История смерти породы и убийства последней вольной кобылы Европы.
О масштабах уничтожения диких лошадей говорят многие вещи одним из них является подножие одной из скал у г. Солютре во Франции, где на протяжении многих лет практиковался загон стад к обрыву. Здесь нашли кости по меньшей мере 100 тыс. лошадей.
Одним из диких видов лошадей, которому долгое время удавалось избежать подобной участи в Европе, был тарпан - близкий родственник лошади Пржевальского.
Тарпаны были несколько меньше ростом, чем домашние лошади, отличались от них широкой грудью с крутыми ребрами и большой головой с короткой мордой и выпуклым лбом. В первые годы жизни шерсть была рыжеватой, затем масть становилась мышастой с черным ремнем по хребту. Черными были также хвост, грива и ноги ниже колен. Зимой шерсть светлела. Характерными для тарпана были короткая и почти прямостоящая грива и короткий хвост. А. Брэм описал это животное так: “Тарпан – маленькая лошадь с тонкими, но сильными ногами, бабки которых длинны, довольно длинной и тонкой шеей, сравнительно толстой головой с широким носом, острыми направленными вперед ушами и маленькими, живыми, огненными, злыми глазами; шерсть их летом коротка, густа, волниста, особенно на задней части, где ее можно назвать почти курчавой; зимой, напротив, густа, плотна и длинна, особенно на подбородке, где она образует почти бороду; грива короткая, густая, растет кустами и курчавая, хвост средней длины. Равномерный соловый, желтовато-бурый и светло-соловый цвет представляет господствующую окраску его летнего покрова; зимой волоса становятся светлее, даже иногда делаются белыми; волоса на гриве и хвосте выглядят сравнительно темнее. Пегих среди них не бывает, вороные же крайне редки”
В исторические времена тарпаны были широко распространены в Европе. Существовали два подвида – лесной и степной тарпаны. Наскальные рисунки первобытных людей свидетельствуют, что в древности дикие лошади были обычными даже во Франции и Испании. О существовании их в Испании писал и римский историк Варрон. Ископаемые остатки обнаружены в Италии, Австрии, Швейцарии, Бельгии, Великобритании. Степные тарпаны жили в степной и лесостепной зонах Восточной Европы от Прута до Урала. На север они доходили до Киева, Чернигова, Воронежа. Владимир Мономах в своем “Поучении детям” вспоминал, как он ловил диких лошадей возле Чернигова и на Роси. О стадах диких лошадей на Южном Буге писал Геродот. Еще в 40-х годах XVII в. стада тарпанов встречались на Трубеже недалеко от Киева. Литовец Эразм Стелла, написавший в 1518 г. книгу о давней Пруссии, свидетельствовал, что там водились большие табуны диких лошадей. Местные жители использовали их мясо в пищу. Дикий лесной конь упоминается в древних германских актах и законоположениях, трудах средневековых писателей, народных легендах и преданиях. Посланник Григория III Бонифаций, который в VIII в. занимался крещением язычников Саксонии и Тюрингии, писал, что местное население охотно употребляет в пищу мясо диких лошадей, на что Папа отвечал, что это – варварский обычай. Еще в XV в. лесные тарпаны водились даже на Датских островах. Крупным лесным животным было трудно выстоять под натиском человека. Из-за жестокого преследования, вырубки лесов поголовье их таяло, словно снег весной. В XVII в. погиб последний тур, все меньше становилось зубров, медведей, лосей. Французский инженер Г. Боплан провел 17 лет в Польше и Украине, строя укрепления. Он писал в 1660 г., что в украинских степях тарпаны ходили табунами по 50–60 голов, нередко они вынуждали путешественников хвататься за оружие – издали их принимали за татарскую конницу. Сейчас это уже звучит как сказка, но в те времена диких лошадей и зубров было столько, что они мешали пограничной страже, затаптывая следы татарских отрядов.
К XVI в. лесные тарпаны в Западной и Центральной Европе были полностью истреблены, небольшие стада оставались только в глухих лесах Пруссии, Польши и Литвы. Последний великий магистр Тевтонского ордена А. Гогенцоллерн содержал лесных тарпанов в своем зверинце у Кёнигсберга. Обитали они и в парке графа Замойского в Люблинском воеводстве. Последних тарпанов пытались охранять. Литовский статут запрещал отлов диких лошадей, застрелившего тарпана ожидала смертная казнь. Тем не менее, к концу XVIII в. они исчезли практически повсеместно. Последним их пристанищем была Беловежская пуща. По другим данным, последний лесной тарпан был убит на территории нынешней Калининградской области в 1814 г.
Дикие кони жили большими табунами, в которых можно было насчитать по несколько десятков, а то и сотен голов. Табун распадался на небольшие “семейные” группировки из одного жеребца и его “гарема”. Косяки тарпанов держались в просторных открытых степях и кочевали с места на место, передвигаясь преимущественно против ветра. Дикие лошади были очень осторожными, держались подальше от людей. Исследователи отмечали, что они нередко обходили даже оставленные на зиму стога сена, несмотря на голод. Дикие степные лошади были очень выносливыми. Они могли бежать много километров без отдыха, причем догнать их не могли и лучшие скакуны. Пока стадо паслось в долине, самец стоял на каком-нибудь возвышении. Он давал знать об опасности и сам уходил последним.
Жеребцы у тарпанов были очень воинственными. Они довольно часто отбивали домашних кобыл. А вот домашнему жеребцу подойти к дикой кобыле удавалось очень редко. Случалось, что утром они не досчитывались нескольких выпряженных на ночь кобыл. О жеребцах тарпанов А. Брэм писал: «жеребцы не боятся хищников. На волков они идут с ржанием и убивают их передними копытами».
Дикие лошади с древнейших времен были объектом охоты. Их мясо использовали в пищу, из шкур шили одежду. Поймать степных лошадей было чрезвычайно тяжело. Они были очень прыткими и выносливыми, ни один домашний конь не мог их догнать. Более легкой добычей были маленькие жеребята и жеребые кобылы. Отловить взрослого самца удавалось очень редко. Казаки и татары охотились на тарпанов преимущественно зимой. Они загоняли табуны в крутые балки, прыгая в которые дикие лошади вязли в глубоком снегу. Дальше их ловили арканами. Большинство убивали рогатинами, немногих пойманных тарпанов удавалось приручить настолько, что их можно было запрягать. Дикие лошади могли перевозить больше груза, чем домашние, и были более неприхотливы к пище и условиям содержания. Когда диких и домашних лошадей запрягали вместе, тарпаны становились более смирными.
Постепенно с освоением степей тарпаны начинают все больше и больше мешать переселенцам. Они вытаптывали и поедали хлеба, отбивали кобыл, вступали в драки с домашними жеребцами. Переселенцы вели с тарпанами беспощадную борьбу. На них уже не просто охотились, а целенаправленно истребляли. Сыграла свою роль в решении судьбы диких лошадей и распашка степей.
Способы охоты на тарпанов были по-настоящему варварскими. По сути, использовались те же методы, которые применяли еще первобытные охотники на крупную дичь, разве что с усовершенствованием технологий. Лошадей загоняли в ловушки, образованными длинными, в несколько верст, веревочными изгородями, которые сходились на клин. Звери бежали вдоль них, а когда доходили до вершины огромного угла, их стреляли. Зимой табуны тарпанов загоняли на скользкий лед рек или в глубокий снег. Там они были беззащитными. Очень много диких лошадей погибло в необычайно многоснежную зиму 1812/1813 гг. Табун неотступно следовал за вожаком. Но стоило его убить, как лошади беспорядочно разбегались в разные стороны и становились более легкой добычей. Этим также успешно пользовались во время охоты. Брали лошадей и измором, используя эстафету со сменой преследователей.
В 1830-х гг. небольшие табуны тарпанов еще сохранялись в отдельных местах от Южного Буга до Маныча. По данным штутмейстера Стрелецкого конезавода Т.Д. Тимофеева, в начале 1830-х гг. стада их встречались в степях к северу от Северского Донца. Местность эта в то время была покрыта лесами и болотами и оставалась малозаселенной. В 1837 г., когда наследник Русского престола Александр Николаевич был в Новочеркасске, казаки привели ему пойманного неподалеку живого тарпана.
Дольше всего тарпаны продержались на границе между владениями запорожских казаков и ногайских татар, а после присоединения Крыма Русское правительство выселило отсюда всех ногайцев, оседлое же население было немногочисленным. На огромных территориях частных землевладений – десятки тысяч десятин – места хватало и тарпанам. Поначалу здесь развивалось овцеводство, распашка степей была незначительной, хуторов в степи не было. В конце концов, от многочисленных стад остались всего два небольших табуна. Лишь тогда прозвучали первые голоса в защиту диких лошадей. В 1863 г. доктор Зеленкевич писал в “Таврических губернских ведомостях” о том, что необходимо принять распоряжение властей по сохранению этой зоологической редкости. Его поддержал известных русский зоолог Ф.П. Кеппен, который длительное время работал инспектором сельского хозяйства на юге страны и изучал там жизнь диких лошадей. Но земства Херсонской и Таврической губерний остались глухи к этим призывам ученых. Один из этих остававшихся табунов прекратил свое существование в 1866 г., одного жеребенка поймали, позже его передали в Московский зоосад. Скелет его хранится в коллекции Зоологического института РАН. От второго табуна к 1870 г. осталась лишь одинокая кобыла, которая держалась у с. Князе-Григорьевка (нынешняя Херсонская область). Она бродила недалеко от табунов домашних лошадей, а когда не было пастухов, даже подходила к ним. На протяжении трех лет эта кобыла становилась все менее дикой. Она привела двух жеребят, которых у нее отобрали.
По воспоминаниям очевидцев кобылица была остатком от косяка в 18 голов, истребленного немцами-колонистами. Она держалась на ровной степи у курганов. В виду того, что за ней уходили лошади, местный табунщик поймал ее в загоне, куда она пошла за домашним жеребцом. В домашних условиях она жила около года, и, когда ожеребилась в 1872, была выпущена с двухмесячным жеребенком на волю и скоро исчезла. Бегала она чрезвычайно быстро, спугнутая отбегала на версту и останавливалась, оборотившись мордой к врагу, при чем передние ноги ставила на курганчик и так стояла долго и неподвижно. Днем никто не видел, чтобы она ела или пила (то же было и в неволе). Родившийся от нее в неволе жеребенок тоже был дик и так умел прятаться между передних ног матери, что его и не заметишь; в отсутствие людей он играл, но при малейшем стуке прятался.
Об участи этой кобылы другой очевидец написал так: “...скрести скребком и вообще прикасаться к себе она не позволяла. А поскольку она покорно давала водить себя за уздечку на водопой, то владелец поместья, по фамилии Дурилин, так упорно старавшийся сохранить эту последнюю дикую лошадь, решил, что она весной добровольно останется пастись вместе со всем табуном. Но не тут-то было! Как только лошадей выпустили из загона, она с громким торжествующим ржанием убежала далеко в степь. Еще один раз, правда, она вернулась назад, нашла своего жеребенка, но тот не захотел последовать за ней, и она ушла одна, чтобы никогда уже не возвратиться, будто растворилась в необозримой зеленой степи... Ни принуждением и заточением, ни любовью и хорошей кормежкой не удалось сломить бунтарского духа дикой лошади!”
Во время рождественских праздников 1876 г. на Агайманском поле местные крестьяне решили позабавиться и устроили “охоту” за этой кобылой, в результате чего она погибла. Именно она вошла в историю как “последняя из могикан” или «одноглазый тарпан". Последняя тлевшая искорка угасла в 1918 г., когда в конюшне конного завода возле Миргорода умер старый жеребец. История сохранила описания очевидцев последнего дня вольной кобылы погибшей в 1876 г. на Агайманском поле:
«Погоня безнадежно отставала. Дикая кобыла, как вихрь, мчалась заснеженной степью, легко перелетая большие сугробы, надолго задерживавшие ее преследователей. Покрытые пеной кони, неистовствуя от острог, выбивались из сил, но расстояние все увеличивалось. Агайманское поле еще не видело такого. Растянувшись в бескрайней степи, несколько всадников гнали одинокую дикую кобылу. Ни один из них не смог бы даже приблизиться к ней, но у очередной ложбины кобылу ждали новые преследователи на свежих лошадях. Они старались направить ее к следующей группе, принимавшей эту смертельную эстафету. Так продолжалось много часов. Несчастная жертва изнемогала от усталости, но до последнего дыхания боролась за свою свободу. Погоня снова отстала, и впереди уже замаячила вольная степь. Но вдруг предательская трещина во льду, припорошенная снегом, поставила точку в этой трагедии: кобыла с поломанной ногой повалилась на землю, и ее настигли преследователи. Они затащили добычу на сани и повезли в село Агайман (недалеко от Аскании-Нова), где их уже ждала толпа любопытных. Через два дня дикая кобыла умерла, хоть ей и пытались сделать шину на поломанную ногу. Вот так последняя представительница когда-то многочисленного рода героически отстаивала свою свободу до самого последнего дня жизни».
От тарпанов остались лишь географические названия – река Конка, левый приток Днепра, по которой когда-то проходила граница между Екатеринославской и Таврической губерниями, ее приток Жеребец, и наименования различных урочищ.
В других странах тарпан всё же успел пустить корни среди домашних лошадей. Барон фон Бринкен в 1828 г. писал: “Уничтожение этого животного в Литве было совершено людьми, которые ловили молодых и убивали взрослых. Последние дикие лошади, которые были там пойманы, были переведены в большой зверинец графа Замойского близ города Замостья, где их содержали довольно долго, вместе с другими животными; но, так как они не приносили никакой пользы, примерно лет двадцать тому назад было приказано их переловить и раздать крестьянам”. Крестьяне постепенно приручили этих лошадей и стали запрягать. От них в Польше появилась характерная порода лошадей мышастой масти с черным ремнем по спине и короткой гривой, так называемые конники. Породы домашних лошадей с чертами тарпанов встречаются и в других странах.
Используя породу конников, в 1930-х гг. польские ученые в Беловежской пуще начали проводить эксперименты по восстановлению тарпана. Путем искусственного отбора выделяли лошадей, которые все больше походили на своих диких предков. Так была выведена линия тарпановидных лошадей. Работа прервалась во время Второй мировой войны, многие лошади были убиты, но все же часть стада удалось спасти, и эксперименты были продолжены. Удалось создать стадо, которое выпустили в один из резерватов на Мазурских озерах. Небольшая группа тарпановидных лошадей жила и в советской части Беловежской пущи. Однако это только “макет” неукротимого дикого коня с “живыми огненными глазами”.
