Отрывок из Шах-Наме

[Gold Unicorn]

ФИРДОУСИ
Рустам и Сухраб

Теперь я о Сухрабе и Рустаме
Вам расскажу правдивыми устами.

Когда палящий вихрь пески взметет
И плод незрелый на землю собьет, -

Он прав или неправ в своем деянье?
Зло иль добро - его именованье?

Ты правый суд зовешь, но где же он?
Что - беззаконье, если смерть - закон?

Что разум твой о тайне смерти знает?..
Познанья путь завеса преграждает.

Стремится мысль к вратам заветным тем...
Но дверь нe открывалась ни пред кем.

Не ведает живущий, что найдет он
Там, где покой навеки обретет он.

Но здесь - дыханье смертного конца
Не отличает старца от юнца.

Здесь место отправленья в путь далекий
Влачимых смертью на аркане рока.

И это есть закон. Твой вопль и крик
К чему, когда закон тебя настиг?

Будь юношей, будь старцем седовласым -
Со всеми равен ты пред смертным часом.

Но если в сердце правды свет горит,
Тебя в молчанье мудрость озарит.

И если здесь верна твоя дорога,
Нет тайны для тебя в деяньях бога.

Счастлив, кто людям доброе несет,
Чье имя славой доброй процветет!

Здесь расскажу я про отца и сына,
Как в битву два вступили исполина.

Рассказ о них, омытый влагой глаз,
Печалью сердце наполняет в нас.




ОХОТА РУСТАМА И ЕГО ВСТРЕЧА
С ШАХОМ САМАНГАНА


Я, от дихкан слыхав про старину,
Из древних сказов быль соткал одну:

Открыл Рустаму как-то муж молитвы
Дол заповедный, место для ловитвы.

С рассветом лук и стрелы взял Рустам,
Порыскать он решил по тем местам.

На Paxшa сел. И конь, как слон могучий,
Помчал его, взметая прах сыпучий.

Рустам, увалы гор преодолев,
В Туран вступил, как горделивый лев.

Увидел рощу, травяное поле
И там - онагров, пасшихся на воле.

Зарделся лик дарителя корон
От радости. И рассмеялся он.

Погнал коня за дичью дорогою,
Ловил арканом, настигал стрелою.

И спешился, и пот с лица отер,
В тени деревьев разложил костер.

Ствол дерева сломил слоновотелый,
Огромный вертел вытесал умело.

И, насадив онагра целиком
На вертел тот, изжарил над костром.

И разорвал, и съел всего онагра,
Мозг выбил из костей того онагра...

Сошел к ручью, и жажду утолил,
И лег, и обо всем земном забыл.

Пока он спал в тени, под шум потока,
Рахш на лужайке пасся одиноко.

Пятнадцать конных тюрков той порой
Откуда-то скакали стороной.

Следы коня на травах различили
И долго вдоль ручья они бродили.

Потом, увидев Рахша одного,
Со всех сторон помчались на него.

Они свои арканьн развернули
И Рахшу их на голову метнули.

Когда арканы тюрков увидал,
Рахш, словно лютый зверь, на них напал.

И голову он оторвал зубами
У одного, а двух убил ногами.

Лягнул, простер их насмерть на земле,
Но шея Рахша все ж была в петле.

И тюрки в город с пленником примчались,
Все горожане Рахшем любовались.

В табун коня-красавца отвели.
Чтоб жеребята от него пошли.

Я слышал: сорок кобылиц покрыл он,
Но что одну лишь оплодотворил он.

Проснулся наконец Рустам и встал.
И Рахш ему ретивый нужен стал.

Он берег обошел и дол окрестный;
Но нет коня, и где он - неизвестно.

Потерей огорченный Тахамтан
Пошел в растерянности в Саманган.

И думал горестно: "Теперь куда я
Отправлюсь пеший, от стыда сгорая,

Кольчугой этой грузной облачен,
Мечом, щитом и шлемом отягчен?

Как выдержу я тяжкий путь в пустыне?
Ведь радоваться будут на чужбине,

Враги смеяться будут, что Рустам
Проспал коня в степи и сгинул сам.

Вот мне пришлось в бессилии признаться!
Мне из печали этой не подняться.

Но все же препояшусь и пойду;
Быть может, хоть следы его найду..."

Седло и сбрую он взвалил на плечи,
Вздохнул: " О муж, непобедимый в сече!

Таков закон дворца, где правит зло:
То - ты в седле, то - на тебе седло".

Кипели мысли в нем, как волны моря.
Пошел и на следы напал он вскоре.

Он в Саманган пришел. Там - у ворот,
Узнав, его приветствовал народ.

Весть небывалая достигла шаха
И всех вельмож - носителей кулаха,

Что исполин Рустам пришел пешком,
Что по следам идет он за конем.

Столпились все, ему навстречу выйдя,
И изумились все, его увидя.

И восклицали: "Это кто? Рустам?
Иль это солнце утреннее там?"

Почетным строем воинство построя,
Рустама шах с поклоном встретил стоя.

Спросил: "Ответь нам, о вселенной цвет!
Кто нанести тебе решился вред?

Но здесь мы все добра тебе желаем,
Но все твоей лишь воли ожидаем.

Весь Саманган перед тобой открыт,
И все у нас тебе принадлежит!"

Рустам поверил, слыша это слово,
Что нет у шаха умышленья злого.

Ответил он: "В степи, пока я спал,
Неведомо куда мой Рахш пропал.

От той злосчастной речки безымянной
Следы ведут к воротам Самангана.

Дай повеленье разыскать коня.
Воздам я щедро, знаешь ты меня.

Но горе, если Рахш мой не найдется!
И слез и крови много здесь прольется".

Ответил шах: "О избранный судьбой!
Кто враждовать осмелится с тобой?

Будь нашим добрым гостем! Ты ведь знаешь -
Все будет свершено, как ты желаешь!

Сегодня пир тебя веселый ждет,
Сегодня отрешимся от забот.

Беду такую в гневе не исправить,
А лаской можно и змею заставить

Наружу выйти из норы своей.
Таких, как Рахш, в подлунной нет коней,

Его нe спрячешь. Завтра, несомненно,
Найдем мы Рахша, пахлаван вселенной!"

И радовался Тахамтан-Рустам,
Внемля точившим мед царя устам;

Счел, что на пир к царю пойти достойно,
И во дворец вошел с душой спокойной.

Надеялся, что Рахша царь найдет,
Поверил, что коня он обретет.

Был гость на возвышение златое
Посажен с честью в царственном покое.

Вельмож и полководцев шах позвал,
Чтоб гость в кругу достойных восседал.

И приготовили столы для пира,
Украсили для пахлавана мира.

Чредою виночерпии пришли,
Кувшины вин и чаши принесли.

Плясуньи черноглазые влетели,
И зазвучали чанги и свирели.

И звуки сладких струн, и пляски дев
В груди Рустама погасили гнев.

Вот упился вином Рустам усталый,
И встал он - ибо время сна настало.

Тут отвели его на ложе сна,
Благоухающее, как весна.

И благодатным сном без сновидений
Почил он от трудов и треволнений.

ПОСЕЩЕНИЕ РУСТАМА
ДОЧЕРЬЮ ШАХА.
РУСТАМ БЕРЕТ В ЖЕНЫ ДОЧЬ ШАХА
САМАНГАНА - ТАХМИНУ

Лишь стража ночи первая сменилась
И звездной песней полночь огласилась,

Пред неким тайным словом отперлась
Дверь спальни и бесшумно подалась.

Рабыня со свечой благоуханной
Явилась там пред ложем Тахамтана.

За ней вошла прекрасная луна;
Как солнце дня, светла была она.

Два лука - брови, косы - два аркана,
В подлунной не было стройнее стана.

Пылали розы юного лица,
Как два прекрасных амбры продавца,

Ушные мочки, словно день, блистали,
В них серьги драгоценные играли.

Как роза с сахаром - ее уста:
Жемчужин полон ларчик нежный рта.

Она рубином перлы прикрывала,
Вся, как звезда любви, она сияла.

Безгрешна телом, мудрая душой -
Она казалась пери неземной.

Рустам, ее увидя, в удивленье
Вознес творцу молитву восхваленья.

Потом спросил он: "Как тебя зовут?
Чего ты темной ночью ищешь тут?"

"Я Тахмина,- красавица сказала.-
Мечом печаль мне сердце растерзала.

Я дочь царя. Мой благородный род
От львов и тигров древности идет.

Нет средь царей мне пары во вселенной
Средь жен и дев слыву я несравненной,

Хоть, кроме слуг ближайших и отца,
Никто не видел моего лица.

С младенчества я о тебе узнала,
С волнением рассказам я внимала,

Как пред могучею твоей рукой
Трепещут лев, и тигр, и кит морской;

Как темной ночью ты - и утром рано -
Охотишься один в степях Турана,

Онагров жаришь над своим костром,
Среди врагов проходишь белым днем,

В пустыне спишь, где хочешь,- крепким сном,
И небо стонет пред твоим мечом.

Когда ты палицей своей играешь,
Ты сердце льва в смятенье повергаешь.

Орел, увидев лук в руке твоей,
Добычу выпускает из когтей.

Твоей стрелою кит смертельно ранен,
И тигр твоей петлею заарканен.

Когда разит в бою твоя рука,
Рыдая, плачут кровью облака.

Такие речи с детства - то и дело -
Я слышала, И втайне я хотела

Увидеть эти плечи, этот стан,
И сам явился к нам ты в Саманган!

Коль пожелаешь ты - твоей я стану.
Всем существом стремлюсь я к Тахамтану.

Во-первых: вся я так полна тобой,
Что страсть моя затмила разум мой.

И во-вторых: прошу я - дай мне сына,
Такого же, как сам ты, исполина.

Пусть будет храбр он и силен, как ты,
И счастьем так же вознесен, как ты.

А в-третьих: Рахша твоего найду я;
Весь Саманган под жезл твой приведу я".

И тут к концу пришли ее слова,
Рустама потрясли ее слова.

Он, красотою пери пораженный,
Прозрел в ней дух и разум просветленный,

А обещаньем Рахша возвратить
Ей удалось совсем его пленить.

"Приди ко мне!"- сказал Рустам счастливый,
Приблизилась царевна горделиво.

И он послал мобеда-мудреца,
Чтоб испросил согласье у отца.

Мобед пришел к царю, сказал: "Для счастья
И славы нашей дай на брак согласье!"

Когда узнал об этом старый шах,
Как тень, исчез его томивший страх.

И, радуясь, веселый с ложа встал он,
С Рустамом быть в родстве и не мечтал он.

И тут же повелев созвать гостей,
Устроил свадьбу дочери своей.

По вере, по обычаям старинным,
Соединил он дочку с исполином.

Когда он дочь богатырю вручал,
Весь круг гостей вельможных ликовал.

И гости снова в честь Рустама пили,
И здравицу Рустаму возгласили:

"Будь счастлив с этой новою луной,
Взошедшей над стезей твоей земной!"

Когда царевна с ним уединилась,
Сказал бы ты, что ночь недолго длилась.

Обильною росою напоен -
В ночи раскрылся розовый бутон,

В жемчужницу по капле дождь струился,
И в раковине жемчуг появился.

Еще ночная не редела мгла,
Во чреве эта пери понесла.

Заветный, с камнем счастья талисман
Носил всегда с собою Тахамтан.

Жене он камень отдал: "Да хранится
Он у тебя. И если дочь родится -

Мой талисман надень на косы ей,
А если счастье над судьбой твоей

Блеснет звездою на высоком небе
И сына даст тебе чудесный жребий,

К его руке ты камень привяжи
И сыну об отце его скажи.

Пусть будет в Сама ростом и дородством,
В Нейрама мужеством и благородством,

Пусть будет мил он солнцу, пусть орла
Средь облаков пронзит его стрела.

Пусть он игрою битву львов считает,
Лица от битв слонов не отвращает".

Так с луноликой он провел всю ночь,
С ней сладкую беседу вел всю ночь.

Когда взошло, блистая, дня светило
И мир лучистой лаской одарило,

Прощаясь, он к груди жену прижал,
И много раз ее поцеловал.

В слезах с Рустамом Тахмина простилась
И в скорбь с тех пор душою погрузилась.

Шах благородный к зятю подошел
И с ним беседу по сердцу повел,

Сказал, что ждет Рустама Рахш найденный
Возликовал дарующий короны,

Он обнял саманганского царя,
За своего коня благодаря.

И Рахша оседлал и ускакал он,
О происшедшем часто вспоминал он.

Но никому об этом Тахамтан
Не рассказал, ушел в Забулистан.


РАССКАЗ О РОЖДЕНИИ СУХРАБА
Вот сорок семидневки миновало,
И время счастья матери настало.

Бог сына дал царевне Тахмине,
Прекрасного, подобного луне.

Так схож был сын с богатырем Рустамом,
Со львом Дастаном и могучим Самом,

Что радостью царевна расцвела
И первенца Сухрабом нарекла.

Был через месяц сын как годовалый,
Грудь широка, как у Рустама, стала.

Он в десять лет таким могучим был,
Что с ним на бой никто не выходил.

На всем скаку степных коней хватал он,
За гриву их рукой своей хватал он.

Пришел Сухраб однажды к Тахмине
И так спросил: «О мать, откройся мне!

Я из какого дома? Кто я родом?
Что об отце скажу перед народом?»

И вспомнила наказ богатыря,
Сказала мать, волнением горя:

«Дитя! Ты сын великого Рустама,
Ты отпрыск дома Сама и Нейрама,

Пусть радуют тебя мои слова,
Достичь небес должна твоя глава.

Ты цвет весенний ветви величавой.
Твой знаменитый род овеян славой.

От первых дней не создавал творец
Такого витязя, как твой отец.

Он сердцем — лев, слону подобен силой,
Он чудищ водяных изгнал из Нила.

И не бывало во вселенной всей
Таких, как древний Сам, богатырей».

Письмо Рустама Тахмина достала,
Тайник открыла, сыну показала

Клад золотой и три бесценных лала,
Чье пламя ярко в темноте сияло,—

Сокровища, хранившиеся там,
Что из Ирана ей прислал Рустам,—

Свой дар ей в честь Сухрабова рожденья,
С письмом любви, с письмом благоволенья.

«О сын мой, это твой отец прислал! —
Сказала мать,— взгляни на этот лал.

Я знаю, будешь ты великий воин,
Ты талисман отца носить достоин.

Признает по нему тебя отец,
Наденет на главу твою венец.

Когда тебе раскроет он объятья,—
Утешусь, перестану тосковать я.

Но надо, чтоб никто о том не знал —
Чтоб царь Афрасиаб не разгадал,

Коварный враг Рустама Тахамтана,
Виновник горьких слез всего Турана.

О, как боюсь я,— вдруг узнает он,
Что от Рустама ты, мой сын, рожден!»

«Луч этой истины, как солнце, светел,
И скрыть его нельзя!— Сухраб ответил.—

Гордиться мы должны с тобой, о мать,
Что я — Рустама сын, а не скрывать!

Ведь сложены не лживыми устами
Все песни и дастаны о Рустаме.

Теперь я, чтобы путь открыть добру,
Бесчисленное войско соберу

И на Иран пойду, во имя чести
Взметну до неба пыль суровой мести,

Я трон и власть Кавуса истреблю,
Я след и семя Туса истреблю.

И не оставлю я в живых Гударза,
Не пощажу у них ни льва, ни барса.

Побью вельмож, носителей корон,
Рустама возведу на Кеев трон.

Как море, на Туран потом я хлыну,
Оплот Афрасиаба опрокину,

Неверного низвергну я во тьму,
Венец его и трон себе возьму.

Дары я щедрою раздам десницей,
Тебя — иранской сделаю царицей.

Лишь я и мой прославленный отец
Достойны на земле носить венец.

Когда два солнца в мире заблистало,
Носить короны звездам не пристало!»


СУХРАБ ВЫБИРАЕТ КОНЯ И ГОТОВИТ
ВОЙСКО НА БИТВУ С КАВУСОМ
"О мать!- сказал Сухраб.- Развеселись!
Во всем теперь на сына положись!

Крыло орла окрепло для полета, -
Хочу в Иран я распахнуть ворота.

Теперь мне нужен богатырский конь,
Стальнокопытный, ярый, как огонь.

Чтобы за ним и сокол не угнался,
Чтоб силой он своей слону равнялся,

Чтобы легко он мог носить в бою
Мой стан и шею мощную мою.

В Иране я врагов надменных встречу,
Мне не к лицу пешком идти на сечу".

Обрадовали мать его слова,
Высоко поднялась ее глава.

Велела пастухам, чтобы скакали
И табуны с далеких пастбищ гнали,

Чтоб сын избрал достойного коня,
Могучего и стройного коня.

И сколько ни было коней отборных
В долинах и на пастбищах нагорных -

Всех пастухи согнали на майдан.
Сухраб, войдя в табун, бросал аркан,

И самых сильных с виду - крутошеих -
Ловил он и притягивал к себе их,

Клал руку на хребет и нажимал,
И каждый конь на брюхо припадал.

Коней могучих много испытал он,
И многим в этот день хребты сломал он,

Был конь любой для исполина слаб.
И впал в печаль душою лев-Сухраб.

Тут из толпы какой-то муж почтенный
Сказал Сухрабу: "Слушай, цвет вселенной!

Есть у меня в отгоне чудо-конь,
Потомок Рахша, быстрый, как огонь.

Летает он, как вихрь в степи стремимый,
Не знающий преград, неутомимый.

И под ударами его копыт
Трепещет сам несущий землю кит.

Хоть может телом он с горой сравниться,
Он - молния в прыжке, в полете - птица.

Как черный ворон, он летит в горах,
Как рыба - плавает в морских волнах.

И как ни быстроноги вражьи кони,
Но не уйти им от его погони".

И просиял Сухраб, как утро дня,
Услыша весть про дивного коня.

И засмеялся он, как полдень ясный.
Тут приведен к нему был конь прекрасный.

Сухраб его всей силой испытал,
И конь пред ним могучий устоял.

И потрепал коня, и оседлал он,
И сел, и по майдану проскакал он.

Он был в седле, как Бисутун-гора,
Копье в его руке - как столб шатра.

Сказал Сухраб: "Вот я конем владею,
Теперь я медлить права не имею!

Пора пойти, как грозовая тень,
И омрачить Кавусу божий день".

Сухраб, не медля, воротясь с майдана,
Готовить стал поход против Ирана.

И лучшие воители земли -
Богатыри - на зов его пришли.

А деда-шаха - в трудном деле этом
Просил Сухраб помочь ему советом.

Шах перед ним хранилища открыл,
Всем снаряженьем бранным снарядил,

И золотой казною и жемчужной,
Верблюдов и коней дал, сколько нужно,

Для войск несметных - боевой доспех,
Чтоб всадникам сопутствовал успех.

Он расточил для внука складов недра,
Любимца одарил по-царски щедро.


АФРАСИАБ ПОСЫЛАЕТ БАРМАНА
И ХУМАНА К СУХРАБУ
Узнал Афрасиаб, что - полный сил -
Сухраб корабль свой на воду спустил.

Хоть молоко обсохнуть не успело
На подбородке - в бой он рвется смело.

Что меч его грозящий обнажен,
Что с Кей-Кавусом битвы ищет он.

Что войско он большое собирает,
Что старших над собою он не знает.

И больше: встала доблести звезда,
Невиданная в прежние года.

И, наконец, - везде толкуют прямо,
Что это сын великого Рустама.

Афрасиаб известьям этим внял
И смехом и весельем засиял.

Он из своих старейших приближенных
Двух выбрал, в ратном деле умудренных,

Бармана и Хумана - двух гонцов;
Три сотни тысяч дал он им бойцов

И наказал, к Сухрабу посылая:
"Пусть будет скрытой тайна роковая!..

Когда они сойдутся наконец -
Нельзя, чтоб сына вдруг узнал отец.

Чтоб даже чувства им не подсказали,
Чтоб по приметам правды не узнали...

Быть может, престарелый лев-Рустам
Убит рукой Сухраба будет там.

И мы тогда Иран возьмем без страха,
И тесен будет мир для Кавус-шаха.

Ну, а тогда уж средство мы найдем,
Как усыпить Сухраба вечным сном.

А если старый сына в ратном споре
Убьет - его душа сгорит от горя".

И подняли послы свой шумный стан,
И бодрые покинули Туран.

Вели они к Сухрабу в Саманган
С богатыми дарами караван.

Трон бирюзовый с золотой коровой
И драгоценное подножье трона

Могучие верблюды понесли.
Гонцы посланье шахское везли:

"О лев! Бери Иран - источник споров!
Мир защити от смут и от раздоров!

Ведь Саманган, Иран, Туран давно
Должны бы слиться в целое одно.

Я дам войска - веди, распоряжайся:
Сядь на престол, короною венчайся!

Таких же, как Хуман и мой Барман,
Воинственных вождей не знал Туран.

И вот я шлю тебе их под начало.
Пусть погостят у вас они сначала.

А хочешь воевать - на бой пойдут,
Врагам твоим покоя не дадут."

И в путь поднялся караван богатый,
Повез письмо, венец, и трон, и злато.

Когда Сухраб узнал о том, он сам
Навстречу славным поднялся послам.

Встречать Хумана в поле с дедом выйдя,
Возликовал он, море войск увидя.

Когда ж Сухраба увидал Хуман -
Плеча, и шею, и могучий стан,-

Он им залюбовался, пораженный,
И с головой, почтительно склоненной,

Вручил ему, молитву сотворя,
Подарки и послание царя.

"Прочти, о лев,- сказал он,- строки эти
И не спеша подумай об ответе".

Прочел Сухраб. Он медлить не хотел,
В поход войска готовить он велел.

И войск вожди, что жаждой битв горели,
На скакунов, как ветер быстрых, сели,

Тимпаны и литавры загремели,
Пошли войска, как волны зашумели.

И не сдержали б их ни исполин,
Ни львы пустынь, ни кит морских пучин.

Вошел в Иран Сухраб, все сокрушая,
Дотла сжигая и опустошая.


НАПАДЕНИЕ СУХРАВА НА БЕЛЫЙ ЗАМОК
На рубеже Ирана возведен
Был замок. "Белым замком" звался он.

Хаджир - начальник стражи, славный воин -
Был храбр, силен, водить войска достоин.

И от Ирана был поставлен там
Правителем премудрый Гуждахам.

Имел он дочь. И не было ей равной,-
Всем хороша, но зла и своенравна.

Когда Сухраб пришел, нарушив мир,
Его увидел со стены Хаджир.

На быстром скакуне - любимце брани -
С копьем Хаджир явился на майдане.

Блистая в снаряженье боевом,
К войскам Турана он воззвал, как гром:

"У вас найдется ль воин искушенный,
В единоборстве конном закаленный?

Эй, кто у вас могуч, неустрашим?
Пусть выйдет, я хочу сразиться с ним!"

Один, другой и третий сбиты были,
Перед Хаджиром устоять не в силе.

Когда Хаджира увидал в бою,
Сухраб решил изведать мощь свою.

Он как стрела помчался грозовая,
Над полем вихри пыли подымая.

И весело Хаджиру крикнул он:
"Один ты вышел, гневом распален?

На что надеешься? Куда стремишься?
Или драконьей пасти не боишься?

И кто ты, предстоящий мне в бою,
Скажи, чтоб смерть оплакивать твою?"

И отвечал ему Хаджир: "Довольно!
Сам здесь падешь ты жертвою невольной.

Себе я равных в битве не встречал,
Лев от меня уходит, как шакал.

Знай - Я Хаджир. О юноша незрелый,
Я отсеку главу твою от тела

И Кей-Кавусу в дар ее пошлю.
Я труп твой под копыта повалю".

Сухраб в ответ Хаджиру рассмеялся,
И за копье свое стальное взялся.

И сшиблись, и в поднявшейся пыли
Едва друг друга различить могли.

Как молния, летящая по тучам,
Летел Сухраб на скакуне могучем.

Хаджир ударил, но огромный щит
Сухраба все же не был им пробит..

Тут на врага Сухраб занес десницу,
Копьем его ударил в поясницу.

Упал Хаджир, как будто бы с седла
Его внезапно буря сорвала;

Упал, Как глыба горного обвала.
Так, что душа его затрепетала.

Сошел Сухраб, коленом придавил
Хаджиру грудь, кинжал свой обнажил.

Хаджир, увидя - льву попал он в когти,
Молил пощады, опершись на локти.

Могучий пощадил его Сухраб,
И в плен был взят Хаджир им, словно раб.

Связал он побежденного арканом,
Велел ему предстать перед Хуманом.

Хуман все видел. Был он потрясен
Тем, что Хаджир так быстро побежден.

Со стен за поединком наблюдали.
И в крепости вопили и рыдали,

Что пал с коня и в плен попал Хаджир -

[Teri]

Хороший отрывок, помню