
ПРЕДИСЛОВИЕ
"Летит, летит степная кобылица и мнет ковыль...»
А.Блок
Почему-то всякий раз замирает сердце, стоит лишь вспомнить эту зна¬комую со школьных времен блоковскую строку. Почему-то всякий раз ощущаем мы огромную притягательную силу этого поэтического образа, способною заворожить, всколыхнуть душу и поманить се в дальние дали.
Пронзительные и чистые, как крик журавля с неба, мощные, неуправляемые силы, дремлющие в пас, будит эта скачущая лошадь.
А. Что нам в пей — извечная ли русская тоска по воль¬ной волюшке? А может быть — древняя языческая страсть души, вобравшей в себя, слышащей в себе могучие го¬лоса четырех стихий — земли, по которой мягко, но гроз¬но стучат копыта; воды, оживившей и напоившей эту землю; ветра, который пост в ушах, и огня, огня беше¬ной скачки неутомимого, горячего коня?
Чувства ни объяснить, ни передать. Можно лишь по¬пытаться попять и попробовать ощутить, что именно эти наши безотчетные эмоциональные всплески и отража¬ют ту глубинную, почти мистическую связь человека и коня, столь свойственную нашей культуре и воспетую еще русским эпосом, его былинами и сказками.
Верные кони под богатырями и царевичами первыми чуяли беду неминучую. Верные кони спасали, вынося израненных витязей с поля битвы. И сказочные витязи платили им той же монетой: встречая путеводный ка¬мень у трех дорог, никогда не выбирали ту, что предре¬кала смерть кони, а шли таким путем, который сулил гибель только самому всаднику. Боевой конь был пер¬вым другом, и готовность умереть раньше него отражала благородство помыслов и силу духа русского богатыря.
А. преданные сивки-бурки и коньки-горбунки верой-правдой служили своим Иванушкам-дурачкам, помогали, выручали, спасали от невзгод и в конце концов воз¬водили на царский престол своих простодушных недо¬теп-хозяев.
Даже Кощея Бессмертного суждено было одолеть Ивану-царевичу и вызволить Марью Моревну только
тогда, когда он сам себе вырастил богатырского коня из
паршивого жеребенка, хитростью добытого у Бабы Яги.
Пожалуй, вот отсюда, именно из этих особых, веко¬выми корнями уходящих в "тьму" веков, неразрывных отношений человека и лошади, и берет свое начало куль¬тура русской школы верховой езды, здесь ее исток, здесь ее изначальный смысл.
Верховая езда со своими традициями — тоже часть национальной культуры, часть невероятно значимая и ценная именно своей обращенностью к глубинам чело¬веческой души, своей способностью приподнять ее над механистической обыденностью машинной "цивилиза¬ции" и увести в иную реальность, в иное психологичес¬кое и 'духовное пространство.
И вот эту нематериальную, не воплощенную в лите¬ратурные памятники и не отлитую в бронзе, но поисти¬не великую часть нашей культуры мы так стремительно стали терять в "веселом грохоте огня и звонах" индуст¬риальной цивилизации, освоении целинных степей и штамповании современных типовых многоэтажных го¬родов-бараков. И хотя не нужно уже скакать во весь опор, чтобы поспеть за каретой любимой, но почему-то мощ¬ность "пламенных моторов" до сих пор измеряют в ло¬шадиных силах. А в больших городах вес больше возни¬кает мест, где живые "анахронизмы" фыркаю!, машут гривами и прядут ушами, как и тысячу лег назад. И как будто через века "летит, летит степная кобылиц;)", и не властно над ней время. И снова терзает и бередит душу легкий стук ее копыт, снова ее стремительным бег вс¬тавляет вспомнить о воле, огне и ветре.
Ведь иногда тоска по ушедшему способна хоть на миг воскресить его. И с горечью приходит осознание, что вот-вот уйдет в небытие эта древняя культура отноше¬ний человека и лошади, просочится сквозь пальцы, раз¬веется как дым или ускачет дикой кобылицей в свою ковыльную степь и уж никогда боле не вернется, как ни зови.
А вдруг? А может? Может быть, она еще вернется, если только заслышит, уловит ее чуткое ухо протяжный свист верного ей, несмотря ни на что, нет, не хозяина, а преданного боевого друга—человека. Она обязательно вернется и встанет перед нами Сивкой-буркой, как лист перед травой.
Только вот верных боевых друзей все меньше и мень¬ше, уходят они один за другим, унося с собой ненапи¬санную и невоспетую историю отношений коня и чело¬века, историю культуры русской школы верховой езды. Да и те немногие, кто еще остался, позвать в полную силу уже не могут!
Но пока звучат негромкие голоса былого, всегда най¬дутся те, кто их услышит. Поднимутся и те, кто спосо¬бен принять знамена и шаг за шагом начать воссоздавать забытое и обретать потерянное. Вот потому и жива еще надежда на возвращение того, что складывалось века¬ми, на чем воспитывались поколения русских людей, — культуры национальной школы верховой езды.
н.в.д.