот, потом закрыл его. Как рыба.
- Вы понимаете, что сегодня вечером температура опустилась ниже ну-
ля?
- Не стоило об этом говорить.
- Не сегодня-завтра Москва-река покроется льдом!
- Слишком поздно.
- У вас жар?
- Ничуть не удивлюсь. - Я напялил два свитера, но все равно чув-
ствовал себя отвратительно. - Не думаю, что я выдержу визит к вашим друзь-
ям. Но и в номере оставаться я тоже не могу. Как вы думаете, можно заказать
номер в другой гостинице?
- Абсолютно безнадежное дело. Ни в одну гостиницу вас не поселят,
если вы не заказали номер за две недели. К тому же от вас потребуют кучу
бумаг, но и тогда никаких гарантий не будет. - Он посмотрел вокруг. - А
что вас не устраивает здесь? Помоему, прекрасная комната.
Я прижал руку к потному лбу и подумал, что два свитера - это как раз
то, что нужно.
-Трижды за два дня кто-то пытался меня убить, - ответил я Стивену.
- Только чудом мне удалось вырваться и снова оказаться здесь... но, боюсь,
что удача начинает мне изменять. Мне просто не хочется торчать здесь, как
мишень.
столба прямо у себя перед носом? - недоверчиво спросил он.
- Не... нечетко.
- Господи Иисусе!
Я трясся в его пальто, постепенно приходя в себя после переохлажде-
ния. Хотя я мог передвигать ноги, но не ощущал их частью своего тела, а в
мыслях царила полная неразбериха.
Мы поднялись по каменной лестнице на мост и вышли к проезжей части.
Удивительно быстро перед нами остановился черный автомобиль. Фрэнк бросил
на заднее сиденье мою мокрую одежду, запихнул меня следом, сам сел спереди
и что-то коротко сказал водителю по-русски. В результате мы, проехав по
ставшему для меня привычным круговому маршруту, оказались у гостиницы "Ин-
турист".
Фрэнк подхватил мое пальто и поспешно провел меня в теплый вестибюль.
Там он, не спрашивая номера, взял у портье ключ от комнаты, втолкнул меня в
лифт и нажал кнопку восьмого этажа. Подойдя к номеру, он сам открыл дверь и
пропустил меня в комнату.
- И что вы собираетесь делать, если ни черта не видите?
- У м-меня есть за-зап-пасные.
- Где?
- В в-верхнем ящ-щике.
- Сядьте, - приказал Фрэнк, подтолкнув меня к дивану. Чтобы я рух-
нул на него, потребовалось самое незначительное усилие. Я услышал, как выд-
вигается ящик, и через мгновение очки оказались у меня в руке. Я нацепил их
на нос, и мир сразу же обрел форму.
Фрэнк смотрел на меня с неожиданным беспокойством на умном твердом
лице. Но даже в этот момент я заметил хищное выражение и заурядность черт,
которые так бросались в глаза во время обеда.
Оказалось, что на нем нет ничего, кроме рубашки и свитера. Шея была
обмотана длинным полосатым шарфом выпускника колледжа - - нитью, которая
вывела меня к жизни из лабиринта смерти, где я готов был затеряться.
-Я... я, п-пожалуй, отдам в-вам п-пальто, - сказал я и принялся
расстегивать пуговицы. Пальцы на правой руке не сгибались и ужасно болели.
Пришлось действовать левой.
- Лучше всего вам залезть в горячую ванну, - неуверенно сказал
Фрэнк. Трудно было поверить, что всего несколько минут назад он буквально
на себе выволок меня из ледяной воды и при этом через слово сыпал прокляти-
ями.
- Да, - согласился я. - Благодарю вас.
Его глаза вспыхнули.
- Удачно получилось, что я оказался поблизости.
- Самая большая удача в моей жизни.
- Я пошел погулять, - сообщил мне Фрэнк, - и увидел, как меня
обогнало такси. Вы вышли и спустились под мост. Потом я услышал крики и
всплеск воды. Я, конечно, не подумал, что с вами что-то случилось, но на
всякий случай решил посмотреть. Я спустился на набережную. К счастью, при
мне был фонарь... а там оказались вы.
Он не стал спрашивать, как я умудрился перелететь через высокий пара-
пет.
- Сам не понимаю, как это могло случиться, - с готовностью сказал
я. Фрэнку явно понравилась эта фраза.
Он помог мне переодеться из его пальто в халат.
- Вы немного пришли в себя? - спросил он.
- Да, мне гораздо лучше.
Фрэнк встал, чтобы уйти, и я не сделал попытки задержать его. Он взял
с дивана свою шапку, пальто и фонарь, пробормотал, что мне следует обра-
титься к служащим гостиницы, чтобы мою одежду просушили, и ушел. Ощущение
близости между спасенным и спасителем явно смущало его.
Я чувствовал себя странновато. Мне было одновременно и холодно, и
жарко, голова слегка кружилась. Я стащил с себя остатки мокрой одежды и ку-
чей бросил ее на полу ванной.
Меня очень беспокоили пальцы правой руки. После пребывания в ледяной
воде они почти не кровоточили, но были чужими и очень слабыми. Три из них
посинели.
Я взглянул на часы, но они стояли. "Необходимо взять ситуацию под
контроль, - подумал я. - Обязательно нужно встряхнуться".
Я подошел к телефону и набрал номер общежития для иностранных студен-
тов. К телефону пригласили Стивена. Голос его звучал дружелюбно.
- Вам что-нибудь нужно? - спросил он.
- Который час? Мои часы остановились.
- Только ради этого вопроса вы не стали бы звонить мне. Сейчас пять
минут седьмого.
Пять минут седьмого... Казалось невозможным, что с того момента, как
я отправился в посольство, прошло всего три четверти часа. Это время больше
походило на три четверти столетия.
- Вот что, - начал я, - не могли бы вы оказать мне любезность? Ес-
ли бы вы пошли... - Тут я умолк. Нервы были ни к черту. Вместо выдоха раз-
дался стонущий кашель.
- С вами все в порядке? - подчеркнуто неторопливо спросил Стивен.
- Нет, - ответил я. - Значит, так... Не могли бы вы отправиться в
британское посольство, взять там факс, который прислали на мое имя, и при-
нести его сюда, в "Интурист"? Я не стал бы просить, но, если его не забрать
сейчас, я не смогу получить его до понедельника. И будьте осторожны... У
нас тут есть грубоватые друзья... В посольстве спросите Полли Пэджет из от-
дела культуры.
- У грубоватых друзей нашелся еще один лошадиный фургон? - с трево-
гой в голосе спросил Стивен. - Поэтому вы не можете пойти сами?
- Что-то в этом роде.
- Хорошо, - коротко сказал он. - Я выхожу.
Я положил трубку. Следующие несколько минут я потратил впустую, жалея
себя. Потом я решил позвонить Полли, но не сумел вспомнить номер. Номер был
записан на листе бумаги, который лежал в моем бумажнике. А бумажник был -
по крайней мере был раньше - во внутреннем кармане пиджака. А пиджак нахо-
дился в ванной, где его бросил Фрэнк. Я собрался с силами и отправился в
ванную.
Бумажник - естественно, совершенно мокрый - был в кармане. Я извлек
и развернул лист с телефонными номерами и с облегчением убедился, что запи-
си прочесть можно.
Я не успел произнести ни слова. Полли Пэджет раздраженно заявила:
- Я уже закончила работу и собираюсь уходить.
- Вместо меня придет мой друг, - сказал я, - Стивен Люс. Он будет
с минуты на минуту. Пожалуйста, дождитесь его.
- Ну, хорошо.
- И еще. Не могли бы вы дать мне номер телефона Йена Янга? Домашний,
я имею в виду.
- Подождите. - Она опустила трубку на стол и вскоре продиктовала
мне номер. - Его квартира здесь, в посольстве. Насколько я знаю, обычно он
проводит уик-энды дома. Как, впрочем, большинство из нас. В Москве почти
ничего не происходит.
- Я думаю, леди, что вы на сто процентов не правы.
Вскоре явился Стивен и привел с собой Гудрун. Отпущенное мне время я
потратил на то, чтобы переодеться в сухие трусы, брюки и носки и лечь в
постель. Я пренебрег советом Фрэнка насчет горячей ванны, так как, подобно
Офелии, имел основания считать, что воды с меня и так достаточно. Было бы
чертовски глупо лишиться сознания и утонуть среди сверкающего белого кафе-
ля.
Как только Стивен увидел меня, с его лица сразу же исчезла радостная
улыбка.
- Да вы просто труп ходячий! - воскликнул он. - Что произошло?
- Вы принесли факс?
- Да. Это целая простыня. Сядьте, а то упадете, когда увидите этот
меморандум.
Гудрун изящно расположилась на диване, а Стивен плеснул виски в ста-
каны для чистки зубов. Я вернулся на кровать и указал пальцем на пятно на
стене, где скорее всего был спрятан микрофон. Стивен кивнул, взял магнито-
фон, включил его и приложил к стене. Ни звука.
- Выключен, - пояснил Стивен. - Рассказывайте, что случилось.
- Скандал... - неопределенно ответил я, помотав головой. Не хоте-
лось втягивать Гудрун в происходящие события. - Скажем... Скажем так: я
все-таки здесь.
- И мы не хотим никакого шума? - спросил он со своим комичным рус-
ским акцентом.
- На то есть причины. - Я попытался выдавить улыбку.
- Они должны быть очень вескими... Ладно, держите свежие новости из
дома.
Стивен вынул из кармана конверт и бросил его мне. Я по привычке попы-
тался поймать его правой рукой, промахнулся, и он упал на пол.
- У вас пальцы разбиты! - тревожно воскликнула Гудрун.
- Немного ссадил, - пробормотал я, вынимая из конверта бумаги. Как
Стивен и предупреждал, там была внушительная стопка. Хьюдж-Беккет демон-
стрирует усердие, хмыкнул я про себя. Но вскоре выяснилось, что я был не
прав. Работа была высший класс.
- Пока я буду это читать, не могли бы вы посмотреть эти штучки? - Я
указал на жестянку из-под леденцов и кучку Мишиных бумаг. - Переведите их
для меня.
Они принялись рассматривать бумажки, передавая их друг другу и нег-
ромко переговариваясь. Я в это время читал первую часть сообщения. В ней
исчерпывающе излагалась история жизни Ганса Крамера, причем подробностей
было гораздо больше, чем я мог ожидать. С трехлетнего возраста он начал вы-
игрывать призы на пони. Учился в восьми различных школах. Похоже, что он
был болезненным ребенком. По крайней мере, до двадцати пяти лет он часто
обращался к врачам, но годам к двадцати восьми, похоже, перерос свои боляч-
ки. С этого времени интерес Крамера к лошадям заметно усилился; и он начал
выигрывать соревнования высшего уровня. Два последних года - до самой
смерти - он непрерывно ездил по всему миру, выступая то в личном зачете,
то в составе сборной команды Западной Германии.
Далее следовал абзац под заглавием "Свойства характера". В нем, воп-
реки обычаю, о мертвом говорили довольно плохо.
"Отношения с товарищами по команде напряженные. Характер сложный. В
обращении холоден. Друзей не имел. Увлекался порнографией, как связанной с
изображениями женщин, так и гомосексуальной, но сексуальных связей за ним
не замечалось. Можно было подозревать стремление к насилию, но в целом свое
поведение вполне контролировал".
Далее следовало краткое сухое сообщение:
"Тело было возвращено родителям, проживающим в Дюссельдорфе, и креми-
ровано".
В сообщении было еще много что почитать, но я отвлекся от факса, что-
бы взглянуть, что делают Стивен и Гудрун.
- Что вы накопали? - поинтересовался я.
Четыре автографа немцев. Написанный по-русски список щеток и всяких
других штук для ухода за лошадьми. Другой список, тоже по-русски - время
и, видимо, занятые места - наверно, относился к конным соревнованиям. Там
было написано: "кросс, старт в два сорок, не забыть подготовить комплект
для взвешивания". Оба списка скорее всего составил Миша. Это был своего ро-
да дневник. Там было записано, что он делал с лошадьми, чем их кормил, и,
пожалуй, больше ничего такого.
- А что насчет бумажки из коробки с леденцами?
- Ах, да... Честно говоря, мы здесь мало чем можем помочь.
- Почему?
- В этих надписях нет никакого смысла. - Стивен смешно вздернул
брови. - А может, моя-твоя уметь понимать чепуха?
- Кто знает, возможно, и сумеем.
- Ладно, если серьезно, то нам кажется, что здесь записано одно и то
же, один раз по-русски, а другой - понемецки. Но на обоих языках это не
обычные слова, к тому же они записаны слитно, без разрывов между словами.
- А вы могли бы написать все это по-английски?
- Проще простого.
Взяв конверт, в котором принес факс, Стивен написал длинный сплошной
ряд букв.
- Вот туг, в конце, получаются прямо-таки нормальные английские сло-
ва... - Закончив писать, он вручил мне конверт. - Вот и все. Ясно, как в
тумане.
Я прочел:
эторфингидрохлорид245мгасепрмазинемалкателомгхлорокреололдиметилсульфо-
кид90антагонистналаксон.
- В этом есть какой-нибудь смысл? - растерянно спросил Стивен. -
Наверно, химическая формула?
- Один Бог знает. - Я почувствовал запах жареного. - Может быть,
эта самая штука находится в ампулах: ведь на них напечатано что-то вроде
"налаксон".
Стивен взял крохотную ампулу и поднес ее к свету, пытаясь разобрать
надпись.
- Наверно, так оно и есть. Длиннющая формула для капельки жидкости.
- Он положил ампулу в коробку и накрыл ее тем же самым листом бумаги.
- Да, пожалуй. Больше ничего на листке нет. А что это за грязная
матрешка? - Он повертел в руках куклу. - Где вы ее взяли?
- Там остальные Мишины сувениры.
- Что вы говорите? Можно взглянуть?
Чтобы раскрыть матрешку, ему пришлось приложить не меньше усилий, чем
мне перед этим. И точно так же, как и у меня, ее содержимое высыпалось.
Стивен и Гудрун бросились собирать сокровища с пола.
- М-да, - хмыкнул Стивен, разбирая надписи на ветеринарных препара-
тах. - Тот же самый жаргон. Эти снадобья на что-нибудь годятся?
- Нет, если, конечно, у вас в постели не завелись клопы.
Он сложил все содержимое обратно в матрешку, включая жестянку и кар-
точки с автографами.
- Вы, наверно, хотите, чтобы я отнес все это Елене на новую кварти-
ру, когда она, наконец, въедет туда?
- Было бы прекрасно, если бы вы нашли на это время, - ответил я. -
Лучше вернуть Мише его игрушки?
- Да.
Стивен пристально посмотрел на меня.
- Мы с Гудрун собирались поужинать с друзьями, - сказал он, - и я
думаю, что хорошо бы вам пойти с нами.
Я открыл было рот, чтобы сказать, что не гожусь для визитов, но он не
дал мне и слова сказать.
- Гудрун, будь умницей, выйди и подожди нас в кресле около лифтов, а
я попробую напялить на нашего друга какую-нибудь одежду и застегну ему пу-
говицы. - Он показал на мои распухшие негнущиеся пальцы. - Гудрун, любовь
моя, иди. Мы быстро управимся.
Она покорно вышла, длинноногая и великодушная.
- Теперь к делу, - сказал Стивен, лишь только дверь за девушкой
закрылась. - У вас с рукой очень плохо? Не упрямьтесь, поедемте с нами.
Ведь не будете же вы сидеть здесь весь вечер и озираться по сторонам?
Я смутно припомнил, что предполагал пойти в оперу. Драгоценный билет,
которым облагодетельствовала меня Наташа, представлялся сегодня совершенно
иррациональным явлением. Идти в театр я не был в состоянии. Но в номере мне
наверняка будет еще хуже. Стоит задремать, как передо мной вырастут маски
смерти в вязаных подшлемниках... а к номеру гостиницы никак не подходит
формула "мой дом - моя крепость".
Фрэнк ничего не сказал о людях, напавших на меня. Вполне возможно,
что они уже успели убраться и не попались ему на глаза. Но это вовсе не
значит, что они не станут околачиваться вокруг... они вполне могли заме-
тить, что Фрэнк выудил меня из воды.
- Рэндолл! - резко окликнул меня Стивен.
- Простите... - Меня сотряс озноб, и я судорожно закашлялся. - А
ваши друзья не будут возражать, если вы приведете меня?
- Конечно, нет. - Он распахнул платяной шкаф и вынул запасной пид-
жак. - Где ваше пальто... и шапка?
- Сначала рубашка, - прервал я его. - Так будет вернее.
Я с усилием поднялся и снял халат. На руках и на плечах начали прос-
тупать синяки от ударов дубинок. Но я был рад уже и тому, что моя кожа по-
теряла оригинальный бледно-бирюзовый оттенок и к ней стал возвращаться
обычный цвет поблекшего загара. Стивен помогал мне, не говоря ни слова, по-
ка ему не понадобилось зачем-то выйти в ванную. Вернувшись, он недоверчиво
уставился на меня.
- Вся ваша одежда мокрая!
- Да. Меня... э-э... столкнули в реку.
- Значит, это оттуда? - Он показал на мою руку.
- Боюсь, что да.
Он открыл рот, потом закрыл его. Как рыба.
- Вы понимаете, что сегодня вечером температура опустилась ниже ну-
ля?
- Не стоило об этом говорить.
- Не сегодня-завтра Москва-река покроется льдом!
- Слишком поздно.
- У вас жар?
- Ничуть не удивлюсь. - Я напялил два свитера, но все равно чув-
ствовал себя отвратительно. - Не думаю, что я выдержу визит к вашим друзь-
ям. Но и в номере оставаться я тоже не могу. Как вы думаете, можно заказать
номер в другой гостинице?
- Абсолютно безнадежное дело. Ни в одну гостиницу вас не поселят,
если вы не заказали номер за две недели. К тому же от вас потребуют кучу
бумаг, но и тогда никаких гарантий не будет. - Он посмотрел вокруг. - А
что вас не устраивает здесь? Помоему, прекрасная комната.
Я прижал руку к потному лбу и подумал, что два свитера - это как раз
то, что нужно.
-Трижды за два дня кто-то пытался меня убить, - ответил я Стивену.
- Только чудом мне удалось вырваться и снова оказаться здесь... но, боюсь,
что удача начинает мне изменять. Мне просто не хочется торчать здесь, как
мишень.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 20:19
- Трижды?
Я рассказал ему о происшествии на улице Горького.
- Все, что мне нужно, это безопасное место, где я мог бы спокойно
выспаться. - Я на мгновение задумался. - Думаю, что нужно позвонить Йену
Янгу. Он сумеет помочь.
Я набрал номер, который мне дала Полли Пэджет. Телефон в квартире на
территории посольства звонил и звонил, но Сфинкс, видимо, был где-то в го-
роде.
- Проклятие! - воскликнул я, бросив трубку. Карие глаза Стивена бы-
ли полны беспокойства.
- Вы можете переночевать в университете, - сказал он. - Но моя
кровать такая узкая.
- Уступите мне клочок места на полу.
- Вы серьезно?
- Угу...
- Ну... ладно. - Он посмотрел на часы. - Уже слишком поздно, чтобы
доставлять вас по официальным каналам. Все разошлись до утра. Мы проделаем
карточный фокус.
Он достал свой студенческий билет и протянул его мне.
- Когда войдете внутрь, суньте его под нос дракону и не задерживаясь
идите прямо на лестницу. Они не знают в лицо всех студентов и не поймут,
что вы это не я. Поднимайтесь прямо в мою комнату. Хорошо?
Я взял картонную книжечку и сунул ее в карман пиджака.
- А как вы сами попадете домой?
- Я позвоню другу, который живет в одном со мной корпусе. Он возьмет
у вас мой пропуск и вынесет его, когда мы с Гудрун вернемся.
Он помог мне надеть пиджак, а потом собрал листы факса и сложил их в
конверт. Я сунул конверт в карман пиджака. На ум мне пришли черные автомо-
били.
- Мне бы ужасно хотелось убедиться в том, что за мной нет слежки.
Стивен воздел глаза к небу.
- Сделаем все, что можно, - сказал он. - Что вы предлагаете?
Я предлагал доехать в такси до Университетского проспекта и выйти на
смотровой площадке, откуда открывался вид на стадион и центр города. Стивен
вместе с Гудрун должны были ехать следом за мной в другой машине. Там мы
вышли и, укрывшись обильным снегопадом, обменялись машинами.
- Могу поклясться, что следом за нами никто не ехал, - заявил Сти-
вен. - А если ехали, то, значит, они использовали не менее шести различных
машин.
- Большое вам спасибо.
- Рад помочь.
Он сказал водителю, где нужно меня высадить, и вместе с Гудрун исчез
в ночи.
ГЛАВА 13
Когда я вошел, сидевшая у дверей драконша с кем-то спорила. Я сунул
ей под нос пропуск Стивена и прошел мимо. Она лишь чуть скосила глаза в мою
сторону, продолжая ругать несчастного нарушителя, а я взбежал по лестнице,
как будто жил в этом общежитии целый век.
В комнатушке Стивена я ощутил, что нахожусь в надежном убежище. После
недолгой борьбы мне удалось избавиться от пиджака и одного из свитеров, и я
с облегчением рухнул на кровать.
Довольно долго я просто лежал, ожидая, когда же ко мне вернутся жиз-
ненные силы. Благодаря больным легким и многочисленным ударам, полученным в
сей юдоли, не говоря о переломах, неизбежных для тех, кто занимается скач-
ками, мое тело получило хорошую закалку. Я привык к усталости, которая сама
указывала телу на необходимость отдохнуть, накопить энергии и вернуться к
нормальному бодрому состоянию. Я знал, что боль в разбитых пальцах будет
усиливаться по меньшей мере еще двенадцать часов, а потом станет легче. У
меня уже несколько раз было сотрясение мозга, и опыт подсказывал, что вя-
лость в мыслях рассеется медленно как туман, а затем будут болеть только
шишки.
Так было бы, если бы мне дали отдохнуть в спокойной обстановке. Но
время и отдых... скорее всего этого мне будет не хватать еще довольно дол-
го. Поэтому предстояло максимально использовать те возможности, которыми я
располагал. А первым делом мне следовало поспать. Но к одной вещи я не при-
вык. Больше того, я не был с ней до сих пор знаком, и она заставляла меня
бодрствовать. Это был острый страх смерти.
Мое везение кончилось. Четвертое нападение окажется последним. За ми-
нувшие дни враги узнали вполне достаточно, чтобы прикончить меня быстро и
наверняка. Никакой дурацкой возни с конскими фургонами, похищениями или за-
мерзающими реками. В следующий раз... В следующий раз я окажусь мертвым
прежде, чем успею понять, что произошло. Это вполне достаточно, подумал я,
для того, чтобы сломя голову броситься в аэропорт... чтобы бросить битву и
проиграть врагу, так и оставшемуся неизвестным.
Через некоторое время я сел, вытащил из кармана факс и перечитал
страницы, относившиеся к Гансу Крамеру.
Восемь школ. Доктора, больницы и клиники. Плохо со здоровьем, как и у
меня. И, как и у меня, успехи сначала на пони, а потом на скаковых лошадях.
Как и у меня, период поездок за границу на соревнования. Крамер скакал по
приводящей в ужас трассе Пардубицкого стипль-чеза, прыгал через деревянные
заборы в соревнованиях на кубок Общества охотников штата Мэриленд в Америке
и участвовал во множестве самых престижных соревнований в Европе: в Италии,
Франции, Голландии и, конечно, в Англии.
Умер от сердечного приступа во время соревнований в Бергли в сентяб-
ре, в возрасте тридцати шести лет. Тело отправили домой и кремировали. Ко-
нец истории.
Я снял очки и устало потер глаза. Если во всех этих подробностях и
было что-нибудь полезное, то в моем нынешнем состоянии я не мог этого заме-
тить.
Я потряс головой, пытаясь прийти в себя, но с таким же успехом можно
было взбалтывать старый портвейн. Поднявшийся осадок спутал мои мысли, а
перед глазами поплыли зеленые пятна.
Я дважды перечитал всю депешу, но лишь к концу с трудом начал пони-
мать ее содержание. Придется начать снова.
"Юрий Иванович Шулицкий, архитектор, номер телефона уже сообщали, но
повторяем... Один из русских наблюдателей в Англии в августе и сентябре те-
кущего года. Перед этим посетил олимпийские игры в Монреале. Проектировщик
конноспортивных сооружений для московской олимпиады".
Все это я уже хорошо знал.
"Игорь Иванович Селятин, телережиссер. Номер телефона неизвестен.
Один из русских наблюдателей в Англии в августе и сентябре текущего года.
Его задание: выбрать наиболее удобные места для установки стационарных те-
лекамер, выяснить необходимый состав оборудования и желательные вспомога-
тельные средства, определить наилучший образ действий для того, чтобы в вы-
годном свете представить советские средства массовой информации.
Сергей Андреевич Горшков. Номер телефона неизвестен. Русский наблюда-
тель. Направлен для изучения людских потоков на крупных конноспортивных со-
ревнованиях и проблем, связанных с передвижением больших масс зрителей. По
сведениям, полученным из достоверных источников, имеет звание полковника
КГБ. Консерватор, сторонник жесткой линии, с презрением относится к запад-
ному образу жизни. Во время его пребывания в Англии поступила информация,
что он также занимается сбором компрометирующих материалов на сотрудников
посольства, их посетителей, знакомых и членов семей. Настоятельно советуем
избегать контакта".
Я положил бумаги на колени. На них не было ни подписи, ни какого-либо
обозначения, которое позволило бы определить их происхождение Хьюдж-Беккет,
если, конечно, послание поступило от него, был в своем амплуа: под видом
помощь вывалил мне массу бесполезных сведении да еще предупредил, чтобы я
не смел соваться к единственному человеку, который мог иметь отношение к
угрозам в адрес Джонни Фаррингфорда.
Хьюдж-Беккет не имеет ни малейшего представления о том, что здесь
происходит, сердито подумал я. Хотя, с другой стороны, как он мог получить
это представление, если я ему ни о чем не сообщил? А сообщить ему что-либо
было весьма непросто. Все, отправляемое из посольства, проходило через руки
информатора Малкольма Херрика. С тех пор как Малкольм узнал, что Оливер по-
советовал мне отправить сообщение прямо с Кутузовского проспекта, он навер-
няка успел укрепить там свои позиции. А первая страница "Уотч" была совер-
шенно не тем местом, где я хотел бы увидеть описание моих приключений.
Был еще телефон, который могли подслушивать с обеих сторон. И почта,
которая шла очень медленно и могла быть перехвачена.
Правда, был еще Йен, у которого, если я правильно понял, была своя
собственная система безопасной связи с родиной, но едва ли он имел права
позволить частному лицу воспользоваться ею.
А в глубине моего сознания маячил не до конца сформулированный воп-
рос: можно ли считать Йена союзником?
Друг Стивена, как и предполагалось, пришел за документом в начале
двенадцатого. Вернулись Стивен и Гудрун, оба очень довольные, нагруженные
луком.
- Лук! - воскликнула Гудрун. - Его не было в магазинах четыре ме-
сяца. Зато теперь нет яиц. Тут всегда чего-нибудь нет.
- Хотите чаю? - спросил Стивен и, не дожидаясь ответа, пошел кипя-
тить воду. Они были в приподнятом настроении после хорошей вечеринки. Как
ни странно, от этого мое состояние резко ухудшилось - совсем как у скряги
на Рождество.
- Что вам нужно, - заявил вернувшийся Стивен, поглядев на меня, -
так это полпинты водки и хоть какие-нибудь хорошие новости.
- Давайте, - ответил я.
- У нас есть бисквит.
Он достал из угла книжной полки пакет и расчистил на столе место для
чашек. Затем, словно внезапно что-то сообразив, принялся сооружать на стене
над кроватью какую-то конструкцию из канцелярских кнопок и веревки, к кото-
рой подвесил свой будильник. Лишь когда Стивен закончил свои манипуляции, я
сообразил, что будильник громко тикает прямо перед спрятанным в стене ухом.
- Если нас слушают, то пусть слышат хоть что-нибудь, - бодро пояс-
нил он. - А то когда ничего нет, они начинают беспокоиться.
Пожалуй, чай оказался полезнее недоступной водки. Ко мне понемногу
начало возвращаться ощущение покоя.
- Все посетители должны были уйти не позже половины одиннадцатого,
- беспечно сообщил Стивен.
- А это могут проверить?
- Никогда не слышал о таких проверках.
Я не спеша пил чай, продолжая привычно удивляться московским поряд-
кам. Вот это гостеприимство! А если гость задержится?
- Гудрун, - лениво проговорил я, - вы не могли бы коечто посмот-
реть для меня?
- Простите?
Я поставил чашку на стол и поднял распечатку. Девушка сразу заметила,
в каком состоянии находилась моя недействующая рука.
- О! - воскликнула Гудрун. - Да у вас рука распухла!
Стивен взглянул сначала на мои пальцы, потом на лицо.
- Пальцы сломаны?
- Не могу точно сказать.
Я с трудом шевелил пальцами, но это еще ничего не значило. Они разду-
лись как сосиски и посинели. Было совершенно ясно, что ногти почернеют, ес-
ли не слезут вовсе. Впрочем, такую травму я мог бы получить, свалившись со
скачущей лошади. Тогда травмы были непременным атрибутом моей работы. Я
посмотрел на испуганные лица друзей, криво улыбнулся и вручил Гудрун бума-
ги.
- Мне бы хотелось, чтобы вы прочли все, что относится к Гансу Краме-
ру, и посмотрели, не будет ли там чего-нибудь важного. Он был немцем. Вы
тоже немка, поэтому можете заметить нечто, чего я не знаю, и поэтому про-
пустил.
- Хорошо.
Несмотря на некоторый скепсис, прозвучавший в голосе, она послушно
дочитала бумагу до конца.
- Вас что-нибудь удивило? - спросил я.
Девушка покачала головой.
- Ничего особенного.
- Он посещал восемь различных школ, - заметил я. - Разве это обыч-
но?
- Нет, - нахмурилась девушка. - Возможно, его семье пришлось много
переезжать.
- Его отец был и остается крупным предпринимателем в Дюссельдорфе.
Она внимательно перечитала список школ и наконец сказала:
-Думаю, что по крайней мере одно из этих мест предназначено для де-
тей, так сказать, не совсем обычных. Возможно, для тех, кто страдает эпи-
лепсией, или... - не найдя нужного английского слова, она покрутила ла-
донью в воздухе.
- Сбившихся с пути?
- Вот-вот. Но во многие такие школы принимают детей, обладающих ка-
кими-то талантами, например, спортсменов. Их обучают там по особым програм-
мам. Не исключено, что Ганса Крамера взяли туда из-за его успехов в верхо-
вой езде.
- Или потому, что его выставили из восьми других школ?
- Может быть.
- А что вы думаете о докторах и больницах?
Гудрун снова просмотрела список с сомнением поджала тубы и покачала
головой.
- Нет ли там, к примеру, чего-то связанного с ортопедией?
- Это там, где вправляют кости и тому подобное?
- Да.
И вновь девушка углубилась в список, и вновь ничего в нем не нашла.
- А может быть, там есть связь с сердечными заболеваниями? Может
быть, один из этих людей или какая-нибудь из клиник специализируется по
сердечно-сосудистой хирургии?
- Тут я не специалист.
Я задумался.
- Ну, еще разок... Нет ли там известных психиатров?
- Мне очень жаль, но я так мало знаю... - Туг глаза девушки широко
раскрылись, и она со странным выражением всмотрелась в список. - О Боже
мой...
- Что вы там увидели?
- Клинику Гейдельбергского университета.
- Ну и что?
- А вы не знаете? - Впрочем, она уже поняла по моему яйцу, что мне
это ничего не говорит. - Ганс Крамер пробыл там около трех месяцев в семи-
десятом году.
- Да, - согласился я. - И что из того?
- Семидесятый... Там работал доктор по имени Вольфганг Хубер. Счита-
лось, что он крупный специалист по возвращению к нормальной жизни детей из
богатых семей... сбившихся с пути. Не маленьких детей, а подростков и
взрослых молодых людей нашего возраста. Людей, которые активно восстают
против своих родителей.
- Похоже, что он успешно поработал с Гансом Крамером, - перебил я.
- Эта клиника - последняя в списке.
- Да, - согласилась Гудрун. - Но вы все еще не понимаете.
- Так расскажите мне!
По тому, с каким трудом девушка подбирала английские слова, было вид-
но, что ее мысль работает очень интенсивно.
- Доктор Хубер учил их, что для выздоровления они должны уничтожить
систему, которая заставляла их ощущать себя... не в своей тарелке. Он гово-
рил, что они должны уничтожить мир своих родителей... Он называл это терро-
ристической терапией.
- Мой Бог!
- И... и еще... - Гудрун задохнулась. - Я не знаю, каков был ре-
зультат его работы с Гансом Крамером, но... Доктор Хубер рекомендовал своим
пациентам следовать примеру Андреаса Баадера и Ульрики Майнхоф.
Как говорится, время остановилось.
- Вы что, призрак увидели? - поинтересовался Стивен.
- Я увидел план... и его результат. Учение доктора Вольфганга Хубера
было проявлением крайне экстремистской посткоммунистической теории. Унич-
тожьте гнилую капиталистическую систему, и вы окажетесь в чистом, здоровом
обществе, управляемом рабочими. Эта утопия больше всего привлекала интел-
лектуалов из среднего класса, у которых были и мозги, и средства, чтобы бо-
роться за свои цели.
Даже мечтатели, вооружившись этой доктриной, рано или поздно начинали
убивать. А люди, подобные доктору Хуберу, проповедовали свое кровавое еван-
гелие юнцам с неустановившейся и вдобавок расшатанной психикой. В результа-
те организация Баадера - Майнхоф постоянно пополнялась новыми адептами. А
также и палестинский "Черный сентябрь". Ирландская республиканская армия,
аргентинский ЕРП и их бесчисленные ядовитые ответвления во многих странах и
регионах.
Свободнее всего от терроризма была страна, которая поощряла и лелеяла
его. Страна, где эта ядовитая рассада впервые появилась на свет.
Во время Олимпиады в Мюнхене мир вздрогнул, узнав, что посев начал
приносить все более и более обильный урожай.
И кто-то собирался спустя восемь лет принести созревший плод на Мос-
ковскую Олимпиаду.
Я рассказал ему о происшествии на улице Горького.
- Все, что мне нужно, это безопасное место, где я мог бы спокойно
выспаться. - Я на мгновение задумался. - Думаю, что нужно позвонить Йену
Янгу. Он сумеет помочь.
Я набрал номер, который мне дала Полли Пэджет. Телефон в квартире на
территории посольства звонил и звонил, но Сфинкс, видимо, был где-то в го-
роде.
- Проклятие! - воскликнул я, бросив трубку. Карие глаза Стивена бы-
ли полны беспокойства.
- Вы можете переночевать в университете, - сказал он. - Но моя
кровать такая узкая.
- Уступите мне клочок места на полу.
- Вы серьезно?
- Угу...
- Ну... ладно. - Он посмотрел на часы. - Уже слишком поздно, чтобы
доставлять вас по официальным каналам. Все разошлись до утра. Мы проделаем
карточный фокус.
Он достал свой студенческий билет и протянул его мне.
- Когда войдете внутрь, суньте его под нос дракону и не задерживаясь
идите прямо на лестницу. Они не знают в лицо всех студентов и не поймут,
что вы это не я. Поднимайтесь прямо в мою комнату. Хорошо?
Я взял картонную книжечку и сунул ее в карман пиджака.
- А как вы сами попадете домой?
- Я позвоню другу, который живет в одном со мной корпусе. Он возьмет
у вас мой пропуск и вынесет его, когда мы с Гудрун вернемся.
Он помог мне надеть пиджак, а потом собрал листы факса и сложил их в
конверт. Я сунул конверт в карман пиджака. На ум мне пришли черные автомо-
били.
- Мне бы ужасно хотелось убедиться в том, что за мной нет слежки.
Стивен воздел глаза к небу.
- Сделаем все, что можно, - сказал он. - Что вы предлагаете?
Я предлагал доехать в такси до Университетского проспекта и выйти на
смотровой площадке, откуда открывался вид на стадион и центр города. Стивен
вместе с Гудрун должны были ехать следом за мной в другой машине. Там мы
вышли и, укрывшись обильным снегопадом, обменялись машинами.
- Могу поклясться, что следом за нами никто не ехал, - заявил Сти-
вен. - А если ехали, то, значит, они использовали не менее шести различных
машин.
- Большое вам спасибо.
- Рад помочь.
Он сказал водителю, где нужно меня высадить, и вместе с Гудрун исчез
в ночи.
ГЛАВА 13
Когда я вошел, сидевшая у дверей драконша с кем-то спорила. Я сунул
ей под нос пропуск Стивена и прошел мимо. Она лишь чуть скосила глаза в мою
сторону, продолжая ругать несчастного нарушителя, а я взбежал по лестнице,
как будто жил в этом общежитии целый век.
В комнатушке Стивена я ощутил, что нахожусь в надежном убежище. После
недолгой борьбы мне удалось избавиться от пиджака и одного из свитеров, и я
с облегчением рухнул на кровать.
Довольно долго я просто лежал, ожидая, когда же ко мне вернутся жиз-
ненные силы. Благодаря больным легким и многочисленным ударам, полученным в
сей юдоли, не говоря о переломах, неизбежных для тех, кто занимается скач-
ками, мое тело получило хорошую закалку. Я привык к усталости, которая сама
указывала телу на необходимость отдохнуть, накопить энергии и вернуться к
нормальному бодрому состоянию. Я знал, что боль в разбитых пальцах будет
усиливаться по меньшей мере еще двенадцать часов, а потом станет легче. У
меня уже несколько раз было сотрясение мозга, и опыт подсказывал, что вя-
лость в мыслях рассеется медленно как туман, а затем будут болеть только
шишки.
Так было бы, если бы мне дали отдохнуть в спокойной обстановке. Но
время и отдых... скорее всего этого мне будет не хватать еще довольно дол-
го. Поэтому предстояло максимально использовать те возможности, которыми я
располагал. А первым делом мне следовало поспать. Но к одной вещи я не при-
вык. Больше того, я не был с ней до сих пор знаком, и она заставляла меня
бодрствовать. Это был острый страх смерти.
Мое везение кончилось. Четвертое нападение окажется последним. За ми-
нувшие дни враги узнали вполне достаточно, чтобы прикончить меня быстро и
наверняка. Никакой дурацкой возни с конскими фургонами, похищениями или за-
мерзающими реками. В следующий раз... В следующий раз я окажусь мертвым
прежде, чем успею понять, что произошло. Это вполне достаточно, подумал я,
для того, чтобы сломя голову броситься в аэропорт... чтобы бросить битву и
проиграть врагу, так и оставшемуся неизвестным.
Через некоторое время я сел, вытащил из кармана факс и перечитал
страницы, относившиеся к Гансу Крамеру.
Восемь школ. Доктора, больницы и клиники. Плохо со здоровьем, как и у
меня. И, как и у меня, успехи сначала на пони, а потом на скаковых лошадях.
Как и у меня, период поездок за границу на соревнования. Крамер скакал по
приводящей в ужас трассе Пардубицкого стипль-чеза, прыгал через деревянные
заборы в соревнованиях на кубок Общества охотников штата Мэриленд в Америке
и участвовал во множестве самых престижных соревнований в Европе: в Италии,
Франции, Голландии и, конечно, в Англии.
Умер от сердечного приступа во время соревнований в Бергли в сентяб-
ре, в возрасте тридцати шести лет. Тело отправили домой и кремировали. Ко-
нец истории.
Я снял очки и устало потер глаза. Если во всех этих подробностях и
было что-нибудь полезное, то в моем нынешнем состоянии я не мог этого заме-
тить.
Я потряс головой, пытаясь прийти в себя, но с таким же успехом можно
было взбалтывать старый портвейн. Поднявшийся осадок спутал мои мысли, а
перед глазами поплыли зеленые пятна.
Я дважды перечитал всю депешу, но лишь к концу с трудом начал пони-
мать ее содержание. Придется начать снова.
"Юрий Иванович Шулицкий, архитектор, номер телефона уже сообщали, но
повторяем... Один из русских наблюдателей в Англии в августе и сентябре те-
кущего года. Перед этим посетил олимпийские игры в Монреале. Проектировщик
конноспортивных сооружений для московской олимпиады".
Все это я уже хорошо знал.
"Игорь Иванович Селятин, телережиссер. Номер телефона неизвестен.
Один из русских наблюдателей в Англии в августе и сентябре текущего года.
Его задание: выбрать наиболее удобные места для установки стационарных те-
лекамер, выяснить необходимый состав оборудования и желательные вспомога-
тельные средства, определить наилучший образ действий для того, чтобы в вы-
годном свете представить советские средства массовой информации.
Сергей Андреевич Горшков. Номер телефона неизвестен. Русский наблюда-
тель. Направлен для изучения людских потоков на крупных конноспортивных со-
ревнованиях и проблем, связанных с передвижением больших масс зрителей. По
сведениям, полученным из достоверных источников, имеет звание полковника
КГБ. Консерватор, сторонник жесткой линии, с презрением относится к запад-
ному образу жизни. Во время его пребывания в Англии поступила информация,
что он также занимается сбором компрометирующих материалов на сотрудников
посольства, их посетителей, знакомых и членов семей. Настоятельно советуем
избегать контакта".
Я положил бумаги на колени. На них не было ни подписи, ни какого-либо
обозначения, которое позволило бы определить их происхождение Хьюдж-Беккет,
если, конечно, послание поступило от него, был в своем амплуа: под видом
помощь вывалил мне массу бесполезных сведении да еще предупредил, чтобы я
не смел соваться к единственному человеку, который мог иметь отношение к
угрозам в адрес Джонни Фаррингфорда.
Хьюдж-Беккет не имеет ни малейшего представления о том, что здесь
происходит, сердито подумал я. Хотя, с другой стороны, как он мог получить
это представление, если я ему ни о чем не сообщил? А сообщить ему что-либо
было весьма непросто. Все, отправляемое из посольства, проходило через руки
информатора Малкольма Херрика. С тех пор как Малкольм узнал, что Оливер по-
советовал мне отправить сообщение прямо с Кутузовского проспекта, он навер-
няка успел укрепить там свои позиции. А первая страница "Уотч" была совер-
шенно не тем местом, где я хотел бы увидеть описание моих приключений.
Был еще телефон, который могли подслушивать с обеих сторон. И почта,
которая шла очень медленно и могла быть перехвачена.
Правда, был еще Йен, у которого, если я правильно понял, была своя
собственная система безопасной связи с родиной, но едва ли он имел права
позволить частному лицу воспользоваться ею.
А в глубине моего сознания маячил не до конца сформулированный воп-
рос: можно ли считать Йена союзником?
Друг Стивена, как и предполагалось, пришел за документом в начале
двенадцатого. Вернулись Стивен и Гудрун, оба очень довольные, нагруженные
луком.
- Лук! - воскликнула Гудрун. - Его не было в магазинах четыре ме-
сяца. Зато теперь нет яиц. Тут всегда чего-нибудь нет.
- Хотите чаю? - спросил Стивен и, не дожидаясь ответа, пошел кипя-
тить воду. Они были в приподнятом настроении после хорошей вечеринки. Как
ни странно, от этого мое состояние резко ухудшилось - совсем как у скряги
на Рождество.
- Что вам нужно, - заявил вернувшийся Стивен, поглядев на меня, -
так это полпинты водки и хоть какие-нибудь хорошие новости.
- Давайте, - ответил я.
- У нас есть бисквит.
Он достал из угла книжной полки пакет и расчистил на столе место для
чашек. Затем, словно внезапно что-то сообразив, принялся сооружать на стене
над кроватью какую-то конструкцию из канцелярских кнопок и веревки, к кото-
рой подвесил свой будильник. Лишь когда Стивен закончил свои манипуляции, я
сообразил, что будильник громко тикает прямо перед спрятанным в стене ухом.
- Если нас слушают, то пусть слышат хоть что-нибудь, - бодро пояс-
нил он. - А то когда ничего нет, они начинают беспокоиться.
Пожалуй, чай оказался полезнее недоступной водки. Ко мне понемногу
начало возвращаться ощущение покоя.
- Все посетители должны были уйти не позже половины одиннадцатого,
- беспечно сообщил Стивен.
- А это могут проверить?
- Никогда не слышал о таких проверках.
Я не спеша пил чай, продолжая привычно удивляться московским поряд-
кам. Вот это гостеприимство! А если гость задержится?
- Гудрун, - лениво проговорил я, - вы не могли бы коечто посмот-
реть для меня?
- Простите?
Я поставил чашку на стол и поднял распечатку. Девушка сразу заметила,
в каком состоянии находилась моя недействующая рука.
- О! - воскликнула Гудрун. - Да у вас рука распухла!
Стивен взглянул сначала на мои пальцы, потом на лицо.
- Пальцы сломаны?
- Не могу точно сказать.
Я с трудом шевелил пальцами, но это еще ничего не значило. Они разду-
лись как сосиски и посинели. Было совершенно ясно, что ногти почернеют, ес-
ли не слезут вовсе. Впрочем, такую травму я мог бы получить, свалившись со
скачущей лошади. Тогда травмы были непременным атрибутом моей работы. Я
посмотрел на испуганные лица друзей, криво улыбнулся и вручил Гудрун бума-
ги.
- Мне бы хотелось, чтобы вы прочли все, что относится к Гансу Краме-
ру, и посмотрели, не будет ли там чего-нибудь важного. Он был немцем. Вы
тоже немка, поэтому можете заметить нечто, чего я не знаю, и поэтому про-
пустил.
- Хорошо.
Несмотря на некоторый скепсис, прозвучавший в голосе, она послушно
дочитала бумагу до конца.
- Вас что-нибудь удивило? - спросил я.
Девушка покачала головой.
- Ничего особенного.
- Он посещал восемь различных школ, - заметил я. - Разве это обыч-
но?
- Нет, - нахмурилась девушка. - Возможно, его семье пришлось много
переезжать.
- Его отец был и остается крупным предпринимателем в Дюссельдорфе.
Она внимательно перечитала список школ и наконец сказала:
-Думаю, что по крайней мере одно из этих мест предназначено для де-
тей, так сказать, не совсем обычных. Возможно, для тех, кто страдает эпи-
лепсией, или... - не найдя нужного английского слова, она покрутила ла-
донью в воздухе.
- Сбившихся с пути?
- Вот-вот. Но во многие такие школы принимают детей, обладающих ка-
кими-то талантами, например, спортсменов. Их обучают там по особым програм-
мам. Не исключено, что Ганса Крамера взяли туда из-за его успехов в верхо-
вой езде.
- Или потому, что его выставили из восьми других школ?
- Может быть.
- А что вы думаете о докторах и больницах?
Гудрун снова просмотрела список с сомнением поджала тубы и покачала
головой.
- Нет ли там, к примеру, чего-то связанного с ортопедией?
- Это там, где вправляют кости и тому подобное?
- Да.
И вновь девушка углубилась в список, и вновь ничего в нем не нашла.
- А может быть, там есть связь с сердечными заболеваниями? Может
быть, один из этих людей или какая-нибудь из клиник специализируется по
сердечно-сосудистой хирургии?
- Тут я не специалист.
Я задумался.
- Ну, еще разок... Нет ли там известных психиатров?
- Мне очень жаль, но я так мало знаю... - Туг глаза девушки широко
раскрылись, и она со странным выражением всмотрелась в список. - О Боже
мой...
- Что вы там увидели?
- Клинику Гейдельбергского университета.
- Ну и что?
- А вы не знаете? - Впрочем, она уже поняла по моему яйцу, что мне
это ничего не говорит. - Ганс Крамер пробыл там около трех месяцев в семи-
десятом году.
- Да, - согласился я. - И что из того?
- Семидесятый... Там работал доктор по имени Вольфганг Хубер. Счита-
лось, что он крупный специалист по возвращению к нормальной жизни детей из
богатых семей... сбившихся с пути. Не маленьких детей, а подростков и
взрослых молодых людей нашего возраста. Людей, которые активно восстают
против своих родителей.
- Похоже, что он успешно поработал с Гансом Крамером, - перебил я.
- Эта клиника - последняя в списке.
- Да, - согласилась Гудрун. - Но вы все еще не понимаете.
- Так расскажите мне!
По тому, с каким трудом девушка подбирала английские слова, было вид-
но, что ее мысль работает очень интенсивно.
- Доктор Хубер учил их, что для выздоровления они должны уничтожить
систему, которая заставляла их ощущать себя... не в своей тарелке. Он гово-
рил, что они должны уничтожить мир своих родителей... Он называл это терро-
ристической терапией.
- Мой Бог!
- И... и еще... - Гудрун задохнулась. - Я не знаю, каков был ре-
зультат его работы с Гансом Крамером, но... Доктор Хубер рекомендовал своим
пациентам следовать примеру Андреаса Баадера и Ульрики Майнхоф.
Как говорится, время остановилось.
- Вы что, призрак увидели? - поинтересовался Стивен.
- Я увидел план... и его результат. Учение доктора Вольфганга Хубера
было проявлением крайне экстремистской посткоммунистической теории. Унич-
тожьте гнилую капиталистическую систему, и вы окажетесь в чистом, здоровом
обществе, управляемом рабочими. Эта утопия больше всего привлекала интел-
лектуалов из среднего класса, у которых были и мозги, и средства, чтобы бо-
роться за свои цели.
Даже мечтатели, вооружившись этой доктриной, рано или поздно начинали
убивать. А люди, подобные доктору Хуберу, проповедовали свое кровавое еван-
гелие юнцам с неустановившейся и вдобавок расшатанной психикой. В результа-
те организация Баадера - Майнхоф постоянно пополнялась новыми адептами. А
также и палестинский "Черный сентябрь". Ирландская республиканская армия,
аргентинский ЕРП и их бесчисленные ядовитые ответвления во многих странах и
регионах.
Свободнее всего от терроризма была страна, которая поощряла и лелеяла
его. Страна, где эта ядовитая рассада впервые появилась на свет.
Во время Олимпиады в Мюнхене мир вздрогнул, узнав, что посев начал
приносить все более и более обильный урожай.
И кто-то собирался спустя восемь лет принести созревший плод на Мос-
ковскую Олимпиаду.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 20:19
ГЛАВА 14
Стивен предоставил мне свою кровать, а сам предпочел разделить ложе с
Гудрун. В результате, как мне кажется, выиграли все трое. Поскольку инос-
транные студенты не имеют возможности свободно выходить наружу и общаться с
аборигенами, их просто вынуждают спать друг с другом, иронически заметил
молодой человек.
Меня сильно знобило, и в то же время я чувствовал жар. Это были явные
признаки болезни.
Спал я не слишком долго, хотя это не имело особого значения. Руку
дергало, словно по ней колотили паровым молотом, но голова была ясная. Это
было гораздо лучше, чем наоборот: туман в голове и здоровая рука. Большую
часть ночи я размышлял, строил предположения и планы, а утром снова вернул-
ся к этому занятию. Мне предстояло предпринять некоторые шаги, которые дол-
жны были подтолкнуть моих врагов к новому покушению, но при этом я должен
был остаться в живых.
Утром Стивен напоил меня чаем, дал мне свою бритву и весело направил-
ся завтракать в студенческую столовую.
Вернулся он со всякой всячиной вроде пустых булочек для гамбургеров,
которые купил в магазине на первом этаже, и застал меня за изучением длин-
ного ряда букв, записанных на конверте.
- Разбираете формулу наркотика? - спросил он.
- Пытаюсь.
- Ну и как, получается?
- Я маловато знаю, - ответил я. - Припомните... Когда все это было
записано по-русски и по-немецки, был ли это перевод с одного языка на дру-
гой? Я хочу сказать... Вы уверены, что там следует читать именно то, что
было написано?
- Это не был перевод, - сказал Стивен. - Это были те же самые бук-
вы, что и здесь, записанные в одном и том же порядке, но с помощью обычного
немецкого алфавита. Русская версия фонетически в основном совпадала с не-
мецкой, но в русском алфавите есть несколько лишних букв, поэтому мы сочли,
что немецкое слово было просто транслитерировано русскими буквами. А что,
неверно?
- Пожалуй, верно, - согласился я. - Но посмотрите сюда, где напи-
сано "антагонист". Является ли это слово переводом на русский или на немец-
кий? Или буквы "анта" и так далее были написаны немецкими буквами?
- Это не перевод. Слово "антагонист" звучит почти одинаково на всех
трех языках.
- Спасибо.
- Неужели в том, что я вам сказал, есть какой-то смысл?
- Безусловно, есть, - подтвердил я.
- Вы поражаете меня.
Мы намазали булочки маслом и съели их, запивая чаем. Меня раздирал
гулкий зловещий кашель.
Позавтракав, я выпросил у хозяина лист бумаги и переписал устрашающий
ряд букв, сотворил какое-то подобие разумно выглядевших слов и добавил нес-
колько запятых, отделявших целые числа от десятичных дробей. Переписанная
по-новому надпись выглядела так:
Эторфингидрохлорид 2,45 мг
Асепромазинмалеат 1,0 мг
Хлорокрезол 0,1
Диметилсульфоксид 90
Антагонист налаксон.
- Это совершенно другое дело, - сказал Стивен, заглянув мне через
плечо.
- М-да, - глубокомысленно промычал я. - Вы одобряете?
- Весьма и весьма.
- Одолжите мне чистую кассету для вашего магнитофона и еще какую-ни-
будь, с музыкой. А если найдется, то две чистые кассеты.
- И это все? - разочарованно протянул Стивен.
- Только для начала, - успокоил я его. Он повернулся и, не сходя с
места, вытащил три кассеты в пластмассовых коробках.
- На всех записана музыка, но, если нужно, можете смело писать по-
верх старой записи.
- Прекрасно.
Я немного поколебался, потому что следующая моя просьба должна была
прозвучать весьма мелодраматично. Но что поделать, действительности нужно
было смотреть в лицо. Я сложил лист с химическими терминами вдвое и протя-
нул его Стивену.
- Я хочу попросить вас сохранить это. - Я старался говорить как
можно более сухим голосом. - Храните эту бумагу до тех пор, пока я не вер-
нусь домой. Когда я пришлю вам оттуда открытку, можете ее порвать.
- Я не понимаю... - озадаченно начал Стивен.
- Если я не попаду домой или вы не получите от меня открытку, пошле-
те эту бумагу Хьюдж-Беккету в Министерство иностранных дел. На обороте я
записал адрес. Сообщите ему, что этот текст из бумаг Ганса Крамера, и поп-
росите показать его ветеринару.
- Ветеринару?
- Именно.
- Да, но... - Стивен совершенно точно понял, что я имел в виду. -
Если вы не попадете домой...
- Ну да... Знаете, как говорят: четвертая попытка несчастливая, и
вообще...
- Ради всего святого!
- У вас в субботу есть занятия? - спросил я.
Его брови взмыли вверх, почти исчезнув под волосами.
- Мне следует понимать ваши слова как официальное приглашение сунуть
голову в петлю вместе с вами?
- Всего-навсего помочь мне позвонить по телефону и сказать таксис-
ту, куда ехать.
Стивен демонстративно пожал плечами и воздел руки к небу. На его лице
появилось такое выражение, будто он собирается с ужасным акцентом провоз-
гласить что-нибудь вроде: "Мы-то знаем, что ни одному вашему слову нельзя
верить!" Но вместо этого он коротко спросил:
- С чего начнем?
- Позвоним мистеру Кропоткину. И если застанем его, то попросим о
встрече сегодня утром.
Похоже, Кропоткина наш звонок ничуть не взволновал. По его словам, он
сам пытался связаться со мной в гостинице. Он предложил приехать к десяти
часам. Тогда мы сможем найти его в первой конюшне слева от скакового круга.
- Отлично... - Я подул на горячие распухшие пальцы. - Пожалуй, я
попробую еще позвонить Йену Янгу.
Йен Янг уже вернулся на британскую территорию в центре Москвы. Прав-
да, он с большим трудом понял, кто с ним говорит. Едва шевеля языком, он со
смешанным чувством скорби и восхищения поведал мне, что никто не может пить
так, как русские, и попросил говорить потише.
- Простите, - перешел я на пианиссимо, - не могли бы вы сказать
мне, как лучше всего позвонить в Англию?
Янг посоветовал попытать счастья на Центральном телеграфе, поблизости
от моей гостиницы. Нужно спросить международного оператора, сказал он. Но
шансов мало.
- Бывает, что соединяют за какие-нибудь десять минут, но обычно при-
ходится ждать часа по два. Ну а в связи с сегодняшними событиями не будет
ничего удивительного, если не соединят вообще.
- Неужели африканская пыль долетела и сюда? - спросил я.
- Нечто в этом роде. Сбежал какой-то высокопоставленный парень. При-
чем из всего мира выбрал Бирмингем. Шок, ужас, драма - в общем, все как
положено. А у вас важный звонок?
- Я хотел позвонить ветеринару... справиться о моих лошадях, - сов-
рал я. - А нельзя ли сделать это из посольства?
- Сомневаюсь, что из этого что-нибудь получится. Никто лучше русских
не умеет воздвигать непреодолимые препятствия. - Он зевнул. - Вы получили
вчера ваш факс?
- Да, благодарю вас.
- Я думаю, вы можете отблагодарить меня другим способом... - Он
зевнул опять. - Приходите к полудню и составьте мне компанию. Нужно будет
опохмелиться. Сможете?
- Не вижу причины для отказа.
- Отлично... Идите мимо офиса Оливера, мимо теннисного корта... В
задней части двора стоит длинный дом, в нем моя квартира. Вторая дверь сле-
ва. - Он положил трубку осторожным, прямо-таки нежным движением, присущим
только человеку, мучающемуся от тяжелого похмелья.
Снегопад временно прекратился, хотя небо сохраняло угрожающий масля-
нистый желто-серый цвет. Воздух был такой холодный, что замерзали сопли в
носу. Не успели мы пройти сотню шагов, как я закашлялся и начал задыхаться.
Стивен решил, что со мной происходит нечто ужасное.
- Что с вами? - со ставшей уже привычной тревожной интонацией спро-
сил он. Его собственные легкие пыхтели мощно и размеренно, как электричес-
кие мехи.
- Такси...
Машину мы поймали без труда. Попав в тепло, я тут же воспользовался
лежавшим в кармане ингалятором, и мне полегчало. Грудь перестала разрывать-
ся от недостатка воздуха.
- Вы всегда так реагируете на холод? - поинтересовался Стивен.
- Когда холодно, мне хуже. Да и купание в реке не пошло на пользу.
Стивен поглядел на меня с сочувствием.
- Вы простудились. Хотя если подумать... и даже не думать, в этом
нет ничего удивительного.
По дороге мы дважды останавливались. Первый раз, чтобы купить две бу-
тылки водки: одну - для встречи с Кропоткиным, другую - на потом. А вто-
рой раз - чтобы купить очередную шапку и довершить мой несколько разнос-
тильный гардероб, состоявший, не считая собственной кожи, из майки, рубаш-
ки, пары свитеров, пиджака и запасного пальто Стивена. Пальто было мне ма-
ло; руки торчали из рукавов, как у бедного сиротки.
Проезжую часть уже расчистили от выпавшего ночью снега, но поле ип-
подрома было белым. Как всегда, по нему носились лошади, в том числе пара
рысаков, запряженных в качалки. Мы вышли из такси прямо перед входом в нуж-
ную нам конюшню, где почти сразу же нашли Кропоткина.
Он ждал нас в полутемной каморке какого-то тренера, занимавшегося с
рысаками. По углам лежали кучи тонких колес, похожих на велосипедные. Мне
было очень странно видеть их в конюшне, пока я не вспомнил, что это колеса
от качалок. Посредине стоял стол с одним-единственным стулом, а к стенам
была пришпилена масса фотографий.
Я протянул Николаю Александровичу левую руку. Он со всей сердечностью
схватил ее обеими руками и совершил несколько широких взмахов вверх и вниз.
- Друг, - заявил он своим тяжелым басом, - мой добрый друг.
Преподнесенную бутылку водки он взял, справедливо оценив подарок как
знак моего доброго отношения. Затем он церемонно уступил мне единственный
стул, а сам удобно уселся на столе, решив, видимо, что Стивен вполне может
постоять. Разместившись, мы с помощью Стивена обменялись еще несколькими
комплиментами.
После этого мы сразу перешли к делу. Стивен переводил.
- Мистер Кропоткин говорит, что поставил на уши всех, связанных с
конным спортом, чтобы узнать хоть что-нибудь об Алеше.
При этих словах мое сердце учащенно забилось. Я рассыпался в благо-
дарностях.
- Никто не знает такого человека, - продолжал переводить Стивен. -
Алексеев много, но все не то.
Мой пульс вернулся к обычному ритму.
- Что ж, с его стороны это было очень любезно, - вздохнул я.
Кропоткин разгладил двумя пальцами свои красивые усы и вновь что-то
прогрохотал.
Стивен перевел фразу с совершенно непроницаемым видом, но в глазах
вспыхнули искорки интереса.
- Мистер Кропоткин говорит, что, хотя никто не знает, кто такой Але-
ша, кто-то передал ему клочок бумаги с этим именем. А появилась эта бумажка
из Англии.
Это прозвучало очень неопределенно, но, бесспорно, было лучше, чем
ничего.
- Могу я увидеть эту бумагу? - поинтересовался я.
Тем не менее оказалось, что Николай Александрович не собирался сломя
голову бежать за ней. Сначала хлеб, а сласти потом.
- Мистер Кропоткин говорит, - продолжал Стивен, - что вы должны
понять пару особенностей советского общества. - Молодой человек вздернул
брови, ноздри раздулись, хотя было видно, что он всеми силами старается
сохранить на лице серьезное выражение. - Он говорит, что советские люди не
всегда могут свободно выражать свои мысли.
- Скажите ему, что я уже заметил это и... э-э... полностью понимаю.
Кропоткин грустно посмотрел на меня, еще раз разгладил усы и произнес
своим красивым басом еще одну фразу.
- Ему хотелось бы, чтобы вы использовали полученную от него информа-
цию без указания источника.
- Скажите, что я обещаю ему это, - искренне ответил я.
Думаю, что Кропоткина больше убедили не сами слова, а тон, которым
они были сказаны. Выждав паузу, он продолжил:
- Мистер Кропоткин говорит, что он не знает, кто прислал эту бумагу.
Ему доставили ее на дом вчера вечером с запиской, где были кое-какие пояс-
нения и выражалась надежда, что все это попадет к вам.
- Значит ли это, что он действительно не знает отправителя или, мо-
жет быть, просто не хочет говорить?
- Не могу понять, - ответил Стивен. Николай Александрович наконец
решил приступить к раздаче подарков. С задумчивым видом он вынул из внут-
реннего кармана большой черный бумажник, раскрыл его, порылся внутри тол-
стыми пальцами, медленно извлек белый конверт, поднял его и произнес не-
большую речь.
-Он полагает, - перевел Стивен,- что от этой бумаги будет немного
толку, но он хотел бы ошибиться. Он будет рад, если она вам пригодится, по-
тому что искренне желает хоть немного отблагодарить вас за спасение лошади,
предназначенной для Олимпийских игр.
- Скажите ему, что даже если в записке не окажется полезных сведе-
ний, я все равно буду помнить и высоко ценить те хлопоты, которые он взял
на себя, чтобы помочь мне.
Кропоткин с достоинством выслушал комплимент и неторопливо вручил мне
конверт. Я так же неторопливо взял его и вынул два маленьких листочка бума-
ги.
Они были соединены скрепкой. На верхнем листке, белом и невзрачном,
было по-русски написано несколько коротких фраз.
Второй листок, тоже белый, но в бледно-голубую клеточку, был явно
вырван из записной книжки. На нем было несколько карандашных строк на ан-
глийском языке. Сверху были два слова: "Для Алеши", а примерно дюймом ниже:
"Дж. Фаррингфорд". Фамилия Джонни была окружена рамкой из небрежно нарисо-
ванных звездочек.
Еще ниже следовал странный список: "Американцы, немцы, французы" и
целая строка вопросительных знаков. Этим содержание листка не исчерпыва-
лось. В самом низу было четыре группы букв и цифр, каждая в своей рамочке.
Они выглядели так: "DЕР РЕТ", "1855", "К's С" и "1950".
Все написанное было размашисто перечеркнуто линией, напоминающей бук-
ву S.
Я перевернул листок. На обратной стороне было написано шариковой руч-
кой строчек пятнадцать, но все они были тщательно зачеркнуты пастой нес-
колько иного оттенка. Кропоткин с надеждой взирал на меня.
- Я очень доволен, - поспешно сказал я. - Это чрезвычайно интерес-
но.
Кропоткин понял мои слова, и на его крупном лице появилось удовлетво-
ренное выражение.
Похоже, что дела здесь были закончены. Мы обменялись еще несколькими
заверениями в обоюдной симпатии и вышли в центральный проход конюшни. Кро-
поткин предложил взглянуть на лошадей, и мы бок о бок направились вдоль
денников.
Шедший позади Стивен хрипло дышал, стараясь втягивать воздух быстро,
а выпускать его как можно дольше. Мой нос в первый момент слегка заложило
из-за непривычно сильного запаха аммиака, но рысаки нисколько не стали от
этого хуже. Кропоткин сказал, что им предстоит бежать сегодня вечером. Сне-
га еще мало. Стивен мужественно перевел наш разговор до самого конца, но
когда мы вышли на улицу, принялся глотать свежий воздух с жадностью путни-
ка, заблудившегося в песках и нашедшего родник.
На скаковой дорожке находилось всего несколько лошадей. На мой
взгляд, они явно не годились для выступлений в равнинных скачках или
стипль-чезе.
- Здесь находятся все клубы верховой езды, - пояснил Кропоткин с
помощью Стивена. - Других конюшен в Москве нет. Все, кто занимается верхо-
вой ездой, упражняются на ипподроме. Лошади принадлежат государству. Лучших
направля ют для выступлений на скачках, в том числе и для международных со-
ревнований, и оставляют для племенного разведения. Остальных передают в
клубы. Большинство лошадей на зиму остается в Москве, они очень выносливы.
- Представляю себе, - добавил Стивен уже от себя, - как будет
смердеть в этих сараях в марте!
Кропоткин торжественно распрощался со мной у никем не охранявшегося
главного входа. Отличный парень, подумал я. Благодаря ему и Мише я смог до-
быть основную часть той небогатой информации, которой располагал на сегод-
ня.
-Дружище, - сказал я, - желаю вам всего самого лучшего.
Он с чувством, которого хватило бы на двоих, потряс мою руку, а затем
заключил меня в объятия.
- Мой Бог, - сказал Стивен, когда мы отошли. - А еще говорят, что
немцы сентиментальны...
- Немного чувства не повредит.
- Да... Но что в этом хорошего?
Я вручил ему конверт и кашлял всю дорогу до стоянки такси.
- "Николаю Александровичу в собственные руки" - прочел Стивен над-
пись на конверте. - Тот, кто писал это, вероятно, хорошо знаком с Кропот-
киным. Вот так, по имени-отчеству, не упоминая фамилии, обращаются только к
тем, кого хорошо знают.
- Для меня было бы удивительно, если бы отправитель этого письма не
был лично знаком с адресатом.
- Я тоже так думаю. - Он помахал в воздухе парой скрепленных лис-
точков. - В записке сказано вот что: "Бумага для заметок"... имеется в ви-
ду, что это специальный сорт бумаги, на котором удобно писать от руки...
"найдена во время международных соревнований по троеборью. Пожалуйста, пе-
редайте это Рэндоллу Дрю".
- Это все?
- До буквы.
Он вгляделся во вторую страницу, а я махнул рукой проезжавшей мимо
машине с зеленым огоньком. Стивен опять убрал драгоценную находку.
- Небольшой улов, - заявил он. - Похоже, что гора родила мышь.
Я молчал, задумавшись. Размышления прервал голос водителя.
- Он спрашивает, куда ехать, - сказал Стивен.
- Назад в гостиницу.
Стивен предоставил мне свою кровать, а сам предпочел разделить ложе с
Гудрун. В результате, как мне кажется, выиграли все трое. Поскольку инос-
транные студенты не имеют возможности свободно выходить наружу и общаться с
аборигенами, их просто вынуждают спать друг с другом, иронически заметил
молодой человек.
Меня сильно знобило, и в то же время я чувствовал жар. Это были явные
признаки болезни.
Спал я не слишком долго, хотя это не имело особого значения. Руку
дергало, словно по ней колотили паровым молотом, но голова была ясная. Это
было гораздо лучше, чем наоборот: туман в голове и здоровая рука. Большую
часть ночи я размышлял, строил предположения и планы, а утром снова вернул-
ся к этому занятию. Мне предстояло предпринять некоторые шаги, которые дол-
жны были подтолкнуть моих врагов к новому покушению, но при этом я должен
был остаться в живых.
Утром Стивен напоил меня чаем, дал мне свою бритву и весело направил-
ся завтракать в студенческую столовую.
Вернулся он со всякой всячиной вроде пустых булочек для гамбургеров,
которые купил в магазине на первом этаже, и застал меня за изучением длин-
ного ряда букв, записанных на конверте.
- Разбираете формулу наркотика? - спросил он.
- Пытаюсь.
- Ну и как, получается?
- Я маловато знаю, - ответил я. - Припомните... Когда все это было
записано по-русски и по-немецки, был ли это перевод с одного языка на дру-
гой? Я хочу сказать... Вы уверены, что там следует читать именно то, что
было написано?
- Это не был перевод, - сказал Стивен. - Это были те же самые бук-
вы, что и здесь, записанные в одном и том же порядке, но с помощью обычного
немецкого алфавита. Русская версия фонетически в основном совпадала с не-
мецкой, но в русском алфавите есть несколько лишних букв, поэтому мы сочли,
что немецкое слово было просто транслитерировано русскими буквами. А что,
неверно?
- Пожалуй, верно, - согласился я. - Но посмотрите сюда, где напи-
сано "антагонист". Является ли это слово переводом на русский или на немец-
кий? Или буквы "анта" и так далее были написаны немецкими буквами?
- Это не перевод. Слово "антагонист" звучит почти одинаково на всех
трех языках.
- Спасибо.
- Неужели в том, что я вам сказал, есть какой-то смысл?
- Безусловно, есть, - подтвердил я.
- Вы поражаете меня.
Мы намазали булочки маслом и съели их, запивая чаем. Меня раздирал
гулкий зловещий кашель.
Позавтракав, я выпросил у хозяина лист бумаги и переписал устрашающий
ряд букв, сотворил какое-то подобие разумно выглядевших слов и добавил нес-
колько запятых, отделявших целые числа от десятичных дробей. Переписанная
по-новому надпись выглядела так:
Эторфингидрохлорид 2,45 мг
Асепромазинмалеат 1,0 мг
Хлорокрезол 0,1
Диметилсульфоксид 90
Антагонист налаксон.
- Это совершенно другое дело, - сказал Стивен, заглянув мне через
плечо.
- М-да, - глубокомысленно промычал я. - Вы одобряете?
- Весьма и весьма.
- Одолжите мне чистую кассету для вашего магнитофона и еще какую-ни-
будь, с музыкой. А если найдется, то две чистые кассеты.
- И это все? - разочарованно протянул Стивен.
- Только для начала, - успокоил я его. Он повернулся и, не сходя с
места, вытащил три кассеты в пластмассовых коробках.
- На всех записана музыка, но, если нужно, можете смело писать по-
верх старой записи.
- Прекрасно.
Я немного поколебался, потому что следующая моя просьба должна была
прозвучать весьма мелодраматично. Но что поделать, действительности нужно
было смотреть в лицо. Я сложил лист с химическими терминами вдвое и протя-
нул его Стивену.
- Я хочу попросить вас сохранить это. - Я старался говорить как
можно более сухим голосом. - Храните эту бумагу до тех пор, пока я не вер-
нусь домой. Когда я пришлю вам оттуда открытку, можете ее порвать.
- Я не понимаю... - озадаченно начал Стивен.
- Если я не попаду домой или вы не получите от меня открытку, пошле-
те эту бумагу Хьюдж-Беккету в Министерство иностранных дел. На обороте я
записал адрес. Сообщите ему, что этот текст из бумаг Ганса Крамера, и поп-
росите показать его ветеринару.
- Ветеринару?
- Именно.
- Да, но... - Стивен совершенно точно понял, что я имел в виду. -
Если вы не попадете домой...
- Ну да... Знаете, как говорят: четвертая попытка несчастливая, и
вообще...
- Ради всего святого!
- У вас в субботу есть занятия? - спросил я.
Его брови взмыли вверх, почти исчезнув под волосами.
- Мне следует понимать ваши слова как официальное приглашение сунуть
голову в петлю вместе с вами?
- Всего-навсего помочь мне позвонить по телефону и сказать таксис-
ту, куда ехать.
Стивен демонстративно пожал плечами и воздел руки к небу. На его лице
появилось такое выражение, будто он собирается с ужасным акцентом провоз-
гласить что-нибудь вроде: "Мы-то знаем, что ни одному вашему слову нельзя
верить!" Но вместо этого он коротко спросил:
- С чего начнем?
- Позвоним мистеру Кропоткину. И если застанем его, то попросим о
встрече сегодня утром.
Похоже, Кропоткина наш звонок ничуть не взволновал. По его словам, он
сам пытался связаться со мной в гостинице. Он предложил приехать к десяти
часам. Тогда мы сможем найти его в первой конюшне слева от скакового круга.
- Отлично... - Я подул на горячие распухшие пальцы. - Пожалуй, я
попробую еще позвонить Йену Янгу.
Йен Янг уже вернулся на британскую территорию в центре Москвы. Прав-
да, он с большим трудом понял, кто с ним говорит. Едва шевеля языком, он со
смешанным чувством скорби и восхищения поведал мне, что никто не может пить
так, как русские, и попросил говорить потише.
- Простите, - перешел я на пианиссимо, - не могли бы вы сказать
мне, как лучше всего позвонить в Англию?
Янг посоветовал попытать счастья на Центральном телеграфе, поблизости
от моей гостиницы. Нужно спросить международного оператора, сказал он. Но
шансов мало.
- Бывает, что соединяют за какие-нибудь десять минут, но обычно при-
ходится ждать часа по два. Ну а в связи с сегодняшними событиями не будет
ничего удивительного, если не соединят вообще.
- Неужели африканская пыль долетела и сюда? - спросил я.
- Нечто в этом роде. Сбежал какой-то высокопоставленный парень. При-
чем из всего мира выбрал Бирмингем. Шок, ужас, драма - в общем, все как
положено. А у вас важный звонок?
- Я хотел позвонить ветеринару... справиться о моих лошадях, - сов-
рал я. - А нельзя ли сделать это из посольства?
- Сомневаюсь, что из этого что-нибудь получится. Никто лучше русских
не умеет воздвигать непреодолимые препятствия. - Он зевнул. - Вы получили
вчера ваш факс?
- Да, благодарю вас.
- Я думаю, вы можете отблагодарить меня другим способом... - Он
зевнул опять. - Приходите к полудню и составьте мне компанию. Нужно будет
опохмелиться. Сможете?
- Не вижу причины для отказа.
- Отлично... Идите мимо офиса Оливера, мимо теннисного корта... В
задней части двора стоит длинный дом, в нем моя квартира. Вторая дверь сле-
ва. - Он положил трубку осторожным, прямо-таки нежным движением, присущим
только человеку, мучающемуся от тяжелого похмелья.
Снегопад временно прекратился, хотя небо сохраняло угрожающий масля-
нистый желто-серый цвет. Воздух был такой холодный, что замерзали сопли в
носу. Не успели мы пройти сотню шагов, как я закашлялся и начал задыхаться.
Стивен решил, что со мной происходит нечто ужасное.
- Что с вами? - со ставшей уже привычной тревожной интонацией спро-
сил он. Его собственные легкие пыхтели мощно и размеренно, как электричес-
кие мехи.
- Такси...
Машину мы поймали без труда. Попав в тепло, я тут же воспользовался
лежавшим в кармане ингалятором, и мне полегчало. Грудь перестала разрывать-
ся от недостатка воздуха.
- Вы всегда так реагируете на холод? - поинтересовался Стивен.
- Когда холодно, мне хуже. Да и купание в реке не пошло на пользу.
Стивен поглядел на меня с сочувствием.
- Вы простудились. Хотя если подумать... и даже не думать, в этом
нет ничего удивительного.
По дороге мы дважды останавливались. Первый раз, чтобы купить две бу-
тылки водки: одну - для встречи с Кропоткиным, другую - на потом. А вто-
рой раз - чтобы купить очередную шапку и довершить мой несколько разнос-
тильный гардероб, состоявший, не считая собственной кожи, из майки, рубаш-
ки, пары свитеров, пиджака и запасного пальто Стивена. Пальто было мне ма-
ло; руки торчали из рукавов, как у бедного сиротки.
Проезжую часть уже расчистили от выпавшего ночью снега, но поле ип-
подрома было белым. Как всегда, по нему носились лошади, в том числе пара
рысаков, запряженных в качалки. Мы вышли из такси прямо перед входом в нуж-
ную нам конюшню, где почти сразу же нашли Кропоткина.
Он ждал нас в полутемной каморке какого-то тренера, занимавшегося с
рысаками. По углам лежали кучи тонких колес, похожих на велосипедные. Мне
было очень странно видеть их в конюшне, пока я не вспомнил, что это колеса
от качалок. Посредине стоял стол с одним-единственным стулом, а к стенам
была пришпилена масса фотографий.
Я протянул Николаю Александровичу левую руку. Он со всей сердечностью
схватил ее обеими руками и совершил несколько широких взмахов вверх и вниз.
- Друг, - заявил он своим тяжелым басом, - мой добрый друг.
Преподнесенную бутылку водки он взял, справедливо оценив подарок как
знак моего доброго отношения. Затем он церемонно уступил мне единственный
стул, а сам удобно уселся на столе, решив, видимо, что Стивен вполне может
постоять. Разместившись, мы с помощью Стивена обменялись еще несколькими
комплиментами.
После этого мы сразу перешли к делу. Стивен переводил.
- Мистер Кропоткин говорит, что поставил на уши всех, связанных с
конным спортом, чтобы узнать хоть что-нибудь об Алеше.
При этих словах мое сердце учащенно забилось. Я рассыпался в благо-
дарностях.
- Никто не знает такого человека, - продолжал переводить Стивен. -
Алексеев много, но все не то.
Мой пульс вернулся к обычному ритму.
- Что ж, с его стороны это было очень любезно, - вздохнул я.
Кропоткин разгладил двумя пальцами свои красивые усы и вновь что-то
прогрохотал.
Стивен перевел фразу с совершенно непроницаемым видом, но в глазах
вспыхнули искорки интереса.
- Мистер Кропоткин говорит, что, хотя никто не знает, кто такой Але-
ша, кто-то передал ему клочок бумаги с этим именем. А появилась эта бумажка
из Англии.
Это прозвучало очень неопределенно, но, бесспорно, было лучше, чем
ничего.
- Могу я увидеть эту бумагу? - поинтересовался я.
Тем не менее оказалось, что Николай Александрович не собирался сломя
голову бежать за ней. Сначала хлеб, а сласти потом.
- Мистер Кропоткин говорит, - продолжал Стивен, - что вы должны
понять пару особенностей советского общества. - Молодой человек вздернул
брови, ноздри раздулись, хотя было видно, что он всеми силами старается
сохранить на лице серьезное выражение. - Он говорит, что советские люди не
всегда могут свободно выражать свои мысли.
- Скажите ему, что я уже заметил это и... э-э... полностью понимаю.
Кропоткин грустно посмотрел на меня, еще раз разгладил усы и произнес
своим красивым басом еще одну фразу.
- Ему хотелось бы, чтобы вы использовали полученную от него информа-
цию без указания источника.
- Скажите, что я обещаю ему это, - искренне ответил я.
Думаю, что Кропоткина больше убедили не сами слова, а тон, которым
они были сказаны. Выждав паузу, он продолжил:
- Мистер Кропоткин говорит, что он не знает, кто прислал эту бумагу.
Ему доставили ее на дом вчера вечером с запиской, где были кое-какие пояс-
нения и выражалась надежда, что все это попадет к вам.
- Значит ли это, что он действительно не знает отправителя или, мо-
жет быть, просто не хочет говорить?
- Не могу понять, - ответил Стивен. Николай Александрович наконец
решил приступить к раздаче подарков. С задумчивым видом он вынул из внут-
реннего кармана большой черный бумажник, раскрыл его, порылся внутри тол-
стыми пальцами, медленно извлек белый конверт, поднял его и произнес не-
большую речь.
-Он полагает, - перевел Стивен,- что от этой бумаги будет немного
толку, но он хотел бы ошибиться. Он будет рад, если она вам пригодится, по-
тому что искренне желает хоть немного отблагодарить вас за спасение лошади,
предназначенной для Олимпийских игр.
- Скажите ему, что даже если в записке не окажется полезных сведе-
ний, я все равно буду помнить и высоко ценить те хлопоты, которые он взял
на себя, чтобы помочь мне.
Кропоткин с достоинством выслушал комплимент и неторопливо вручил мне
конверт. Я так же неторопливо взял его и вынул два маленьких листочка бума-
ги.
Они были соединены скрепкой. На верхнем листке, белом и невзрачном,
было по-русски написано несколько коротких фраз.
Второй листок, тоже белый, но в бледно-голубую клеточку, был явно
вырван из записной книжки. На нем было несколько карандашных строк на ан-
глийском языке. Сверху были два слова: "Для Алеши", а примерно дюймом ниже:
"Дж. Фаррингфорд". Фамилия Джонни была окружена рамкой из небрежно нарисо-
ванных звездочек.
Еще ниже следовал странный список: "Американцы, немцы, французы" и
целая строка вопросительных знаков. Этим содержание листка не исчерпыва-
лось. В самом низу было четыре группы букв и цифр, каждая в своей рамочке.
Они выглядели так: "DЕР РЕТ", "1855", "К's С" и "1950".
Все написанное было размашисто перечеркнуто линией, напоминающей бук-
ву S.
Я перевернул листок. На обратной стороне было написано шариковой руч-
кой строчек пятнадцать, но все они были тщательно зачеркнуты пастой нес-
колько иного оттенка. Кропоткин с надеждой взирал на меня.
- Я очень доволен, - поспешно сказал я. - Это чрезвычайно интерес-
но.
Кропоткин понял мои слова, и на его крупном лице появилось удовлетво-
ренное выражение.
Похоже, что дела здесь были закончены. Мы обменялись еще несколькими
заверениями в обоюдной симпатии и вышли в центральный проход конюшни. Кро-
поткин предложил взглянуть на лошадей, и мы бок о бок направились вдоль
денников.
Шедший позади Стивен хрипло дышал, стараясь втягивать воздух быстро,
а выпускать его как можно дольше. Мой нос в первый момент слегка заложило
из-за непривычно сильного запаха аммиака, но рысаки нисколько не стали от
этого хуже. Кропоткин сказал, что им предстоит бежать сегодня вечером. Сне-
га еще мало. Стивен мужественно перевел наш разговор до самого конца, но
когда мы вышли на улицу, принялся глотать свежий воздух с жадностью путни-
ка, заблудившегося в песках и нашедшего родник.
На скаковой дорожке находилось всего несколько лошадей. На мой
взгляд, они явно не годились для выступлений в равнинных скачках или
стипль-чезе.
- Здесь находятся все клубы верховой езды, - пояснил Кропоткин с
помощью Стивена. - Других конюшен в Москве нет. Все, кто занимается верхо-
вой ездой, упражняются на ипподроме. Лошади принадлежат государству. Лучших
направля ют для выступлений на скачках, в том числе и для международных со-
ревнований, и оставляют для племенного разведения. Остальных передают в
клубы. Большинство лошадей на зиму остается в Москве, они очень выносливы.
- Представляю себе, - добавил Стивен уже от себя, - как будет
смердеть в этих сараях в марте!
Кропоткин торжественно распрощался со мной у никем не охранявшегося
главного входа. Отличный парень, подумал я. Благодаря ему и Мише я смог до-
быть основную часть той небогатой информации, которой располагал на сегод-
ня.
-Дружище, - сказал я, - желаю вам всего самого лучшего.
Он с чувством, которого хватило бы на двоих, потряс мою руку, а затем
заключил меня в объятия.
- Мой Бог, - сказал Стивен, когда мы отошли. - А еще говорят, что
немцы сентиментальны...
- Немного чувства не повредит.
- Да... Но что в этом хорошего?
Я вручил ему конверт и кашлял всю дорогу до стоянки такси.
- "Николаю Александровичу в собственные руки" - прочел Стивен над-
пись на конверте. - Тот, кто писал это, вероятно, хорошо знаком с Кропот-
киным. Вот так, по имени-отчеству, не упоминая фамилии, обращаются только к
тем, кого хорошо знают.
- Для меня было бы удивительно, если бы отправитель этого письма не
был лично знаком с адресатом.
- Я тоже так думаю. - Он помахал в воздухе парой скрепленных лис-
точков. - В записке сказано вот что: "Бумага для заметок"... имеется в ви-
ду, что это специальный сорт бумаги, на котором удобно писать от руки...
"найдена во время международных соревнований по троеборью. Пожалуйста, пе-
редайте это Рэндоллу Дрю".
- Это все?
- До буквы.
Он вгляделся во вторую страницу, а я махнул рукой проезжавшей мимо
машине с зеленым огоньком. Стивен опять убрал драгоценную находку.
- Небольшой улов, - заявил он. - Похоже, что гора родила мышь.
Я молчал, задумавшись. Размышления прервал голос водителя.
- Он спрашивает, куда ехать, - сказал Стивен.
- Назад в гостиницу.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 20:20
Однако мы остановились еще около магазина, который я определил как
аптеку. Примерно так должны были читаться русские буквы над входом. Я зашел
внутрь, намереваясь купить что-нибудь болеутоляющее для разбитых пальцев,
но пришлось удовольствоваться каким-то эквивалентом аспирина. А Стивен пе-
регнулся через прилавок и что-то негромко сказал здоровенной тетке в акку-
ратном белом халате.
Она в ответ гаркнула на весь магазин, и посетители уставились на Сти-
вена. Он залился краской, но выдержал характер и все-таки купил то, что хо-
тел.
- Что она сказала? - спросил я, когда мы отъехали.
- Она сказала: "Иностранцу нужны презервативы". И нечего смеяться.
Мое невольное хихиканье помимо воли сменилось кашлем.
- Гудрун настаивает, - пояснил Стивен.
- Я так и подумал.
Накануне я забрал ключ от номера с собой, поэтому мы сразу же прошли
к лифту, поднялись на восьмой этаж и мимо бдительной дамы продефилировали к
моему номеру. Дверь оказалась открыта. Вероятно, уборка... Это была не
уборка. В комнате находился Фрэнк. Стоя спиной к двери, он наклонился над
столиком, стоявшим у окна.
- Привет, Фрэнк, - окликнул его я. Он резко обернулся. Вид у него
был удивленный, руки сжимали матрешку. Я заметил, что она закрыта. Значит,
все секреты пока что находятся внутри. Непрошеный гость автоматически про-
должал пытаться раскрыть ее.
- Э-э... - пробормотал он. - Вы не пришли на завтрак, и я... я ре-
шил проверить, все ли с вами в порядке... Я имею в виду после вчерашнего
происшествия... вашего падения в реку...
Неплохая реакция для застигнутого врасплох, подумал я.
- Я ездил на ипподром посмотреть на тренировку лошадей, - заявил
я, решив посоревноваться с ним в находчивости.
Фрэнк разжал пальцы, неторопливым движением поставил матрешку на пол-
ку и рассмеялся в манере школьного учителя.
- Ну, тогда все в порядке. Когда вы не пришли завтракать, Наташа
очень волновалась. Я могу сказать ей, что вы придете на ленч?
Ленч... Как странно слышать и произносить такое обыденное слово, про-
гуливаясь посреди минного поля.
- Конечно, - согласился я. - И со мной будет гость.
Фрэнк с плохо сдерживаемой ненавистью посмотрел на Стивена и вышел. Я
устало опустился на диван.
- Давайте выпьем...
- Виски или водку? - спросил Стивен. Он достал из кармана купленную
утром бутылку и поставил ее на стол.
- Виски.
Я запил виски две купленные в аптеке таблетки, но не почувствовав ни-
какого облегчения. Я посмотрел на часы. Они чудесным образом пошли, несмот-
ря на вчерашнее купание. Полдвенадцатого. Я набрал телефонный номер.
- Йен? Как самочувствие?
- Как ни странно, лучше, - ответил он. - Мне следовало бы опохме-
литься уже час назад.
Я сказал, что никак не смогу быть у него до ленча, и спросил, не хо-
чет ли он сам зайти ко мне в гостиницу часов в шесть.
- Правильнее будет сказать, "приползти", - ответил он, но согласил-
ся.
В это время Стивен с магнитофоном обследовал стены, пытаясь найти
"жучок". Я указал ему место, но все было тихо. Он уже совсем было собрался
выключить магнитофон, когда динамик внезапно взвыл.
- Боже мой, включили, - одними тубами пробормотал Стивен. - Давай-
те послушаем музыку.
Он вынул из бездонного кармана три кассеты и выбрал запись оперы
"Князь Игорь".
- И что дальше?
- У меня есть несколько книжонок... Если хотите...
- А вы? - осведомился Стивен, глядя на обложки.
- Выпью и подумаю.
И "жучок" целый час слушал, как Стивен под аккомпанемент Бородина ше-
лестит страницами "Потайной комнаты". Тем временем я раскидывал мозгами,
повторял про себя все, что мне рассказали в Англии и в Москве, и пытался
найти путь в лабиринте.
Ленч казался нереальным. Там были Уилкинсоны и Фрэнк. Фрэнк не рас-
сказывал Уилкинсонам о том, как накануне спас мне жизнь, и вел себя так,
словно ничего не случилось. Что он думал о моем молчании, оставалось тай-
ной.
Наташа и Анна ругали меня и упрашивали больше не исчезать, не поста-
вив их в известность, где меня можно найти. Я сказал, что постараюсь, но
никаких обещаний не давал. Фрэнк ел мое мясо.
Разговаривала в основном миссис Уилкинсон:
- Мы с папочкой всегда голосовали за лейбористов, но разве не стран-
но, что левые в Англии призывают увеличить иммиграцию, а здесь, где все на-
селение левее левого, иммигрантов нет. Ведь в Москве не увидишь чернокожих!
Фрэнк никак не отреагировал на ее слова.
- Это показалось мне курьезом, - продолжала миссис Уилкинсон. -
Хотя я думаю, что, скажем, в Индии, народ не станет выстраиваться в очере-
ди, чтобы переехать жить в Москву.
- У них для этого слишком много мозгов, - пробормотал мистер Уил-
кинсон, обращаясь к своей тарелке с мелко накрошенной жареной картошкой.
Больше он не произнес ни слова.
Фрэнк пришел в себя и принялся ругать расистскую политику Националь-
ного фронта. В ответ на это миссис Уилкинсон бросила на меня взгляд, полный
комического испуга, как будто была смущена тем, что на каждом шагу задевает
Фрэнка.
- Фронт - слишком затасканное слово, - негромко сказал я. - Кли-
ше. "Фронт", "фронт"... Нужно всегда задумываться... что же за ними сто-
ит... за этими фронтами.
На десерт снова подали мороженое с вареньем из черной смородины. Оно
мне очень нравилось. Стивен ел с такой же жадностью, как и Фрэнк. Потом он
сообщил мне, что кухня гостиницы "Интурист" - просто высший класс по срав-
нению со студенческой столовой.
Мне казалось, что застольная беседа происходит в каком-то другом из-
мерении. В голове гораздо явственней звучали голоса Бориса и Евгения, Йена
и Малкольма, Кропоткина и Миши, Гудрун и принца, Хьюдж-Беккета и Джонни
Фаррингфорда... и мертвого Ганса Крамера... Но где же, где же был Алеша?
ГЛАВА 15
Поднявшись в мою комнату, Стивен поставил стул на кровать, положил на
него чемодан, а сверху взгромоздил магнитофон и включил его. Из динамика
раздаются бодрый протяжный вой.
Тогда Стивен переключил магнитофон с записи на воспроизведение, и в
уши подслушивающих грянула музыка Стравинского, от которой они должны были
подскочить и громко чертыхнуться.
Некоторое время я раздумывал, глядя на бумагу, которую дал мне Кро-
поткин. Оборот интересовал меня не меньше, чем лицевая сторона.
- Синего стекла с собой у вас, конечно, нет? - спросил я у Стивена.
- Этакого специфического оттенка.
- Синего стекла?
- Да... синего фильтра. Вы видите, что записи сделаны более темным
оттенком синего цвета, чем тот, которым их зачеркивали... Можно даже раз-
глядеть темные линии.
- Ну и что?
- Если посмотреть на страницу через синий фильтр того же оттенка,
что и паста, которой зачеркивали запись, то скорее всего удастся разглядеть
более темную надпись. Светофильтр поглотит один из оттенков, пропустит дру-
гой, и тогда надпись можно будет прочесть.
- И прокричать на весь мир... - пробормотал Стивен. - А что вам
это даст?
- Я предполагаю, кто мог послать этот конверт Кропоткину, но мне хо-
телось бы убедиться.
- Но это мог быть кто угодно.
Я мотнул головой.
- Сейчас я вам кое-что покажу.
Я открыл ящик, в котором лежала моя аптечка, и достал изпод нее свер-
нутый лист бумаги. Расправив, я положил его рядом с листком, полученным от
Кропоткина.
- Они одинаковые! - воскликнул Стивен.
- В том-то и дело. Вырвано из одинаковых блокнотов: белая бумага,
чуть заметная голубая клетка, к корешку крепилась спиралью...
Передо мной лежали две странички из блокнотов с одинаковым следом об-
рыва сверху. На одном было написано: "Для Алеши, Д. Фаррингфорд" и все про-
чее. А на другом было записано имя Малкольма Херрика и номер телефона.
- Он написал мне это в первый же вечер после моего приезда в Москву,
- пояснил я. - В баре гостиницы "Националь".
- Да... но... Эти блокноты самые обычные. Вы можете купить их везде.
Ими пользуются студенты, туристы... И потом, разве их не используют для
стенографии?
- А еще такими блокнотами часто пользуются газетные репортеры, -
добавил я. -И у большинства из них есть привычка зачеркивать записи, когда
они больше не нужны. Я видел множество репортеров, когда выигрывал скачки.
Они торопливо листали блокноты, чтобы найти чистый листок... пролистывали
блокноты в одну сторону, переворачивали и принимались листать в обратную. И
чтобы избавить себя от необходимости проверять, нет ли на странице чего-ни-
будь нужного, они зачеркивают ранее записанное. Одни просто перечеркивают
крестом всю страницу, а некоторые, когца у них есть время, рисуют узоры.
Я перевернул листок, на котором Малкольм записал мне свой номер теле-
фона. На обороте были какие-то заметки о посещении кукольного театра, раз-
машисто перечеркнутые линией в виде широкой буквы S.
- Малкольм? - воскликнул Стивен, изумленно глядя на меня. - Но за-
чем Малкольм послал эту бумагу Кропоткину?
- Не думаю, что это был он. Скорее всего он просто дал листок тому,
кто сделал записи на зачеркнутом обороте.
- Но зачем? - Голос у Стивена был совсем расстроенный. - И что
все это значит? Просто сумасшествие какое-то.
- Маловероятно, чтобы он помнил, кому мог дать листок бумаги три ме-
сяца назад, - заметил я, - но чем черт не шутит... Думаю, мы должны его
спросить.
Я набрал номер, записанный на листке из блокнота. Малкольм Херрик
оказался дома. Его зычный голос, казалось, стремился разорвать телефонную
трубку.
- Где ты пропадал, парень? Я никак не могу тебя поймать. Москва в
уик-энд - это все равно что Эпсом, когда скачки проходят в Аскоте.
- На ипподроме, - с готовностью ответил я.
- Ах, вот как! Ну, как дела? Еще не нашел Алешу?
- Пока нет.
- Говорил я тебе, что это пустое занятие. Я ведь сам искал и не смог
набрать материала для статьи. А если и статью нельзя написать - значит, и
вовсе ничего нет. Согласен?
- Вы-то на этом собаку съели, а я пока нет, - заметил я. - К тому
же Кропоткин на ипподроме заставил всех лошадников Москвы пахать мою делян-
ку. Теперь у нас целая армия союзников.
Херрик недовольно хрюкнул в трубку:
- Ну, и удалось этой армии хоть что-нибудь раскопать?
- До смешного мало. - Я старался, чтобы мои слова прозвучали шутли-
во. - Всего-навсего два клочка бумаги, которые выглядят так, словно их
вырвали из одного и того же блокнота.
- И что это за клочки?
- На одном из них написано имя "Алеша". И имя Джонни Фаррингфорда в
рамке из звездочек. И множество закорючек. Я уверен, что вы не припомните,
когда могли все это написать. Но, возможно, вам удастся вспомнить, кому из
тех, кто три месяца назад был в Бергли, а сейчас находится в Москве, вы
могли дать ненужный лист бумаги.
- Бог с тобой, парень... Ты задаешь совершенно идиотские вопросы.
Я вздохнул и мгновенно закашлялся.
- Если вам вдруг очень скучно, приходите часов в шесть в мой номер в
гостинице "Интурист". Посидим, выпьем... Я собираюсь ненадолго уйти, но к
тому времени вернусь.
- Отлично, - согласился он. - Тебе и хорошие идеи приходят в голо-
ву. Субботние вечера просто созданы для выпивки. В каком номере ты живешь?
Я назвал номер, он повторил его, и в трубке раздались частые гудки. Я
медленным движением положил трубку на рычаг, подумав про себя, что успел
наделать много глупостей, но нынешняя, похоже, превосходит их все вместе
взятые.
- Мне показалось, что он вам не слишком нравится, - сказал Стивен.
Я скорчил рожу и пожал плечами. - Может быть, я задолжал ему за обед в
"Арагви".
Я сел на диван и осторожно ощупал левой рукой больные пальцы правой.
Чувствительность постепенно начинала возвращаться: мне уже удавалось понем-
ногу сгибать и разгибать их. Вполне возможно, что одна-другая кость была
сломана, но без рентгена нельзя было сказать ничего определенного. Я пред-
положил, что если дело обошлось без переломов, то меня следует считать
счастливчиком.
- В каких случаях вы рисуете? - обратился я к Стивену.
- Рисую?
- Таким образом, - я показал лист, полученный от Малкольма.
- А... Обычно во время лекций. Я рисую зигзаги и треугольники, а не
квадраты, звезды и вопросительные знаки. Пожалуй, всегда, если что-нибудь
слушаю, а в руках у меня в это время оказывается карандаш. Когда говорю по
телефону. Или слушаю радио.
- М-м... Ладно... - Я бросил бесполезное обследование пальцев, снял
телефонную трубку и набрал номер международной связи. Там мне ответили, что
заказы на Англию выполняются с большой задержкой. - Что значит большая за-
держка?
- В данный момент заказы на Англию не соединяются.
- Но мне придется ждать несколько часов или несколько дней?
На этот вопрос телефонистка не смогла или не захотела ответить. Я
расстроился, положил трубку и встал.
- Пойдемте.
- Куда?
- Куда угодно. Объедем Москву на такси.
- Попытаемся укрыться от головорезов?
- Порой вы бываете необыкновенно сообразительны, - с наигранным вы-
сокомерием заявил я.
Мы взяли с собой матрешку в сетчатой авоське. В тот же карман, где
лежали листки факса, я положил обе странички из блокнота Малкольма Херрика.
Я исходил из того, что это были единственные материальные результаты моих
усилий. Не следовало оставлять трофеи там, где их мог без труда прикарма-
нить Фрэнк или любой другой, кто удосужился бы открыть дверь моего номера.
Хотя Стивен и перестал внушать мне, насколько метро дешевле, чем так-
си, он был потрясен нашими расходами за вторую половину дня. За все платит
принц, успокоил я его. Каждые полчаса я вручал водителю такси очередную
сумму денег. Он наверняка посчитал меня сумасшедшим. Стивен предложил пойти
в университет. Он еще утром выписал для меня гостевой пропуск, чтобы избе-
жать вчерашних треволнений. Но мне почему-то всегда лучше думалось во время
движения. Я и прежде принимал многие важные решения, разъезжая взад-вперед
на тракторе. Это было както связано с непрерывным изменением окружающей об-
становки, которое стимулирует мыслительный процесс. В результате новые мыс-
ли формулируются необыкновенно ясно и четко. В конце концов, я же не каби-
нетный ученый.
Мы посмотрели и старую, и новую Москву. Элегантные старые районы и
рациональные новые архитектурно не стыковались, но зато были схожи благода-
ря белому снеговому покрывалу, заглушавшему звуки, и какому-то заметному со
стороны недостатку жизненной энергии. Толстые белые шапки на золотых купо-
лах. Витрины магазинов, где свободного места было куда больше, чем товаров.
Огромные лозунги "Слава Коммунистической партии Советского Союза" на кры-
шах. Все это навевало на меня тоску.
Когда начало темнеть, мы остановились пополнить запас выпивки и ку-
пить пару стаканов и сувенир, который я собирался отвезти домой для Эммы. Я
выбрал яркую новую матрешку со всем ее семейством внутри. Матрешка казалась
мне символом моих занятий в Москве: срывание всех и всяческих масок, подоб-
ное вскрытию деревянной куклы. Лишь только я снимал один слой, как под ним
оказывался другой, под тем третий и так далее. А в центре всего меня ждала
не крошечная розовощекая деревянная мамочка, а непрерывно набухающее семя,
из которого вот-вот проклюнутся ужас и смерть.
Когда мы наконец вернулись, моя комната показалась совершенно безо-
пасной и безмятежной.
Вполне возможно, что мы могли бы, не подвергаясь опасности, остаться
в номере, но не следовало пускать насмарку меры безопасности, которые мы
принимали сегодня весь день. И вообще, слова "ах, если бы" - самые скор-
бные из всех существующих в языке.
Магнитофон все так же стоял на своей неустойчивой башне. Когда Стивен
нажал кнопку "запись", тишина сказала нам, что слушатели спят.
Часы показывали пять минут шестого. Мы оставили магнитофон включен-
ным, а сами сели в кресла на площадке у лифтов и стали ждать гостей. Йен
пришел первым. Его нельзя было назвать пьяным, хотя он слегка покачивался
на ходу. Но на лице его состояние никак не отразилось. Он был таким же
бледным, спокойным и непроницаемым, как всегда. И речь его была очень чет-
кой и внятной. Янг совершенно откровенно рассказал, что, если нет никаких
неотложных дел в посольстве, он проводит выходные дни по обычаю русских,
причем следует этим обычаям со страстью неофита. И сразу же спросил, где у
меня бутылка.
аптеку. Примерно так должны были читаться русские буквы над входом. Я зашел
внутрь, намереваясь купить что-нибудь болеутоляющее для разбитых пальцев,
но пришлось удовольствоваться каким-то эквивалентом аспирина. А Стивен пе-
регнулся через прилавок и что-то негромко сказал здоровенной тетке в акку-
ратном белом халате.
Она в ответ гаркнула на весь магазин, и посетители уставились на Сти-
вена. Он залился краской, но выдержал характер и все-таки купил то, что хо-
тел.
- Что она сказала? - спросил я, когда мы отъехали.
- Она сказала: "Иностранцу нужны презервативы". И нечего смеяться.
Мое невольное хихиканье помимо воли сменилось кашлем.
- Гудрун настаивает, - пояснил Стивен.
- Я так и подумал.
Накануне я забрал ключ от номера с собой, поэтому мы сразу же прошли
к лифту, поднялись на восьмой этаж и мимо бдительной дамы продефилировали к
моему номеру. Дверь оказалась открыта. Вероятно, уборка... Это была не
уборка. В комнате находился Фрэнк. Стоя спиной к двери, он наклонился над
столиком, стоявшим у окна.
- Привет, Фрэнк, - окликнул его я. Он резко обернулся. Вид у него
был удивленный, руки сжимали матрешку. Я заметил, что она закрыта. Значит,
все секреты пока что находятся внутри. Непрошеный гость автоматически про-
должал пытаться раскрыть ее.
- Э-э... - пробормотал он. - Вы не пришли на завтрак, и я... я ре-
шил проверить, все ли с вами в порядке... Я имею в виду после вчерашнего
происшествия... вашего падения в реку...
Неплохая реакция для застигнутого врасплох, подумал я.
- Я ездил на ипподром посмотреть на тренировку лошадей, - заявил
я, решив посоревноваться с ним в находчивости.
Фрэнк разжал пальцы, неторопливым движением поставил матрешку на пол-
ку и рассмеялся в манере школьного учителя.
- Ну, тогда все в порядке. Когда вы не пришли завтракать, Наташа
очень волновалась. Я могу сказать ей, что вы придете на ленч?
Ленч... Как странно слышать и произносить такое обыденное слово, про-
гуливаясь посреди минного поля.
- Конечно, - согласился я. - И со мной будет гость.
Фрэнк с плохо сдерживаемой ненавистью посмотрел на Стивена и вышел. Я
устало опустился на диван.
- Давайте выпьем...
- Виски или водку? - спросил Стивен. Он достал из кармана купленную
утром бутылку и поставил ее на стол.
- Виски.
Я запил виски две купленные в аптеке таблетки, но не почувствовав ни-
какого облегчения. Я посмотрел на часы. Они чудесным образом пошли, несмот-
ря на вчерашнее купание. Полдвенадцатого. Я набрал телефонный номер.
- Йен? Как самочувствие?
- Как ни странно, лучше, - ответил он. - Мне следовало бы опохме-
литься уже час назад.
Я сказал, что никак не смогу быть у него до ленча, и спросил, не хо-
чет ли он сам зайти ко мне в гостиницу часов в шесть.
- Правильнее будет сказать, "приползти", - ответил он, но согласил-
ся.
В это время Стивен с магнитофоном обследовал стены, пытаясь найти
"жучок". Я указал ему место, но все было тихо. Он уже совсем было собрался
выключить магнитофон, когда динамик внезапно взвыл.
- Боже мой, включили, - одними тубами пробормотал Стивен. - Давай-
те послушаем музыку.
Он вынул из бездонного кармана три кассеты и выбрал запись оперы
"Князь Игорь".
- И что дальше?
- У меня есть несколько книжонок... Если хотите...
- А вы? - осведомился Стивен, глядя на обложки.
- Выпью и подумаю.
И "жучок" целый час слушал, как Стивен под аккомпанемент Бородина ше-
лестит страницами "Потайной комнаты". Тем временем я раскидывал мозгами,
повторял про себя все, что мне рассказали в Англии и в Москве, и пытался
найти путь в лабиринте.
Ленч казался нереальным. Там были Уилкинсоны и Фрэнк. Фрэнк не рас-
сказывал Уилкинсонам о том, как накануне спас мне жизнь, и вел себя так,
словно ничего не случилось. Что он думал о моем молчании, оставалось тай-
ной.
Наташа и Анна ругали меня и упрашивали больше не исчезать, не поста-
вив их в известность, где меня можно найти. Я сказал, что постараюсь, но
никаких обещаний не давал. Фрэнк ел мое мясо.
Разговаривала в основном миссис Уилкинсон:
- Мы с папочкой всегда голосовали за лейбористов, но разве не стран-
но, что левые в Англии призывают увеличить иммиграцию, а здесь, где все на-
селение левее левого, иммигрантов нет. Ведь в Москве не увидишь чернокожих!
Фрэнк никак не отреагировал на ее слова.
- Это показалось мне курьезом, - продолжала миссис Уилкинсон. -
Хотя я думаю, что, скажем, в Индии, народ не станет выстраиваться в очере-
ди, чтобы переехать жить в Москву.
- У них для этого слишком много мозгов, - пробормотал мистер Уил-
кинсон, обращаясь к своей тарелке с мелко накрошенной жареной картошкой.
Больше он не произнес ни слова.
Фрэнк пришел в себя и принялся ругать расистскую политику Националь-
ного фронта. В ответ на это миссис Уилкинсон бросила на меня взгляд, полный
комического испуга, как будто была смущена тем, что на каждом шагу задевает
Фрэнка.
- Фронт - слишком затасканное слово, - негромко сказал я. - Кли-
ше. "Фронт", "фронт"... Нужно всегда задумываться... что же за ними сто-
ит... за этими фронтами.
На десерт снова подали мороженое с вареньем из черной смородины. Оно
мне очень нравилось. Стивен ел с такой же жадностью, как и Фрэнк. Потом он
сообщил мне, что кухня гостиницы "Интурист" - просто высший класс по срав-
нению со студенческой столовой.
Мне казалось, что застольная беседа происходит в каком-то другом из-
мерении. В голове гораздо явственней звучали голоса Бориса и Евгения, Йена
и Малкольма, Кропоткина и Миши, Гудрун и принца, Хьюдж-Беккета и Джонни
Фаррингфорда... и мертвого Ганса Крамера... Но где же, где же был Алеша?
ГЛАВА 15
Поднявшись в мою комнату, Стивен поставил стул на кровать, положил на
него чемодан, а сверху взгромоздил магнитофон и включил его. Из динамика
раздаются бодрый протяжный вой.
Тогда Стивен переключил магнитофон с записи на воспроизведение, и в
уши подслушивающих грянула музыка Стравинского, от которой они должны были
подскочить и громко чертыхнуться.
Некоторое время я раздумывал, глядя на бумагу, которую дал мне Кро-
поткин. Оборот интересовал меня не меньше, чем лицевая сторона.
- Синего стекла с собой у вас, конечно, нет? - спросил я у Стивена.
- Этакого специфического оттенка.
- Синего стекла?
- Да... синего фильтра. Вы видите, что записи сделаны более темным
оттенком синего цвета, чем тот, которым их зачеркивали... Можно даже раз-
глядеть темные линии.
- Ну и что?
- Если посмотреть на страницу через синий фильтр того же оттенка,
что и паста, которой зачеркивали запись, то скорее всего удастся разглядеть
более темную надпись. Светофильтр поглотит один из оттенков, пропустит дру-
гой, и тогда надпись можно будет прочесть.
- И прокричать на весь мир... - пробормотал Стивен. - А что вам
это даст?
- Я предполагаю, кто мог послать этот конверт Кропоткину, но мне хо-
телось бы убедиться.
- Но это мог быть кто угодно.
Я мотнул головой.
- Сейчас я вам кое-что покажу.
Я открыл ящик, в котором лежала моя аптечка, и достал изпод нее свер-
нутый лист бумаги. Расправив, я положил его рядом с листком, полученным от
Кропоткина.
- Они одинаковые! - воскликнул Стивен.
- В том-то и дело. Вырвано из одинаковых блокнотов: белая бумага,
чуть заметная голубая клетка, к корешку крепилась спиралью...
Передо мной лежали две странички из блокнотов с одинаковым следом об-
рыва сверху. На одном было написано: "Для Алеши, Д. Фаррингфорд" и все про-
чее. А на другом было записано имя Малкольма Херрика и номер телефона.
- Он написал мне это в первый же вечер после моего приезда в Москву,
- пояснил я. - В баре гостиницы "Националь".
- Да... но... Эти блокноты самые обычные. Вы можете купить их везде.
Ими пользуются студенты, туристы... И потом, разве их не используют для
стенографии?
- А еще такими блокнотами часто пользуются газетные репортеры, -
добавил я. -И у большинства из них есть привычка зачеркивать записи, когда
они больше не нужны. Я видел множество репортеров, когда выигрывал скачки.
Они торопливо листали блокноты, чтобы найти чистый листок... пролистывали
блокноты в одну сторону, переворачивали и принимались листать в обратную. И
чтобы избавить себя от необходимости проверять, нет ли на странице чего-ни-
будь нужного, они зачеркивают ранее записанное. Одни просто перечеркивают
крестом всю страницу, а некоторые, когца у них есть время, рисуют узоры.
Я перевернул листок, на котором Малкольм записал мне свой номер теле-
фона. На обороте были какие-то заметки о посещении кукольного театра, раз-
машисто перечеркнутые линией в виде широкой буквы S.
- Малкольм? - воскликнул Стивен, изумленно глядя на меня. - Но за-
чем Малкольм послал эту бумагу Кропоткину?
- Не думаю, что это был он. Скорее всего он просто дал листок тому,
кто сделал записи на зачеркнутом обороте.
- Но зачем? - Голос у Стивена был совсем расстроенный. - И что
все это значит? Просто сумасшествие какое-то.
- Маловероятно, чтобы он помнил, кому мог дать листок бумаги три ме-
сяца назад, - заметил я, - но чем черт не шутит... Думаю, мы должны его
спросить.
Я набрал номер, записанный на листке из блокнота. Малкольм Херрик
оказался дома. Его зычный голос, казалось, стремился разорвать телефонную
трубку.
- Где ты пропадал, парень? Я никак не могу тебя поймать. Москва в
уик-энд - это все равно что Эпсом, когда скачки проходят в Аскоте.
- На ипподроме, - с готовностью ответил я.
- Ах, вот как! Ну, как дела? Еще не нашел Алешу?
- Пока нет.
- Говорил я тебе, что это пустое занятие. Я ведь сам искал и не смог
набрать материала для статьи. А если и статью нельзя написать - значит, и
вовсе ничего нет. Согласен?
- Вы-то на этом собаку съели, а я пока нет, - заметил я. - К тому
же Кропоткин на ипподроме заставил всех лошадников Москвы пахать мою делян-
ку. Теперь у нас целая армия союзников.
Херрик недовольно хрюкнул в трубку:
- Ну, и удалось этой армии хоть что-нибудь раскопать?
- До смешного мало. - Я старался, чтобы мои слова прозвучали шутли-
во. - Всего-навсего два клочка бумаги, которые выглядят так, словно их
вырвали из одного и того же блокнота.
- И что это за клочки?
- На одном из них написано имя "Алеша". И имя Джонни Фаррингфорда в
рамке из звездочек. И множество закорючек. Я уверен, что вы не припомните,
когда могли все это написать. Но, возможно, вам удастся вспомнить, кому из
тех, кто три месяца назад был в Бергли, а сейчас находится в Москве, вы
могли дать ненужный лист бумаги.
- Бог с тобой, парень... Ты задаешь совершенно идиотские вопросы.
Я вздохнул и мгновенно закашлялся.
- Если вам вдруг очень скучно, приходите часов в шесть в мой номер в
гостинице "Интурист". Посидим, выпьем... Я собираюсь ненадолго уйти, но к
тому времени вернусь.
- Отлично, - согласился он. - Тебе и хорошие идеи приходят в голо-
ву. Субботние вечера просто созданы для выпивки. В каком номере ты живешь?
Я назвал номер, он повторил его, и в трубке раздались частые гудки. Я
медленным движением положил трубку на рычаг, подумав про себя, что успел
наделать много глупостей, но нынешняя, похоже, превосходит их все вместе
взятые.
- Мне показалось, что он вам не слишком нравится, - сказал Стивен.
Я скорчил рожу и пожал плечами. - Может быть, я задолжал ему за обед в
"Арагви".
Я сел на диван и осторожно ощупал левой рукой больные пальцы правой.
Чувствительность постепенно начинала возвращаться: мне уже удавалось понем-
ногу сгибать и разгибать их. Вполне возможно, что одна-другая кость была
сломана, но без рентгена нельзя было сказать ничего определенного. Я пред-
положил, что если дело обошлось без переломов, то меня следует считать
счастливчиком.
- В каких случаях вы рисуете? - обратился я к Стивену.
- Рисую?
- Таким образом, - я показал лист, полученный от Малкольма.
- А... Обычно во время лекций. Я рисую зигзаги и треугольники, а не
квадраты, звезды и вопросительные знаки. Пожалуй, всегда, если что-нибудь
слушаю, а в руках у меня в это время оказывается карандаш. Когда говорю по
телефону. Или слушаю радио.
- М-м... Ладно... - Я бросил бесполезное обследование пальцев, снял
телефонную трубку и набрал номер международной связи. Там мне ответили, что
заказы на Англию выполняются с большой задержкой. - Что значит большая за-
держка?
- В данный момент заказы на Англию не соединяются.
- Но мне придется ждать несколько часов или несколько дней?
На этот вопрос телефонистка не смогла или не захотела ответить. Я
расстроился, положил трубку и встал.
- Пойдемте.
- Куда?
- Куда угодно. Объедем Москву на такси.
- Попытаемся укрыться от головорезов?
- Порой вы бываете необыкновенно сообразительны, - с наигранным вы-
сокомерием заявил я.
Мы взяли с собой матрешку в сетчатой авоське. В тот же карман, где
лежали листки факса, я положил обе странички из блокнота Малкольма Херрика.
Я исходил из того, что это были единственные материальные результаты моих
усилий. Не следовало оставлять трофеи там, где их мог без труда прикарма-
нить Фрэнк или любой другой, кто удосужился бы открыть дверь моего номера.
Хотя Стивен и перестал внушать мне, насколько метро дешевле, чем так-
си, он был потрясен нашими расходами за вторую половину дня. За все платит
принц, успокоил я его. Каждые полчаса я вручал водителю такси очередную
сумму денег. Он наверняка посчитал меня сумасшедшим. Стивен предложил пойти
в университет. Он еще утром выписал для меня гостевой пропуск, чтобы избе-
жать вчерашних треволнений. Но мне почему-то всегда лучше думалось во время
движения. Я и прежде принимал многие важные решения, разъезжая взад-вперед
на тракторе. Это было както связано с непрерывным изменением окружающей об-
становки, которое стимулирует мыслительный процесс. В результате новые мыс-
ли формулируются необыкновенно ясно и четко. В конце концов, я же не каби-
нетный ученый.
Мы посмотрели и старую, и новую Москву. Элегантные старые районы и
рациональные новые архитектурно не стыковались, но зато были схожи благода-
ря белому снеговому покрывалу, заглушавшему звуки, и какому-то заметному со
стороны недостатку жизненной энергии. Толстые белые шапки на золотых купо-
лах. Витрины магазинов, где свободного места было куда больше, чем товаров.
Огромные лозунги "Слава Коммунистической партии Советского Союза" на кры-
шах. Все это навевало на меня тоску.
Когда начало темнеть, мы остановились пополнить запас выпивки и ку-
пить пару стаканов и сувенир, который я собирался отвезти домой для Эммы. Я
выбрал яркую новую матрешку со всем ее семейством внутри. Матрешка казалась
мне символом моих занятий в Москве: срывание всех и всяческих масок, подоб-
ное вскрытию деревянной куклы. Лишь только я снимал один слой, как под ним
оказывался другой, под тем третий и так далее. А в центре всего меня ждала
не крошечная розовощекая деревянная мамочка, а непрерывно набухающее семя,
из которого вот-вот проклюнутся ужас и смерть.
Когда мы наконец вернулись, моя комната показалась совершенно безо-
пасной и безмятежной.
Вполне возможно, что мы могли бы, не подвергаясь опасности, остаться
в номере, но не следовало пускать насмарку меры безопасности, которые мы
принимали сегодня весь день. И вообще, слова "ах, если бы" - самые скор-
бные из всех существующих в языке.
Магнитофон все так же стоял на своей неустойчивой башне. Когда Стивен
нажал кнопку "запись", тишина сказала нам, что слушатели спят.
Часы показывали пять минут шестого. Мы оставили магнитофон включен-
ным, а сами сели в кресла на площадке у лифтов и стали ждать гостей. Йен
пришел первым. Его нельзя было назвать пьяным, хотя он слегка покачивался
на ходу. Но на лице его состояние никак не отразилось. Он был таким же
бледным, спокойным и непроницаемым, как всегда. И речь его была очень чет-
кой и внятной. Янг совершенно откровенно рассказал, что, если нет никаких
неотложных дел в посольстве, он проводит выходные дни по обычаю русских,
причем следует этим обычаям со страстью неофита. И сразу же спросил, где у
меня бутылка.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 20:20
Мы вернулись в номер. Йен предпочел выпить водки и расправился с пер-
вой порцией прежде, чем я закончил обслуживать Стивена. Я тут же подлил ему
еще, себе же налил виски.
На пирамиду, увенчанную магнитофоном. Йен взглянул без всяких эмоций.
- Не слишком увлекайтесь этими игрушками, старина, не то вам придет-
ся все время искать в комнате новые "жучки". Если они посчитают, что вы хо-
тите что-то скрыть, то сразу же прилепят вам второе "ухо".
Стивен молча взял магнитофон и предпринял повторное обследование ком-
наты. Йен, рассеянно наблюдая за ним, выпил еще раз и сам, все еще твердой
рукой, налил себе водки.
К счастью, поиски не дали результатов. Магнитофон вновь оказался на
вершине и продолжал вести себя тихо. Стивен оставил его включенным и уселся
рядом с Йеном на диван.
Янг минут пять расписывал, насколько скучную жизнь приходится вести
британским дипломатам в Москве. Я же во время этого рассказа страстно же-
лал, чтобы он каким-нибудь чудом протрезвел.
Тут ворвался Малкольм. Он был похож на пустынную бурю: шумный, жес-
ткий и сухой.
- "Экстра"! - воскликнул он, взглянув на этикетку бутылки. - Этот
сорт выделяется среди местного спиртного, как "Роллс-Ройс" среди вся ких
"Ситроенов"! Я вижу, парень, что у тебя чертовский нюх на хорошие вещи!
- Это Стивен выбрал, - признался я. - Наливайте себе.
Как мне показалось, и Херрик в субботу придерживался девиза "к чертям
умеренность". Он налил себе в стакан такую дозу, которой хватило бы, чтобы
на месяц погрузить трезвенника в летаргический сон, и проглотил ее одним
махом.
- Ты не предупредил меня, что устраиваешь прием, - укоризненно ска-
зал он.
- Только на четыре персоны.
- Знал бы - захватил бутылку.
Судя по тому, насколько быстро убывало спиртное, еще одна бутылка
вполне могла потребоваться. Глядя на Стивена, трудно было предположить, что
выпивка относится к числу его любимых занятий. Я понимал, что он остается
здесь только из-за того, что не хочет уподобиться крысе, бегущей с тонущего
корабля.
- Так что ты там нашел, парень? - поинтересовался Малкольм, взмах-
нув стаканом наполовину полным водки. - Ты чтото говорил о моей записной
книжке...
Я вручил ему листок, а он, нацепив на нос очки, принялся рассматри-
вать его поверх оправы. По его подбородку стекали капли.
- Боже мой, - сказал он, наконец сняв очки и вытирая лицо ладонью.
- Какие-то дурацкие закорючки. И что это значит?
- Не знаю.
Малкольм взглянул на часы и, как мне показалось, принял некое реше-
ние. Залпом допив водку, он торопливо поставил стакан на столик.
- Ладно, парни, мне пора идти. - Он взял листок и собрался положить
его в карман пиджака.
- Я бы предпочел на воемя оставить его у себя, - мягко сказал я, -
если вы, конечно, не возражаете.
- Чего ради? - Он закрыл бумагу ладонью.
- Хочу попытаться расшифровать надпись на обратной стороне.
- Но какой в этом смысл?
- Мне бы очень хотелось узнать, кому вы дали этот листок в Англии...
И что он на нем записал.
Малкольм продолжал колебаться. Йен с усилием поднялся на ноги и налил
себе еще "Экстры".
- Отдай ты ему эту бумажонку, Малкольм, - раздраженно вмешался он.
- На кой дьявол она тебе сдалась?
Херрик увидел три пары глаз, вопросительно рассматривавших его, и не-
охотно вынул руку из кармана.
- Черт побери, это не доведет тебя до добра, парень. - В его голосе
явственно прозвучала угроза.
- Неважно, - ответил я, убирая записку, - это просто интересно,
вам не кажется? Вы писали на этой странице в Бергли... Но не сказали мне,
что вы были на этих соревнованиях. Я был удивлен тем, что вы ни слова не
сказали об этом. И я еще больше удивился, узнав, что на самом деле вы там
были.
- Ну и что из того? Я репортер и приезжал писать о соревнованиях.
- Для "Уотч"? Я считал, что вы иностранный корреспондент, а не спор-
тивный обозреватель.
- Вот что, парень... - Мускулы на могучей шее журналиста напряг-
лись. - К чему ты клонишь?
- Клоню я вот к чему. Вы знали... знали с самого начала... что я
приехал сюда кое-что выяснить. И все время пытались сделать так, чтобы я
заблудился в тумане... или оказался в морге.
Стивен и Йен раскрыли рты.
- Бредятина! - воскликнул Малкольм.
- А вы умеете водить тягач с прицепом?
Он ответил мне взглядом, полным ненависти, за которой скрывалось ка-
кое-то решение.
- Обед в "Арагви"... - продолжал я. - Вы приглашали... Рядом с на-
ми все время сидели два человека. Напротив меня. Два часа лицом к лицу.
После этого они всегда могли бы меня узнать. Вы забрали у меня очки, и все
увидели, что без них я беспомощен. Когда мы вышли из ресторана, на меня на
улице Горького набросились двое мужчин... Они пытались сбить с меня очки и
затащить в автомобиль. На них были вязаные подшлемники, но я очень четко
разглядел их темные нерусские глаза. И я задумался: кто мог знать, что я
именно в это время один пойду по улице Горького?
- Все, что ты наговорил, парень, просто куча лошадиного дерьма. Если
ты будешь продолжать в том же духе, то тебе светит или игла, или смерть в
психушке.
Малкольм был явно разгневан, но уверенности в себе не потерял. Он не
мог представить, что мне удастся попасть в яблочко.
- Теперь поговорим о факсе, - сказал я, - и о вашем информаторе. Я
абсолютно уверен, что, когда для меня пришло очень длинное сообщение, вы
сразу же узнали об этом. Я немедленно отправился в посольство, проехал
большую часть пути на такси и попал в засаду. Под мостом меня поджидали
двое мужчин. Я спасся только по иронии судьбы... Но когда я пришел в себя,
то первым делом задумался: кто мог знать, что я должен выйти на улицу?
- Да пол-Москвы, - грубо оборвал меня Малкольм.
- Я знал, - с подчеркнутой беспристрастностью поддержал его Йен.
- Конечно! - агрессивно заявил журналист. - Йен знал, что мы соби-
раемся обедать в "Арагви". Йен знал, что ты собираешься к Кропоткину на ип-
подром: ты нам обоим сказал это, когда мы были у Оливера. Так какого черта
ты не обвиняешь во всем этом Йена? Ты, парень, не иначе как стукнулся баш-
кой! Если ты немедленно не попросишь прощения, я привлеку тебя к ответ-
ственности за клевету!
Тут он снова посмотрел на часы, внезапно решил пересмотреть свой уль-
тиматум и встал.
- Я не собираюсь больше торчать здесь и слушать бредни этого прокля-
того наркомана.
- Йен помогал мне. А вы только настаивали, чтобы я возвращался до-
мой, - остановил его я.
- Ради твоего же добра!
- Этого недостаточно! - взволновано воскликнул Йен. - Рэндолл...
Все это, конечно, возможно, но выводы вы, похоже, сделали неверные.
- Я не собираюсь доказывать все это в суде, - возразил я. - Я лишь
хотел рассказать Малкольму все, что знаю. Этого достаточно. Если любопытный
сосед знает, что вы собираетесь ограбить банк, и предупреждает вас об этом,
то лишь дурак не изменит своих намерений. Так что можете считать меня этим
любопытным соседом... Хотя то, что задумал Малкольм, куда хуже, чем ограб-
ление банка.
- И что же это? - спросил Йен.
- Массовое убийство во время Олимпийских игр.
На сей раз реакция Малкольма убедила Йена и Стивена в моей правоте.
От потрясения его лицо стало белым как полотно, лишь на носу и щеках прос-
тупал красноватый узор лопнувших сосудов. У Херрика перехватило дыхание: он
раскрыл рот, но не смог издать ни звука. Глаза были полны недоверия и ужа-
са. Мне все-таки удалось разрушить броню его самоуверенности.
- Возможно, вам удастся избежать суда, - сказал я. - Но если хоть
кто-нибудь из участников Олимпийских игр умрет при обстоятельствах, схожих
со смертью Ганса Крамера, то весь мир будет знать, где искать виновных.
Херрик действительно был потрясен. Он чуть не лишился сознания. Тиши-
на в комнате стала почти осязаемой. Мы трое затаив дыхание смотрели на жур-
налиста. В этот кульминационный момент кто-то громко постучал в дверь.
Йену не повезло. Он был ближе всех к двери и открыл ее.
Друзья Херрика ворвались в комнату с уже знакомой мне яростной стре-
мительностью, готовые смести все, что окажется у них на пути. Скрывавшие
лица подшлемники усиливали впечатление от их молниеносного вторжения.
Передний взмахнул дубинкой, и звучно ударил ею Йена по голове. Тот,
не издав ни звука, упал около двери ванной.
Второй громила захлопнул за собой дверь и шагнул вперед. В руках,
одетых в резиновые перчатки, он держал небольшой стеклянный пузырек с вин-
товой пробкой, полный прозрачной золотистой жидкости, слегка .напоминавшей
по цвету шампанское.
Все произошло чрезвычайно быстро. У пришедшего в себя Херрика широко
раскрылись глаза. Он воскликнул:
- Алеша! Нет, нет! - Уввдев, как дубинка вздымается над головой
Стивена, он повторил, указывая на меня: - Нет, нет! Вот этот!
Я бросился к кровати, схватил магнитофон, швырнул его в лицо челове-
ку, напавшему на Стивена, и он с нескрываемой жаждой убийства обернулся ко
мне. Человек со склянкой в это время отвинчивал крышку.
- Этот! - продолжал кричать Малкольм, указывая на меня. - Этот!
Человек свирепо взглянул на журналиста и ударил его по руке. Малкольм
истошно завопил:
- Нет! Нет! Нет!
Я схватил стоявший на кровати стул и бросился на человека со склян-
кой, но на моем пути стоял громила с дубинкой.
В это время второй человек плеснул содержимым пузырька в лицо Мал-
кольму. Тот опять завопил. Его голос напоминал хриплый крик морской чайки.
Я вновь замахнулся стулом и попал по запястью человеку, державшему
склянку. Раздался треск, словно переломилась деревяшка; убийца дернулся от
боли и выронил пузырек. Держа стул перед собой, я с бешеной яростью налетел
на обоих. В это время Стивен схватил со стола водочную бутылку и ударил ею
одного из нападавших в лицо.
Я никогда в жизни не чувствовал такого гнева. Я ненавидел этих людей.
Меня трясло от ненависти. Я размахивал стулом не для того, чтобы спасти
свою жизнь, а чтобы разделаться с ними. Откуда-то из глубин подсознания
вырвалась жажда мщения, требующая крови врага. Я ненавидел не только этих
двоих и хотел отомстить им не за то, что они делали в этом городе и в этом
гостиничном номере. Я сражался за всех беспомощных заложников, за все нес-
частные жертвы, которые были похищены ради выкупа, за всех, погибших от
взрывов.
Возможно, это выглядело не слишком респектабельно, но оказалось эф-
фективным. Стивен отбил о стену донышко бутылки и ткнул в одного из убийц
острым разбитым краем, а я просто лупил их стулом и ногами. Ярость придала
мне сил. Мы загоняли их в узкий проход к ванной посреди которого все так же
неподвижно лежал Йен Янг. Вдруг, словно приняв одновременное решение, наши
враги резко повернулись, кто-то из них распахнул дверь в коридор, и они
сбежали. Я, задыхаясь, остановился на пороге.
- В погоню! - воскликнул Стивен.
- Нет... Вернитесь... - Я пытался успокоить дыхание. - Закройте
дверь... Надо позаботиться о Малкольме.
- О Малкольме?..
- Он умирает, - перебил я. - Девяносто секунд... О Боже!
Малкольм, что-то скуля, корчился около кровати.
- Откройте матрешку! - приказал я. - Мишину матрешку! Быстрее,
быстрее... Достаньте жестянку с налоксоном!
Я рывком выдвинул ящик, выхватил оттуда мою "дыхательную" аптечку и
вынул пластмассовую коробочку. Пальцы не слушались. Будет чертовски спра-
ведливо, подумал я, если я не смогу его спасти. Ведь мои пальцы болят пото-
му, что он пытался убить меня.
Не могу сорвать со шприца чехол из прочного пластика. Быстрее! Ради
Бога быстрее. Попытаться зубами...
- Это? - спросил Стивен, показывая коробочку из-под леденцов.
Я открыл ее и положил на стол.
- Да. Спустите с него брюки. Девяносто секунд... Боже, Боже...
Мои руки дрожали. Малкольм начал задыхаться.
- Он синеет! - в испуге воскликнул Стивен. Наконец игла надета на
шприц. - Он потерял сознание, - сказал Стивен, - продолжает задыхаться.
Я свернул головку одной из ампул с налоксоном. Трясущимися руками
поставил ее на полку. Только бы не перевернуть... Мне нужны сейчас две ру-
ки, две здоровых руки... которые не трясутся.
Я взял шприц в правую руку, а ампулу в левую. Я почти ничего не умел
делать левой рукой, поэтому должен был сделать укол правой... Погрузил кон-
чик иглы в жидкость... Потянув плунжер, вобрал ее в шприц. Пальцы не слуша-
ются... Ну и что из того? Девяносто секунд... И все будет кончено.
Я повернулся к Малкольму. Стивен спустил с него штаны, обнажив часть
ягодицы. Я вонзил в мякоть иглу и нажал плунжер, подумав: "А остальное в
руце Божьей".
Мы подняли Херрика на кровать, что само по себе было нелегко, сняли с
него пиджак и галстук и расстегнули рубашку. Выглядел он ужасно, дышал с
трудом, но хуже ему не становилось. Он пришел в сознание, и к нему сразу же
вернулся ужас.
- Ублюдки... - прошептал он. Лежавший около двери ванной Йен засто-
нал и попытался подняться. Стивен помог ему встать и усадил на диван.
Склянка валялась на ковре у их ног, и Стивен автоматически нагнулся,
чтобы поднять ее.
- Не трогайте! - испуганно воскликнул я. - Стивен, не касайтесь
ее. Это смерть!
- Но она пуста.
- Сомневаюсь, - возразил я. - К тому же, думаю, будет вполне дос-
таточно нескольких капель. - Я поднял стул и поставил его над пузырьком.
- Пока что сделаем так... И смотрите, чтобы Йен не дотронулся.
Я повернулся к Малкольму. Он дышал чуть ровнее, но все равно с боль-
шим трудом.
- Как вызвать врача? - спросил я.
Стивен испуганно взглянул на меня. Я расценил его взгляд как нежела-
ние связываться с советскими официальными лицами, но он наклонился к теле-
фону и несколько раз повернул диск.
- Скажите им, чтобы врач взял налоксон.
Он дважды повторил название и произнес его по буквам, но, когда за-
кончил разговор, вид у него был обескураженный.
- Она сказала, что доктор будет, а вот насчет налоксона... Она ска-
зала, что доктор сам знает, что принести. Безнадежно. Сплошные запреты. Чем
больше настаиваешь, тем больше им хочется показать зубы...
- Рэндолл... - слабым голосом прохрипел Малкольм.
- Да? - Я нагнулся над ним, чтобы лучше слышать.
- Достань... этих ублюдков...
Я глубоко вздохнул.
- Почему они облили вас, а не меня?
Мне показалось, что он услышал и понял меня, но не ответил. На его
лицо внезапно выступили крупные капли пота, и он вновь начал задыхаться.
Я набрал в шприц налоксон из второй ампулы и сделал инъекцию в бедро.
Сразу же последовала не слишком сильная, но все-таки заметная реакция. Он
вновь начал дышать, правда, пугающе слабо.
- Ублюдки ... сказали... я... обманул их.
- Что это значит?
- Я продал им... информацию. Они сказали... что она... полезная...
Деньги.
- Много они вам заплатили? - спросил я.
- Пятьдесят... тысяч...
- Фунтов?
- Боже... ну конечно... Сегодня вечером... они сказали... я обма-
нул... Я сказал... чтобы они пришли... разделаться с тобой... слишком ум-
ный... к половине седьмого... Не знал... что Йен... будет здесь...
Я сообразил, что, обнаружив меня в компании Йена и Стивена, он попы-
тался поскорее уйти и предупредить своих друзей. Хотя никто не мог сказать,
что из этого последовало бы. Возможно, его все равно убили бы. Друзья Мал-
кольма Херрика были непредсказуемы, как молния.
Я прошел в ванную, набрал полстакана воды и попытался влить Малкольму
в рот. Он лишь слегка смочил губы. Похоже, это было все, чего он хотел.
Посмотрев на часы, я увидел, что с момента второй инъекции прошло две
минуты, а с момента первой - четыре. Эти незаметные промежутки времени ка-
зались мне годами.
Йен быстро пришел в себя и начал задавать вопросы. Я же подумал о
другом. Окружающие не могли не слышать шума. Почему они не попытались выяс-
нить, что случилось? Никто не слышал крика Малкольма... или не обратил на
него внимания. Я-то подумал, что этот вопль был слышен в Кремле. Когда мик-
рофоны выключены, стены становятся непроницаемыми.
Малкольм снова потерял сознание и начал задыхаться. Я угрюмо ввел ему
содержимое последней ампулы. Налоксона больше не было. В случае чего ни у
кого из нас не оставалось шансов на спасение.
вой порцией прежде, чем я закончил обслуживать Стивена. Я тут же подлил ему
еще, себе же налил виски.
На пирамиду, увенчанную магнитофоном. Йен взглянул без всяких эмоций.
- Не слишком увлекайтесь этими игрушками, старина, не то вам придет-
ся все время искать в комнате новые "жучки". Если они посчитают, что вы хо-
тите что-то скрыть, то сразу же прилепят вам второе "ухо".
Стивен молча взял магнитофон и предпринял повторное обследование ком-
наты. Йен, рассеянно наблюдая за ним, выпил еще раз и сам, все еще твердой
рукой, налил себе водки.
К счастью, поиски не дали результатов. Магнитофон вновь оказался на
вершине и продолжал вести себя тихо. Стивен оставил его включенным и уселся
рядом с Йеном на диван.
Янг минут пять расписывал, насколько скучную жизнь приходится вести
британским дипломатам в Москве. Я же во время этого рассказа страстно же-
лал, чтобы он каким-нибудь чудом протрезвел.
Тут ворвался Малкольм. Он был похож на пустынную бурю: шумный, жес-
ткий и сухой.
- "Экстра"! - воскликнул он, взглянув на этикетку бутылки. - Этот
сорт выделяется среди местного спиртного, как "Роллс-Ройс" среди вся ких
"Ситроенов"! Я вижу, парень, что у тебя чертовский нюх на хорошие вещи!
- Это Стивен выбрал, - признался я. - Наливайте себе.
Как мне показалось, и Херрик в субботу придерживался девиза "к чертям
умеренность". Он налил себе в стакан такую дозу, которой хватило бы, чтобы
на месяц погрузить трезвенника в летаргический сон, и проглотил ее одним
махом.
- Ты не предупредил меня, что устраиваешь прием, - укоризненно ска-
зал он.
- Только на четыре персоны.
- Знал бы - захватил бутылку.
Судя по тому, насколько быстро убывало спиртное, еще одна бутылка
вполне могла потребоваться. Глядя на Стивена, трудно было предположить, что
выпивка относится к числу его любимых занятий. Я понимал, что он остается
здесь только из-за того, что не хочет уподобиться крысе, бегущей с тонущего
корабля.
- Так что ты там нашел, парень? - поинтересовался Малкольм, взмах-
нув стаканом наполовину полным водки. - Ты чтото говорил о моей записной
книжке...
Я вручил ему листок, а он, нацепив на нос очки, принялся рассматри-
вать его поверх оправы. По его подбородку стекали капли.
- Боже мой, - сказал он, наконец сняв очки и вытирая лицо ладонью.
- Какие-то дурацкие закорючки. И что это значит?
- Не знаю.
Малкольм взглянул на часы и, как мне показалось, принял некое реше-
ние. Залпом допив водку, он торопливо поставил стакан на столик.
- Ладно, парни, мне пора идти. - Он взял листок и собрался положить
его в карман пиджака.
- Я бы предпочел на воемя оставить его у себя, - мягко сказал я, -
если вы, конечно, не возражаете.
- Чего ради? - Он закрыл бумагу ладонью.
- Хочу попытаться расшифровать надпись на обратной стороне.
- Но какой в этом смысл?
- Мне бы очень хотелось узнать, кому вы дали этот листок в Англии...
И что он на нем записал.
Малкольм продолжал колебаться. Йен с усилием поднялся на ноги и налил
себе еще "Экстры".
- Отдай ты ему эту бумажонку, Малкольм, - раздраженно вмешался он.
- На кой дьявол она тебе сдалась?
Херрик увидел три пары глаз, вопросительно рассматривавших его, и не-
охотно вынул руку из кармана.
- Черт побери, это не доведет тебя до добра, парень. - В его голосе
явственно прозвучала угроза.
- Неважно, - ответил я, убирая записку, - это просто интересно,
вам не кажется? Вы писали на этой странице в Бергли... Но не сказали мне,
что вы были на этих соревнованиях. Я был удивлен тем, что вы ни слова не
сказали об этом. И я еще больше удивился, узнав, что на самом деле вы там
были.
- Ну и что из того? Я репортер и приезжал писать о соревнованиях.
- Для "Уотч"? Я считал, что вы иностранный корреспондент, а не спор-
тивный обозреватель.
- Вот что, парень... - Мускулы на могучей шее журналиста напряг-
лись. - К чему ты клонишь?
- Клоню я вот к чему. Вы знали... знали с самого начала... что я
приехал сюда кое-что выяснить. И все время пытались сделать так, чтобы я
заблудился в тумане... или оказался в морге.
Стивен и Йен раскрыли рты.
- Бредятина! - воскликнул Малкольм.
- А вы умеете водить тягач с прицепом?
Он ответил мне взглядом, полным ненависти, за которой скрывалось ка-
кое-то решение.
- Обед в "Арагви"... - продолжал я. - Вы приглашали... Рядом с на-
ми все время сидели два человека. Напротив меня. Два часа лицом к лицу.
После этого они всегда могли бы меня узнать. Вы забрали у меня очки, и все
увидели, что без них я беспомощен. Когда мы вышли из ресторана, на меня на
улице Горького набросились двое мужчин... Они пытались сбить с меня очки и
затащить в автомобиль. На них были вязаные подшлемники, но я очень четко
разглядел их темные нерусские глаза. И я задумался: кто мог знать, что я
именно в это время один пойду по улице Горького?
- Все, что ты наговорил, парень, просто куча лошадиного дерьма. Если
ты будешь продолжать в том же духе, то тебе светит или игла, или смерть в
психушке.
Малкольм был явно разгневан, но уверенности в себе не потерял. Он не
мог представить, что мне удастся попасть в яблочко.
- Теперь поговорим о факсе, - сказал я, - и о вашем информаторе. Я
абсолютно уверен, что, когда для меня пришло очень длинное сообщение, вы
сразу же узнали об этом. Я немедленно отправился в посольство, проехал
большую часть пути на такси и попал в засаду. Под мостом меня поджидали
двое мужчин. Я спасся только по иронии судьбы... Но когда я пришел в себя,
то первым делом задумался: кто мог знать, что я должен выйти на улицу?
- Да пол-Москвы, - грубо оборвал меня Малкольм.
- Я знал, - с подчеркнутой беспристрастностью поддержал его Йен.
- Конечно! - агрессивно заявил журналист. - Йен знал, что мы соби-
раемся обедать в "Арагви". Йен знал, что ты собираешься к Кропоткину на ип-
подром: ты нам обоим сказал это, когда мы были у Оливера. Так какого черта
ты не обвиняешь во всем этом Йена? Ты, парень, не иначе как стукнулся баш-
кой! Если ты немедленно не попросишь прощения, я привлеку тебя к ответ-
ственности за клевету!
Тут он снова посмотрел на часы, внезапно решил пересмотреть свой уль-
тиматум и встал.
- Я не собираюсь больше торчать здесь и слушать бредни этого прокля-
того наркомана.
- Йен помогал мне. А вы только настаивали, чтобы я возвращался до-
мой, - остановил его я.
- Ради твоего же добра!
- Этого недостаточно! - взволновано воскликнул Йен. - Рэндолл...
Все это, конечно, возможно, но выводы вы, похоже, сделали неверные.
- Я не собираюсь доказывать все это в суде, - возразил я. - Я лишь
хотел рассказать Малкольму все, что знаю. Этого достаточно. Если любопытный
сосед знает, что вы собираетесь ограбить банк, и предупреждает вас об этом,
то лишь дурак не изменит своих намерений. Так что можете считать меня этим
любопытным соседом... Хотя то, что задумал Малкольм, куда хуже, чем ограб-
ление банка.
- И что же это? - спросил Йен.
- Массовое убийство во время Олимпийских игр.
На сей раз реакция Малкольма убедила Йена и Стивена в моей правоте.
От потрясения его лицо стало белым как полотно, лишь на носу и щеках прос-
тупал красноватый узор лопнувших сосудов. У Херрика перехватило дыхание: он
раскрыл рот, но не смог издать ни звука. Глаза были полны недоверия и ужа-
са. Мне все-таки удалось разрушить броню его самоуверенности.
- Возможно, вам удастся избежать суда, - сказал я. - Но если хоть
кто-нибудь из участников Олимпийских игр умрет при обстоятельствах, схожих
со смертью Ганса Крамера, то весь мир будет знать, где искать виновных.
Херрик действительно был потрясен. Он чуть не лишился сознания. Тиши-
на в комнате стала почти осязаемой. Мы трое затаив дыхание смотрели на жур-
налиста. В этот кульминационный момент кто-то громко постучал в дверь.
Йену не повезло. Он был ближе всех к двери и открыл ее.
Друзья Херрика ворвались в комнату с уже знакомой мне яростной стре-
мительностью, готовые смести все, что окажется у них на пути. Скрывавшие
лица подшлемники усиливали впечатление от их молниеносного вторжения.
Передний взмахнул дубинкой, и звучно ударил ею Йена по голове. Тот,
не издав ни звука, упал около двери ванной.
Второй громила захлопнул за собой дверь и шагнул вперед. В руках,
одетых в резиновые перчатки, он держал небольшой стеклянный пузырек с вин-
товой пробкой, полный прозрачной золотистой жидкости, слегка .напоминавшей
по цвету шампанское.
Все произошло чрезвычайно быстро. У пришедшего в себя Херрика широко
раскрылись глаза. Он воскликнул:
- Алеша! Нет, нет! - Уввдев, как дубинка вздымается над головой
Стивена, он повторил, указывая на меня: - Нет, нет! Вот этот!
Я бросился к кровати, схватил магнитофон, швырнул его в лицо челове-
ку, напавшему на Стивена, и он с нескрываемой жаждой убийства обернулся ко
мне. Человек со склянкой в это время отвинчивал крышку.
- Этот! - продолжал кричать Малкольм, указывая на меня. - Этот!
Человек свирепо взглянул на журналиста и ударил его по руке. Малкольм
истошно завопил:
- Нет! Нет! Нет!
Я схватил стоявший на кровати стул и бросился на человека со склян-
кой, но на моем пути стоял громила с дубинкой.
В это время второй человек плеснул содержимым пузырька в лицо Мал-
кольму. Тот опять завопил. Его голос напоминал хриплый крик морской чайки.
Я вновь замахнулся стулом и попал по запястью человеку, державшему
склянку. Раздался треск, словно переломилась деревяшка; убийца дернулся от
боли и выронил пузырек. Держа стул перед собой, я с бешеной яростью налетел
на обоих. В это время Стивен схватил со стола водочную бутылку и ударил ею
одного из нападавших в лицо.
Я никогда в жизни не чувствовал такого гнева. Я ненавидел этих людей.
Меня трясло от ненависти. Я размахивал стулом не для того, чтобы спасти
свою жизнь, а чтобы разделаться с ними. Откуда-то из глубин подсознания
вырвалась жажда мщения, требующая крови врага. Я ненавидел не только этих
двоих и хотел отомстить им не за то, что они делали в этом городе и в этом
гостиничном номере. Я сражался за всех беспомощных заложников, за все нес-
частные жертвы, которые были похищены ради выкупа, за всех, погибших от
взрывов.
Возможно, это выглядело не слишком респектабельно, но оказалось эф-
фективным. Стивен отбил о стену донышко бутылки и ткнул в одного из убийц
острым разбитым краем, а я просто лупил их стулом и ногами. Ярость придала
мне сил. Мы загоняли их в узкий проход к ванной посреди которого все так же
неподвижно лежал Йен Янг. Вдруг, словно приняв одновременное решение, наши
враги резко повернулись, кто-то из них распахнул дверь в коридор, и они
сбежали. Я, задыхаясь, остановился на пороге.
- В погоню! - воскликнул Стивен.
- Нет... Вернитесь... - Я пытался успокоить дыхание. - Закройте
дверь... Надо позаботиться о Малкольме.
- О Малкольме?..
- Он умирает, - перебил я. - Девяносто секунд... О Боже!
Малкольм, что-то скуля, корчился около кровати.
- Откройте матрешку! - приказал я. - Мишину матрешку! Быстрее,
быстрее... Достаньте жестянку с налоксоном!
Я рывком выдвинул ящик, выхватил оттуда мою "дыхательную" аптечку и
вынул пластмассовую коробочку. Пальцы не слушались. Будет чертовски спра-
ведливо, подумал я, если я не смогу его спасти. Ведь мои пальцы болят пото-
му, что он пытался убить меня.
Не могу сорвать со шприца чехол из прочного пластика. Быстрее! Ради
Бога быстрее. Попытаться зубами...
- Это? - спросил Стивен, показывая коробочку из-под леденцов.
Я открыл ее и положил на стол.
- Да. Спустите с него брюки. Девяносто секунд... Боже, Боже...
Мои руки дрожали. Малкольм начал задыхаться.
- Он синеет! - в испуге воскликнул Стивен. Наконец игла надета на
шприц. - Он потерял сознание, - сказал Стивен, - продолжает задыхаться.
Я свернул головку одной из ампул с налоксоном. Трясущимися руками
поставил ее на полку. Только бы не перевернуть... Мне нужны сейчас две ру-
ки, две здоровых руки... которые не трясутся.
Я взял шприц в правую руку, а ампулу в левую. Я почти ничего не умел
делать левой рукой, поэтому должен был сделать укол правой... Погрузил кон-
чик иглы в жидкость... Потянув плунжер, вобрал ее в шприц. Пальцы не слуша-
ются... Ну и что из того? Девяносто секунд... И все будет кончено.
Я повернулся к Малкольму. Стивен спустил с него штаны, обнажив часть
ягодицы. Я вонзил в мякоть иглу и нажал плунжер, подумав: "А остальное в
руце Божьей".
Мы подняли Херрика на кровать, что само по себе было нелегко, сняли с
него пиджак и галстук и расстегнули рубашку. Выглядел он ужасно, дышал с
трудом, но хуже ему не становилось. Он пришел в сознание, и к нему сразу же
вернулся ужас.
- Ублюдки... - прошептал он. Лежавший около двери ванной Йен засто-
нал и попытался подняться. Стивен помог ему встать и усадил на диван.
Склянка валялась на ковре у их ног, и Стивен автоматически нагнулся,
чтобы поднять ее.
- Не трогайте! - испуганно воскликнул я. - Стивен, не касайтесь
ее. Это смерть!
- Но она пуста.
- Сомневаюсь, - возразил я. - К тому же, думаю, будет вполне дос-
таточно нескольких капель. - Я поднял стул и поставил его над пузырьком.
- Пока что сделаем так... И смотрите, чтобы Йен не дотронулся.
Я повернулся к Малкольму. Он дышал чуть ровнее, но все равно с боль-
шим трудом.
- Как вызвать врача? - спросил я.
Стивен испуганно взглянул на меня. Я расценил его взгляд как нежела-
ние связываться с советскими официальными лицами, но он наклонился к теле-
фону и несколько раз повернул диск.
- Скажите им, чтобы врач взял налоксон.
Он дважды повторил название и произнес его по буквам, но, когда за-
кончил разговор, вид у него был обескураженный.
- Она сказала, что доктор будет, а вот насчет налоксона... Она ска-
зала, что доктор сам знает, что принести. Безнадежно. Сплошные запреты. Чем
больше настаиваешь, тем больше им хочется показать зубы...
- Рэндолл... - слабым голосом прохрипел Малкольм.
- Да? - Я нагнулся над ним, чтобы лучше слышать.
- Достань... этих ублюдков...
Я глубоко вздохнул.
- Почему они облили вас, а не меня?
Мне показалось, что он услышал и понял меня, но не ответил. На его
лицо внезапно выступили крупные капли пота, и он вновь начал задыхаться.
Я набрал в шприц налоксон из второй ампулы и сделал инъекцию в бедро.
Сразу же последовала не слишком сильная, но все-таки заметная реакция. Он
вновь начал дышать, правда, пугающе слабо.
- Ублюдки ... сказали... я... обманул их.
- Что это значит?
- Я продал им... информацию. Они сказали... что она... полезная...
Деньги.
- Много они вам заплатили? - спросил я.
- Пятьдесят... тысяч...
- Фунтов?
- Боже... ну конечно... Сегодня вечером... они сказали... я обма-
нул... Я сказал... чтобы они пришли... разделаться с тобой... слишком ум-
ный... к половине седьмого... Не знал... что Йен... будет здесь...
Я сообразил, что, обнаружив меня в компании Йена и Стивена, он попы-
тался поскорее уйти и предупредить своих друзей. Хотя никто не мог сказать,
что из этого последовало бы. Возможно, его все равно убили бы. Друзья Мал-
кольма Херрика были непредсказуемы, как молния.
Я прошел в ванную, набрал полстакана воды и попытался влить Малкольму
в рот. Он лишь слегка смочил губы. Похоже, это было все, чего он хотел.
Посмотрев на часы, я увидел, что с момента второй инъекции прошло две
минуты, а с момента первой - четыре. Эти незаметные промежутки времени ка-
зались мне годами.
Йен быстро пришел в себя и начал задавать вопросы. Я же подумал о
другом. Окружающие не могли не слышать шума. Почему они не попытались выяс-
нить, что случилось? Никто не слышал крика Малкольма... или не обратил на
него внимания. Я-то подумал, что этот вопль был слышен в Кремле. Когда мик-
рофоны выключены, стены становятся непроницаемыми.
Малкольм снова потерял сознание и начал задыхаться. Я угрюмо ввел ему
содержимое последней ампулы. Налоксона больше не было. В случае чего ни у
кого из нас не оставалось шансов на спасение.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 20:21
ГЛАВА 16
И опять Херрик слегка ожил. Опять к нему вернулось сознание, и он на-
чал дышать. Но кожа его оставалась мертвеннобледной, а зрачки были не боль-
ше булавочной головки.
- У меня.... голова... кружится, - запинаясь проговорил он.
Я смочил его губы водой и небрежно спросил:
- А кто облил Ганса Крамера, вы сами или ваши друзья?
- Бог... с тобой... па... парень... Я не... убийца...
- А лошадиный фургон?
- Хотел... только сбить... напугать... чтобы домой... уехал... - он
отхлебнул крошечный глоток воды. -Думал... что ты... не решишься... ос-
таться.
- Зато ваши друзья не шутили, - заметил я. - Ни на улице Горького,
ни на набережной.
- Они сказали... слишком опасно... с помощью Кропоткина... ты смо-
жешь... разобраться...
- Угу... А что они сказали, когда им стало известно, что я знаю
предсмертные слова Ганса Крамера?
- Проклятый мальчишка... Миша...
- Яд, не оставляющий следов, придумали вы или Крамер? - продолжал я
допрос.
- Я случайно... узнал... Гансу поручил... украсть... - Херрик сде-
лал слабую попытку ухмыльнуться. - Безмозглый ублюдок... я подставил
его... Он сделал это... просто так... ради своих... идеалов...
- И он отправился в Гейдельбергскую клинику? - уточнил я.
- Боже... - Несмотря на то, что он решил все рассказать, журналист
оказался неприятно удивлен. - В факсе... опасался... но думал... ты не за-
метишь... Они не хотели... чтобы ты... прочел...
- Но почему они убили Ганса? Он же помогал вам!
Херрик явно устал. Его голос становился все слабее, дышал он редко и
очень слабо.
- Следы... спрятать...
Йен встал и подошел к кровати. С момента нападения он впервые посмот-
рел в лицо Малкольму. От потрясения его лицо потеряло привычную бесстрас-
тность.
- Послушайте, Рэндолл, - взволнованно сказал он, - оставьте эти
вопросы до тех пор, пока ему не станет получше. Что бы он ни сделал, это
может потерпеть.
Он понятия не имеет, с чем мы имеем дело, подумал я. Но объяснять не
было времени.
Я дал Малкольму еще немного воды. После вмешательства Йена он о
чем-то задумался и, видимо, уже сожалел, что так много наговорил. В его су-
женных зрачках вновь загорелся отблеск ненависти, а когда я убрал стакан с
водой от его губ, на лице появилось подобие обычного упрямства.
- Как их зовут? - спросил я. - Какой они национальности?
- Пошел... в задницу...
- Рэндолл! - воскликнул Йен, - неужели не хватит с него?
- Один из них был Алеша, - сказал Стивен. Он осторожно обошел стул
и встал рядом с нами. - Вы что, не слышали? Малкольм называл одного из них
Алешей.
С кровати послышалось подобие смеха. Лицо журналиста исказила грима-
са. Но его голос - вернее, шепот - был полон злобы.
-Алеша еще... прикончит... тебя... па... парень...
Стивен недоверчиво посмотрел на лежавшего.
- Но ведь это ваш приятель старался вас убить. А Рэндолл пытается
спасти вас.
- Черта лысого!
- У него мысли путаются, - сказал я. - Хватит.
- Боже... - простонал Малкольм. - Тошнит...
Стивен быстро оглянулся в поисках какого-нибудь сосуда, но ничего
подходящего в комнате не оказалось. Впрочем, ничего и не было нужно.
Херрик дышал все слабее и слабее. Я взял его за запястье, но не смог
нащупать пульс. Его глаза медленно закрылись.
- Надо что-то делать! - воскликнул Йен.
- Можно попробовать искусственное дыхание, - ответил я, - но толь-
ко не изо рта в рот.
- Почему?
- Ему плеснули отраву в лицо... Мы не можем так рисковать.
- Вы хотите сказать, что он умирает? - недоверчиво спросил Стивен.
- Несмотря ни на что?
Йен энергично принялся сводить и разводить руки Малкольма, используя
старый метод искусственного дыхания. Он не мог допустить, чтобы для спасе-
ния умирающего не было сделано все возможное.
Цвет шеи, рук и обнаженной груди Малкольма из сероватоголубого на
глазах менялся на индиго. Лишь лицо оставалось бледным.
Йен теперь с силой нажимал ему на грудь, пытаясь заставить легкие
втянуть хоть немного воздуха. Мы со Стивеном молча наблюдали. Казалось, что
мы стоим так уже несколько часов.
Я не пытался остановить Йена. Он должен был сам решить, когда следует
прекратить бесплодные попытки. Наконец почувствовав, что тело Малкольма пе-
рестало отзываться на все усилия вернуть ему жизнь, Йен опустил руки и по-
вернулся к нам. Его лицо было непроницаемым, как у сфинкса.
- Он умер, - утвердительно сказал Янг.
- Да.
Наступила длительная пауза. Никто из нас не мог решиться высказать
вслух свои мысли, хотя думали мы об одном и том же. В конце концов загово-
рил Йен.
- Скоро здесь будет доктор. Что мы ему скажем?
- Сердечный приступ? - пробормотал я. Остальные кивнули.
- Тогда давайте приберем здесь, - предложил я, оглядывая поле бит-
вы. - Что нам крайне необходимо, так это резиновые перчатки.
Стеклянный пузырек так и лежал под стулом. Я подумал, что его нужно
положить в стакан, и оглянулся в поисках длинной ложки, подходящей для то-
го, чтобы поужинать с дьяволом. В это время Стивен вытащил из кармана паль-
то покупки, которые утром сделал в аптеке.
- А что вы скажете об этом? - спросил он. - Это вполне герметично.
В иной ситуации я только рассмеялся бы в ответ на его предложение. Но
сейчас было не до смеха. Я совершенно серьезно надел на пальцы левой руки
презервативы, затянув их резинками вокруг суставов.
Стивен запротестовал. Раз это его презервативы, значит, он и должен
ими пользоваться. Тем более что мне трудно работать левой рукой. Я велел
ему заткнуться и заниматься своим делом. А это - мое дело, добавил я про
себя.
Стивен убрал стул. Я встал на колени, постарался проникнуться уверен-
ностью в непроницаемости моей импровизированной перчатки, поднял пузырек и
поставил его в стакан.
Надо признаться, что во рту у меня мгновенно пересохло.
Лежа на боку, пузырек казался пустым, но когда я поставил его верти-
кально, оказалось, что в нем еще осталась примерно десертная ложка блед-
но-золотистой жидкости. Бледное золото... цвет смерти.
- Где-то должна валяться крышка, - напомнил я. - Только не касай-
тесь ее руками.
Йен обнаружил крышку под диваном. Он слегка приподнял диван, а я из-
влек маленький колпачок и положил его в стакан рядом со склянкой.
- И что вы собираетесь со всем этим делать? - спросил Стивен, с по-
нятным опасением глядевший на содержимое стакана.
- Вымыть.
Я поставил стакан посреди ванны, заткнул слив и повернул краны. Хлы-
нувшая вода скоро закрыла стакан, но стеклянный пузырек упрямо не желал то-
нуть. Он плавал на поверхности, словно детская игрушка, и не хотел расста-
ваться со своим смертоносным грузом. Кончиком пальца я помог ему погрузить-
ся в воду.
Потом я завернул краны. Зубной щеткой поболтал пузырек в воде и, вы-
дернув пробку, выпустил воду. Когда она сошла, на белой эмали лежали вымы-
тые и безопасные пузырек, крышка и стакан. Я вынул их из ванны, положил в
раковину и на всякий случай снова залил водой.
После этого я осторожно снял с пальцев презервативы, спустил их в
унитаз и только тогда позволил себе спокойно вздохнуть.
Тем временем Стивен и Йен восстановили порядок в комнате. Шприц и
пустые ампулы были убраны. Две половинки матрешки соединены. Разбитая бу-
тылка и осколки исчезли. Стул спокойно стоял перед туалетным столиком-пол-
кой, которую украшал магнитофон. Чемоданы скрылись в платяном шкафу. Все
опрятно, спокойно и невинно.
И Малкольм... Малкольм молча лежал на кровати. Застегнутая доверху
рубашка была аккуратно заправлена в брюки. Пиджак и галстук лежали на дива-
не, но не небрежно скомканные, а аккуратно свернутые. Мертвый Малкольм был
куда более миролюбив, чем когда находился при смерти.
Русский врач не выказал никаких эмоций и с выражением привычной скуки
на лице выполнил бюрократические формальности. Стивен и Йен сочли, что он
был крайне невысокого мнения об иностранцах, которые отбрасывали копыта в
субботу вечером, когда деятельность государственных служб прекращается.
Когда нам порекомендовали выйти из комнаты, мы расположились в крес-
лах лифтового холла. Коренастая дама, дежурившая за столом, несколько раз
приходила и уходила. Стивен спросил, не раздражает ли ее работа.
Она спокойно ответила, что здесь мало что происходит, а вообще работа
есть работа. Стивен перевел мне вопрос и ответ, и мы сочувственно кивнули
даме. Скорее всего, когда заявились друзья Малкольма, ее не было на месте.
Доктор не выказывал никаких подозрений. В Англии заключение о смерти
Ганса Крамера от сердечного приступа подтвердилось даже после вскрытия тру-
па. При удачном стечении обстоятельств здесь можно было ожидать такого же
результата. Доктор ничего не сказал о нашей просьбе взять с собой налоксон.
Очевидно, ему просто-напросто ее не передали. Как оказалось, к счастью.
У Йена от выпитой водки и сотрясения мозга разыгралась сильнейшая го-
ловная боль. Он сидел с закрытыми глазами и чуть слышно стонал. Стивен ба-
рабанил пальцами по подлокотнику. Я кашлял. Вокруг ходило много хмурых лю-
дей. Кто-то из них в конце концов позволил нам войти в комнату. Стивену и
Йену следовало забрать одежду, а мне собрать вещи и перебраться в другой
номер.
Стонущий Йен сразу же ушел домой, а Стивен помог мне перетащить вещи
на пятнадцатый этаж. Новая комната выходила на ту же сторону, но в ней пре-
обладали другие цвета, да на кровати не было тела, накрытого простыней.
Стивен обвел стены взглядом и приложил палец ко рту. Я кивнул. Игры с
магнитофоном казались сейчас неуместными. Мы сделали пару подходящих к слу-
чаю сокрушенных замечаний насчет больного сердца и внезапных приступов и
оставили все как есть.
Я успел заметить, что во время нашей торопливой уборки Стивен собрал
все разбитые стекла, ампулы и шприц, завернул их в халат и засунул в мой
чемодан. По дороге на пятнадцатый этаж мы успели в нескольких словах дого-
вориться, что выбросим все это при первой возможности. Поэтому мы сложили
все осколки в первый, самый большой кокон новой матрешки, поставив вторую
куколку вместе со всеми остальными на полку. Положив полную мусора матрешку
в сетчатую сумку-авоську, мы взяли магнитофон и спокойно вышли из комнаты.
Дама, охранявшая пятнадцатый этаж, посмотрела на нас без всякого ин-
тереса. Ожидая лифт, мы улыбнулись ей, но она, видимо, не привыкла отвечать
улыбкой на улыбку.
Без всяких хлопот мы спустились на первый этаж. Неторопливо прошагали
через вестибюль к двери и вышли на улицу мимо толпы людей, чьим единствен-
ным занятием было наблюдение.
Сели в такси и, не глядя по сторонам, доехали до университета.
Здесь не было ни единого укромного места, где можно было бы успоко-
иться и прийти в себя. Когда мы со Стивеном у него в комнате сняли пальто и
шапки, нас обоих трясло. Нужно было о чем-то говорить. Пожалуй, никогда в
жизни мне не было так трудно предаваться пустой болтовне. Голова была заби-
та ужасами сегодняшнего вечера, но магнитофон недвусмысленно показывал, что
мы были в комнате не одни. Не имея возможности хоть как-то разрядить напря-
жение, мы чувствовали себя настолько неуютно, что не могли смотреть друг
другу в глаза. В конце концов Стивен с еле сдерживаемой яростью заявил, что
сейчас поставит чай и вытряхнет матрешку в общее мусорное ведро. Я же вышел
в коридор и позвонил Юрию Шулицкому.
ГЛАВА 17
В воскресенье утром я ждал Юрия у гостиницы "Националь". Было девять
часов. Декабрьское небо было пасмурным, свет еле пробивался сквозь гряз-
но-серые облака.
Ночью опять шел снег, улицы еще не успели расчистить. Все было покры-
то белой пеленой. Точь-в-точь как вчера вечером тело Малкольма Херрика на
кровати в номере гостиницы. Настроение у меня было на той же отметке, что и
наружный термометр.
Подлетела золотая коробочка. Я быстро проскользнул на сиденье рядом с
водителем и зашелся в приступе кашля.
- Заболели? - поинтересовался Шулицкий, дергая ручку коробки пере-
дач с такой силой, словно там стояли титановые шестерни.
На языке крутилось "готовлюсь к смерти", но я счел эту шутку неостро-
умной.
- Вы сказали, - сменил тему Юрий, - что хотите поговорить с чело-
веком, занимающим достаточно высокое положение.
Голос с уже хорошо знакомым мне акцентом заглушал шум двигателя. Меш-
ки под глазами по сравнению с прошлой встречей набрякли еще больше, Юрий
сам казался нездоровым. Верхняя губа дергалась чаще. Он привычным движением
одной рукой щелкнул зажигалкой, прикурил сигарету и глубоко затянулся. На
лбу у него выступил обильный пот.
Он, как и я, был одет в строгий костюм со свежей сорочкой и галсту-
ком. Но, в отличие от меня, заметно нервничал. Я подумал, что он решился на
отчаянный шаг и не знает толком, к чему тот приведет.
- Вы встретитесь с генерал-майором. Это очень большая фигура.
Я был поражен. Накануне я обратился к Шулицкому с просьбой устроить
мне встречу с представителем официальных кругов достаточно высокого ранга,
чтобы принимать самостоятельные решения. Правда, мне казалось, что такой
персоны не окажется во всей иерархии власти. Советские порядки позволяли
действовать только после консультаций. Как здесь шутили, "после заседания
комитета было принято решение сказать "нет". Официальные лица всячески из-
бегали единоличных решений из боязни совершить ошибку.
- Куда мы едем? - спросил я.
- В Дом архитекторов.
Значит, даже генерал-майор не хотел рисковать, встречаясь со мной
официально.
- Он не назвал своего имени и просил, чтобы вы обращались к нему по
званию: генерал.
- Очень хорошо.
Некоторое время мы ехали молча. Я покашливал и вспоминал минувшую
ночь. Я провел ее за составлением письма. Как ни странно, это оказалось тя-
желой работой, поскольку я был не в состоянии нормально держать ручку. В
горячке боя я схватил стул и даже сумел им размахивать и бить, но к ночи
нервное возбуждение спало, и боль вернулась. Утром, когда Стивен, расстав-
шись с Гудрун, явился в свою комнату, я дал ему прочесть подготовленный ме-
морандум. Факс, из-за которого я чуть не расстался с жизнью, формулу и две
страницы из записной книжки Малкольма я поло жил в большой конверт.
Стивен прочел мои записи до конца и, не говоря ни слова, поднял на
меня глаза.
- Мы знаем, куда вносить деньги на страховку, - криво улыбнулся я,
пытаясь имитировать русский акцент.
С этими словами я положил в тот же конверт свои заметки и написал на
конверте имя и титул принца. Стивен еще выше вздернул брови. Потом я обвел
взглядом стены, мы молча вышли и спустились по лестнице.
- Если товарищи окажутся настолько не приветливы, что отправят меня
в тюрьму, - сказал я когда мы оказались на улице, - завтра с самого утра
летите в посольство и добейтесь личной встречи с Оливером Уотерменом. Объ-
ясните, какие кары обрушатся на его голову, если он немедленно не отправит
это письмо по назначению дипломатической почтой.
- А я слышал о письме, которое должно было быть доставлено в Москву
этой самой дипломатической почтой, но оказалось в Улан-Баторе, - ободрил
меня Стивен.
- Многообещающая возможность.
- А еще говорят, что здание на Лубянке имеет семь подземных этажей,
- не унимался Стивен.
- Благодарю за ценные сведения.
- Не ходите, - без обиняков сказал он.
- Загляните на ленч в гостиницу "Интурист", - ответил я. - Там по-
дают прекрасное мороженое.
Юрий на скорости завернул за угол. Машину занесло, и он резким движе-
нием руля выровнял автомобиль.
- Юрий, это вы прислали Кропоткину страницу из записной книжки Мал-
кольма? - спросил я.
Шулицкий уронил пепел с сигареты. Его губа дернулась.
- Мне кажется, что это ваших рук дело, - продолжал я. - Вы сами
сказали, что в Бергли обсуждали с Херриком свои архитектурные проблемы. Ес-
ли удастся с помощью синих фильтров прочесть зачеркнутые строчки, то, пола-
гаю, мы найдем там заметки насчет строительства?
Юрий промолчал.
- Я не стану говорить об этом, - попытался я успокоить архитектора,
- но мне самому хотелось бы это знать.
Последовала очередная привычная для меня пауза.
- Я думал, что от этой бумаги не будет никакого проку, - ответил
Шулицкий после раздумья, словно считал это исчерпывающим объяснением своего
поступка.
- Она мне очень помогла.
Шулицкий сделал непонятное движение головой. Мне все же показалось,
что это был жест удовлетворения. Я сознавал, что он все еще чувствовал себя
очень неуверенно из-за того, что ему приходится помогать иностранцу. Инте-
ресно, а как бы я сам себя чувствовал, помогая русскому, занимающемуся нес-
кромными поисками, которые вдобавок могут пойти в ущерб моей собственной
стране?
Это сразу же сделало колебания Юрия очень понятными. Он был одним из
тех людей, которых я не имел права подвести.
Даже в этот ранний час дракон у двери был начеку. Квадратная, призе-
мистая и бесстрастная женщина без всякого удовольствия разрешила нам войти.
Мы сняли пальто и шапки. Как и в любом общественном месте Москвы,
добрую половину вестибюля занимали огороженные барьером металлические ве-
шалки. За барьером дежурили гардеробщики. Мы взяли номерки и прошли в прос-
торный зал. Он скорее напоминал площадь для митингов, чем вестибюль клуба.
Я уже рассмотрел его двумя днями раньше, пока мы шли в ресторан. Жел-
тый паркетный пол, легкие металлические и пластмассовые кресла. Зал был
разделен на несколько частей вертикальными стендами, к которым были цветны-
ми кнопками прикреплены огромные фотографии архитектурных ансамблей, отпе-
чатанные на матовой бумаге.
И опять Херрик слегка ожил. Опять к нему вернулось сознание, и он на-
чал дышать. Но кожа его оставалась мертвеннобледной, а зрачки были не боль-
ше булавочной головки.
- У меня.... голова... кружится, - запинаясь проговорил он.
Я смочил его губы водой и небрежно спросил:
- А кто облил Ганса Крамера, вы сами или ваши друзья?
- Бог... с тобой... па... парень... Я не... убийца...
- А лошадиный фургон?
- Хотел... только сбить... напугать... чтобы домой... уехал... - он
отхлебнул крошечный глоток воды. -Думал... что ты... не решишься... ос-
таться.
- Зато ваши друзья не шутили, - заметил я. - Ни на улице Горького,
ни на набережной.
- Они сказали... слишком опасно... с помощью Кропоткина... ты смо-
жешь... разобраться...
- Угу... А что они сказали, когда им стало известно, что я знаю
предсмертные слова Ганса Крамера?
- Проклятый мальчишка... Миша...
- Яд, не оставляющий следов, придумали вы или Крамер? - продолжал я
допрос.
- Я случайно... узнал... Гансу поручил... украсть... - Херрик сде-
лал слабую попытку ухмыльнуться. - Безмозглый ублюдок... я подставил
его... Он сделал это... просто так... ради своих... идеалов...
- И он отправился в Гейдельбергскую клинику? - уточнил я.
- Боже... - Несмотря на то, что он решил все рассказать, журналист
оказался неприятно удивлен. - В факсе... опасался... но думал... ты не за-
метишь... Они не хотели... чтобы ты... прочел...
- Но почему они убили Ганса? Он же помогал вам!
Херрик явно устал. Его голос становился все слабее, дышал он редко и
очень слабо.
- Следы... спрятать...
Йен встал и подошел к кровати. С момента нападения он впервые посмот-
рел в лицо Малкольму. От потрясения его лицо потеряло привычную бесстрас-
тность.
- Послушайте, Рэндолл, - взволнованно сказал он, - оставьте эти
вопросы до тех пор, пока ему не станет получше. Что бы он ни сделал, это
может потерпеть.
Он понятия не имеет, с чем мы имеем дело, подумал я. Но объяснять не
было времени.
Я дал Малкольму еще немного воды. После вмешательства Йена он о
чем-то задумался и, видимо, уже сожалел, что так много наговорил. В его су-
женных зрачках вновь загорелся отблеск ненависти, а когда я убрал стакан с
водой от его губ, на лице появилось подобие обычного упрямства.
- Как их зовут? - спросил я. - Какой они национальности?
- Пошел... в задницу...
- Рэндолл! - воскликнул Йен, - неужели не хватит с него?
- Один из них был Алеша, - сказал Стивен. Он осторожно обошел стул
и встал рядом с нами. - Вы что, не слышали? Малкольм называл одного из них
Алешей.
С кровати послышалось подобие смеха. Лицо журналиста исказила грима-
са. Но его голос - вернее, шепот - был полон злобы.
-Алеша еще... прикончит... тебя... па... парень...
Стивен недоверчиво посмотрел на лежавшего.
- Но ведь это ваш приятель старался вас убить. А Рэндолл пытается
спасти вас.
- Черта лысого!
- У него мысли путаются, - сказал я. - Хватит.
- Боже... - простонал Малкольм. - Тошнит...
Стивен быстро оглянулся в поисках какого-нибудь сосуда, но ничего
подходящего в комнате не оказалось. Впрочем, ничего и не было нужно.
Херрик дышал все слабее и слабее. Я взял его за запястье, но не смог
нащупать пульс. Его глаза медленно закрылись.
- Надо что-то делать! - воскликнул Йен.
- Можно попробовать искусственное дыхание, - ответил я, - но толь-
ко не изо рта в рот.
- Почему?
- Ему плеснули отраву в лицо... Мы не можем так рисковать.
- Вы хотите сказать, что он умирает? - недоверчиво спросил Стивен.
- Несмотря ни на что?
Йен энергично принялся сводить и разводить руки Малкольма, используя
старый метод искусственного дыхания. Он не мог допустить, чтобы для спасе-
ния умирающего не было сделано все возможное.
Цвет шеи, рук и обнаженной груди Малкольма из сероватоголубого на
глазах менялся на индиго. Лишь лицо оставалось бледным.
Йен теперь с силой нажимал ему на грудь, пытаясь заставить легкие
втянуть хоть немного воздуха. Мы со Стивеном молча наблюдали. Казалось, что
мы стоим так уже несколько часов.
Я не пытался остановить Йена. Он должен был сам решить, когда следует
прекратить бесплодные попытки. Наконец почувствовав, что тело Малкольма пе-
рестало отзываться на все усилия вернуть ему жизнь, Йен опустил руки и по-
вернулся к нам. Его лицо было непроницаемым, как у сфинкса.
- Он умер, - утвердительно сказал Янг.
- Да.
Наступила длительная пауза. Никто из нас не мог решиться высказать
вслух свои мысли, хотя думали мы об одном и том же. В конце концов загово-
рил Йен.
- Скоро здесь будет доктор. Что мы ему скажем?
- Сердечный приступ? - пробормотал я. Остальные кивнули.
- Тогда давайте приберем здесь, - предложил я, оглядывая поле бит-
вы. - Что нам крайне необходимо, так это резиновые перчатки.
Стеклянный пузырек так и лежал под стулом. Я подумал, что его нужно
положить в стакан, и оглянулся в поисках длинной ложки, подходящей для то-
го, чтобы поужинать с дьяволом. В это время Стивен вытащил из кармана паль-
то покупки, которые утром сделал в аптеке.
- А что вы скажете об этом? - спросил он. - Это вполне герметично.
В иной ситуации я только рассмеялся бы в ответ на его предложение. Но
сейчас было не до смеха. Я совершенно серьезно надел на пальцы левой руки
презервативы, затянув их резинками вокруг суставов.
Стивен запротестовал. Раз это его презервативы, значит, он и должен
ими пользоваться. Тем более что мне трудно работать левой рукой. Я велел
ему заткнуться и заниматься своим делом. А это - мое дело, добавил я про
себя.
Стивен убрал стул. Я встал на колени, постарался проникнуться уверен-
ностью в непроницаемости моей импровизированной перчатки, поднял пузырек и
поставил его в стакан.
Надо признаться, что во рту у меня мгновенно пересохло.
Лежа на боку, пузырек казался пустым, но когда я поставил его верти-
кально, оказалось, что в нем еще осталась примерно десертная ложка блед-
но-золотистой жидкости. Бледное золото... цвет смерти.
- Где-то должна валяться крышка, - напомнил я. - Только не касай-
тесь ее руками.
Йен обнаружил крышку под диваном. Он слегка приподнял диван, а я из-
влек маленький колпачок и положил его в стакан рядом со склянкой.
- И что вы собираетесь со всем этим делать? - спросил Стивен, с по-
нятным опасением глядевший на содержимое стакана.
- Вымыть.
Я поставил стакан посреди ванны, заткнул слив и повернул краны. Хлы-
нувшая вода скоро закрыла стакан, но стеклянный пузырек упрямо не желал то-
нуть. Он плавал на поверхности, словно детская игрушка, и не хотел расста-
ваться со своим смертоносным грузом. Кончиком пальца я помог ему погрузить-
ся в воду.
Потом я завернул краны. Зубной щеткой поболтал пузырек в воде и, вы-
дернув пробку, выпустил воду. Когда она сошла, на белой эмали лежали вымы-
тые и безопасные пузырек, крышка и стакан. Я вынул их из ванны, положил в
раковину и на всякий случай снова залил водой.
После этого я осторожно снял с пальцев презервативы, спустил их в
унитаз и только тогда позволил себе спокойно вздохнуть.
Тем временем Стивен и Йен восстановили порядок в комнате. Шприц и
пустые ампулы были убраны. Две половинки матрешки соединены. Разбитая бу-
тылка и осколки исчезли. Стул спокойно стоял перед туалетным столиком-пол-
кой, которую украшал магнитофон. Чемоданы скрылись в платяном шкафу. Все
опрятно, спокойно и невинно.
И Малкольм... Малкольм молча лежал на кровати. Застегнутая доверху
рубашка была аккуратно заправлена в брюки. Пиджак и галстук лежали на дива-
не, но не небрежно скомканные, а аккуратно свернутые. Мертвый Малкольм был
куда более миролюбив, чем когда находился при смерти.
Русский врач не выказал никаких эмоций и с выражением привычной скуки
на лице выполнил бюрократические формальности. Стивен и Йен сочли, что он
был крайне невысокого мнения об иностранцах, которые отбрасывали копыта в
субботу вечером, когда деятельность государственных служб прекращается.
Когда нам порекомендовали выйти из комнаты, мы расположились в крес-
лах лифтового холла. Коренастая дама, дежурившая за столом, несколько раз
приходила и уходила. Стивен спросил, не раздражает ли ее работа.
Она спокойно ответила, что здесь мало что происходит, а вообще работа
есть работа. Стивен перевел мне вопрос и ответ, и мы сочувственно кивнули
даме. Скорее всего, когда заявились друзья Малкольма, ее не было на месте.
Доктор не выказывал никаких подозрений. В Англии заключение о смерти
Ганса Крамера от сердечного приступа подтвердилось даже после вскрытия тру-
па. При удачном стечении обстоятельств здесь можно было ожидать такого же
результата. Доктор ничего не сказал о нашей просьбе взять с собой налоксон.
Очевидно, ему просто-напросто ее не передали. Как оказалось, к счастью.
У Йена от выпитой водки и сотрясения мозга разыгралась сильнейшая го-
ловная боль. Он сидел с закрытыми глазами и чуть слышно стонал. Стивен ба-
рабанил пальцами по подлокотнику. Я кашлял. Вокруг ходило много хмурых лю-
дей. Кто-то из них в конце концов позволил нам войти в комнату. Стивену и
Йену следовало забрать одежду, а мне собрать вещи и перебраться в другой
номер.
Стонущий Йен сразу же ушел домой, а Стивен помог мне перетащить вещи
на пятнадцатый этаж. Новая комната выходила на ту же сторону, но в ней пре-
обладали другие цвета, да на кровати не было тела, накрытого простыней.
Стивен обвел стены взглядом и приложил палец ко рту. Я кивнул. Игры с
магнитофоном казались сейчас неуместными. Мы сделали пару подходящих к слу-
чаю сокрушенных замечаний насчет больного сердца и внезапных приступов и
оставили все как есть.
Я успел заметить, что во время нашей торопливой уборки Стивен собрал
все разбитые стекла, ампулы и шприц, завернул их в халат и засунул в мой
чемодан. По дороге на пятнадцатый этаж мы успели в нескольких словах дого-
вориться, что выбросим все это при первой возможности. Поэтому мы сложили
все осколки в первый, самый большой кокон новой матрешки, поставив вторую
куколку вместе со всеми остальными на полку. Положив полную мусора матрешку
в сетчатую сумку-авоську, мы взяли магнитофон и спокойно вышли из комнаты.
Дама, охранявшая пятнадцатый этаж, посмотрела на нас без всякого ин-
тереса. Ожидая лифт, мы улыбнулись ей, но она, видимо, не привыкла отвечать
улыбкой на улыбку.
Без всяких хлопот мы спустились на первый этаж. Неторопливо прошагали
через вестибюль к двери и вышли на улицу мимо толпы людей, чьим единствен-
ным занятием было наблюдение.
Сели в такси и, не глядя по сторонам, доехали до университета.
Здесь не было ни единого укромного места, где можно было бы успоко-
иться и прийти в себя. Когда мы со Стивеном у него в комнате сняли пальто и
шапки, нас обоих трясло. Нужно было о чем-то говорить. Пожалуй, никогда в
жизни мне не было так трудно предаваться пустой болтовне. Голова была заби-
та ужасами сегодняшнего вечера, но магнитофон недвусмысленно показывал, что
мы были в комнате не одни. Не имея возможности хоть как-то разрядить напря-
жение, мы чувствовали себя настолько неуютно, что не могли смотреть друг
другу в глаза. В конце концов Стивен с еле сдерживаемой яростью заявил, что
сейчас поставит чай и вытряхнет матрешку в общее мусорное ведро. Я же вышел
в коридор и позвонил Юрию Шулицкому.
ГЛАВА 17
В воскресенье утром я ждал Юрия у гостиницы "Националь". Было девять
часов. Декабрьское небо было пасмурным, свет еле пробивался сквозь гряз-
но-серые облака.
Ночью опять шел снег, улицы еще не успели расчистить. Все было покры-
то белой пеленой. Точь-в-точь как вчера вечером тело Малкольма Херрика на
кровати в номере гостиницы. Настроение у меня было на той же отметке, что и
наружный термометр.
Подлетела золотая коробочка. Я быстро проскользнул на сиденье рядом с
водителем и зашелся в приступе кашля.
- Заболели? - поинтересовался Шулицкий, дергая ручку коробки пере-
дач с такой силой, словно там стояли титановые шестерни.
На языке крутилось "готовлюсь к смерти", но я счел эту шутку неостро-
умной.
- Вы сказали, - сменил тему Юрий, - что хотите поговорить с чело-
веком, занимающим достаточно высокое положение.
Голос с уже хорошо знакомым мне акцентом заглушал шум двигателя. Меш-
ки под глазами по сравнению с прошлой встречей набрякли еще больше, Юрий
сам казался нездоровым. Верхняя губа дергалась чаще. Он привычным движением
одной рукой щелкнул зажигалкой, прикурил сигарету и глубоко затянулся. На
лбу у него выступил обильный пот.
Он, как и я, был одет в строгий костюм со свежей сорочкой и галсту-
ком. Но, в отличие от меня, заметно нервничал. Я подумал, что он решился на
отчаянный шаг и не знает толком, к чему тот приведет.
- Вы встретитесь с генерал-майором. Это очень большая фигура.
Я был поражен. Накануне я обратился к Шулицкому с просьбой устроить
мне встречу с представителем официальных кругов достаточно высокого ранга,
чтобы принимать самостоятельные решения. Правда, мне казалось, что такой
персоны не окажется во всей иерархии власти. Советские порядки позволяли
действовать только после консультаций. Как здесь шутили, "после заседания
комитета было принято решение сказать "нет". Официальные лица всячески из-
бегали единоличных решений из боязни совершить ошибку.
- Куда мы едем? - спросил я.
- В Дом архитекторов.
Значит, даже генерал-майор не хотел рисковать, встречаясь со мной
официально.
- Он не назвал своего имени и просил, чтобы вы обращались к нему по
званию: генерал.
- Очень хорошо.
Некоторое время мы ехали молча. Я покашливал и вспоминал минувшую
ночь. Я провел ее за составлением письма. Как ни странно, это оказалось тя-
желой работой, поскольку я был не в состоянии нормально держать ручку. В
горячке боя я схватил стул и даже сумел им размахивать и бить, но к ночи
нервное возбуждение спало, и боль вернулась. Утром, когда Стивен, расстав-
шись с Гудрун, явился в свою комнату, я дал ему прочесть подготовленный ме-
морандум. Факс, из-за которого я чуть не расстался с жизнью, формулу и две
страницы из записной книжки Малкольма я поло жил в большой конверт.
Стивен прочел мои записи до конца и, не говоря ни слова, поднял на
меня глаза.
- Мы знаем, куда вносить деньги на страховку, - криво улыбнулся я,
пытаясь имитировать русский акцент.
С этими словами я положил в тот же конверт свои заметки и написал на
конверте имя и титул принца. Стивен еще выше вздернул брови. Потом я обвел
взглядом стены, мы молча вышли и спустились по лестнице.
- Если товарищи окажутся настолько не приветливы, что отправят меня
в тюрьму, - сказал я когда мы оказались на улице, - завтра с самого утра
летите в посольство и добейтесь личной встречи с Оливером Уотерменом. Объ-
ясните, какие кары обрушатся на его голову, если он немедленно не отправит
это письмо по назначению дипломатической почтой.
- А я слышал о письме, которое должно было быть доставлено в Москву
этой самой дипломатической почтой, но оказалось в Улан-Баторе, - ободрил
меня Стивен.
- Многообещающая возможность.
- А еще говорят, что здание на Лубянке имеет семь подземных этажей,
- не унимался Стивен.
- Благодарю за ценные сведения.
- Не ходите, - без обиняков сказал он.
- Загляните на ленч в гостиницу "Интурист", - ответил я. - Там по-
дают прекрасное мороженое.
Юрий на скорости завернул за угол. Машину занесло, и он резким движе-
нием руля выровнял автомобиль.
- Юрий, это вы прислали Кропоткину страницу из записной книжки Мал-
кольма? - спросил я.
Шулицкий уронил пепел с сигареты. Его губа дернулась.
- Мне кажется, что это ваших рук дело, - продолжал я. - Вы сами
сказали, что в Бергли обсуждали с Херриком свои архитектурные проблемы. Ес-
ли удастся с помощью синих фильтров прочесть зачеркнутые строчки, то, пола-
гаю, мы найдем там заметки насчет строительства?
Юрий промолчал.
- Я не стану говорить об этом, - попытался я успокоить архитектора,
- но мне самому хотелось бы это знать.
Последовала очередная привычная для меня пауза.
- Я думал, что от этой бумаги не будет никакого проку, - ответил
Шулицкий после раздумья, словно считал это исчерпывающим объяснением своего
поступка.
- Она мне очень помогла.
Шулицкий сделал непонятное движение головой. Мне все же показалось,
что это был жест удовлетворения. Я сознавал, что он все еще чувствовал себя
очень неуверенно из-за того, что ему приходится помогать иностранцу. Инте-
ресно, а как бы я сам себя чувствовал, помогая русскому, занимающемуся нес-
кромными поисками, которые вдобавок могут пойти в ущерб моей собственной
стране?
Это сразу же сделало колебания Юрия очень понятными. Он был одним из
тех людей, которых я не имел права подвести.
Даже в этот ранний час дракон у двери был начеку. Квадратная, призе-
мистая и бесстрастная женщина без всякого удовольствия разрешила нам войти.
Мы сняли пальто и шапки. Как и в любом общественном месте Москвы,
добрую половину вестибюля занимали огороженные барьером металлические ве-
шалки. За барьером дежурили гардеробщики. Мы взяли номерки и прошли в прос-
торный зал. Он скорее напоминал площадь для митингов, чем вестибюль клуба.
Я уже рассмотрел его двумя днями раньше, пока мы шли в ресторан. Жел-
тый паркетный пол, легкие металлические и пластмассовые кресла. Зал был
разделен на несколько частей вертикальными стендами, к которым были цветны-
ми кнопками прикреплены огромные фотографии архитектурных ансамблей, отпе-
чатанные на матовой бумаге.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 20:22
Мы обошли один из заслонов. Там, посреди просторной центральной части
зала, стоял низенький журнальный столик с тремя креслами. В одном из них
сидел человек. Когда мы приблизились, он встал.
Это был крепко сложенный холеный мужчина примерно моего роста. Его
темные с проседью волосы были коротко подстрижены на затылке. Ему было око-
ло пятидесяти лет. Он был одет в строгий костюм, гладко выбрит и выглядел
безупречно. С первого взгляда можно было понять, что этот человек обладает
большой властью.
- Товарищ генерал, - с почтением обратился к нему Юрий, - это Рэн-
долл Дрю.
Мы обменялись несколькими учтивыми замечаниями. Генерал прекрасно,
почти без акцента, говорил по-английски. Советский вариант Руперта
Хьюдж-Беккета, подумал я.
- Сегодня воскресенье, - сказал он, -а то бы я пригласил вас к се-
бе в управление. Но здесь нам не будут мешать.
Он указал мне на кресло, а сам сел напротив. Юрий деликатно встал ря-
дом. Обратившись к нему по-английски, генералмайор очень вежливо попросил
заказать кофе и приглядеть за его приготовлением.
Проводив глазами покорно удалившегося Юрия, он повернулся ко мне.
- Что ж, начнем.
Я начал с того, что направлен в Москву Министерством иностранных дел
и принцем. Я назвал принца его полным титулом, решив, что даже на верного
сына революции должно произвести впечатление то, что я выполняю поручение
кузена королевы.
Вместо ответа генерал-майор спокойно поднял на меня непроницаемый
взгляд.
- Продолжайте, пожалуйста.
- В мою задачу входило выяснить, не окажется ли Джон Фаррингфорд...
лорд Фаррингфорд, шурин принца... вовлечен в шумный скандал, если он прибу-
дет для участия в конных соревнованиях Олимпийских игр. В Англии к тому же
ходили слухи о каком-то Алеше. Я должен был найти этого Алешу, поговорить с
ним и узнать положение дел. Э-э... я понятно объясняю?
- Совершенно. Продолжайте, пожалуйста.
- Джон Фаррингфорд в компании с немецким жокеем Гансом Крамером не-
осмотрительно посетил в Лондоне несколько эротических шоу, к тому же свя-
занных с сексуальными извращениями. Вскоре этот немец умер, сразу после
выступления на международных соревнованиях. Люди, находившиеся поблизости,
подтвердили, что перед смертью он отчетливо сказал: "Это Алеша"... - Я
сделал паузу. - По непонятным мне причинам возник слух, что, если Фаррин-
гфорд приедет в Москву, то Алеша будет ждать его. Мы расшифровали эти слова
в значении: "Алеша причинит Фаррингфорду неприятности". Именно из-за этого
слуха принц попросил меня расследовать это дело.
- Я улавливаю вашу мысль, - медленно проговорил генерал.
- Хорошо... Пойдем дальше. - Приступ кашля заставил меня согнуться.
Начиналась такая знакомая мне лихорадка. Сегодня я еще мог справляться с
ней, а вот завтра, послезавтра и послепослезавтра - как повезет. Тем не
менее я собрался с силами, чтобы выдержать умственное напряжение.
- Оказалось, что я вляпался в здоровую кучу дерьма, - продолжил я.
- Я попросил вас о встрече, потому что наткнулся на террористический заго-
вор, направленный на срыв Олимпийских игр.
Генерал не удивился. Естественно, ведь чтобы уговорить его встретить-
ся со мной, Юрий должен был многое рассказать.
-Только не в Советском Союзе, - бросил он. - У нас нет террорис-
тов. И не бывает.
- Боюсь, что все-таки бывают.
- Это невозможно.
- Те, кто поощряет чуму, рискуют ею заразиться, - заметил я.
В ответ на мое вызывающее заявление генерал зловеще напрягся, но тем
не менее мы вступили на хорошо знакомую ему территорию. Он не имел права
пренебречь опасностью занести заразу в собственный дом.
- Я говорю вам об этом, желая предотвратить возможность несчастья в
вашей столице, - сухо заметил я. - Если вы не считаете мое сообщение дос-
тойным внимания, я сейчас же уйду.
Тем не менее я не двинулся с места. Генерал тоже. Мы оба молчали. На-
конец он сказал:
- Продолжайте, пожалуйста.
-Я думаю, что террористы не русские. Насколько мне известно, их сей-
час всего двое. Но мне кажется, что они постоянно живут в Москве... а к
Олимпиаде получат подкрепление.
- Кто они?
Я снял очки, посмотрел стекла на свет и снова надел.
- Если вы проверите всех иностранцев, живущих в вашем городе, -
сказал я, - то наверняка найдете двоих людей двадцати-тридцати лет. У од-
ного из них сильно ушиблено или сломано запястье, а у другого разбито лицо.
Кроме того, у них могут быть и другие травмы. У них желтовато-смуглая кожа,
темные глаза и темные курчавые волосы. При необходимости я мог бы опознать
их.
- Их имена?
- Не знаю, - мотнул я головой.
- А какие у них могут быть намерения?- спросил генерал, словно сама
мысль о террористическом акте казалась ему смешной. - В нашей стране у них
не будет возможности захватить заложников.
- Не думаю, что они ставят перед собой такую цель, - ответил я. -
Захват заложников затрудняется тем, что отнимает много времени. Нужно выс-
тавить и обсудить условия. Все это время нужно кормить и террористов, и за-
ложников, обеспечивать физические отправления и еще множество подобных обы-
денных вещей. Чем дольше тянется операция, тем меньше шансов на успех. Мир
устал от этих угроз и реагирует на них все более жестко. Теперь уже не ви-
дят смысла выпускать террористов из тюрем ради спасения жизни невинных лю-
дей, потому что освобожденные террористы выходят и убивают во много раз
больше ни в чем не повинного народа. Я согласен с вами, что массовый кид-
нэппинг ваши товарищи быстро смогли бы пресечь. Но эти люди не собираются
никого похищать, они хотят убивать.
На лице генерала нельзя было прочесть никаких эмоций.
- И как же они будут убивать? - спросил он. - Зачем?
- Предположим, - ответил я, - что они убьют, например, лорда Фар-
рингфорда. Предположим, что после этого они скажут, что если такое-то и та-
кое-то их требование не будет выполнено, умрет французский спортсмен, а мо-
жет быть, немецкий или американский. Или вся американская команда. Предпо-
ложим, что они перешли к новой тактике терроризма и вообще не захватывают
заложников. Никто не сможет предположить, кто предусмотрен в качестве жер-
твы, так что потенциальными заложниками окажутся все, прибывшие на Олимпий-
ские игры.
Генерал несколько секунд обдумывал мои слова, но не был ими убежден.
- Теоретически это возможно, - сказал он. - Но для таких действий
нужно особое оружие, которого у террористов не может быть. Поэтому убийц
очень быстро поймают.
- Их оружие - жидкость, - возразил я. - Чайной ложки вполне дос-
таточно, чтобы убить человека. Ее не нужно пить. Смертельно даже попадание
на кожу. И спортсмены-конники подвергаются наибольшей опасности, так как во
время конных состязаний участники и зрители наиболее близки друг к другу.
Последовала новая, более длительная пауза. Я не мог представить себе,
о чем думает мой собеседник. Но, когда я собрался продолжать, он прервал
меня:
- Подобные средства во всех странах составляют государственную тайну
и находятся под строжайшей охраной. Вы считаете, что ваши предполагаемые
террористы смогут ворваться в секретные лаборатории и похитить какую-нибудь
из разработок? - Учтивость тона подчеркивала, насколько невероятной кажет-
ся генералу подобная перспектива.
Я достал из кармана листок бумаги, на который переписал формулу, и
протянул его генералу.
- Этот состав не является государственной тайной, его можно получить
без всяких затруднений, - сказал я. - Зато убивает он за девяносто се-
кунд. Один из моих предполагаемых террористов мог бы плеснуть его вам на
голую руку так, что у вас не возникло бы никаких подозрений, и скрыться в
толпе прежде, чем вы почувствуете недомогание.
Слегка нахмурившись, генерал развернул сложенный листок и прочел спи-
сок.
- И что это значит? - спросил он. - Я не химик.
- Эторфин. Думаю, что это производная морфина, - пояснил я. - Пер-
вые три ингредиента - эторфин, асепромазин и хлорокрезол - служат для
обезболивания. Я полностью уверен, хотя в Москве у меня не было возможности
проверить, что эти три вещества входят в состав известного средства для
наркоза животных.
- Для наркоза? - с сомнением в голосе переспросил генерал.
- Для усыпления лошадей и крупного рогатого скота, - пояснил я. -
Однако для людей оно опасно в самых малых дозах.
- Но разве станет кто-нибудь пользоваться таким опасным лекарством?
- Для крупных животных лучшего не найти, поэтому пользуются, - от-
ветил я. - Я дважды наблюдал его действие. Первый раз его применяли для
одной из моих лошадей, а второй - для быка. Оба животных быстро поправи-
лись, причем без осложнений, которых мы опасались.
- Вы присутствовали при его применении?
- Да. И каждый раз ветеринар держал наготове шприц с нейтрализующим
веществом. На случай, если ему не повезет и он оцарапается об иглу шприца
со снотворным. Он заполнял второй шприц прежде, чем вообще прикасался к
склянке со снотворным, и все делал в резиновых перчатках. Я спросил его, а
он ответил, что средство такое отличное, что стоит пойти на все эти предос-
торожности.
- Но это... лекарство... редкое?
Я потряс головой.
- Сравнительно распространенное.
- Вы сказали, - генерал на мгновение задумался, - вы сказали:
"Оцарапается". Значит ли это, что средство должно попасть в организм через
поврежденную кожу? Но ведь вы сами сказали, что стоит лишь налить его...
- Да, - ответил я. - Действительно, большинство жидкостей не про-
никает сквозь кожу. Эта ничем не лучше. У ветеринаров на руках всегда быва-
ют порезы, царапины и трещины. Если на кожу случайно попадает капля вещес-
тва, то ее тут же смывают водой.
- И ваш ветеринар заблаговременно готовил воду?
- Именно так.
- Пожалуйста, продолжайте, -подбодрил меня генерал.
- Если вы еще раз взглянете на формулу, то увидите, что следующий
ингредиент - диметил-сульфоксид. Этот препарат мне хорошо знаком, так как
я много раз лечил им своих лошадей.
- Еще один анестетик?
- Нет. Он применяется при растяжениях связок, ушибах, воспалениях
голени... В общем, при любых травмах. Как правило, это растирка или примоч-
ки.
- Но...
- В отличие от предыдущих компонентов, эта жидкость способна прони-
кать через кожу. Она и захватывает с собой активные компоненты.
Ответом мне был мрачный понимающий взгляд. Я кивнул.
- Если анестетик смешать с примочкой, эта смесь спокойно пройдет че-
рез кожу в кровеносные сосуды.
Генерал испустил глубокий вздох.
- И что же происходит, когда эта... гм... жидкость проникает под ко-
жу?
- Угнетение дыхания и сердечная недостаточность, - ответил я. -
Все происходит очень быстро и выглядит точь-в-точь как сердечный приступ.
Мой собеседник еще раз угрюмо просмотрел надпись.
- А что означает последняя строчка? - спросил он. - Антагонист на-
локсон.
- Антагонист - это препарат с действием, противоположным какому-то
другому.
- Значит, налоксон - это... противоядие?
- Не думаю, чтобы это средство давали животным для того, чтобы вер-
нуть им сознание. Скорее всего,ветеринар готовил шприц с налоксоном для се-
бя.
- Следует ли мне вас понимать так, что животному может потребоваться
вторая инъекция? Наркоз не проходит сам по себе?
- Механизма действия налоксона я не знаю, - ответил я. - Но, нас-
колько мне известно, он всегда наготове, чтобы его можно было сразу же
ввести.
- Из этого следует, что налоксон предназначен для людей.
- Даже террористы не станут пользоваться таким опасным средством, не
предусмотрев защиты. Я думаю, что количество налоксона должно зависеть от
того, сколько яда получит жертва. Видите ли, при работе с животными исполь-
зуются равные количества снотворного и налоксона. Возможно, бывает необхо-
дима его инъекция для снятия наркоза.
Для Малкольма, подумал я, все решил вопрос количества. Слишком много
яда, слишком мало противоядия. Ему не повезло.
- Хорошо, - подытожил генерал-майор, пряча листок с формулой во
внутренний карман. - Теперь расскажите мне, как вы пришли к этим выводам.
Я снова закашлялся, снова снял очки, рассмотрел и надел их. Результат
моего рассказа мог оказаться совсем не таким, на который мне хотелось наде-
яться.
- Это началось, - сказал я, - на международных соревнованиях по
конному спорту, которые прошли в Англии в сентябре. Английский журналист
Малкольм Херрик, который работал здесь, в Москве, как корреспондент "Уотч",
убедил Ганса Крамера украсть у ветеринара чемоданчик, в котором, в частнос-
ти, были наркотики. Херрик забрал у Крамера снотворное, смешал его с расти-
ранием, которое продается на каждом шагу... и продал все это террористам за
пятьдесят тысяч фунтов.
- Вот за это? - Генерал-майор впервые не смог скрыть изумления.
- Именно... Все определялось не идеологией, а наличностью. Ведь тер-
рористы сами не производят оружия, кто-то им его продает. Пятьдесят ты-
сяч... Вы, естественно, решили, что за такой доступный товар это чересчур
большие деньги. Все дело в том, что Херрик не рассказал им, что это за пре-
парат. Мне кажется, что он наплел, что ему удалось раскрыть государственную
тайну и похитить секретную разработку одной из ваших закрытых лабораторий.
Так или иначе, они выплатили ему эти деньги, но только после демонстра-
ции... Своего рода предварительный заезд.
Я умолк, ожидая реплики генерал-майора, но тот промолчал.
- Малую толику они использовали на Гансе Крамере, - продолжал я. -
Вне всякого сомнения, в качестве первой жертвы его наметил именно Херрик.
Он боялся, что Крамер расскажет комунибудь о том, что отдал ему препараты
из чемоданчика ветеринара, и происхождение его "секретного" препарата будет
раскрыто.
- Отдал? Разве он не продал их Херрику?
- Нет. Крамер симпатизировал террористам. Он действовал из идейных
побуждений.
Генерал-майор поджал губы.
- Продолжайте.
- Причиной смерти Крамера посчитали сердечный приступ. Херрик и оба
террориста вернулись в Москву. Я думаю, из этого следует, что он уже знал
их... встречался с ними... был знаком с их взглядами. Возможно, именно по-
этому у него возникла мысль продать им состав, о котором он когда-то слу-
чайно узнал. Все это должно было храниться до Олимпийских игр. Отличная ма-
ленькая мина с часовым механизмом, укрытая в темном чулане. И все шло по
плану... не считая того, что появились люди, задающие вопросы об Алеше.
- А ведь именно для этого вы приехали в Москву.
Я кивнул. Закашлялся, мечтая о глотке горячего кофе. Попытался прог-
лотить слюну, отсутствовавшую в пересохшем рту, и продолжил рассказ, изоби-
ловавший малозаметными, но чрезвычайно опасными подводными камнями.
- С первого же момента Херрик пытался уговорить меня вернуться до-
мой. Сначала словами, а потом попытался сбить фургоном для перевозки лоша-
дей. Два террориста также взялись за дело. Я сижу здесь лишь потому, что
мне .повезло. Но когда они обнаружили - возможно, это случилось только
вчера, - что заплатили огромные деньги за грошовые аптечные препараты, то
страшно разозлились.
Я глубоко вздохнул, словно собирался нырнуть.
- Херрик велел им прийти в "Интурист" и наконец разделаться со мной.
Я думаю, он ожидал, что со мной разберутся, так сказать, механическим пу-
тем. Ну, скажем, разобьют голову. Но они принесли с собой склянку с "сек-
ретной" отравой. Возможно, все, что у них было. Неизвестно, что они предпо-
лагали сделать со мной, но они вылили почти всю банку на Херрика.
Генерал медленно открыл рот и, спохватившись, захлопнул его. Я без
остановки продолжил:
- Со мной, кроме Херрика, было двое друзей. Нам удалось выгнать тер-
рористов. Именно поэтому у одного из них должно быть повреждено запястье, а
у другого - лицо. Ну и, естественно, как и во всякой драке, они должны бы-
ли получить какие-нибудь мелкие повреждения. Получив отпор, они сразу же
убежали.
- Малкольм Херрик... мертв?
- Мы вызвали врача, - сообщил я. - Он решил, что Херрик умер от
сердечной недостаточности. Если не будет проведено вскрытие и детальное ис-
следование трупа, то действительную причину смерти обнаружить не удастся.
На бледном лице генерала появилась слабая тень улыбки. Он медленно
потер ладонью подбородок и окинул меня оценивающим взглядом.
- Как вам удалось все это узнать? - спросил он.
- Я слушал.
- Русских? Или иностранцев?
- Все, кто разговаривал со мной, очень волновались, как бы террорис-
ты не навлекли позор на Россию во время Олимпийских игр.
- Вы говорите как дипломат, - заметил генерал. Он опять потер под-
бородок и спросил: - А как насчет Алеши? Вы нашли его?
- Гм-м... - протянул я. - И Крамер, и Малкольм Херрик в агонии на-
зывали Алешу. Они оба знали, от чего умирают... Я думаю, что они еще раньше
дали препарату какое-то имя... своего рода код, чтобы можно было более или
менее открыто говорить о нем. Я не мог найти Алешу, поскольку такого чело-
века нет. Это жидкость. Вернее, Алеша - это способ убийства.
зала, стоял низенький журнальный столик с тремя креслами. В одном из них
сидел человек. Когда мы приблизились, он встал.
Это был крепко сложенный холеный мужчина примерно моего роста. Его
темные с проседью волосы были коротко подстрижены на затылке. Ему было око-
ло пятидесяти лет. Он был одет в строгий костюм, гладко выбрит и выглядел
безупречно. С первого взгляда можно было понять, что этот человек обладает
большой властью.
- Товарищ генерал, - с почтением обратился к нему Юрий, - это Рэн-
долл Дрю.
Мы обменялись несколькими учтивыми замечаниями. Генерал прекрасно,
почти без акцента, говорил по-английски. Советский вариант Руперта
Хьюдж-Беккета, подумал я.
- Сегодня воскресенье, - сказал он, -а то бы я пригласил вас к се-
бе в управление. Но здесь нам не будут мешать.
Он указал мне на кресло, а сам сел напротив. Юрий деликатно встал ря-
дом. Обратившись к нему по-английски, генералмайор очень вежливо попросил
заказать кофе и приглядеть за его приготовлением.
Проводив глазами покорно удалившегося Юрия, он повернулся ко мне.
- Что ж, начнем.
Я начал с того, что направлен в Москву Министерством иностранных дел
и принцем. Я назвал принца его полным титулом, решив, что даже на верного
сына революции должно произвести впечатление то, что я выполняю поручение
кузена королевы.
Вместо ответа генерал-майор спокойно поднял на меня непроницаемый
взгляд.
- Продолжайте, пожалуйста.
- В мою задачу входило выяснить, не окажется ли Джон Фаррингфорд...
лорд Фаррингфорд, шурин принца... вовлечен в шумный скандал, если он прибу-
дет для участия в конных соревнованиях Олимпийских игр. В Англии к тому же
ходили слухи о каком-то Алеше. Я должен был найти этого Алешу, поговорить с
ним и узнать положение дел. Э-э... я понятно объясняю?
- Совершенно. Продолжайте, пожалуйста.
- Джон Фаррингфорд в компании с немецким жокеем Гансом Крамером не-
осмотрительно посетил в Лондоне несколько эротических шоу, к тому же свя-
занных с сексуальными извращениями. Вскоре этот немец умер, сразу после
выступления на международных соревнованиях. Люди, находившиеся поблизости,
подтвердили, что перед смертью он отчетливо сказал: "Это Алеша"... - Я
сделал паузу. - По непонятным мне причинам возник слух, что, если Фаррин-
гфорд приедет в Москву, то Алеша будет ждать его. Мы расшифровали эти слова
в значении: "Алеша причинит Фаррингфорду неприятности". Именно из-за этого
слуха принц попросил меня расследовать это дело.
- Я улавливаю вашу мысль, - медленно проговорил генерал.
- Хорошо... Пойдем дальше. - Приступ кашля заставил меня согнуться.
Начиналась такая знакомая мне лихорадка. Сегодня я еще мог справляться с
ней, а вот завтра, послезавтра и послепослезавтра - как повезет. Тем не
менее я собрался с силами, чтобы выдержать умственное напряжение.
- Оказалось, что я вляпался в здоровую кучу дерьма, - продолжил я.
- Я попросил вас о встрече, потому что наткнулся на террористический заго-
вор, направленный на срыв Олимпийских игр.
Генерал не удивился. Естественно, ведь чтобы уговорить его встретить-
ся со мной, Юрий должен был многое рассказать.
-Только не в Советском Союзе, - бросил он. - У нас нет террорис-
тов. И не бывает.
- Боюсь, что все-таки бывают.
- Это невозможно.
- Те, кто поощряет чуму, рискуют ею заразиться, - заметил я.
В ответ на мое вызывающее заявление генерал зловеще напрягся, но тем
не менее мы вступили на хорошо знакомую ему территорию. Он не имел права
пренебречь опасностью занести заразу в собственный дом.
- Я говорю вам об этом, желая предотвратить возможность несчастья в
вашей столице, - сухо заметил я. - Если вы не считаете мое сообщение дос-
тойным внимания, я сейчас же уйду.
Тем не менее я не двинулся с места. Генерал тоже. Мы оба молчали. На-
конец он сказал:
- Продолжайте, пожалуйста.
-Я думаю, что террористы не русские. Насколько мне известно, их сей-
час всего двое. Но мне кажется, что они постоянно живут в Москве... а к
Олимпиаде получат подкрепление.
- Кто они?
Я снял очки, посмотрел стекла на свет и снова надел.
- Если вы проверите всех иностранцев, живущих в вашем городе, -
сказал я, - то наверняка найдете двоих людей двадцати-тридцати лет. У од-
ного из них сильно ушиблено или сломано запястье, а у другого разбито лицо.
Кроме того, у них могут быть и другие травмы. У них желтовато-смуглая кожа,
темные глаза и темные курчавые волосы. При необходимости я мог бы опознать
их.
- Их имена?
- Не знаю, - мотнул я головой.
- А какие у них могут быть намерения?- спросил генерал, словно сама
мысль о террористическом акте казалась ему смешной. - В нашей стране у них
не будет возможности захватить заложников.
- Не думаю, что они ставят перед собой такую цель, - ответил я. -
Захват заложников затрудняется тем, что отнимает много времени. Нужно выс-
тавить и обсудить условия. Все это время нужно кормить и террористов, и за-
ложников, обеспечивать физические отправления и еще множество подобных обы-
денных вещей. Чем дольше тянется операция, тем меньше шансов на успех. Мир
устал от этих угроз и реагирует на них все более жестко. Теперь уже не ви-
дят смысла выпускать террористов из тюрем ради спасения жизни невинных лю-
дей, потому что освобожденные террористы выходят и убивают во много раз
больше ни в чем не повинного народа. Я согласен с вами, что массовый кид-
нэппинг ваши товарищи быстро смогли бы пресечь. Но эти люди не собираются
никого похищать, они хотят убивать.
На лице генерала нельзя было прочесть никаких эмоций.
- И как же они будут убивать? - спросил он. - Зачем?
- Предположим, - ответил я, - что они убьют, например, лорда Фар-
рингфорда. Предположим, что после этого они скажут, что если такое-то и та-
кое-то их требование не будет выполнено, умрет французский спортсмен, а мо-
жет быть, немецкий или американский. Или вся американская команда. Предпо-
ложим, что они перешли к новой тактике терроризма и вообще не захватывают
заложников. Никто не сможет предположить, кто предусмотрен в качестве жер-
твы, так что потенциальными заложниками окажутся все, прибывшие на Олимпий-
ские игры.
Генерал несколько секунд обдумывал мои слова, но не был ими убежден.
- Теоретически это возможно, - сказал он. - Но для таких действий
нужно особое оружие, которого у террористов не может быть. Поэтому убийц
очень быстро поймают.
- Их оружие - жидкость, - возразил я. - Чайной ложки вполне дос-
таточно, чтобы убить человека. Ее не нужно пить. Смертельно даже попадание
на кожу. И спортсмены-конники подвергаются наибольшей опасности, так как во
время конных состязаний участники и зрители наиболее близки друг к другу.
Последовала новая, более длительная пауза. Я не мог представить себе,
о чем думает мой собеседник. Но, когда я собрался продолжать, он прервал
меня:
- Подобные средства во всех странах составляют государственную тайну
и находятся под строжайшей охраной. Вы считаете, что ваши предполагаемые
террористы смогут ворваться в секретные лаборатории и похитить какую-нибудь
из разработок? - Учтивость тона подчеркивала, насколько невероятной кажет-
ся генералу подобная перспектива.
Я достал из кармана листок бумаги, на который переписал формулу, и
протянул его генералу.
- Этот состав не является государственной тайной, его можно получить
без всяких затруднений, - сказал я. - Зато убивает он за девяносто се-
кунд. Один из моих предполагаемых террористов мог бы плеснуть его вам на
голую руку так, что у вас не возникло бы никаких подозрений, и скрыться в
толпе прежде, чем вы почувствуете недомогание.
Слегка нахмурившись, генерал развернул сложенный листок и прочел спи-
сок.
- И что это значит? - спросил он. - Я не химик.
- Эторфин. Думаю, что это производная морфина, - пояснил я. - Пер-
вые три ингредиента - эторфин, асепромазин и хлорокрезол - служат для
обезболивания. Я полностью уверен, хотя в Москве у меня не было возможности
проверить, что эти три вещества входят в состав известного средства для
наркоза животных.
- Для наркоза? - с сомнением в голосе переспросил генерал.
- Для усыпления лошадей и крупного рогатого скота, - пояснил я. -
Однако для людей оно опасно в самых малых дозах.
- Но разве станет кто-нибудь пользоваться таким опасным лекарством?
- Для крупных животных лучшего не найти, поэтому пользуются, - от-
ветил я. - Я дважды наблюдал его действие. Первый раз его применяли для
одной из моих лошадей, а второй - для быка. Оба животных быстро поправи-
лись, причем без осложнений, которых мы опасались.
- Вы присутствовали при его применении?
- Да. И каждый раз ветеринар держал наготове шприц с нейтрализующим
веществом. На случай, если ему не повезет и он оцарапается об иглу шприца
со снотворным. Он заполнял второй шприц прежде, чем вообще прикасался к
склянке со снотворным, и все делал в резиновых перчатках. Я спросил его, а
он ответил, что средство такое отличное, что стоит пойти на все эти предос-
торожности.
- Но это... лекарство... редкое?
Я потряс головой.
- Сравнительно распространенное.
- Вы сказали, - генерал на мгновение задумался, - вы сказали:
"Оцарапается". Значит ли это, что средство должно попасть в организм через
поврежденную кожу? Но ведь вы сами сказали, что стоит лишь налить его...
- Да, - ответил я. - Действительно, большинство жидкостей не про-
никает сквозь кожу. Эта ничем не лучше. У ветеринаров на руках всегда быва-
ют порезы, царапины и трещины. Если на кожу случайно попадает капля вещес-
тва, то ее тут же смывают водой.
- И ваш ветеринар заблаговременно готовил воду?
- Именно так.
- Пожалуйста, продолжайте, -подбодрил меня генерал.
- Если вы еще раз взглянете на формулу, то увидите, что следующий
ингредиент - диметил-сульфоксид. Этот препарат мне хорошо знаком, так как
я много раз лечил им своих лошадей.
- Еще один анестетик?
- Нет. Он применяется при растяжениях связок, ушибах, воспалениях
голени... В общем, при любых травмах. Как правило, это растирка или примоч-
ки.
- Но...
- В отличие от предыдущих компонентов, эта жидкость способна прони-
кать через кожу. Она и захватывает с собой активные компоненты.
Ответом мне был мрачный понимающий взгляд. Я кивнул.
- Если анестетик смешать с примочкой, эта смесь спокойно пройдет че-
рез кожу в кровеносные сосуды.
Генерал испустил глубокий вздох.
- И что же происходит, когда эта... гм... жидкость проникает под ко-
жу?
- Угнетение дыхания и сердечная недостаточность, - ответил я. -
Все происходит очень быстро и выглядит точь-в-точь как сердечный приступ.
Мой собеседник еще раз угрюмо просмотрел надпись.
- А что означает последняя строчка? - спросил он. - Антагонист на-
локсон.
- Антагонист - это препарат с действием, противоположным какому-то
другому.
- Значит, налоксон - это... противоядие?
- Не думаю, чтобы это средство давали животным для того, чтобы вер-
нуть им сознание. Скорее всего,ветеринар готовил шприц с налоксоном для се-
бя.
- Следует ли мне вас понимать так, что животному может потребоваться
вторая инъекция? Наркоз не проходит сам по себе?
- Механизма действия налоксона я не знаю, - ответил я. - Но, нас-
колько мне известно, он всегда наготове, чтобы его можно было сразу же
ввести.
- Из этого следует, что налоксон предназначен для людей.
- Даже террористы не станут пользоваться таким опасным средством, не
предусмотрев защиты. Я думаю, что количество налоксона должно зависеть от
того, сколько яда получит жертва. Видите ли, при работе с животными исполь-
зуются равные количества снотворного и налоксона. Возможно, бывает необхо-
дима его инъекция для снятия наркоза.
Для Малкольма, подумал я, все решил вопрос количества. Слишком много
яда, слишком мало противоядия. Ему не повезло.
- Хорошо, - подытожил генерал-майор, пряча листок с формулой во
внутренний карман. - Теперь расскажите мне, как вы пришли к этим выводам.
Я снова закашлялся, снова снял очки, рассмотрел и надел их. Результат
моего рассказа мог оказаться совсем не таким, на который мне хотелось наде-
яться.
- Это началось, - сказал я, - на международных соревнованиях по
конному спорту, которые прошли в Англии в сентябре. Английский журналист
Малкольм Херрик, который работал здесь, в Москве, как корреспондент "Уотч",
убедил Ганса Крамера украсть у ветеринара чемоданчик, в котором, в частнос-
ти, были наркотики. Херрик забрал у Крамера снотворное, смешал его с расти-
ранием, которое продается на каждом шагу... и продал все это террористам за
пятьдесят тысяч фунтов.
- Вот за это? - Генерал-майор впервые не смог скрыть изумления.
- Именно... Все определялось не идеологией, а наличностью. Ведь тер-
рористы сами не производят оружия, кто-то им его продает. Пятьдесят ты-
сяч... Вы, естественно, решили, что за такой доступный товар это чересчур
большие деньги. Все дело в том, что Херрик не рассказал им, что это за пре-
парат. Мне кажется, что он наплел, что ему удалось раскрыть государственную
тайну и похитить секретную разработку одной из ваших закрытых лабораторий.
Так или иначе, они выплатили ему эти деньги, но только после демонстра-
ции... Своего рода предварительный заезд.
Я умолк, ожидая реплики генерал-майора, но тот промолчал.
- Малую толику они использовали на Гансе Крамере, - продолжал я. -
Вне всякого сомнения, в качестве первой жертвы его наметил именно Херрик.
Он боялся, что Крамер расскажет комунибудь о том, что отдал ему препараты
из чемоданчика ветеринара, и происхождение его "секретного" препарата будет
раскрыто.
- Отдал? Разве он не продал их Херрику?
- Нет. Крамер симпатизировал террористам. Он действовал из идейных
побуждений.
Генерал-майор поджал губы.
- Продолжайте.
- Причиной смерти Крамера посчитали сердечный приступ. Херрик и оба
террориста вернулись в Москву. Я думаю, из этого следует, что он уже знал
их... встречался с ними... был знаком с их взглядами. Возможно, именно по-
этому у него возникла мысль продать им состав, о котором он когда-то слу-
чайно узнал. Все это должно было храниться до Олимпийских игр. Отличная ма-
ленькая мина с часовым механизмом, укрытая в темном чулане. И все шло по
плану... не считая того, что появились люди, задающие вопросы об Алеше.
- А ведь именно для этого вы приехали в Москву.
Я кивнул. Закашлялся, мечтая о глотке горячего кофе. Попытался прог-
лотить слюну, отсутствовавшую в пересохшем рту, и продолжил рассказ, изоби-
ловавший малозаметными, но чрезвычайно опасными подводными камнями.
- С первого же момента Херрик пытался уговорить меня вернуться до-
мой. Сначала словами, а потом попытался сбить фургоном для перевозки лоша-
дей. Два террориста также взялись за дело. Я сижу здесь лишь потому, что
мне .повезло. Но когда они обнаружили - возможно, это случилось только
вчера, - что заплатили огромные деньги за грошовые аптечные препараты, то
страшно разозлились.
Я глубоко вздохнул, словно собирался нырнуть.
- Херрик велел им прийти в "Интурист" и наконец разделаться со мной.
Я думаю, он ожидал, что со мной разберутся, так сказать, механическим пу-
тем. Ну, скажем, разобьют голову. Но они принесли с собой склянку с "сек-
ретной" отравой. Возможно, все, что у них было. Неизвестно, что они предпо-
лагали сделать со мной, но они вылили почти всю банку на Херрика.
Генерал медленно открыл рот и, спохватившись, захлопнул его. Я без
остановки продолжил:
- Со мной, кроме Херрика, было двое друзей. Нам удалось выгнать тер-
рористов. Именно поэтому у одного из них должно быть повреждено запястье, а
у другого - лицо. Ну и, естественно, как и во всякой драке, они должны бы-
ли получить какие-нибудь мелкие повреждения. Получив отпор, они сразу же
убежали.
- Малкольм Херрик... мертв?
- Мы вызвали врача, - сообщил я. - Он решил, что Херрик умер от
сердечной недостаточности. Если не будет проведено вскрытие и детальное ис-
следование трупа, то действительную причину смерти обнаружить не удастся.
На бледном лице генерала появилась слабая тень улыбки. Он медленно
потер ладонью подбородок и окинул меня оценивающим взглядом.
- Как вам удалось все это узнать? - спросил он.
- Я слушал.
- Русских? Или иностранцев?
- Все, кто разговаривал со мной, очень волновались, как бы террорис-
ты не навлекли позор на Россию во время Олимпийских игр.
- Вы говорите как дипломат, - заметил генерал. Он опять потер под-
бородок и спросил: - А как насчет Алеши? Вы нашли его?
- Гм-м... - протянул я. - И Крамер, и Малкольм Херрик в агонии на-
зывали Алешу. Они оба знали, от чего умирают... Я думаю, что они еще раньше
дали препарату какое-то имя... своего рода код, чтобы можно было более или
менее открыто говорить о нем. Я не мог найти Алешу, поскольку такого чело-
века нет. Это жидкость. Вернее, Алеша - это способ убийства.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 20:22
ГЛАВА 18
Юрий Шулицкий отвез меня в "Интурист" и высадил у самого входа. Он
возбужденно потряс мою левую руку, доброжелательно похлопал по плечу и ука-
тил с таким видом, будто у него гора свалилась с плеч. Он был явно доволен
тем, что генерал-майор, прощаясь, пожал ему руку. На обратной дороге Юрий
резко остановил машину у обочины и выдернул ручной тормоз.
- Генерал сказал, что очень рад тому, что я уговорил его встретиться
с вами, - заявил он. - Он сказал, что это было правильное решение.
- Прекрасно, - искренне ответил я.
- А теперь я выполняю условия сделки.
Я удивленно посмотрел на Шулицкого.
- Вы помогли моей стране. А я расскажу вам об Алеше.
- Расскажете мне?.. - Я был озадачен.
- Я говорил очень многим, что лорду Фаррингфорду приезд в Москву не
будет сулить ничего хорошего. Его будет ждать Алеша, а Алеша не из числа
хороших парней.
- Вы говорили очень многим... в Англии?
- Да. Мне рассказали, как Ганс Крамер умер, говоря об Алеше. Крамер
сволочь, но он приятель лорда Фаррингфорда. Поэтому Фаррингфорду не стоит
ездить в Москву. Я говорил такие вещи всем подряд. Алеша опасен, и если
лорд Фаррингфорд приедет, то Алеша устроит ему неприятности.
Я изумленно помотал головой.
- Юрий, но почему? Почему вы не хотели, чтобы лорд Фаррингфорд при-
ехал в Москву?
Шулицкий долго не мог решиться ответить. Эта пауза была самой длинной
за все время нашего знакомства. Шесть раз, я подсчитал, он вздергивал и
опускал губу. Закурил, сделал несколько глубоких затяжек. И наконец сознал-
ся в том, что изменил своей стране.
- Мне очень не нравилось... то, как мои товарищи собираются... так
сказать, использовать лорда Фаррингфорда... Мне не нравилось то, что мы
следим за ним... готовим для него грязную ловушку... Мне было стыдно за то-
варищей, которые делали это... было стыдно... за свою страну.
Стивен и Йен дожидались меня, сидя в вестибюле. Оба были очень мрач-
ны.
- Мой Бог! - воскликнул Стивен, когда я появился перед ними. - Они
отпустили его! - Его лицо сразу расцвело обычной радостью жизни. - А где
наручники?
- Надо полагать, насчет них еще не решили.
В моем новом номере нельзя было свободно разговаривать. Поэтому мы
просто расположились на диванчиках в дальнем конце вестибюля и умолкали,
когда кто-нибудь подходил слишком близко.
- Что случилось? - спросил Йен.
- Повезло, только и всего. Я не думаю, чтобы они приветствовали тер-
роризм в Москве, тем более поддерживали его. Вы знаете их обычаи. Как вы
думаете, пойдут товарищи на то, чтобы скрыть убийство? Я их порядком ошара-
шил, рассказав, что Малкольм убит.
- Здесь это легче сделать, чем где бы то ни было, старина, - отве-
тил Йен. - Если их больше устраивает версия, что он умер от сердечного
приступа, то они будут придерживаться именно ее.
- Будем надеяться, что она их устроит, - заявил я.
- Знаете, - задумчиво сказал Янг, - Стивен рассказал мне обо всем,
что вы написали прошлой ночью. Можете считать меня старой глупой курицей,
не способной к двум прибавить два. Но, когда я сам попытался расследовать
эту историю, у меня ничего не вышло.
- Все дело в том, - улыбнувшись, ответил я, - что я знал пароль.
- Алеша? - удивленно спросил Йен.
- Нет... Лошади.
- Братство жокеев, - иронически вставил Стивен. - Члены этого
братства узнают друг друга по всему миру.
- Можете не иронизировать, - надулся я. - Так оно и есть.
- Я не могу понять только одного, - сказал Йен. На его спокойном
невыразительном лице не было заметно никаких признаков вчерашних волнений.
- Почему вы были так уверены, что в самом центре событий находился Мал-
кольм? Я хочу сказать, что с виду все это было случайным стечением обсто-
ятельств... но вы твердо стояли на своем.
Я хмыкнул.
- Само по себе это ничего не значило... просто еще одна мелочь к об-
щей куче. Это страница из его записной книжки, которую Юрий Шулицкий послал
Кропоткину. Вы помните, как она выглядела? Вся изрисована закорючками. А
при каких обстоятельствах большинство людей так ведет себя? Когда слушают
или ждут. Скажем, когда ожидают ответа по телефону. Если помните, внизу
страницы были какие-то буквы и цифры. "DЕР РЕТ 1855, К's С, 1950". Ладно...
на первый взгляд они показались мне ничего не значащими, но вчера, пока мы
катались по Москве, я подумал, что... Представьте себе, что Малкольм рисует
закорючки, ожидая что-то с такими номерами. Затем мы проехали станцию мет-
ро, я подумал о поездах... и вся эта чертовщина неожиданно прояснилась.
"DЕР РЕТ 1855, К's С, 1950" должно было означать "Dераrt Реterborough
18.55", а "К's С, 1950" означало время прибытия на Кинг-Кросский вокзал. Он
звонил узнать расписание поездов. [Dераrt Реterborough - отправляется из
Питерборо (англ.)]
- Но почему вы расшифровали сокращения именно так? - с любопытством
спросил Стивен.
- Питерборо - ближайшая станция к Бергли.
- Значит, - медленно сказал Йен, - Бориc подслушал в поезде из
Бергли в Лондон переговоры Малкольма с его друзьями о продаже товара...
- Мне это показалось вполне возможным, - ответил я. - Вернее, на-
иболее вероятным. И на том же самом листе бумаги, скорее всего дожида ясь
ответа железнодорожной справочной, ведь иной раз их приходится ждать века-
ми, Малкольм написал имя Джонни Фаррингфорда как кандидата на знакомство с
"Алешей". Я не знаю, хорошо ли Херрик знал Джонни, но он не любил его. В
разговоре он назвал Джонни дерьмом.
- Но как он мог дать кому-то столь компрометирующую бумагу? - уди-
вился Стивен. - Неужели он был настолько глуп?
Я потряс головой.
- Бумажка попала ко мне лишь благодаря невероятно удачному стечению
обстоятельств. Столь же невероятным оказалось то, что я смог понять записи.
А для Малкольма это были просто бессмысленные каракули, клочок бумаги, год-
ный лишь на то, чтобы выбросить его... или дать кому-нибудь для таких же
случайных записей.
- Как ваш кашель? - сменил тему Стивен.
- Чертовски скверно. Что вы скажете насчет ленча?
Нас было трое, поэтому мы заняли отдельный столик рядом с моим преж-
ним, за которым все так же сидели Уилкинсоны и Фрэнк.
Йен милостиво взирал на Фрэнка.
- Сохранился ли статус-кво в ваших с ним отношениях? - негромко
спросил он меня.
- Вы имеете в виду, знает ли он, что я о нем знаю? - уточнил я. -
Нет, не знает. Знает ли он, что вы знаете? Кто знает!
- Знает ли он, что я знаю, что вы знаете, что они знают, что она
знает, что вы знаете? - сказал Стивен.
Миссис Уилкинсон наклонилась ко мне из-за соседнего столика.
- Мы уезжаем во вторник, - сообщила она, - а вы? Мы с папочкой
нисколько не жалеем, что пора возвращаться домой, правда, папочка?
Папочка выглядел так, словно готов был немедленно ехать в аэропорт.
- Надеюсь, что да, - ответил я.
Пришла Наташа со вздернутыми бровями и застывшей улыбкой и сообщила
мне, что я не сдержал обещания предупреждать ее о своих отлучках.
Все шло как обычно, за исключением того, что мое мясо на этот раз ел
Стивен.
После ленча мы втроем поднялись ко мне в номер. Йен и Стивен взяли
пальто и шапки, которые оставили в комнате перед тем, как идти в ресторан.
Пока мы договаривались, кто кому будет звонить и когда мы в следующий раз
встретимся, в дверь резко постучали.
- Боже, только не это... - простонал Йен, прикладывая руку к шишке
на голове.
Я подошел к двери и спросил:
- Кто там?
Молчание.
Подошел Стивен и задал тот же вопрос по-русски.
На этот раз ответ прозвучал, хотя Стивен не обрадовался, услышав его.
- Он сказал, что его прислал генерал-майор.
Я повернул ключ и открыл дверь. В коридоре стояли двое крупных мужчин
с бесстрастными лицами, одетых в длинные шинели и форменные фуражки. Стивен
был потрясен. Он явно решил, что представители власти явились, чтобы немед-
ленно выслать нас из страны.
Один из пришедших вручил мне заклеенный конверт, адресованный Рэндол-
лу Дрю. В нем лежала краткая, написанная от руки записка: "Прошу Вас прос-
ледовать с моими сотрудниками" и подпись: "Генерал-майор".
Бледный Стивен, глядя на меня округлившимися глазами, сказал:
- Я подожду здесь. Мы оба подождем здесь.
- Нет, - ответил я. - Лучше идите. Я позвоню.
- Если вы не позвоните, то прямо с утра я отдам вещи Оливеру Уотер-
мену. Правильно?
- Угу.
Я взял из гардероба пальто, шапку и оделся. Два крупных неулыбчивых
человека спокойно ожидали. Затем мы впятером вышли и почти без слов спусти-
лись на лифте.
Когда мы шли через вестибюль, поспешно расходившиеся в стороны люди
провожали нашу группу испуганными взглядами. Очевидно, все сразу поняли,
какую организацию представляют мои сопровождающие и почему они идут рядом
со мной. Никому не хотелось разделить мое несчастье.
На улице мы подошли к большому черному автомобилю официального вида.
За рулем сидел водитель в форме. Мне предложили сесть на заднее сиденье. Я
успел бросить взгляд на напряженные лица Йена и Стивена, стоявших бок о бок
на тротуаре. Затем машина тронулась с места и, описав круг, направилась в
сторону площади Дзержинского.
Здание Лубянки занимало одну из сторон площади. Глядя на длинный фа-
сад, можно было подумать, что за ним находится какоенибудь страховое общес-
тво. Но все знали, что это не так. Автомобиль проскочил мимо, завернул за
угол и остановился перед бледно-голубым старинным домом с белыми лепными
украшениями. В ясный день на него было бы приятно посмотреть.
Конвоиры распахнули передо мной дверь автомобиля, и мы вошли в зда-
ние. Не могу сказать, Лубянка это была или нет, но детским садом тут тоже
не пахло. Мы целеустремленно шли по широким казенного вида коридорам и ос-
тановились перед большой дверью без всяких обозначений. Один из конвоиров
постучал, открыл дверь и отступил в сторону, пропуская меня. У меня пере-
сохло в горле и заколотилось сердце.
Я вошел и оказался в удобном старомодном кабинете, где было много
темного полированного дерева и застекленных шкафов. Письменный стол. Еще
один стол. Три-четыре стула. И у окна с отодвинутой тяжелой шторой гене-
рал-майор, поглядывающий на улицу.
Он пошел мне навстречу и протянул руку. Я же почувствовал такое об-
легчение, что подал ему свою больную правую и постарался не вздрагивать,
когда он ее пожал. Догадывается ли он, что я только что провел самые страш-
ные полчаса в своей жизни?
- Заходите, - сказал он. - Я хочу вам кое-что показать.
В задней стене кабинета находилась вторая дверь. Генерал провел меня
через нее, и мы оказались в другом, более узком коридоре. Еще несколько яр-
дов... Снова дверь, за ней лестница... Мы спустились на следующий этаж и
пошли по еще одному коридору, пустому и скудно отделанному.
Мы остановились перед гладкой металлической дверью без каких-либо
обозначений. Генерал-майор нажал кнопку, дверь открылась. Он вошел первым,
пригласив меня следовать за собой.
Я вошел в ярко освещенную квадратную комнату без мебели.
Около стен напротив друг друга стояли два вооруженных охранника, а
между ними на прикрепленных к полу табуретках сидели два человека со ско-
ванными за спиной руками.
Мое удивление при виде их не шло ни в какое сравнение с их реакцией
на мое появление. Один из них плюнул, а другой произнес какую-то фразу, ко-
торая, похоже, потрясла даже сотрудников КГБ.
- Это те самые люди? - спросил генерал-майор.
- Да.
Я всмотрелся в лица, которые запомнил с обеда в ресторане "Арагви". В
глаза, которые видел на улице Горького и под мостом. В души, отягощенные
убийством Ганса Крамера и Малкольма Херрика.
Один, со свисающими усами, казался немного старше. Он приоткрыл губы,
сверкая зубами в подобии ухмылки. Даже здесь он источал ожесточенную враж-
дебность.
У другого было туго обтянутое кожей костлявое лицо с большими глубо-
кими глазницами, типичными для фанатиков. Его бровь и щеку пересекал алый
шрам, нижняя губа была разбита.
- Который из них убил Херрика? - спросил генерал.
- Тот, что с усами.
- Он сказал, что у него сломано запястье, - сообщил генерал. - Они
ждали вылета в аэропорту. Мы нашли их без всяких хлопот. Кстати, они почти
не говорят по-английски.
- Кто они такие? - поинтересовался я.
- Журналисты. - Казалось, что он удивлен этим открытием. - Тарик
Занетти, - он указал на человека с усами, - и Мехмет Зараи.
Их имена ни о чем мне не говорили. К тому же было очень маловероятно,
что именно так их звали от рождения.
- Они жили в одном доме с Херриком, - сказал генералмайор. - Они
могли встречаться ежедневно.
- Они из какой-нибудь организации вроде "красных бригад"?
- Мы считаем, что это какая-то новая отколовшаяся группа. Но все же
мы успели кое-что выяснить уже во время предварительного допроса. Я послал
за вами, как только их доставили сюда. Я сейчас кое-что вам покажу. Когда
мы обыскали багаж, который был при них, то нашли вот это. - Он вынул из
кармана письмо и дал его мне. Я развернул листок, но он был покрыт машино-
писным текстом на языке, который я не смог признать даже по виду. Покачав
головой, я протянул листок генералу.
- Посмотрите текст, - посоветовал он. Я последовал его совету, и
наткнулся на знакомые слова: "Эторфин... асепромазин... хлорокрезол... ди-
метилсульфоксид".
- Это копия доклада химической компании, - пояснил генерал, - об
анализе, проведенном по просьбе вашего усатого приятеля. Похоже, что он по-
лучил его как раз вчера.
- Значит, они хотели выяснить, что же на самом деле купили?
- Похоже на то. - Он взял у меня письмо и положил в карман. - Вот
и все. От вас требовалось лишь опознать этих людей. Вы можете вернуться в
Англию когда хотите. - Чуть поколебавшись, генерал добавил: - Я полагаю,
что вы будете осторожны.
- Буду, - подтвердил я. Настала моя очередь задуматься. - Но... у
этой парочки есть, так сказать, коллеги... И смесь существует.
- Не исключено, - резко сказал генерал, - что придется обыскивать
всех посетителей при входе на спортивные сооружения.
- Есть более простой способ.
- Какой же?
- Будет лето... Следите за всеми, кто будет в перчатках. Если под
ними окажутся резиновые перчатки, смело арестовывайте их.
Генерал окинул меня взглядом из-под очков, потер подбородок ладонью и
медленно сказал:
- Теперь я понимаю, почему разбираться с этим делом поручили именно
вам.
- И в любом случае готовьте побольше налоксона.
- Мы примем меры предосторожности.
Я в последний раз взглянул в исполненные неприкрытой ненависти лица
террористов и подумал, до какой же степени эти люди должны были противопос-
тавить себя остальному человечеству, исковеркать свои души, чтобы стать те-
ми, кем они сегодня являлись.
Переросшее в яростную ненависть естественное презрение молодежи к бе-
зобразному состоянию, до которого старшие довели мир. Стремление жестоко
карать тех, кого они презирают. Полное неприятие родительской любви. Посто-
янное глумление над всеми формами власти. Постоянное сожаление о невозмож-
ности поголовно расправиться со всем презираемым большинством человечества.
И все более глубокие нарушения психики... самовнушение, что неприятие их
обществом - грубая ошибка общества и что для того, чтобы перестать быть
отверженными, нужно уничтожить само общество. Необходимость внушать ужас и
причинять боль для того, чтобы насытить свое вечно голодное самолюбие. Аб-
солютный возврат к поиску причины для действия в примитивных эмоциях, кото-
рые принимаются за своего рода божественный гнев. Выбор недосягаемых целей
для того, чтобы бесконечно оправдывать применение сильнодействующих
средств. Экстатическое, равносильное оргазму, ощущение от того, что мир
вокруг них превращается в пустыню.
- О чем вы думаете? - спросил генерал-майор.
- Они нашли себе оправдание. - Я с облегчением отвернулся от арес-
тованных. - Разрушать куда легче, чем строить.
- Они свиньи, - с презрением воскликнул он.
- Что вы с ними сделаете?
Но на этот вопрос генерал не собирался давать прямого ответа. Он ска-
зал подчеркнуто дружелюбным тоном:
- Их газетам потребуются новые сотрудники.
Перед "Уотч" стоит та же проблема, подумал я. И тут меня осенило.
Круг замкнулся.
-Ульрика Майнхоф была журналисткой, - сказал я.
Юрий Шулицкий отвез меня в "Интурист" и высадил у самого входа. Он
возбужденно потряс мою левую руку, доброжелательно похлопал по плечу и ука-
тил с таким видом, будто у него гора свалилась с плеч. Он был явно доволен
тем, что генерал-майор, прощаясь, пожал ему руку. На обратной дороге Юрий
резко остановил машину у обочины и выдернул ручной тормоз.
- Генерал сказал, что очень рад тому, что я уговорил его встретиться
с вами, - заявил он. - Он сказал, что это было правильное решение.
- Прекрасно, - искренне ответил я.
- А теперь я выполняю условия сделки.
Я удивленно посмотрел на Шулицкого.
- Вы помогли моей стране. А я расскажу вам об Алеше.
- Расскажете мне?.. - Я был озадачен.
- Я говорил очень многим, что лорду Фаррингфорду приезд в Москву не
будет сулить ничего хорошего. Его будет ждать Алеша, а Алеша не из числа
хороших парней.
- Вы говорили очень многим... в Англии?
- Да. Мне рассказали, как Ганс Крамер умер, говоря об Алеше. Крамер
сволочь, но он приятель лорда Фаррингфорда. Поэтому Фаррингфорду не стоит
ездить в Москву. Я говорил такие вещи всем подряд. Алеша опасен, и если
лорд Фаррингфорд приедет, то Алеша устроит ему неприятности.
Я изумленно помотал головой.
- Юрий, но почему? Почему вы не хотели, чтобы лорд Фаррингфорд при-
ехал в Москву?
Шулицкий долго не мог решиться ответить. Эта пауза была самой длинной
за все время нашего знакомства. Шесть раз, я подсчитал, он вздергивал и
опускал губу. Закурил, сделал несколько глубоких затяжек. И наконец сознал-
ся в том, что изменил своей стране.
- Мне очень не нравилось... то, как мои товарищи собираются... так
сказать, использовать лорда Фаррингфорда... Мне не нравилось то, что мы
следим за ним... готовим для него грязную ловушку... Мне было стыдно за то-
варищей, которые делали это... было стыдно... за свою страну.
Стивен и Йен дожидались меня, сидя в вестибюле. Оба были очень мрач-
ны.
- Мой Бог! - воскликнул Стивен, когда я появился перед ними. - Они
отпустили его! - Его лицо сразу расцвело обычной радостью жизни. - А где
наручники?
- Надо полагать, насчет них еще не решили.
В моем новом номере нельзя было свободно разговаривать. Поэтому мы
просто расположились на диванчиках в дальнем конце вестибюля и умолкали,
когда кто-нибудь подходил слишком близко.
- Что случилось? - спросил Йен.
- Повезло, только и всего. Я не думаю, чтобы они приветствовали тер-
роризм в Москве, тем более поддерживали его. Вы знаете их обычаи. Как вы
думаете, пойдут товарищи на то, чтобы скрыть убийство? Я их порядком ошара-
шил, рассказав, что Малкольм убит.
- Здесь это легче сделать, чем где бы то ни было, старина, - отве-
тил Йен. - Если их больше устраивает версия, что он умер от сердечного
приступа, то они будут придерживаться именно ее.
- Будем надеяться, что она их устроит, - заявил я.
- Знаете, - задумчиво сказал Янг, - Стивен рассказал мне обо всем,
что вы написали прошлой ночью. Можете считать меня старой глупой курицей,
не способной к двум прибавить два. Но, когда я сам попытался расследовать
эту историю, у меня ничего не вышло.
- Все дело в том, - улыбнувшись, ответил я, - что я знал пароль.
- Алеша? - удивленно спросил Йен.
- Нет... Лошади.
- Братство жокеев, - иронически вставил Стивен. - Члены этого
братства узнают друг друга по всему миру.
- Можете не иронизировать, - надулся я. - Так оно и есть.
- Я не могу понять только одного, - сказал Йен. На его спокойном
невыразительном лице не было заметно никаких признаков вчерашних волнений.
- Почему вы были так уверены, что в самом центре событий находился Мал-
кольм? Я хочу сказать, что с виду все это было случайным стечением обсто-
ятельств... но вы твердо стояли на своем.
Я хмыкнул.
- Само по себе это ничего не значило... просто еще одна мелочь к об-
щей куче. Это страница из его записной книжки, которую Юрий Шулицкий послал
Кропоткину. Вы помните, как она выглядела? Вся изрисована закорючками. А
при каких обстоятельствах большинство людей так ведет себя? Когда слушают
или ждут. Скажем, когда ожидают ответа по телефону. Если помните, внизу
страницы были какие-то буквы и цифры. "DЕР РЕТ 1855, К's С, 1950". Ладно...
на первый взгляд они показались мне ничего не значащими, но вчера, пока мы
катались по Москве, я подумал, что... Представьте себе, что Малкольм рисует
закорючки, ожидая что-то с такими номерами. Затем мы проехали станцию мет-
ро, я подумал о поездах... и вся эта чертовщина неожиданно прояснилась.
"DЕР РЕТ 1855, К's С, 1950" должно было означать "Dераrt Реterborough
18.55", а "К's С, 1950" означало время прибытия на Кинг-Кросский вокзал. Он
звонил узнать расписание поездов. [Dераrt Реterborough - отправляется из
Питерборо (англ.)]
- Но почему вы расшифровали сокращения именно так? - с любопытством
спросил Стивен.
- Питерборо - ближайшая станция к Бергли.
- Значит, - медленно сказал Йен, - Бориc подслушал в поезде из
Бергли в Лондон переговоры Малкольма с его друзьями о продаже товара...
- Мне это показалось вполне возможным, - ответил я. - Вернее, на-
иболее вероятным. И на том же самом листе бумаги, скорее всего дожида ясь
ответа железнодорожной справочной, ведь иной раз их приходится ждать века-
ми, Малкольм написал имя Джонни Фаррингфорда как кандидата на знакомство с
"Алешей". Я не знаю, хорошо ли Херрик знал Джонни, но он не любил его. В
разговоре он назвал Джонни дерьмом.
- Но как он мог дать кому-то столь компрометирующую бумагу? - уди-
вился Стивен. - Неужели он был настолько глуп?
Я потряс головой.
- Бумажка попала ко мне лишь благодаря невероятно удачному стечению
обстоятельств. Столь же невероятным оказалось то, что я смог понять записи.
А для Малкольма это были просто бессмысленные каракули, клочок бумаги, год-
ный лишь на то, чтобы выбросить его... или дать кому-нибудь для таких же
случайных записей.
- Как ваш кашель? - сменил тему Стивен.
- Чертовски скверно. Что вы скажете насчет ленча?
Нас было трое, поэтому мы заняли отдельный столик рядом с моим преж-
ним, за которым все так же сидели Уилкинсоны и Фрэнк.
Йен милостиво взирал на Фрэнка.
- Сохранился ли статус-кво в ваших с ним отношениях? - негромко
спросил он меня.
- Вы имеете в виду, знает ли он, что я о нем знаю? - уточнил я. -
Нет, не знает. Знает ли он, что вы знаете? Кто знает!
- Знает ли он, что я знаю, что вы знаете, что они знают, что она
знает, что вы знаете? - сказал Стивен.
Миссис Уилкинсон наклонилась ко мне из-за соседнего столика.
- Мы уезжаем во вторник, - сообщила она, - а вы? Мы с папочкой
нисколько не жалеем, что пора возвращаться домой, правда, папочка?
Папочка выглядел так, словно готов был немедленно ехать в аэропорт.
- Надеюсь, что да, - ответил я.
Пришла Наташа со вздернутыми бровями и застывшей улыбкой и сообщила
мне, что я не сдержал обещания предупреждать ее о своих отлучках.
Все шло как обычно, за исключением того, что мое мясо на этот раз ел
Стивен.
После ленча мы втроем поднялись ко мне в номер. Йен и Стивен взяли
пальто и шапки, которые оставили в комнате перед тем, как идти в ресторан.
Пока мы договаривались, кто кому будет звонить и когда мы в следующий раз
встретимся, в дверь резко постучали.
- Боже, только не это... - простонал Йен, прикладывая руку к шишке
на голове.
Я подошел к двери и спросил:
- Кто там?
Молчание.
Подошел Стивен и задал тот же вопрос по-русски.
На этот раз ответ прозвучал, хотя Стивен не обрадовался, услышав его.
- Он сказал, что его прислал генерал-майор.
Я повернул ключ и открыл дверь. В коридоре стояли двое крупных мужчин
с бесстрастными лицами, одетых в длинные шинели и форменные фуражки. Стивен
был потрясен. Он явно решил, что представители власти явились, чтобы немед-
ленно выслать нас из страны.
Один из пришедших вручил мне заклеенный конверт, адресованный Рэндол-
лу Дрю. В нем лежала краткая, написанная от руки записка: "Прошу Вас прос-
ледовать с моими сотрудниками" и подпись: "Генерал-майор".
Бледный Стивен, глядя на меня округлившимися глазами, сказал:
- Я подожду здесь. Мы оба подождем здесь.
- Нет, - ответил я. - Лучше идите. Я позвоню.
- Если вы не позвоните, то прямо с утра я отдам вещи Оливеру Уотер-
мену. Правильно?
- Угу.
Я взял из гардероба пальто, шапку и оделся. Два крупных неулыбчивых
человека спокойно ожидали. Затем мы впятером вышли и почти без слов спусти-
лись на лифте.
Когда мы шли через вестибюль, поспешно расходившиеся в стороны люди
провожали нашу группу испуганными взглядами. Очевидно, все сразу поняли,
какую организацию представляют мои сопровождающие и почему они идут рядом
со мной. Никому не хотелось разделить мое несчастье.
На улице мы подошли к большому черному автомобилю официального вида.
За рулем сидел водитель в форме. Мне предложили сесть на заднее сиденье. Я
успел бросить взгляд на напряженные лица Йена и Стивена, стоявших бок о бок
на тротуаре. Затем машина тронулась с места и, описав круг, направилась в
сторону площади Дзержинского.
Здание Лубянки занимало одну из сторон площади. Глядя на длинный фа-
сад, можно было подумать, что за ним находится какоенибудь страховое общес-
тво. Но все знали, что это не так. Автомобиль проскочил мимо, завернул за
угол и остановился перед бледно-голубым старинным домом с белыми лепными
украшениями. В ясный день на него было бы приятно посмотреть.
Конвоиры распахнули передо мной дверь автомобиля, и мы вошли в зда-
ние. Не могу сказать, Лубянка это была или нет, но детским садом тут тоже
не пахло. Мы целеустремленно шли по широким казенного вида коридорам и ос-
тановились перед большой дверью без всяких обозначений. Один из конвоиров
постучал, открыл дверь и отступил в сторону, пропуская меня. У меня пере-
сохло в горле и заколотилось сердце.
Я вошел и оказался в удобном старомодном кабинете, где было много
темного полированного дерева и застекленных шкафов. Письменный стол. Еще
один стол. Три-четыре стула. И у окна с отодвинутой тяжелой шторой гене-
рал-майор, поглядывающий на улицу.
Он пошел мне навстречу и протянул руку. Я же почувствовал такое об-
легчение, что подал ему свою больную правую и постарался не вздрагивать,
когда он ее пожал. Догадывается ли он, что я только что провел самые страш-
ные полчаса в своей жизни?
- Заходите, - сказал он. - Я хочу вам кое-что показать.
В задней стене кабинета находилась вторая дверь. Генерал провел меня
через нее, и мы оказались в другом, более узком коридоре. Еще несколько яр-
дов... Снова дверь, за ней лестница... Мы спустились на следующий этаж и
пошли по еще одному коридору, пустому и скудно отделанному.
Мы остановились перед гладкой металлической дверью без каких-либо
обозначений. Генерал-майор нажал кнопку, дверь открылась. Он вошел первым,
пригласив меня следовать за собой.
Я вошел в ярко освещенную квадратную комнату без мебели.
Около стен напротив друг друга стояли два вооруженных охранника, а
между ними на прикрепленных к полу табуретках сидели два человека со ско-
ванными за спиной руками.
Мое удивление при виде их не шло ни в какое сравнение с их реакцией
на мое появление. Один из них плюнул, а другой произнес какую-то фразу, ко-
торая, похоже, потрясла даже сотрудников КГБ.
- Это те самые люди? - спросил генерал-майор.
- Да.
Я всмотрелся в лица, которые запомнил с обеда в ресторане "Арагви". В
глаза, которые видел на улице Горького и под мостом. В души, отягощенные
убийством Ганса Крамера и Малкольма Херрика.
Один, со свисающими усами, казался немного старше. Он приоткрыл губы,
сверкая зубами в подобии ухмылки. Даже здесь он источал ожесточенную враж-
дебность.
У другого было туго обтянутое кожей костлявое лицо с большими глубо-
кими глазницами, типичными для фанатиков. Его бровь и щеку пересекал алый
шрам, нижняя губа была разбита.
- Который из них убил Херрика? - спросил генерал.
- Тот, что с усами.
- Он сказал, что у него сломано запястье, - сообщил генерал. - Они
ждали вылета в аэропорту. Мы нашли их без всяких хлопот. Кстати, они почти
не говорят по-английски.
- Кто они такие? - поинтересовался я.
- Журналисты. - Казалось, что он удивлен этим открытием. - Тарик
Занетти, - он указал на человека с усами, - и Мехмет Зараи.
Их имена ни о чем мне не говорили. К тому же было очень маловероятно,
что именно так их звали от рождения.
- Они жили в одном доме с Херриком, - сказал генералмайор. - Они
могли встречаться ежедневно.
- Они из какой-нибудь организации вроде "красных бригад"?
- Мы считаем, что это какая-то новая отколовшаяся группа. Но все же
мы успели кое-что выяснить уже во время предварительного допроса. Я послал
за вами, как только их доставили сюда. Я сейчас кое-что вам покажу. Когда
мы обыскали багаж, который был при них, то нашли вот это. - Он вынул из
кармана письмо и дал его мне. Я развернул листок, но он был покрыт машино-
писным текстом на языке, который я не смог признать даже по виду. Покачав
головой, я протянул листок генералу.
- Посмотрите текст, - посоветовал он. Я последовал его совету, и
наткнулся на знакомые слова: "Эторфин... асепромазин... хлорокрезол... ди-
метилсульфоксид".
- Это копия доклада химической компании, - пояснил генерал, - об
анализе, проведенном по просьбе вашего усатого приятеля. Похоже, что он по-
лучил его как раз вчера.
- Значит, они хотели выяснить, что же на самом деле купили?
- Похоже на то. - Он взял у меня письмо и положил в карман. - Вот
и все. От вас требовалось лишь опознать этих людей. Вы можете вернуться в
Англию когда хотите. - Чуть поколебавшись, генерал добавил: - Я полагаю,
что вы будете осторожны.
- Буду, - подтвердил я. Настала моя очередь задуматься. - Но... у
этой парочки есть, так сказать, коллеги... И смесь существует.
- Не исключено, - резко сказал генерал, - что придется обыскивать
всех посетителей при входе на спортивные сооружения.
- Есть более простой способ.
- Какой же?
- Будет лето... Следите за всеми, кто будет в перчатках. Если под
ними окажутся резиновые перчатки, смело арестовывайте их.
Генерал окинул меня взглядом из-под очков, потер подбородок ладонью и
медленно сказал:
- Теперь я понимаю, почему разбираться с этим делом поручили именно
вам.
- И в любом случае готовьте побольше налоксона.
- Мы примем меры предосторожности.
Я в последний раз взглянул в исполненные неприкрытой ненависти лица
террористов и подумал, до какой же степени эти люди должны были противопос-
тавить себя остальному человечеству, исковеркать свои души, чтобы стать те-
ми, кем они сегодня являлись.
Переросшее в яростную ненависть естественное презрение молодежи к бе-
зобразному состоянию, до которого старшие довели мир. Стремление жестоко
карать тех, кого они презирают. Полное неприятие родительской любви. Посто-
янное глумление над всеми формами власти. Постоянное сожаление о невозмож-
ности поголовно расправиться со всем презираемым большинством человечества.
И все более глубокие нарушения психики... самовнушение, что неприятие их
обществом - грубая ошибка общества и что для того, чтобы перестать быть
отверженными, нужно уничтожить само общество. Необходимость внушать ужас и
причинять боль для того, чтобы насытить свое вечно голодное самолюбие. Аб-
солютный возврат к поиску причины для действия в примитивных эмоциях, кото-
рые принимаются за своего рода божественный гнев. Выбор недосягаемых целей
для того, чтобы бесконечно оправдывать применение сильнодействующих
средств. Экстатическое, равносильное оргазму, ощущение от того, что мир
вокруг них превращается в пустыню.
- О чем вы думаете? - спросил генерал-майор.
- Они нашли себе оправдание. - Я с облегчением отвернулся от арес-
тованных. - Разрушать куда легче, чем строить.
- Они свиньи, - с презрением воскликнул он.
- Что вы с ними сделаете?
Но на этот вопрос генерал не собирался давать прямого ответа. Он ска-
зал подчеркнуто дружелюбным тоном:
- Их газетам потребуются новые сотрудники.
Перед "Уотч" стоит та же проблема, подумал я. И тут меня осенило.
Круг замкнулся.
-Ульрика Майнхоф была журналисткой, - сказал я.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Молния » 02 апр 2006, 20:23
ГЛАВА 19
Самолет, на котором я вернулся домой, встречал в Хитроу один из приб-
лиженных Хьюдж-Беккета. Он повез меня на мероприятие, которое назвал не-
большой предварительной беседой, а я - мерзкой неприятностью.
Всю дорогу в офис "мандарина" я кашлял и протестовал, но в ответ по-
лучил лишь неискренние извинения и крохотную рюмку хереса, хотя для того,
чтобы хоть немного вернуть меня к жизни, требовалось не меньше полстакана
виски. Меня бил озноб.
- Разве нельзя было подождать до завтра? - спросил я.
- Принц хочет встретиться с вами завтра утром на скачках в Фонту-
элл-Парке.
- Я собирался полежать в постели.
Мой спутник игнорировал такой легкомысленный ответ.
- Что с вашей рукой? - поинтересовался он, глядя на перевязанную
кисть - прощальный привет Стивена и Гудрун.
- Пальцы разбиты. Но все на месте. - У меня гора свалилась с плеч.
От радости, что удалось вернуться в мир, где непрерывно чувствуется дыхание
свободы. От того, что по улицам ходят улыбающиеся люди. От рождественских
елок и сверкающего изобилия ярко освещенных магазинов. Тот, кому претит об-
щество богачей, может выбрать простую жизнь. Выбор - это привилегия сво-
бодных людей.
Хьюдж-Беккет сидел в удобном кресле и разглядывал тыльную сторону
своей ладони.
- Ну и как... э-э... прошла поездка? - спросил он. Я почти дословно
повторил ему то, что рассказывал генерал-майору в Москве. Хьюдж-Беккет
оторвался от изучения руки и мысленно погрузился в жизнь, столь отличную от
его обыденного скучного существования.
Я рассказывал, меня сотрясал кашель, и он угостил меня еще одной рюм-
кой хереса, на этот раз чуть побольше.
- В целом я могу заключить, что все должно пройти спокойно, - ска-
зал я, завершая рассказ. - А что касается Джонни Фаррингфорда... Да, я не
получил никаких формальных гарантий, но сомневаюсь, что после всего случив-
шегося товарищи сочтут его подходящей кандидатурой для провокаций. Мне
представляется, что поездка ничем ему не грозит... но решать это, конечно,
должны вы с принцем.
Я встал. Я действительно чувствовал себя совершенно больным. Правда,
ничего удивительного в этом не было. Такова моя жизнь.
Хьюдж-Беккет проводил меня до подъезда и отправил домой в служебном
автомобиле. Из этого можно было сделать вывод, что его мнение о значении
лошадей для этого мира коренным образом изменилось.
Оказалось, что встреча с принцем в Фонтуэлл-Парке включала в себя
ленч, в котором участвовал он сам, принцесса, Джонни Фаррингфорд, председа-
тель скачек, несколько распорядителей и великосветских дам. Все собрались в
зале со стеклянными стенами наверху трибун, откуда открывался вид на зеле-
ное поле.
Было много шампанского и цивилизованных дружеских бесед. Все это в
другой день доставило бы мне большое удовольствие, но за моей спиной все
еще маячила тень Москвы, я думал об опасениях Бориса и Евгения, о сомнениях
и предостережениях Юрия, Миши и Кропоткина. Я был бы очень рад со временем
услышать от Йена и Стивена, что никому из них оказанная мне помощь не вышла
боком.
Всю ночь я провертелся в постели в номере гостиницы, а утром нанял
автомобиль с водителем, чтобы ехать на скачки. Я использовал почти все
средства, хранившиеся в моей пластмассовой коробке, но без заметного ре-
зультата. Мне чертовски надоело напрягаться, захватывая воздух легкими, в
которых хлюпало, как в болоте, и с таким же усилием выдыхать. Правда, раза
два за свою дурацкую жизнь мне приходилось в таком состоянии участвовать в
скачках, так стоило ли расстраиваться из-за необходимости сыграть роль в
несложном спектакле? В памяти возникли обрывки шотландской баллады об уми-
рающем лорде Рэндолле, с которым я еще ребенком привык отождествлять себя.
Это был скорее фон, чем сознательное воспоминание, но теперь знакомые слова
приобрели новое значение. "...постелите скорей мне постель, Я устал, я вер-
нулся с охоты И хочу поскорее заснуть."
- Рэндолл, - обратился ко мне принц, - нам нужно поговорить.
Мы разговаривали урывками весь день. В перерывах между заездами мы
разговаривали на балконе распорядителей, когда все остальные спускались на
парадный круг смотреть лошадей.
"...постелите скорей мне постель..."
- Против Джонни было два заговора, - сказал я.
- Два? - удивился принц.
- Угу... Учитывая его положение, он первоочередная цель для всяких
мерзавцев и всегда ею останется. Это действительность, с которой нужно сми-
риться.
Я рассказал принцу о террористах и об идентификации "Алеши". Это пот-
рясло его куда сильнее, чем двоих коварных интриганов - Хьюдж-Беккета и
генерал-майора КГБ.
- Ужасно. Ужасно, - повторял он.
- К тому же, - взял я быка за рога, - одна из его слабостей прив-
лекла внимание КГБ.
- Что вы имеете в виду?
Я объяснил насчет интереса Джонни к порнографии.
- Джонни? - Принц был удивлен и весьма рассержен. - Чертов дура-
лей... Неужели он не понимает, что пресса только и ищет возможности заце-
питься за что-нибудь подобное?
- Если его предупредить, сэр...
- Предупредить? - У принца был мрачный вид. - Можете предоставить
это мне.
Сейчас я для него всего лишь назойливая муха, подумал я.
Но в этот момент принц припомнил минувшие события.
- Но, послушайте, Рэндолл, - воскликнул он. - А как же эти двое,
которые напали на Джонни в тот день, когда вы приехали ко мне? Когда он
врезался в вашу машину... Откуда они взялись? Это были... террористы?
- Нет... Гм-м... На самом деле их вовсе не было.
Он окинул меня истинно королевским взглядом.
- Вы хотите сказать, что Джонни лгал?
- Да, - без особого вдохновения подтвердил я. - Я уверен в том,
что он их выдумал.
- Но этого не может быть! Он был сильно избит.
Я покачал головой.
- Он получил травмы, врезавшись в мой автомобиль.
- Опомнитесь, Рэндолл, - с раздражением сказал принц. - Он врезал-
ся только потому, что уже был избит!
- Э-э... Я думаю, сэр, что он потерпел аварию потому, что не выносит
вида крови. Я думаю, что он порезал палец... специально, чтобы пошла
кровь... он хотел испачкать себе лицо. Он хотел, чтобы история о том, как
на него напали, выглядела более убедительной. А когда он оказался перед ва-
шим домом, то потерял сознание. Он держал ногу на акселераторе, и его авто-
мобиль продолжал мчатьс вперед.
- Не может быть, чтобы вы оказались правы. - Спросите его сами,
сэр.
"...постелите скорей мне постель..."
- Но почему, Рэндолл? Зачем ему понадобилось сочинять эту историю?
- Он страстно мечтает попасть на Олимпийские игры. При этом он не
хотел, чтобы люди говс рили о его отношениях с Гансом Крамером, которые бы-
ли не настолько невинны, как он хотел на уверить, но ничего ужасного в них
действительно не было. Я склонен считать: он боялся, что вы узнаете об этом
знакомстве, откажете ему в покупке новой лошади... Поэтому он придумал дво-
их людей, избивших его, чтобы убедить вас не посылать меня на поиски Алеши.
Я близок к уверенности, что Джонни знал, никакого скандала не было, и пред-
ставления не имел, до чего я мог бы докопаться, расследуя события, связан-
ные с Гансом. Он не желал этого расследования, вот и все.
Принц выслушал меня с удивленным видом.
- Но это привело к обратному результату. После всего происшедшего я
утвердился в уверенности, что с этими слухами необходимо разобраться.
Я посмотрел сверху, как Джонни и принцесса пробираются в толпе, воз-
вращаясь на свои места перед очередным заездом. Его ярко-рыжая шевелюра си-
яла под декабрьским небом, как начищенная медь.
- Он прекрасный наездник, сэр, - вздохнул я.
Принц искоса посмотрел на меня.
- Все мы порой делаем глупости, не так ли, Рэндолл? Вы это хотели
сказать?
- Да, сэр.
"...И хочу поскорее заснуть."
- Но почему вы так уверены, что это не были ваши террористы?
- Потому что, по словам Джонни, это были самые обычные люди. Джонни
рассказал мне, что они ничем не отличались от других англичан... а терро-
ристы совсем не были на них похожи.
Джонни и принцесса поднялись по лестнице и вышли на балкон. Принцесса
пребывала в самом безмятежном настроении, но Джонни в моем присутствии весь
день чувствовал себя неуютно.
- Джонни, хорошо ли вызнали Малкольма Херрика? - спокойно спросил
я.
- Кого?
- Херрика. Журналиста. Он писал для "Уотч".
- Ах, этого... - Было видно, что воспоминание не доставило Джонни
никакого удовольствия. - Он был в Бергли. И все время увивался вокруг Ган-
са. Э-э... Ганса Крамера. - Он умолк, в чем-то засомневавшись, но потом
пожал плечами и продолжил: - Мне не нравился этот тип. Спросите, почему?
Он все время называл меня "парень". Не могу сказать, чтобы это было мне по
душе. Я посоветовал ему пойти в задницу. И с тех пор его не видел.
Слова "пошел в задницу" показались мне недостаточно веской причиной
для того, чтобы поместить человека на первое место в списке приговоренных,
как это сделал Малкольм. "Парень", "пошел в задницу"... следующая станция
"Алеша".
"Я устал, я вернулся с охоты..."
- Карты на стол, Джонни, - сказал принц. - Били тебя эти двое пар-
ней или нет?
За краткий миг на лице Фаррингфорда отразилось множество эмоций. Он
начал было кивать, но затем пристально посмотрел на меня, по выражению мо-
его лица угадал, что я вывел его на чистую воду, и виновато улыбнулся, как
нашкодивший мальчишка.
Принц поджал губы и покачал головой.
- Джонни, пора взрослеть, - сказал он.
Двумя днями позже, во время уик-энда, ко мне пришла Эмма, серебрис-
тая, хрупкая и переполненная энергией.
- Как гнусно с твоей стороны валяться в кровати, - заявила она. -
Ненавижу смотреть на перекошенную лихорадкой рожу.
Она непрерывно носилась по комнате, пытаясь растратить свою энергию в
бесцельном движении.
- Ты хрипишь, как старая бабка, - сообщила она. - И плюешься...
действительно отвратительная болезнь.
- Я думал, что тебя привлекает проза жизни.
- Почему ты попросил меня прийти? - спросила Эмма, перекладывая
щетки на моем туалетном столике. - Обычно когда ты болеешь, то требуешь,
чтобы я держалась подальше.
- Хотелось побыть в твоем обществе.
- О! - Эмма посмотрела на меня взглядом раненой птицы, на ее лице
появилось смущение, и она быстро вышла из комнаты. Вечер пятницы, подумал
я. Еще не пришло время говорить правду.
Через час Эмма вернулась с подносом. За это время она успела пригото-
вить ужин: суп, хлеб, сыр, фрукты и бутылку вина.
- Это все оказалось под рукой, - сказала она, пресекая любые вопро-
сы, - так что я решила притащить все сюда.
- Прекрасно.
Мы спокойно ели, и Эмма расспрашивала меня о Москве.
- Тебе могло бы там понравиться, - сказал я, очищая мандарин. -
Видишь ли, там тебе пришлось бы в обязательном порядке вести ту жизнь, ко-
торой ты живешь здесь из чувства протеста.
- Иногда я тебя ненавижу.
- Если тебе когда-нибудь надоест твой магазин, - сказал я, - я мог
бы предложить тебе другую работу. Здесь.
- Какую же?
- Горничная. Няня. Повар. Прачка. Прислуга. Работница на ферме. Же-
на.
- Не выйдет.
Я смотрел на сияющий водопад платиновых волос, на нежное, любимое и
такое решительное лицо с совершенными чертами. Молодежь не может изменить-
ся. Каждый из них мятежник, романтик, пуританин, фанатик, лицемер, святой,
участник общественных движений, террорист. Некоторые становятся такими в
молодости и остаются навсегда. Эмма никогда не сможет вернуться к той обес-
печенной, размеренной жизни, от которой отказалась. Она навещает эту жизнь
во время уик-эндов, пока ей нравлюсь я, но в один из понедельников она
уедет с утра и больше не вернется.
Я могу сожалеть об этом, могу чувствовать себя одиноким, но, увы, она
удручающе права.
Как долгосрочная перспектива, это не могло ее устроить.
В новогоднем номере "Коня и пса" я прочел, что немцы продали одну из
своих лучших молодых лошадей лорду Фаррингфорду, который будет готовить ее
к участию в Олимпийских играх.
Самолет, на котором я вернулся домой, встречал в Хитроу один из приб-
лиженных Хьюдж-Беккета. Он повез меня на мероприятие, которое назвал не-
большой предварительной беседой, а я - мерзкой неприятностью.
Всю дорогу в офис "мандарина" я кашлял и протестовал, но в ответ по-
лучил лишь неискренние извинения и крохотную рюмку хереса, хотя для того,
чтобы хоть немного вернуть меня к жизни, требовалось не меньше полстакана
виски. Меня бил озноб.
- Разве нельзя было подождать до завтра? - спросил я.
- Принц хочет встретиться с вами завтра утром на скачках в Фонту-
элл-Парке.
- Я собирался полежать в постели.
Мой спутник игнорировал такой легкомысленный ответ.
- Что с вашей рукой? - поинтересовался он, глядя на перевязанную
кисть - прощальный привет Стивена и Гудрун.
- Пальцы разбиты. Но все на месте. - У меня гора свалилась с плеч.
От радости, что удалось вернуться в мир, где непрерывно чувствуется дыхание
свободы. От того, что по улицам ходят улыбающиеся люди. От рождественских
елок и сверкающего изобилия ярко освещенных магазинов. Тот, кому претит об-
щество богачей, может выбрать простую жизнь. Выбор - это привилегия сво-
бодных людей.
Хьюдж-Беккет сидел в удобном кресле и разглядывал тыльную сторону
своей ладони.
- Ну и как... э-э... прошла поездка? - спросил он. Я почти дословно
повторил ему то, что рассказывал генерал-майору в Москве. Хьюдж-Беккет
оторвался от изучения руки и мысленно погрузился в жизнь, столь отличную от
его обыденного скучного существования.
Я рассказывал, меня сотрясал кашель, и он угостил меня еще одной рюм-
кой хереса, на этот раз чуть побольше.
- В целом я могу заключить, что все должно пройти спокойно, - ска-
зал я, завершая рассказ. - А что касается Джонни Фаррингфорда... Да, я не
получил никаких формальных гарантий, но сомневаюсь, что после всего случив-
шегося товарищи сочтут его подходящей кандидатурой для провокаций. Мне
представляется, что поездка ничем ему не грозит... но решать это, конечно,
должны вы с принцем.
Я встал. Я действительно чувствовал себя совершенно больным. Правда,
ничего удивительного в этом не было. Такова моя жизнь.
Хьюдж-Беккет проводил меня до подъезда и отправил домой в служебном
автомобиле. Из этого можно было сделать вывод, что его мнение о значении
лошадей для этого мира коренным образом изменилось.
Оказалось, что встреча с принцем в Фонтуэлл-Парке включала в себя
ленч, в котором участвовал он сам, принцесса, Джонни Фаррингфорд, председа-
тель скачек, несколько распорядителей и великосветских дам. Все собрались в
зале со стеклянными стенами наверху трибун, откуда открывался вид на зеле-
ное поле.
Было много шампанского и цивилизованных дружеских бесед. Все это в
другой день доставило бы мне большое удовольствие, но за моей спиной все
еще маячила тень Москвы, я думал об опасениях Бориса и Евгения, о сомнениях
и предостережениях Юрия, Миши и Кропоткина. Я был бы очень рад со временем
услышать от Йена и Стивена, что никому из них оказанная мне помощь не вышла
боком.
Всю ночь я провертелся в постели в номере гостиницы, а утром нанял
автомобиль с водителем, чтобы ехать на скачки. Я использовал почти все
средства, хранившиеся в моей пластмассовой коробке, но без заметного ре-
зультата. Мне чертовски надоело напрягаться, захватывая воздух легкими, в
которых хлюпало, как в болоте, и с таким же усилием выдыхать. Правда, раза
два за свою дурацкую жизнь мне приходилось в таком состоянии участвовать в
скачках, так стоило ли расстраиваться из-за необходимости сыграть роль в
несложном спектакле? В памяти возникли обрывки шотландской баллады об уми-
рающем лорде Рэндолле, с которым я еще ребенком привык отождествлять себя.
Это был скорее фон, чем сознательное воспоминание, но теперь знакомые слова
приобрели новое значение. "...постелите скорей мне постель, Я устал, я вер-
нулся с охоты И хочу поскорее заснуть."
- Рэндолл, - обратился ко мне принц, - нам нужно поговорить.
Мы разговаривали урывками весь день. В перерывах между заездами мы
разговаривали на балконе распорядителей, когда все остальные спускались на
парадный круг смотреть лошадей.
"...постелите скорей мне постель..."
- Против Джонни было два заговора, - сказал я.
- Два? - удивился принц.
- Угу... Учитывая его положение, он первоочередная цель для всяких
мерзавцев и всегда ею останется. Это действительность, с которой нужно сми-
риться.
Я рассказал принцу о террористах и об идентификации "Алеши". Это пот-
рясло его куда сильнее, чем двоих коварных интриганов - Хьюдж-Беккета и
генерал-майора КГБ.
- Ужасно. Ужасно, - повторял он.
- К тому же, - взял я быка за рога, - одна из его слабостей прив-
лекла внимание КГБ.
- Что вы имеете в виду?
Я объяснил насчет интереса Джонни к порнографии.
- Джонни? - Принц был удивлен и весьма рассержен. - Чертов дура-
лей... Неужели он не понимает, что пресса только и ищет возможности заце-
питься за что-нибудь подобное?
- Если его предупредить, сэр...
- Предупредить? - У принца был мрачный вид. - Можете предоставить
это мне.
Сейчас я для него всего лишь назойливая муха, подумал я.
Но в этот момент принц припомнил минувшие события.
- Но, послушайте, Рэндолл, - воскликнул он. - А как же эти двое,
которые напали на Джонни в тот день, когда вы приехали ко мне? Когда он
врезался в вашу машину... Откуда они взялись? Это были... террористы?
- Нет... Гм-м... На самом деле их вовсе не было.
Он окинул меня истинно королевским взглядом.
- Вы хотите сказать, что Джонни лгал?
- Да, - без особого вдохновения подтвердил я. - Я уверен в том,
что он их выдумал.
- Но этого не может быть! Он был сильно избит.
Я покачал головой.
- Он получил травмы, врезавшись в мой автомобиль.
- Опомнитесь, Рэндолл, - с раздражением сказал принц. - Он врезал-
ся только потому, что уже был избит!
- Э-э... Я думаю, сэр, что он потерпел аварию потому, что не выносит
вида крови. Я думаю, что он порезал палец... специально, чтобы пошла
кровь... он хотел испачкать себе лицо. Он хотел, чтобы история о том, как
на него напали, выглядела более убедительной. А когда он оказался перед ва-
шим домом, то потерял сознание. Он держал ногу на акселераторе, и его авто-
мобиль продолжал мчатьс вперед.
- Не может быть, чтобы вы оказались правы. - Спросите его сами,
сэр.
"...постелите скорей мне постель..."
- Но почему, Рэндолл? Зачем ему понадобилось сочинять эту историю?
- Он страстно мечтает попасть на Олимпийские игры. При этом он не
хотел, чтобы люди говс рили о его отношениях с Гансом Крамером, которые бы-
ли не настолько невинны, как он хотел на уверить, но ничего ужасного в них
действительно не было. Я склонен считать: он боялся, что вы узнаете об этом
знакомстве, откажете ему в покупке новой лошади... Поэтому он придумал дво-
их людей, избивших его, чтобы убедить вас не посылать меня на поиски Алеши.
Я близок к уверенности, что Джонни знал, никакого скандала не было, и пред-
ставления не имел, до чего я мог бы докопаться, расследуя события, связан-
ные с Гансом. Он не желал этого расследования, вот и все.
Принц выслушал меня с удивленным видом.
- Но это привело к обратному результату. После всего происшедшего я
утвердился в уверенности, что с этими слухами необходимо разобраться.
Я посмотрел сверху, как Джонни и принцесса пробираются в толпе, воз-
вращаясь на свои места перед очередным заездом. Его ярко-рыжая шевелюра си-
яла под декабрьским небом, как начищенная медь.
- Он прекрасный наездник, сэр, - вздохнул я.
Принц искоса посмотрел на меня.
- Все мы порой делаем глупости, не так ли, Рэндолл? Вы это хотели
сказать?
- Да, сэр.
"...И хочу поскорее заснуть."
- Но почему вы так уверены, что это не были ваши террористы?
- Потому что, по словам Джонни, это были самые обычные люди. Джонни
рассказал мне, что они ничем не отличались от других англичан... а терро-
ристы совсем не были на них похожи.
Джонни и принцесса поднялись по лестнице и вышли на балкон. Принцесса
пребывала в самом безмятежном настроении, но Джонни в моем присутствии весь
день чувствовал себя неуютно.
- Джонни, хорошо ли вызнали Малкольма Херрика? - спокойно спросил
я.
- Кого?
- Херрика. Журналиста. Он писал для "Уотч".
- Ах, этого... - Было видно, что воспоминание не доставило Джонни
никакого удовольствия. - Он был в Бергли. И все время увивался вокруг Ган-
са. Э-э... Ганса Крамера. - Он умолк, в чем-то засомневавшись, но потом
пожал плечами и продолжил: - Мне не нравился этот тип. Спросите, почему?
Он все время называл меня "парень". Не могу сказать, чтобы это было мне по
душе. Я посоветовал ему пойти в задницу. И с тех пор его не видел.
Слова "пошел в задницу" показались мне недостаточно веской причиной
для того, чтобы поместить человека на первое место в списке приговоренных,
как это сделал Малкольм. "Парень", "пошел в задницу"... следующая станция
"Алеша".
"Я устал, я вернулся с охоты..."
- Карты на стол, Джонни, - сказал принц. - Били тебя эти двое пар-
ней или нет?
За краткий миг на лице Фаррингфорда отразилось множество эмоций. Он
начал было кивать, но затем пристально посмотрел на меня, по выражению мо-
его лица угадал, что я вывел его на чистую воду, и виновато улыбнулся, как
нашкодивший мальчишка.
Принц поджал губы и покачал головой.
- Джонни, пора взрослеть, - сказал он.
Двумя днями позже, во время уик-энда, ко мне пришла Эмма, серебрис-
тая, хрупкая и переполненная энергией.
- Как гнусно с твоей стороны валяться в кровати, - заявила она. -
Ненавижу смотреть на перекошенную лихорадкой рожу.
Она непрерывно носилась по комнате, пытаясь растратить свою энергию в
бесцельном движении.
- Ты хрипишь, как старая бабка, - сообщила она. - И плюешься...
действительно отвратительная болезнь.
- Я думал, что тебя привлекает проза жизни.
- Почему ты попросил меня прийти? - спросила Эмма, перекладывая
щетки на моем туалетном столике. - Обычно когда ты болеешь, то требуешь,
чтобы я держалась подальше.
- Хотелось побыть в твоем обществе.
- О! - Эмма посмотрела на меня взглядом раненой птицы, на ее лице
появилось смущение, и она быстро вышла из комнаты. Вечер пятницы, подумал
я. Еще не пришло время говорить правду.
Через час Эмма вернулась с подносом. За это время она успела пригото-
вить ужин: суп, хлеб, сыр, фрукты и бутылку вина.
- Это все оказалось под рукой, - сказала она, пресекая любые вопро-
сы, - так что я решила притащить все сюда.
- Прекрасно.
Мы спокойно ели, и Эмма расспрашивала меня о Москве.
- Тебе могло бы там понравиться, - сказал я, очищая мандарин. -
Видишь ли, там тебе пришлось бы в обязательном порядке вести ту жизнь, ко-
торой ты живешь здесь из чувства протеста.
- Иногда я тебя ненавижу.
- Если тебе когда-нибудь надоест твой магазин, - сказал я, - я мог
бы предложить тебе другую работу. Здесь.
- Какую же?
- Горничная. Няня. Повар. Прачка. Прислуга. Работница на ферме. Же-
на.
- Не выйдет.
Я смотрел на сияющий водопад платиновых волос, на нежное, любимое и
такое решительное лицо с совершенными чертами. Молодежь не может изменить-
ся. Каждый из них мятежник, романтик, пуританин, фанатик, лицемер, святой,
участник общественных движений, террорист. Некоторые становятся такими в
молодости и остаются навсегда. Эмма никогда не сможет вернуться к той обес-
печенной, размеренной жизни, от которой отказалась. Она навещает эту жизнь
во время уик-эндов, пока ей нравлюсь я, но в один из понедельников она
уедет с утра и больше не вернется.
Я могу сожалеть об этом, могу чувствовать себя одиноким, но, увы, она
удручающе права.
Как долгосрочная перспектива, это не могло ее устроить.
В новогоднем номере "Коня и пса" я прочел, что немцы продали одну из
своих лучших молодых лошадей лорду Фаррингфорду, который будет готовить ее
к участию в Олимпийских играх.
Жизнь-игра, задумана хреново, но графика обалденная!
- Молния
- Games moder
- Сообщения: 5098
- Зарегистрирован: 27 апр 2005, 14:42
- Откуда: Н.Новгород
Сообщений: 26
• Страница 2 из 2 • 1, 2
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 20
Информация
Наша команда • Часовой пояс: UTC + 4 часа
Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group