История лошади и театр "Зингаро"

[Teri]

Увидеть этих лошадей - это как побывать в другой цивилизации. Вот уже почти 20 лет о Бартабасе и его театре "Зингаро" говорят и пишут в самых возвышенных тонах: звезда и гордость Франции, наездник-философ, укротитель-поэт. Наверное, еще никому не удавалось преобразить цирковые номера в ритуал подлинного искусства, а лошадей - в настоящих артистов. Впрочем, некоторые из них и носят легендарные имена - Нуреев, Барышников, Лифарь, Нижинский, Баланчин. .. Невольно обращаешь внимание, что большинство имен имеют русское происхождение, а значит, визит на историческую родину был неизбежен, хотя и сопряжен с известными трудностями и сомнениями.

"Танцовщики, музыканты согласны страдать: заучивая то или иное па, сложное фуэте или трудный музыкальный пассаж, они видят цель и знают, каков должен быть результат, - объясняет Бартабас. - А лошадь не готова к страданию. Ты не можешь заставить ее работать по часу больше двух раз в день, и это уже много. Лошадь не способна прилагать усилия, чтобы репетировать, ведь она не знает, зачем это делается. Их нельзя принуждать: лошади очень долго помнят боль. Ты обязан каждый раз ставить себя на их место. Я всегда говорю тем, кто работает в моем театре: "Вы по своей воле пришли в "Зингаро". А лошади - нет. За них выбор сделали мы".

В сущности, Бартабас возрождает давно утраченную связь природного мира и человека, всадника и коня. Для него спектакль - это ритуал, музыка - призвание, а лошади - его религия. Никаких привычных аттракционов и вставных номеров. Вместо них - загадочное и немного печальное действо под музыку Игоря Стравинского и Пьера Булеза, в котором оживают картины, словно увиденные на заре сотворения мира. Это действительно царство свободы, где животные прекрасны, как боги. Кажется, что мир полностью отдан во власть лошадям, а хрупкие охотники барахтаются на песке, безуспешно пытаясь оседлать собственную судьбу, проносящуюся мимо в диком и победном вихре.

"Мы не хотим быть всего лишь цирком или театральной труппой, - признается Бартабас. - Скорее мы племя, в которое вселился некий дух, побуждающий неустанно стремиться к неведомой и мало кому доступной гармонии. Своим изнурительным трудом мы разрушаем границы, отделяющие рождение одной постановки от другой, постоянно находимся в поиске - и все это потому, что люди и лошади живут и стареют вместе". Добавим от себя - и, увы, умирают. "Триптих" посвящен памяти первого коня Бартабаса по кличке Зингаро, погибшего в 1998 г. во время гастролей театра в США. "Зингаро был живой памятью театра. Сначала появилась лошадь, а только затем я создал театр, которому дал это имя. Он упал во время спектакля, как настоящий артист, как Мольер. Еще не старый. Ему было 17 лет. У него было огромное сердце и невероятная профессиональная закалка. Он очень старался выжить, но все усилия были тщетны. Я до сих пор не могу смириться с этой смертью. Главная страница моей жизни перевернута. Тогда я решил подтолкнуть судьбу. Отправил на пенсию всех моих лошадей, хотя они вполне могли бы нам еще послужить. Раздал их друзьям, знакомым, теперь они отдыхают, пасутся себе на свободе. А я набрал новых. На это ушло два года бесконечных поисков. Я не мог позволить себе ошибиться. Зингаро бы мне не простил. В последнее время я много общался с церковными людьми. В Лозанне к нам на "Триптих" пришли монахи. И после спектакля у нас состоялась долгая беседа о жизни и смерти. Они мне говорили, что главное различие между животными и людьми состоит в том, что животные не могут испытывать сочувствия. А я думаю, как раз наоборот. Например, лошадям изначально дано ощущение всей бессмысленности и катастрофичности совершаемого зла. Иногда вечерами, когда я обхожу конюшни, случается, что задерживаюсь и подолгу смотрю на какую-нибудь лошадь. И, вы знаете, мне кажется, начинаю понимать, о чем она хочет сказать: "Слушай, малыш, а я ведь живу на свете дольше, чем ты".