Сказка про лошадку

[pantera]

Значит так...У одного бедного крестьянина была лошадка. И он ее очень любил. Потому что у него больше никого не было. И лошадка крестьянина тоже, наверное, любила, но так как лошадки говорить не умеют, она никогда не говорила своему хозяину, что любит его. Но крестьянин верил, что любит. Потому что для любви не надо слов. Даже для лошадиной.

Они вместе гуляли по полям и лесам. Крестьянин ласково хлопал лошадку по крупу, расчесывал гриву, а она бегала вокруг него и радостно ржала. И голос ее, и веселый нрав так радовали хозяина, что, казалось, ему больше ничего и не надо... Но лето скоротечно, и крестьянин стал готовиться к зиме. Он больше не мог все время проводить с любимой лошадкой. Он косил для нее сено и утеплял хлев, торговался с соседними крестьянами из-за овса. А еще он потихоньку начал обучать лошадку. Потому что она была молода и ничего не умела, а характер был строптивый. Красивая лошадка, да в хозяйстве красотою сыт не будешь. Норов у лошадки был, будто у дикой степной кобылы: только и делала, что по полям задрав хвост носилась, под уздцы ни в какую не давалась. А ведь вскоре, после суровой зимы, по весне, крестьянину предстоял долгий-долгий путь. Путь в другую страну, как говорится, за тридевять земель. Потому что устал крестьянин бедствовать, решил искать лучшей доли. Но пешим разве далеко уйдешь? Вот и решил он воспитать свою лошадку, подготовить ее к долгому пути, научить под седлом ходить, а не только траву жевать, по полям бегать, да "и-и-го-го!" кричать.

И вот, вывел он однажды любимую лошадку в чисто поле... А день был - удивительный! Солнышко светило, птички пели, кузнечики стрекотали... Трава ароматная - по пояс! Цветы полевые среди нее прячутся, но такой они красоты, что не спрятаться им никак! Пчелы вокруг них жужжат деловито: "От нас не уйдеж-ж-ж! Не увидим, так унюхаем!" А цветы и довольны! Они ведь не жадные: своим нектаром с кем угодно поделиться готовы...

День был прекрасный. Лошадка обрадовалась и собралась, как обычно, сочную траву жевать, да вокруг хозяина носиться, чтобы тот ее за ушами чесал, да по гриве трепал. А крестьянин стал седло прилаживать... Испугалась лошадка, ушами прянула: "Что это, мол, мне такое на спину громоздят?" Увидел крестьянин, что лошадка не понимает, и стал ей ласковым голосом рассказывать:

- Не бойся, маленькая, не бойся! Скоро зима, и мы с тобой ее переживем. Обязательно переживем. Ведь ни у кого нет такой замечательной лошадки, как у меня. Кто знает, может быть, зима будет суровой, а может нет, но я для тебя все подготовил: и теплый хлев почти готов, и сена почти накосил, и даже отборного овса два больших мешка на последние деньги купил... Зиму переживем, а по весне нам надо в путь отправляться. Поедем в дальние края... Обязательно поедем... Понимаешь, малышка?

- И-го-го! - сказала лошадка.

- Вот то-то и оно! - согласился крестьянин. - Понимаешь, конечно!.. Путь нам предстоит долгий и трудный, через многие страны-континенты... Сколько же можно жить в этой глухой деревне, с воды на хлеб перебиваясь? Одна радость у меня здесь - ты, малышка. Но в нашей деревне я скоро и тебя прокормить не смогу. Даже эти луга уже не наши. Захватил их помещик. Так что если меня сейчас здесь поймают, то засекут до полусмерти. Нет в нашей деревне жизни. Только работа-работа и смерть в конце. Зачем оставаться в таком мире?

- И-го-го? - удивилась лошадка.

- Конечно, зачем? Вот мы и отправимся в далекие края. Много стран нам предстоит пройти. И чем дальше пойдем, тем лучше будут страны. Будут и богатые, где самый последний крестьянин в шелках и золоте ходит. Но мы там ни за что не остановимся, даже и не думай! Потом будут страны, где все люди - братья, нет ни помещиков, ни крестьян, все живут в мире и счастье. Но и эту страну мы пройдем, не задержавшись...

- И-го-го?! - спросила лошадка.

- Ну, разве что немножко, - уступил крестьянин. - А потом пойдут страны, где живут одни мудрецы. Даже самый последний крестьянин в этой стране - мудрец разума неописуемого. Проскачем мы эту страну и окажемся у моря-океана. Так вот за ним и находится та страна, куда мы с тобой отправимся!

- И-го-го! - испугалась лошадка.

- Да, путь не близкий, - согласился крестьянин. - Но послушай, что за мир нас ждет. В той далекой стране бегут молочные реки, а берега у них - из халвы! Горы в этой стране - застывшие леденцы, а трава - клевер медовый...

- О-го-го! - откликнулась лошадка.

- Да. А еще растут в этой стране деревья, плоды на которых зреют по желанию. Захотел банан - вырос банан, захотел картошки - выросла картошка, а захотел мешок овса - вырос большой мешок овса!

- И-го-го? - недоверчиво спросила лошадка.

- Точно-точно, - ответил крестьянин. - А люди там - словно ангелы, что ни скажут - песня слышится. И нет в этой стране ни бедности, ни болезни, ни смерти...

Лошадка устала стоять и хозяина слушать. Мало она что поняла, - лошадь она и есть лошадь. Это только крестьянин думал, что его любимая лошадка все понимает, а на самом деле ей только и надо было, что по полям бегать, да "и-го-го" кричать, хвост задрав. Устала лошадка хозяина слушать, стала рваться из рук.

- Да стой же! - прикрикнул крестьянин и ласково похлопал лошадку по боку. С трудом закрепил крестьянин седло на спине любимой лошадки. Отпустил ее, отошел немного, посмотрел на свою работу.

- Ну, побегай пока, к седлу привыкни, - сказал крестьянин.

- И-го-го! - недовольно откликнулась лошадка. Не больно ей, видно, нравилось украшение на спине. Но и не слишком мешало. Так что пофыркала лошадка немного, да успокоилась, пошла траву жевать.

- Красота! - удовлетворенно сказал крестьянин, на оседланную лошадь глядя. - Сразу на человека стала похожа... А то, не поймешь что! Носится целыми днями без толку, никакой пользы в хозяйстве. Ну да ничего, ты ведь у меня росла не для того, чтобы поля пахать! Ты у меня лошадка скаковая! Понесемся мы с тобой в страну далекую, в страну желанную, и будем счастливы всегда-всегда...

Подождал крестьянин, пока лошадка к седлу привыкла, подозвал к себе, под уздцы взял. Опять зафыркала лошадка, головой в сторону повела.

- Не упрямься, красавица! - стал гладить ее по шее крестьянин. - Как же мы поедем в дальние края, если ты под седоком не научишься ходить?

Не слушала лошадка, упиралась.

- Ну что же ты! - с упреком говорил крестьянин и легонько по боку лошадку хлопал. - Правду что ли умные люди говорят: без плетки кобылу не воспитаешь? Но ты ведь не какая-то там кобыла, а моя любимая лошадка! Не поднимется у меня рука... Нет, не верю я, что лошади лучше кнут понимают, чем любовь и ласку! Ну же, малышка, давай! Попробуем?!

И с этими словами вскочил крестьянин в седло, за поводья ухватился...

Взвилась лошадка на дыбы, заржала возмущенно и... понесла! Понесла по полю, словно вихрь! Кружится, ржет, сбросить седока пытается! Да так, что на миг показалось крестьянину, словно не на любимую лошадку он сел, а дьявола оседлал и за рога его схватил!..

Долго ли, коротко ли скакала лошадка, не известно. Может секунду одну, только она крестьянину часом показалась. Но вот добежала лошадка до середины поля, взвилась на дыбы так, что чуть носом неба не коснулась, и не удержался крестьянин в седле, упал на землю, только одна нога в стремени запуталась. Почувствовала лошадка свободу, рванулась и что есть мочи поскакала куда глаза глядят. И не заметила даже, что еще немного волочила за собой хозяина. Волочила за ногу, в стремени застрявшую. А как нога выскользнула, поскакала лошадка во весь опор через поле знакомое в лес дремучий. И скакала она долго-долго, пока не заблудилась... И остановилась она, и огляделась. И жалобно заржала. И слезы покатились из ее глаз. Слезы обиды и страха...

А крестьянин остался в поле. Он лежал со сломанной ногой посреди чистого поля и смотрел на небо. Над ним шумела трава, жужжали пчелы. Где-то вверху щебетали птицы, а сбоку трещали кузнечики. Но крестьянин ничего не видел и не слышал, потому что из глаз его тоже текли слезы. Но слезы боли и любви.

Он лежал. Солнце стало садиться. "Где моя лошадка? - думал крестьянин. - Почему она до сих пор не вернулась? Неужели она все еще не поняла, что натворила? Неужели она так и не прискачет, не встанет рядом и не заржет встревожено: "Что с тобой, хозяин?" Где же моя лошадка? Неужели она до сих пор стоит где-то за деревьями и обижается на меня, так ничего и не поняв? Неужели она не слышала, что я ей говорил? Где же моя лошадка? Где ты, радость моя?!" И крестьянин снова заплакал. Он хотел бежать в лес, чтобы найти свою лошадку, чтобы снова потрепать ее по гриве, погладить стройную шею, сказать ласково: "Что ж ты, глупышка!.." Но сломанная нога не слушалась, и крестьянин остался лежать посреди поля, зовя свою лошадку:

- Малышка, я здесь! Малышка, где ты?! Радость моя, где ты скачешь без меня?!

Но никто не откликнулся на его зов. И солнце село за горизонт. И ночь накрыла поля и леса своим дырявым одеялом.

А в далеком лесу плакала маленькая лошадка. Сначала от обиды. Ей казалось, что хозяин поступил с ней очень плохо и несправедливо. Она хотела жевать траву, весело и беззаботно скакать вокруг хозяина, кричать ему "и-го-го", а он вместо того, чтобы гладить и ласкать, вдруг так ее обидел!.. Лошадка долго стояла неподвижно, ожидая что хозяин сам придет, найдет ее и будет долго-долго гладить и говорить ласковые слова, пока она, лошадка, не простит его. Но хозяина почему-то все не было. И тогда лошадка испугалась. Она тихонько заржала. Прислушалась... Не идет ли хозяин? Ведь раньше, как только лошадке становилось скучно одной, она подавала голос, и хозяин появлялся и... им так хорошо было вместе! Но сейчас он не пришел... В отчаянии лошадка заржала во весь голос, но только эхо ответило ей... И ночь накрыла лес, и страшные тени закружились вокруг, и вдалеке послышался вой...



...Солнце окрасило верхушки деревьев, а потом и огромное поле.

Крестьянин все так же лежал и ждал свою лошадку. Он звал и звал ее, звал всю ночь, звал все утро.

- Что случилось с тобой, моя любимая лошадка? Где ты бродишь до сих пор? Почему ты не скачешь к своему хозяину, и не поможешь ему подняться? Разве ты забыла, что по весне нам отправлять в долгий-долгий путь в далекую, желанную страну? Как же я без тебя? Как же ты без меня?.. Где же ты, радость моя? Может быть, ты уже забыла своего хозяина и беззаботно скачешь по лесным лугам? Что же, это очень хорошо. Это значит - ты счастлива. А моя нога заживет, и я закончу готовиться к зиме. А как только первый снег ляжет на лесную траву, ты вспомнишь обо мне и вернешься... Но как ты пережила эту ночь? Ведь ты так боялась темноты... Неужели ты не слышала, как я зову тебя? Может быть, ты заблудилась, и ночью злые волки напали на тебя... Я слышал голодный вой вдалеке... О нет! Только не это!.. А может быть, ты нашла себе нового хозяина? Более богатого и удачливого? И теперь ты бегаешь вокруг него, и ему кричишь "и-го-го"? А он треплет тебя по шее и расчесывает гриву? Что ж... Это тоже хорошо. Я не буду плакать. Лишь бы у тебя все было хорошо... Мужчины ведь не плачут, правда?..

Крестьянин лежал и говорил-говорил, словно в бреду. Он не заметил, как прошел день, как наступила ночь. И новый день, и новая ночь...

А лошадка тем временем продрожала всю ночь в лесной глуши. Она ждала хозяина, но он не пришел, и как только встало солнце, лошадка обиженно заржала и снова побежала по лесным дорожкам. Она хотела найти хозяина, встать рядом и долго-долго обижаться, говоря: "И-и-и-го-го! Почему ты бросил меня, свою любимую лошадку?" И лошадка думала, как хозяин будет просить прощения, думала о том, как он ее приласкает и даст больше, чем обычно, вкусного овса...

Лошадка бежала долго и вскоре выбежала к какой-то деревне. Молодую красивую лошадь сразу приметили двое местных крестьянина.

- Смотри, ничейная лошадь! - сказал один.

- Давай, поймаем и продадим! - сказал другой.

- Иди сюда! Мы тебя накормим, напоим, расчешем гриву... - ласково сказали они лошадке.

Лошадка увидела чужих людей и вначале испугалась. Хозяин ей всегда говорил, чтобы она не подходила к чужим. Но лошадка проголодалась и была очень обижена, а голоса чужих людей были такими ласковыми!.. Она подошла...

- Вот так-то лучше! - усмехнулся один из чужих и крепко схватил лошадку под уздцы. Лошадка дернулась, заподозрив неладное, но чужой крестьянин продолжал ласково говорить: - Пойдем-пойдем! Ко мне во двор... Там тебе будет хорошо. Я наберу тебе холодной воды из колодца, дам медового клевера и даже краюшку хлеба!..

Ее привели во двор и надежно закрыли ворота.

- А теперь посмотрим, на что ты годишься! - сказал чужой крестьянин и запрыгнул лошадке на спину.

Лошадка громко заржала и встал на дыбы. Глаза ее покраснели от гнева. Она сбросила чужака и хотела затоптать его копытами. Но второй чужой крестьянин перехватил ее и крепко-накрепко привязал к ограде.

- Да эта кобыла совсем не обучена! - сердито сказал первый чужой крестьянин. Он быстро вскочил с земли и стал тереть ушибленные бока. - Мы такую за хорошие деньги не продадим. Надо ее научить, как себя вести. Ну, друг, неси-ка плеть, да побольше!..

И стали чужие люди нещадно хлестать лошадку. Она кричала и рвалась, но ничего не могла поделать, потому что была крепко привязана. Лошадка билась, пока силы не оставили ее, а чужие люди продолжали хлестать ее, пока бедная лошадка не упала на землю... Она упала и тихо, из последних сил заржала: "И-го... го... Хозяин, где ты? Почему ты оставил меня?.."

- Вот теперь будешь умнее! - сказал чужой крестьянин, откладывая плеть и вытирая со лба пот. Чужие люди принесли воды, облили лошадку, дали напиться. Бросили пучок травы. - Давай, приходи в себя! А как только заживут раны, мы тебя продадим. И только попробуй еще ерепениться! Сразу отведаешь кнута!..

А лошадка вновь и вновь повторяла: "И-го... го... Хозяин, где ты? Почему ты оставил меня?.."


...Крестьянин долго лежал в поле. Он звал и звал свою лошадку. Иногда надежда покидала его, и тогда он в отчаянии сжимал кулаки и плакал:

- Я больше никогда не увижу мою любимую лошадку! Зачем мне жить теперь? Я так и умру в этом поле...

А иногда крестьянин слышал шелест деревьев, и надежда вновь охватывала его:

- Это сквозь листву пробирается моя лошадка! Она вернулась!..

Крестьянин приподнимался на локте и смотрел на опушку леса... Но только ветер гулял среди листвы. Крестьянин смотрел и смотрел, пока надежда вновь не покидала его... А иногда среди деревьев ему виделся какой-то силуэт, и крестьянин вновь оживал:

- Вот ты где, моя лошадка! Что же ты стоишь там, словно чужая?! Беги же скорее ко мне!..

Но стоило крестьянину чуть-чуть приглядеться, и он видел, что это не лошадка, а тень дерева или причудливый куст...

Проходили дни. Почти зажила нога. Крестьянин уже мог ходить, хоть и сильно хромая...

Но крестьянин оставался на поле. Он очень боялся, что стоит ему уйти, вернется его любимая лошадка... Он день и ночь проводил в поле. Он ждал и звал. Он хотел сам идти искать свою лошадку, но разве в огромном лесу он нашел бы ее? И еще крестьянин боялся, что пока он будет блуждать в бесплодных поисках, лошадка вернется домой и не застанет его...



А тем временем лошадка жила у чужих людей. Она оправилась, раны зажили, ее неплохо кормили, но она была несчастна. Она боялась всего, потому что за каждый неверный по мнению чужих людей шаг, ее били кнутом. Она стояла и дрожала от страха. Она боялась даже громко заржать... И только по ночам, когда чужие люди спали, она тихонько плакала у себя в конюшне и ждала своего хозяина. Иногда в ночи раздавался скрип, и лошадка замирала в надежде, что сейчас к ней войдет хозяин, и они поскачут далеко-далеко из этого страшного места. Но это скрипела на ветру несмазанная калитка... А иногда из леса раздавался тоскливый волчий вой, и он уже не пугал лошадку. Ей даже хотелось, чтобы волки пришли и разорвали ее на части. Ведь тогда ей больше не надо было бы плакать каждую ночь и ждать хозяина, который наверняка бросил ее и уже давно гладит другую лошадку, которая бегает вокруг него и кричит "и-го-го"...

А однажды чужие люди вывели лошадку из хлева, осмотрели и сказали:

- Пожалуй, можно продавать...

И они повели ее к богатому купцу. Тот посмотрел на лошадку и сказал:

- Да, хорошая кобыла, только послушная ли?

- Да как шелковая! - ответили ему.

- Ну-ка, проверим... Смогу ли я на ней ездить в город торговать?

И лошадку запрягли в тяжелый воз с товарами. Лошадка не противилась. Она видела кнут в руках чужих людей.

- Давай, поехала! - прикрикнул купец, и лошадка послушно потянула скрипучую телегу.

- Да, хорошая кобыла, - сказал купец и дал крестьянам денег. А на следующий день выжег на боку лошадки раскаленным железом клеймо. Чтобы не украли. И стал возить на ней свои товары. То в город, то обратно. А когда не торговал, его батраки возили на ней дрова и воду. У купца добро не простаивает, и лошадка работала не зная отдыха. Она так уставала, что не могла думать ни о чем, кроме работы. И только по ночам, перед тем как забыться тяжелым сном, она вспоминала о своем хозяине, и тогда по конюшне проносился отчаянный лошадиный крик... И все вокруг, - и коровы, и другие лошади, и даже сторожевые псы, - знали: это лошадка плачет по своему хозяину. Плачет и спрашивает: "Почему ты оставил меня? Почему бросил свою любимую лошадку?.."



А крестьянин все не уходил с поля. Наступила осень, подули ветра, и листья стали опадать. Пожухла трава, а вскоре и первые снежинки закружились над бескрайними полями и лесами. Пока они сразу таяли, даже не долетая до земли, но это только пока...

Крестьянин стал готовиться к зиме. Время было упущено, и он не успевал. Он заготовил мало дров, но зато успел утеплить конюшню. Крестьянин надеялся, что с первыми холодами его лошадка одумается и вернется. Крестьянин по-прежнему думал, что она скачет где-то по лесным полям. Крестьянин работал, но каждый день приходил на поле, где лошадка сбросила его, и долго-долго смотрел на опушку леса в надежде, что вот-вот... и среди деревьев покажется знакомый силуэт... Но тихо стояли деревья, только ветер гулял среди них. И тогда крестьянин падал в траву и смотрел в небо. И он закрывал глаза, чтобы не видеть его безмятежной синевы. И из глаз его текли слезы. И когда соленые капли падали на землю, на этом месте вырастал медовый клевер, который так любила маленькая лошадка... И губы сами собой шептали: "Где ты, радость моя?"

Только одна мысль заставляла крестьянин подняться с земли, подняться из высокой травы: "У меня должно быть все готово, когда вернется моя лошадка. Ведь нам предстоит тяжелая зима. А весной - долгий-долгий путь в далекую страну..." И крестьянин вставал. И шел домой готовиться к зиме.

...Наступила зима. Снег накрыл поля и леса. Везде стало тихо, мертво. А крестьянин все ждал свою лошадку. Он каждый день выходил из дому. И в пургу, и в сильный мороз. И он смотрел вдаль: не покажется ли его лошадка? Давно уже понимал крестьянин, что она не вернется. Но стоило во дворе прозвучать какому-то звуку, - хлопнет ли ставня на ветру, скатится ли снег с крыши, - как крестьянин выскакивал из дому. Выскакивал даже не одевшись. Не его ли лошадка это прискакала? Не она ли стучит копытами? Так прошла половина зимы. Стало голодно и холодно. Потому что не успел крестьянин ни вдоволь дров заготовить, ни пищи. Но даже в самый трудный час крестьянин не притронулся к последнему мешку с овсом. "А вдруг моя лошадка вернется? Чем я порадую ее?" Но в этот год весна пришла рано, и крестьянин остался жив. Он очень ослабел, но не умер с голода и не замерз. Вскоре солнце растопило снежное одеяло, и тут же из-под него показалась зеленая трава. Еще немного, и крестьянин уже варил щи из свежей крапивы, жевал лебеду, искал прошлогоднюю картошку в полях... И вот однажды...

И вот однажды крестьянин пошел на поле, где когда-то лошадка сбросила его и убежала в лес. Он снова упал в молодую, еще невысокую траву и снова смотрел в синее небо. Но уже не закрывал глаза. Он лежал и слушал ветер. И он знал, что это всего лишь ветер, а не его лошадка пробирается среди деревьев. Он лежал и слышал стук в лесу, и он знал, что это всего лишь дятел стучит, а не копыта его лошадки.

И тогда мир опустел, потому что умерла надежда...

И в поле пустом одиноко и горько
Он звал: "Где ты, радость моя?"
Но в поле пустом, где ветер и только...
Надежда его умерла.

И тогда крестьянин встал и, не оглядываясь, отправился в путь. Отправился в далекую страну. Один. Волоча хромую ногу. Достигнет ли он желанной страны без быстрой лошадки? Ведь хромой крестьянин не может уйти далеко... Кто знает? Может, дойдет, а может, сгинет в пути. Кто знает? Кто знает...

[pantera]

Игорь Гергенредер
Пегая лошадка



Неподалёку от Темнющего Леса жил крестьянин, который был уверен, что непременно станет богачом.

- Вот увидите, - говаривал он соседям, - как я враз разбогатею!

А была-то у него одна лошадка в больших белых пятнах по тёмной шерсти.

- Как же ты разбогатеешь? - спрашивали соседи, поскольку желание ближнего разбогатеть всегда вызывает задушевные пожелания.

Крестьянин помалкивал: он и сам не знал как, и соседи, посмеиваясь, добрели к нему.

Слух о чудаке ходил и по Темнющему Лесу, но, в противоположность соседской отзывчивости, возбуждал тёмные настроения. Рыбакляч ждал только случая потешиться над простаком. Вместе с Рыбаклячем затеяло недоброе и второе чудище - Жобль. Когда-то это был городской судья. И вот как он стал Жоблем.

Однажды судейские стражники выследили на опушке леса тётушку Клюки-Клюгенау. Поговаривали, что она - колдунья. Так оно и было. Клюки приходилась троюродной сестрой Флику дер Флиту. Отправившись в Темнющий Лес за корнем пикрошоля, нужным для колдовства, тётушка накопала его целый узелок. Но на обратном пути её чуткий нос унюхал ещё корешок. Забыв об осторожности, Клюки стала выкапывать его. Тут-то её и схватили.

Колдунью хотели посадить на круп коня и отвезти в город, но Флик дер Флит помог сестрице. Дюжие стражники не смогли оторвать женщину от земли. Как ни бились - не сдвинуть с места! Тогда они послали верхового к судье, и тот прибыл сам.

Судья убедился, что стражники ретиво стараются и наклонить, и повалить, отодрать и вытянуть, но Клюки словно пустила корни. Тогда он приказал подкопать её. А тётушка вздыхала и покачивала головой.

- Ты думаешь, снизу тебя не взять? - с издёвкой спросил судья.

- Я думаю, - независимо ответила женщина, - о старом осле Жобле, который так задумался перед известным занятием, что получил копытом и достался стервятникам.

- Проклятая! - вскричал судья и хотел было ударить насмешницу, но должность не позволяла, и он, незаметно для стражников, сильно ущипнул тётушку. Она взвизгнула на весь лес - и старший дух Флик не спустил законнику. Из лисьей норы под гнилой, обросшей горьким грибом колодой вдруг повалил дым. Опушка мигом пропала в густом едком облаке. Раздался дробный топот копыт.

Когда дым развеялся, стражники увидели, что Клюки удаляется на судейском коне. А на колоде восседает необычайных размеров орёл-стервятник, чью маленькую голую головку украшают огромные ослиные уши; из хвостового оперения свисает ослиный хвост с кисточкой, на спине повыше его основания красуется рог вроде козлиного.

Поразительное создание затопталось, вонзая в колоду страшные когти, раскинуло крылья, под которыми оказались суетливые мартышечьи лапки, и закричало дурным ослиным голосом. Стражники, которые привыкли по совести исполнять всё, что велит судья, бросили своё вооружение и помчались прочь сломя голову. Видно, именно так поняли нынешнее приказание, хотя, скорее всего, это было требование принести зеркало.

Чудище взмахнуло крыльями, то ли чтобы одним махом распрощаться с правосудием, то ли просто отмахиваясь от любопытных взглядов. Удалось это или нет, но оно полетело - птицы, тем не менее, не признали его своим, что необъяснимо: ведь имелись же перья!

Да, мол, но птицы превыше всего чтут волю и так её любят!..

Верно. Но разве не чтит и не любит волю судья, который заставляет буквально боготворить её - присуждая к неволе?

Как бы то ни было, лишь Рыбакляч не отверг отверженного, видя в одиночестве ту радость, которую можно поделить.

- Не даёт мне покоя этот сиволапый! - сказал он приятному сотоварищу, когда оба таились в чаще, а крестьянин проезжал невдалеке молодым березнячком.

Пегая лошадка старалась из последних сил, таща претяжёлую телегу. Хозяин нагрузил на неё целую гору дров, а сверху - ещё гору валежника.

- Глупец уверен, что враз разбогатеет, - насмехался Рыбакляч, - а я уверен - над ним можно здорово потешиться!

- В нашем положении не пристало думать о потехах! - недовольно ответил Жобль. - Я хочу наказать крестьянина за мысли. Мечтает найти богатство, а не думает, что его надо предоставить судье! А уж судья рассудит, чьё оно.

Случилось так, что в одну из ночей в Темнющий Лес нырнули разбойники, отягощённые добычей. Их изводило желание продолжить грабежи и кровопролитие, но даже и у столь злых людей бывают угрызения совести. Она, вероятно, донимала их, что нехорошо, при таком богатстве, не успокаиваясь грабить и убивать. Поэтому они решили зарыть добычу до времён, когда совесть пообвыкнет и засовестится заедать человеческую жизнь.

Рыбакляч и Жобль стали тайными свидетелями того, как было исполнено это достойное решение. Они стащили у угольщиков, что жгли в ямах древесный уголь, острые лопаты и добыли закопанное: тяжёлый кувшин, полный талеров. Довольные, обсудив, что и как они сделают, двое поджидали чудака на месте порубки, куда он обычно приезжал за дровами. Заслышав топот лошадки, поставили находку на виду и скрылись.

Что стало с крестьянином, когда он заглянул в кувшин! Прижав его к груди, счастливец пустился в пляс. Потом наклонился к синему колокольчику и воскликнул:

- Видишь - недаром я говорил, что стану богачом!

То же он повторил ели, которую собирался срубить. И кукушке, что сидела на ветви ели. И двум пролетавшим иволгам. А когда на бук уселся грач, крестьянин запел:



Поклонись, невежа грач,

Речь с тобой ведёт богач!



Про его счастье узнали Икота, Простуженная Ворона и павлин Пассик. И ёж Тобиас, который очень любил справедливость. Тобиас давно хотел сделать себе копьё и воевать за всё справедливое. Он уговаривал барсука Розетома отправиться с ним, став его конём. Розетом соглашался, но сетовал, что не нагулял ещё достаточно жира, и поход откладывался до следующего лета.

Икота и Тобиас поняли, какая ловушка подстроена наивности, и подумали, что только своевременное вмешательство спасёт её от безвременного разочарования. Оно и правда, наивность утрачивается сплошь и рядом - но нередко и уживается с определённым и весьма богатым опытом.

Так оно или не так, но, во всяком случае, не относится к детине, что уселся в телегу и покатил домой живее, чем, бывало, поспешал к кабачку. Телега приближалась к развилке, от которой одна дорога шла через болото гатью. Вторая вела вокруг болота, она была длиннее, и по ней давно не ездили. Крестьянин приехал в лес коротким путём, им хотел и возвратиться. Но когда он оказался у развилки, из-за поворота, с гати, донёсся ослиный крик. Это кричал Жобль, но крестьянин подумал: кто-то едет на осле. Вдруг недобрые люди? Отнимут добычу в глухом лесу! И повернул на длинную дорогу.

А над нею в одном месте наклонилась большая сухая сосна. Её давно надломило бурей - сосна гнила в изломе и держалась еле-еле. За нею спрятался Рыбакляч, чтобы в нужный момент вогнать в излом острую лопату и обрушить дерево перед телегой. Сюда же полетел и Жобль. Чудища собирались наброситься на крестьянина и, отобрав кувшин с серебром, попугать малого вдоволь, гоняя его по лесным дебрям. Вот будет хохоту! А разве не смех - представлять, как недотёпа притащится в деревню и станет плакаться?

Икота, Тобиас и Розетом пустились в непролазную чащобу - перехватить его. Розетом посадил ежа на себя: чтобы барсука не кололи иголки, на него надели что-то наподобие седла. Простуженная Ворона дала для этого приспособления дно от лукошка, в котором её когда-то принесли в Темнющий Лес.

Друзьям удалось опередить едущего.

Пегая лошадка рысила, прядая ушами, а её хозяин, держа кувшин на коленях, весело распевал и насвистывал. Наслаждаясь тем, что ему было дано, не добавлял ли он полноты миру, в котором ограбить - есть то же наслаждение, что и дать?.. Вот о чём пробалтываются по ночам завзятые сладкоежки! Меж тем показалась сосна, которая склонилась так сильно, как не склоняются и под грузом сострадания, даже избыточным.

Вдруг перед лошадкой высоко подпрыгнул ёж и в воздухе свернулся в шар. Она вмиг встала, так как и лошади знают: если перед твоим носом подпрыгивают и сворачиваются шаром ежи - то вряд ли затем, чтобы их скатили в реку. Хозяин понукал кобылку, но она поднялась на дыбы, тревожно заржала и развернула телегу.

Тем временем невидимый Икота взлетел, благодаря обретённой им силе, на дуб, в чьей кроне укрылся Жобль, и дёрнул того за ослиный хвост. Жобль издал свой неподражаемый крик - Рыбакляч решил, что это сигнал начинать. Неуклюже держа лопату, присев на акулий хвост, он размахнулся и ударил в излом дерева - сосна с треском повалилась. Завизжав, он ринулся на дорогу.

Оглянувшийся крестьянин чуть не задохнулся от страха - но пегая лошадка взяла с места в галоп и понесла его прочь от нерасторопного чудовища. Однако Жобль с высокой вершины успел метнуть заострённый ольховый прутик, который угодил ей в самое ухо и пронзил перепонку. Кобылка, несмотря на боль, домчала телегу до развилки, а потом, не переводя духа, короткой дорогой привезла домой насмерть перепуганного хозяина.

Он заложил ворота тяжёлым брусом. И тут-то, наконец, опомнился, бойко притопнул, взъерошил давно не стриженные волосы и побежал с кувшином в дом:

- Жена, у твоего мужа не голова, а сокровище! Потому я знал наперёд, что разбогатею: к сокровищу сокровище идёт!

Женщина так и обомлела, когда на стол посыпались звонкие талеры. А муж принялся рассказывать:

- Хотел у меня отнять добычу великан, обернувшись не знаю кем... Но я махнул кнутом справа налево, как учила меня бабушка: великан и споткнись. Я ускакал из-под его носа!

У крестьянина была дочь - славная девочка Йозефина, старательная помощница отца и матери. Как ни изумили Йозефину привезённый клад и рассказ отца, она не дослушала его. Одним глазком взглянула на серебро и поторопилась к лошадке: бережно освободила натёртые дёсны от железа удил и обтёрла ветошью мокрую от пота любимицу. Йозефина увидела, что у неё под ухом запеклась кровь - и до чего расстроилась!

А хозяин вышел во двор очень важным. Заложил руки за спину, постоял, гордо посматривая по сторонам. Никогда в жизни он не стоял так! Не вынимая рук из-за спины, прошёлся по двору. Затем сложил руки на груди и опять прошёлся - с каким заносчивым видом! Только настоящие богачи и могут так расхаживать.

Но если по правде, то это гораздо лучше удаётся богачам ненастоящим! Им мало - глядеть вожделенному счастью в лицо, да и тыла тоже недостаточно. Так и хочется ещё чего-нибудь эдакого - пощекотливее и пощипательнее.

Неизвестно, относится ли это и к желудку, но, как оно ни будь, а хозяин потребовал:

- Жена! Мне не нужна полуглухая лошадь. И я с удовольствием поем свежей конской колбасы с сельдереем и чесноком! Поди к колбаснику, чтоб завтра спозаранок прислал работников. Пусть зарежут кобылу и наделают мне колбас!

- А может, у неё будет жеребёнок? И как ты вздумал оставить нас без лошади? - удивилась по непривычке женщина.

Он рассмеялся.

- В воскресенье в деревне - ярмарка. Я куплю пять коней першеронской породы: копыто у них со сковороду, а сколько силы! Я куплю и шесть волов, и шесть свиноматок с кабаном. А моего серебра убавится лишь двенадцатая часть.

Йозефина спряталась в стойле и заплакала. Потом она насыпала лошадке двойную меру овса, дала погрызть сахарной свёклы.

А крестьянин дома усыпал монетами стол, собрал их в кучу, наваливался на неё грудью, обеими руками подгребал талеры к себе, перебирал их, прикидывая, какой породы и сколько купит баранов, сколько заведёт домашней птицы и какой. А почему не заиметь также и ослов?

Пока он, таким образом, получал удовольствие, вместе с сумерками подкрадывалось время заявить о себе тому рогу, который призывает чувства к бодрствованию - отчего добродетели ещё труднее бороться со сном. Кто-то скажет когда-нибудь, заслуживает это осуждения или благодарности?

К тому часу женщина не вернулась от колбасника, и Йозефина, с трудом отодвинув брус, толкнула ворота и повела лошадку к лесу:

- Может быть, ты окажешься счастливицей и тебя не съедят лесные звери... А дома тебя зарежут наверняка.

На опушке кобылка остановилась. Девочка, взяв хворостину, стала погонять её:

- Иди, иди же, пока отец не спохватился!

Та тихо заржала, не трогаясь с места. Наступала безлунная ночь, когда порок особенно рьяно охотится за непорочностью, когда страхи так трепетно-трогательны, а душистые копны сладких трав столь коварны; когда то ли зоркая звёздочка, то ли чей-то глаз засматривает, куда знает, поспевая бесстыдно захватить стыдливость в щемящий миг её ухода.

Этой порой душа так и раскрывается - и всё равно кое-кто непрочь её ещё и ограбить, какая ни будь она бедная. Другие же не откажутся лихо проделать несколько добрых дел зараз - и при этом переоценивают свои возможности, чего жестоко потом смущаются.

Когда Икота услышал, что злодеи собираются напасть на дом крестьянина, стоящий в стороне от деревни, он поспешил воспрепятствовать им, но встретил Йозефину. И как же было не ввергнуть в приятное изумление такое милое неискушённое создание? На глазах девочки лошадка вдруг встрепенулась, мотнула головой - а потом мирно пошла в лес, словно кто-то невидимый успокоил её и повёл.

А в это время Жобль уже сел на крышу крестьянского дома. То была высокая кровля из камыша. Мартышечьей лапкой Жобль держал дымящуюся головню: он извлёк её из углей от костра, который поленились потушить бродяги, покидая место стоянки. Под изгородью за домом прилёг Рыбакляч.

Жобль воткнул раскалённую головню в крышу и, когда камыш начал тлеть, закричал в печную трубу:



Камышовая крыша

Пламенем пышет.

С капустой горшок

Ждёт сала кусок!



Хозяин выпучил глаза от ужаса. Вспомнил ли то страшилище, что погналось за ним в лесу? Подумал ли, что сам вельзевул обернулся им? Так или иначе, а малый понял главное: он один в доме, и если речь о сале, то о чьём, как не о его собственном? Самое жуткое - уже запахло дымом!

Бросившись вон, крестьянин, хоть и был без памяти от страха, кувшин с талерами держал крепко. Возле сарая спрятал его под перевёрнутое корыто и оглянулся. Жобля уже не было на крыше, а она разгоралась... Хозяин стал кричать, рвать на себе волосы - а кровле точно того и не хватало, чтобы заполыхать пуще. И он, дрожа и зажмуриваясь, полез на неё спасать дом: стал разбрасывать камыш, гасить пламя.

Тут Рыбакляч, проломив ветхую изгородь, вбежал во двор, отшвырнул корыто и схватил кувшин пальцами, что были у него над копытом. Ускакал он на трёх ногах, а Жобль летел низко над ним, следя, чтобы приятель не подевал куда-нибудь серебро. Оба скрылись в темноте.

Йозефина, услыхав с опушки переполох, быстрее быстрого кинулась к дому и давай затаптывать тлеющий камыш, который отец скидывал вниз. Вдруг от колодца поплыл по воздуху ушат, полный воды, и поднялся вдоль лестницы прямо в руки крестьянину. Тот не мешкая вылил воду на пламя - и в самое время! Огненный язык пропал, фырчанье смешалось с шипением, и пар взвился струями.

Икота, который успел отвести лошадку к Тобиасу и Розетому, помог и загасить пожар.

Дом у крестьянина остался, но ни серебра, ни лошади не было. От горя и пережитых страхов бедняга слёг. Жене и Йозефине пришлось без него чинить крышу, в чём, конечно, помогали соседи: теперь, когда несчастный лишился всего своего добра, они единодушно и пылко желали ему заполучить его побольше и даже за глаза называли больного добрым малым. Его старались подбодрить шутками и смехом, и безустальнее всех хохотали колбасник и его работники: невтерпёж стало поесть конской колбасы с сельдереем и чесноком! А тушёной брюквы без капельки сала не хочешь?

Но кончилась в доме и брюква. К утру деревья обрастали бахромчатым инеем, а потом замела вьюга, она словно белой метлой скребла по оконным стёклам, но оттого дом не казался надёжным и желанным, как раньше.

Когда ненастье поутихло, Йозефина от тоски пошла на опушку; впереди нерадостно серело мелколесье, за которым высилась тёмная стена сосняка. С заволоченного пасмурью неба точилась сырость. Девочка заплакала. Она спасла лошадку, но до чего жалела отца и мать! Если б можно было вернуть лошадь, они поехали бы по деревням: глядишь, и выменяли бы еду на фаянсовую посуду, что досталась матушке от её родителей.

Девочка стряхнула снег с пенька и, вздохнув, присела. Слёзы застилали глаза. А когда она их вытерла, то увидела: что-то блестит и трепыхается на снегу невдалеке. Там оказались две связки свежевыловленных жирных карпов, большущая щука и угорь. Рядом лежали два длинных прута, на которые были нанизаны сушёные грибы.

- Спасибо тебе, добрый дух, - прошептала Йозефина.

Она догадалась, что ей помогает кто-то невидимый, кто приласкал лошадку и помог погасить пожар.

Девочка быстро отнесла домой подарки Икоты. Отцу полегчало от горячей наваристой ухи, и он сказал, вытерев губы:

- Недаром я верил, что стану богачом! Такая уж у меня голова! И добрая волшебная сила - мне родственница!

Каждое утро на том же месте Йозефина находила подарок Икоты. И ни разу не было хоть одним карпом или хотя бы одним грибком меньше. А во второе воскресенье месяца к обычному подарку прибавлялись глухарь и лисья шкурка - чтобы сменять её на хлеб.

Благодарная Йозефина пыталась представить, каков из себя невидимка? Взглянуть бы на него разок!.. Могла ли она подозревать, сколь часто видимое оказывается напускным и что рано или поздно тебе всё равно не дадут спуску?..

Однажды ночью она проснулась: стукнуло, отворившись, окошко на чердаке. Потянуло холодом. "Видно, матушка забыла запереть окно на щеколду", - с этой мыслью девочка зажгла сальную свечу, накинула салоп и пошла по лестнице наверх. Но оконце уже оказалось закрытым. В чердачной каморке слышались возня и хихиканье. Знакомый голос говорил:

- О-о, ты не знаешь меня! Нет, ты, конечно, узнаешь - я не о том... ты слетишь и ушибёшься - так-то! Ну ты понял?

Йозефина забеспокоилась:

- С кем ты разговариваешь, матушка?

В каморке стало тихо. Голос матери ответил:

- Ах, как ты некстати! Помешала мне сделать дело, которое так нужно больному отцу! Ступай вниз и смирно лежи в постели.

Позже мать спустилась и шёпотом, чтобы не разбудить мужа, рассказала Йозефине: давеча она видела у колодца знахарку. Та научила её запираться в каморке и произносить слова, которые слышала дочь. Но надо, чтобы никто не мешал заветному делу. А, главное, больной не должен ничего знать - иначе всё будет без толку.

В то время как она неустанно пеклась о его выздоровлении, сугробы становились всё ниже, прячась под кустами от солнца, снежные пласты поползли с косогоров в низины, пропадая в клокотании ручьёв. Когда под утренними лучами дорожные ямы налились, будто жидким пламенем, талой водой, окрепший крестьянин с женой и дочерью вышел к полю.

- Съели мою пегую лошадку злодеи! - в отчаянии воскликнул он. - Но что бранить их, когда я сам хотел съесть её?! И какой толк от моей умной головы, если в сердце не было жалости к моей старательной кобылке?

Он снял шапку и вскричал со слезами:

- Лошадка, лошадка! Пусть услышит меня цветок амикрион, пусть он услышит, как я жалею тебя! Пусть покачает своей золотистой головкой и подивится на умного человека, который не может вспахать своё поле!

Тут раздалось ржание - из лесу вышла пегая лошадка, сытая и крепкая. Кто-то счесал с неё длинную зимнюю шерсть, а новая шёрстка так и лоснилась. За лошадкой выбежал жеребёнок - такой же пегий, с такими же красиво расчёсанными хвостом и гривой.

Крестьянин и сядь в грязь.

Йозефина бросилась навстречу кобылке и жеребёнку, а жена крестьянина, всплеснув руками, побежала к живой изгороди, что окружала огород и поле. Набрав охапку веточек, постилала их на пути пегой лошадки к воротам.

А муж между тем сбегал домой и встал перед лошадью с оловянной кружкой в руке.

- Вот перед тобой умная голова, которая дала промашку и сейчас получит своё! - и он трижды стукнул себя кружкой по лбу, после чего повернулся к Йозефине: - Никогда, моя дочь, не будь неблагодарной!

- Пожалел бы ты голову, - сказала девочка с состраданием. - И давайте поскорее поблагодарим знахарку.

- Знахарку? - отец глядел в недоумении.

Жена погладила его по волосам.

- Ты так ударял себя кружкой по лбу, что вышиб память. Знахарка научила меня заклинаниям, которые тебе помогли. Она велела произносить их не более семи раз за ночь - не то здоровье тебя разопрёт, ты его не удержишь и опять сляжешь. Однажды я ошиблась в счёте, и так и вышло, - прошептала женщина мужу на ухо.

Он удивился:

- Не помню...

Жена, незаметно для дочери, показала на свой живот:

- Помнишь или нет, а тут - доказательство.

Крестьянин с хитрым видом обратился к Йозефине:

- Кажется, я припоминаю, что мать отлучалась куда-то, когда я болел...

- Она ни разу не уходила дальше колодца, батюшка!

Тот испытующе вгляделся в дочь и, удовлетворённый, улыбнулся:

- Стоит ли горевать о памяти, коли скоро у нас будет ещё одна прилежная помощница или помощник?

Поле было вспахано, а летом дало невиданный урожай. Дела семьи пошли лучше и лучше. Когда хозяин отправлялся за сеном, лошадка привозила его на лесные поляны с удивительно сочной и высокой травой. Кобылка чувствовала себя в лесу как дома. Ведь она всю зиму прожила здесь вместе с красавицей-серной Виолой и стадом оленей. Флик дер Флит оберегал лошадку, Виола и олени учили её добывать из-под снега корм.

А Рыбакляч и Жобль прозимовали в глубоком овраге, чьё днище изъязвлено рытвинами и куда не заглядывают ни солнце, ни луна. Приятели караулили кувшин с талерами. Ни тот, ни другой не хотел отлучиться за пищей, боясь, что дружок сбежит с добычей. Изредка они выбирались наверх вдвоём, таща кувшин, и объели кору со всех ближних деревьев.

Весной в овраг спустилась тётушка Клюки-Клюгенау: как повелось, упорная, деятельная женщина искала свой пикрошоль. Чудища, суля ей целых десять талеров сверх, взмолились, чтобы купила им два каравая, яиц и луковиц. Клюки согласилась, но принесла лишь один каравай. От аромата свежеиспечённого хлеба приятели забыли обо всём, о чём только можно забыть, включая даже и то, чего не помнили, и стали делить еду так увлечённо, что клочки полетели. Тётушка взяла кувшин с серебром и преспокойно ушла.

Она остановилась возле суковатого столетнего вяза: на краю дупла сидела, свесив босые ноги, покуривая трубку, старуха в рысьем кафтане. Сестрицы перемигнулись - и в овраг слетела туча соек и сорок, которые принялись помогать в делёжке. Миг-другой - и с этим занятием было покончено.

Рыбакляч в последний раз шлёпнул налетавшего Жобля акульим хвостом, Жобль напоследок вырвал у Рыбакляча пучок конского волоса. Обнаружив пропажу серебра, они хотели сцепиться снова, но сил хватило только на ругань. Исхудалые, грязные, истрёпанные, они проклинали падение нравов и называли весь свет жестоким.

Кто спорит, что на свете и вправду всякого предостаточно? Нравы, может быть, и не жестки, но требования... При том, что жёсткого и малосъедобного - хоть заешься.

А сколько недожаренного, которое само так и просится дойти до точки?

Но, однако же, пока не исчезли и прелести, полные всяческой готовности - пожалуй, даже более заманчивые, чем, сказать к слову, телятина по-бургундски. Она припуталась к похождениям кувшина с талерами, о чём и не подозревал Икота, раздумывая: может ли кто-нибудь готовить нынче эдакое, что, при кажущейся простоте, удаётся нечасто?

Невидимый, подлетал он к городу в вечерний час, ещё издали уловив запах, который говорит, хотя и не каждому, что мясо, со слегка обжаренным луком, тушится в винном соусе.

Чутьё привело невидимку к обсаженному смородиной домику, чьи прочные стены оплетал плющ, как бы намекая на укромность ожидающего внутри уюта. Помнилось: на двери довольно долгое время висело объявление о сдаче внаём - так, значит, едва ли не сегодня домик нанял тот, кто понимает толк в кухне.

Без промедления проникнув внутрь, искушённый и самоуверенный кавалер смутился. Навряд ли его удивило простенькое и вместе с тем дорогое платьице хозяйки. Но оно, как и чепец из кипенно-белого батиста, было надето на... Адельхайд - ту, что проживает в лесу исключительно нагишом.

Поразмыслив, невидимка сказал себе: а почему городская молодица не может походить на лесную прелестницу? И он пустил в ход свои чары, но хозяюшка, хлопоча над снедью, и не подумала икнуть. Тогда он рискнул разом разрешить сомнения: если это Адельхайд, то он пристыдит её за то, что, одевшись, она изменила себе. Если же это обыкновенная молодочка, которая почему-то не поддалась волшебству, то вдруг она не устоит против того, в чём почти и нет ничего волшебного: хотя, и то сказать, на чей взгляд?

Одним словом, он предстал перед нею видимым - причём так, что видно было совершенно всё.

- Опомнись! - горячо сказал он, повторил это несколько раз и добавил: - Знай, как может быть горько, когда кое-кто не похож на себя!

Хозяйка подняла крышку с кастрюли, откуда неожиданно вырвалось чуть ли не целое облако пара. Он окутал её лицо, которое она тут же вытерла накрахмаленной салфеткой - и перед Икотой оказалась тётушка Клюки-Клюгенау с её резкими морщинами и мужественным выражением.

- Нашёл же, когда заявиться проповедником! - она колола взглядом, точно иголкой, смелого, но совсем малорослого кавалера, который подумал о своём нарядном кафтане.

- Раз уж ты тут, я дам насытиться твоему любопытству, - благосклонно сказала Клюки, и он узнал, что, заполучив кувшин с талерами, она решила не пожалеть их ради сокровенного из замыслов.

Женщина давно мечтала забрать в свои руки некоего знатного и в больших чинах господина. Наняв домик, она попросила Флика дер Флита, который затем попросил лесную красотку - и тётушке было дозволено семь часов и двадцать девять минут выглядеть вылитой Адельхайд. Срок достаточный, ибо как только хозяйка бросит в нужное варево необходимый корешок, известный ей господин мигом выбежит из своего дворца и прикажет шестёрку серых в яблоках гнать галопом к уютному домику.

- Уже подходил момент, а тут ты принялся подбивать меня на икание, будто я и сама не умею вызвать икоту, - выговаривала Клюки, и кавалер не знал, куда деться от её небольших пронзительных глаз.

- Прошу прощения, что отнимаю драгоценное время.

- То, которое ты имеешь в виду, остаётся в целости и сохранности: сейчас-то я при моём обычном старом и добром теле, - ответила тётушка и вонзила иголку по самое ушко: - Ты же не приехал в карете с золочёными львами и не имеешь в подчинении жандармских полковников.

Уязвлённый Икота хмуро надел шапочку с пером и услышал:

- Давеча тебе было горько, что Адельхайд не похожа на себя, ибо недоставало мелочи... Погоди минуту, и она будет в наличии.

Икота поспешил махнуть рукой на прощание - но вдруг икнул: и раз, и второй, и третий...

А когда винный соус выкипел до последней капли и телятина оказалась приготовленной совсем не по-бургундски, он и Клюки наверняка подумали, что надо бы сказать спасибо пегой лошадке.

[Аурелий Августинович]

Меня зовут Аурелий АвгустинОвич (Августинович - моя фамилия, а не отчество). Интересуясь произведениями, в чьих названиях так или иначе присутствует лошадь, я сначала вышел на сказку для взрослых Игоря Гергенредера "Пегая лошадка", а затем и на римейк PANTERY. Он мне понравился. К слову, знаете ли Вы, что при царе в Конной гвардии существовали полки, где все лошади - пегие или вороные, или серые в яблоках?..

С приветом к Вам!

[Teri]

Вот тут еще много сказок на конную тематику
http://www.horsecity.ru/phpBB2/viewforum.php?f=31
Вот еще ссылка на статью боевые кони

http://www.horsecity.ru/modules.php?nam ... cle&sid=43