Сары-Куш

[Gold Unicorn]

Он появился на свет благоухающей летней ночью среди высокой травы. В трепещущие ноздри ударили незнакомые запахи, что-то непонятное и прохладное было вокруг, ему стало страшно… Длинные, и как будто чужие, ноги разъезжались в разные стороны, и он задрожал, чувствуя себя невероятно одиноким в этом новом, непонятном и огромном мире. И вдруг что-то родное, теплое и мягкое коснулось его головы, и сразу стало так спокойно и хорошо, он перестал дрожать и снова попытался встать на ноги. На этот раз попытка удалась, покачавшись, он нашел равновесие и медленно стал обследовать Родное и Теплое. Он был слишком мал, чтобы думать о том, что делает, просто знал, что делать нужно именно это и именно так. Он не ошибся, как не ошибается ни один малыш в поисках первых глотков новой жизни вместе с теплым материнским молоком. И уже через пять минут он, сытый и довольный, лежал в душистой траве, а Родное и Теплое - он уже знал, что это мама, было рядом, фыркая и хрумкая сочной травой. А высоко-высоко над ночными горами, среди звезд, сиял месяц, глядя на эту пару и вновь, как и миллионы лет назад, удивлялся чуду рождения новой жизни…
На рассвете Нуралы радостно поблагодарил Аллаха, ведь его лучшая кобыла перехаживала уже две недели, и можно было ждать чего угодно… Осматривая жеребенка, чабан еще раз вспомнил Аллаха - жеребенок был здоровым, крепким и невероятно большим для новорожденного, не мудрено, что кобыла так долго ходила им. Из юрты прибежали дети и стали на разные голоса шумно обсуждать жеребенка, но его мать прижала уши и злобно повернулась к пестрой толпе, так что дети были отосланы обратно. Ярко-рыжий жеребчик с белой звездочкой ни мастью, ни статью не пошел в мать, но это и хорошо - ведь, хоть она и была лучшей в табуне, в ее жилах все-таки текла кровь простых горный лошадей. А вот отец - красивейший и очень породистый скакун, его хозяину, в случае рождения здорового потомства, было обещано десять отличных баранов. Опытным глазом чабан определил, что десять баранов - низкая цена за такого коня, теперь только вырастить бы его…
Для жеребят время на джайлоо летит незаметно, их детство такое же яркое и короткое, как лето в горах. Сары-Куш, так назвали жеребенка, рос, резвился и взрослел, как и остальные, только вот в жеребячьих скачках его никто не мог догнать, да и ростом и статью он сильно отличался от прочих. Старый Нуралы видел это, и сердце его радовалось. Когда зимой табуны и отары спустились к селу, а чабаны сменили юрты на дома, наступило время относительно спокойного житья и хождения по многочисленным гостям. Нуралы старался не особенно показывать своего чудо-жеребенка людям, но те немногие из друзей и родственников, кто видел Сары-Куша, восторженно цокали языками, особенно хорошо разбирающиеся в лошадях. Старик никому не позволял кормить жеребенка, самолично смешивая для него корм и добавляя то, что обычно и не снится сельским лошадям: яблоки, морковь, масло. Студеными зимними вечерами, когда все расходились из-за стола, Нуралы шел на скотный двор и подолгу сидел около своего питомца, курил и разговаривал вполголоса. Огромные блестящие глаза Сары-Куша внимательно следили за каждым движением старика, особенно, если тот лез в карман - а вдруг какой кусочек достанет? А после долгих монологов хозяина жеребенок кивал головой, фыркал или замирал, навострив уши, как будто все понимая и участвуя в разговоре. О чем они говорили? О будущем, конечно. Старик рассказывал, как Сары-Куш вырастет и будет скакать быстрее ветра, как будет участвовать в скачках и побеждать, а потом у него будет самый большой табун с лучшими кобылицами и горы, и небо, и солнце… А он, Нуралы, будет самым счастливым человеком, ведь тогда исполнится его заветная мечта - вырастить лучшего коня на свете… Конечно же, он знал, что свет этот огромен, что есть в нем множество разных лошадей, он знал, что есть требования к стандарту пород и всякие там племенные книги, без записи в которых его конь не будет признан самым лучшим на свете, но это было не важно. Важен был для старика только его мир - эти горы, эта огромная долина с широкой рекой и множеством сел, похожих одно на другое и его большой табун, где он знал и любил каждую лошадь. И в этом мире Сары-Куш будет самым лучшим. Он просто не может не быть им… И жеребенок энергично кивал, соглашаясь с такой картиной будущего.
Весна в том году пришла необычно рано и сразу установила свои правила: снег быстро таял, обнажая влажную землю, которая сразу подсыхала на солнце, повсюду стала пробиваться первая нежная зелень, а птицы, казалось, сошли с ума и голосили днями на пролет. С гор дул какой-то особенный ветер, щекоча ноздри и волнуя лошадиную душу. Сары-Куш стал неспокоен, ему уже не хотелось стоять в стойле, ветер звал его куда-то в необъяснимую даль. Одним солнечным утром старик вывел его, привязав к недоуздку длинную веревку, сел на свою старенькую кобылу и направился подальше от села, к горам. Сары-Куш слышал, как один из многочисленных людей во дворе сказал: «Отец, не делайте этого, убежит ведь - жалко будет!» На что хозяин ответил: «Я знаю своего коня и верю в него!» Люди во дворе переглянулись и пожали плечами. Сначала жеребенок шел спокойно, только с интересом поглядывал по сторонам - они часто так гуляли, но старик раньше пешком ходил. На выходе из села они миновали большой просторный загон, где резвился десяток таких же подростков, как и Сары-Куш. Жеребята столпились у загородки и задорно ржали, приглашая поиграть с ними. Однако, когда заинтересованный Сары-Куш посмотрел вопрошающе на хозяина, тот ответил: «Нет, золотой, загон - не для тебя!» и продолжил путь. За селом горный ветер стал сильнее, и Сары-Куш опять заволновался и стал приплясывать на тонких ногах, выгнув шею и фыркая. Хозяин улыбнулся и сказал: «Подожди еще немного.» Когда через час даже сельские поля остались далеко позади, Нуралы наконец остановился на вершине высокого холма, откуда была видна почти вся долина и спешился. Жеребенок вдруг заметил, что хозяин волнуется, и очень удивился. Старик подошел к нему, обнял за тонкую шею, погладил, а потом вдруг отвязал веревку и отошел. Сары-Куш удивился еще больше и, не двигаясь, смотрел то на хозяина, то по сторонам. Тогда хозяин сказал: «Ну что же ты? Беги, обгони ветер! Играй, мой золотой, пусть ноги твои узнаю радость скачки, а мы тут подождем…» И, словно в подтверждение этих слов порыв ветра взъерошил рыжую гриву. Сары-Куш глубоко вдохнул этот воздух - такой не похожий на пахнущее зерном, сеном и печками село, фыркнул и поскакал. Старик прислонился к своей кобыле и замер, глядя вслед уносящемуся жеребенку. Так и стояли они - две старости, каждая думая о своем. Нуралы - о том, чтобы все вышло так, как он об этом мечтает, а кобыла… ну, наверное, о том, что, наконец, пришла весна и скоро будет вдоволь свежей вкусной травы, хотя, кто знает, может и не об этом. А Сары-Куш все скакал. Он чувствовал, что за зиму его ноги стали сильнее и что еще чуть-чуть, и он догонит этот заносчивый горный ветер. Но это чуть-чуть все не наступало, а потом ветер стих, видимо, решил, что на первый раз с жеребенка хватит. От того, что вдруг перестало свистеть в ушах, Сары-Куш остановился и, тяжело дыша, огляделся. Он вдруг вспомнил о хозяине и о том, что даже не смотрел, куда скачет. Ему очень-очень нравились горы и возможность скакать наперегонки с ветром, но сейчас его обескуражила мысль, что он понятия не имеет, в какую сторону возвращаться…Растерянно топчась на месте, он несколько раз позвал хозяина, точнее, его лошадь, но безрезультатно. Тогда он решил просто идти назад, а там уж как получится. На счастье, старик заподозрил неладное и двинулся следом, медленно взбираясь на соседний холм, загораживающий от него путь унесшегося жеребенка. И оттуда Нуралы с улыбкой наблюдал, как растерянный Сары-Куш, оглядываясь, медленно возвращается. Старик пронзительно свистнул особенным образом и жеребенок, встрепенувшись, снова поскакал, но уже не так быстро. Встреча была трогательной - жеребенок стремительно подбежал и с разбегу уткнулся в плечо хозяина, а потом стал принюхиваться к карманам. Растроганный Нуралы достал большой кусок хлеба, и, отломив корочку, дал ему. А потом они повернули к дому.
Нуралы каждый день стал выводить жеребенка на прогулку к горам, а там отпускал порезвиться, и это были лучшие часы дня для обоих. Впрочем, и для старой кобылы тоже - ее не запрягали, не надо было никуда спешить, да и травы с каждым днем было все больше. С каждой скачкой по горам Сары-Кушу было все легче и легче, ветер уже почти сдался, и впереди было только яркое и чудесное завтра. И даже когда старик стал приучать его к неприятному железу во рту, жеребенок воспринял это как должное, ведь так надо хозяину…
А однажды хозяин не пришел. Сары-Куш с удивлением съел непривычный сухой ячмень, засыпанный ему в кормушку хмурой женщиной, которую он каждый день видел около коров, и стал ждать прогулки. Долго ждал, очень долго, а когда солнце стало клониться к горам, и коровы вернулись из стада, он вдруг понял, что случилась беда. Может быть, «беда» - не совсем подходящее слово для мыслей лошади, но Сары-Куш с рождения знал только светлые и радостные стороны этой жизни, и когда внезапно изменился размеренный и приятный ход событий, его охватило отчаяние. Он стал кружить по стойлу, фыркать и звать хозяина, он чуть не застрял головой в дощатой перегородке, отделявшей его стойло от места старой кобылы Нуралы, в попытке узнать у нее, что же произошло. Но она только вздыхала и флегматично жевала сено, рассудив, что рано или поздно все прояснится. Однако, ничего не прояснялось - вечером их так же накормила та женщина, и на следующий день, и через неделю… Про Сары-Куша как будто забыли. Несколько дней он буянил - ржал, бил перегородку, вставал на дыбы, а потом ему стало скучно. Целыми днями он мог стоять, положив голову на маленькое окошко без стекла, и смотреть на кусочек неба и горного хребта, покрытого вечными снегами, вспоминая, как он пытался обогнать ветер… А еще у него от скуки появилась вредная привычка - он стал обгладывать деревянную дверь и кормушку, в которой так давно уже не было ни яблок, ни моркови, ни больших прозрачных камней соли.
Лошади не умеют считать, поэтому Сары-Куш не знал, сколько прошло времени, когда однажды утром прибежал мальчик, хорошо почистил его и дал морковки, потом надел недоуздок и вывел во двор. Ах, если бы это случилось раньше! Сары-Кушу бы ничего не стоило вырваться и убежать туда, где летал ветер, а теперь… Теперь он просто равнодушно стоял, дожевывая морковь. А потом увидел хозяина, но не обрадовался, потому что было что-то не так… Хозяин не подошел к нему, а остался сидеть на странного вида стуле с колесами, да и вид у старика тоже был странный, чужой. Обычно доброе лицо, покрытое множеством веселых морщинок, сейчас было неподвижным и таким несчастным, что просто делало неузнаваемым бедного Нуралы. Сары-Куш ничего не понимал, но разве можно объяснить лошади, что такое инсульт и каковы могут быть его тяжелые последствия? Врачи с удивлением говорили, что вообще не понимают, как старик остался жив после такого сильного удара, но разве инвалидная коляска - это жизнь?! Особенно для такого человека, как Нуралы - потомственного табунщика, который в седло сел раньше, чем пошел, и для которого не существовало иного потолка, кроме неба, и иного дела, кроме выращивания лошадей на просторах джайлоо. Кто осмелится сказать, что смерть хуже такой жизни, когда не парализованы только мысли? Нуралы не почувствовал, как по щекам стекли и спрятались в глубоких морщинах горькие стариковские слезы - слезы беспомощности и несбывшихся самых сокровенных желаний… Озадаченный Сары-Куш подошел к хозяину, обнюхал его карманы, потянул мягкими губами за воротник, как бы приглашая встать, а когда ничего не вышло, шумно фыркнул и стал подбирать с земли рассыпанное сено. Потом тот же мальчик увел жеребенка обратно в стойло, а старика покатили к дому.
Однако, не смотря на почти полную неспособность что-либо делать, Нуралы смог дать понять близким, чего он хочет. На утро Сары-Куш снова получил привычную еду, чему несказанно удивился и обрадовался, а потом его выпустили в большой и просторный овечий загон - отары-то давно ушли на джайлоо. Ошалев от простора и свежего ветра, жеребенок носился как угорелый от забора к забору, и даже пару раз упал на виражах. Только когда ноги стали дрожать с непривычки после столь долгого стояния, он, наконец, успокоился и огляделся и тут снова увидел хозяина. Тот по-прежнему сидел на странном стуле, но сегодня глаза его улыбались, хотя приглядись Сары-Куш внимательнее, он бы различил грусть и тоску в этой улыбке. И снова потянулись хорошие дни с вкусной едой и долгими прогулками в загоне под постоянным присмотром не шевелящегося старика, да иногда рядом сидел на корточках мальчик, помогающий выводить Сары-Куша. Конечно, это не было так захватывающе, как скачки по горам, но жеребенок уже знал, что такое сутками стоять почти без движения, поэтому искренне радовался каждому дню. И все-таки прав, тысячу раз прав был Нуралы, когда говорил своему золотому, что загон не для него! Пускай там не было тесно даже двум сотням овец, но тем не нужен простор, они не слышат, как дразнится горный ветер, и не видят удовольствия в том, чтобы обогнать зазнайку. Сары-Кушу не хватало места, чтобы как следует разогнаться - лишь начнут его окрепшие ноги работать в полную силу, как возникает на пути эта непреклонная ограда из толстых досок. Он сердился, вставал на дыбы, отбивал задними ногами и, круто развернувшись, несся обратно, но и там его встречали ненавистные доски… И вскоре ему опять стало скучно. Конечно, он с нетерпением ждал каждого утра, когда по двору прокатят коляску хозяина, а затем поведут его к загону, но скачек почти не устраивал, а просто несколько раз пробегался широкой рысью вдоль забора, выгнув шею. Пробежавшись, он валялся в песке, шумно отряхивался, как собака после купания и просто вышагивал вдоль забора, подолгу задерживаясь у той стороны, где сидел старик. Так пролетело лето, и пришла прохладная и дождливая осень, но гуляли они в любую погоду. И все близкие Нуралы испытывали какое-то щемящее чувство, когда видели сквозь пелену серого дождя, два совершенно мокрых силуэта, один из которых неподвижно сидел под зонтом, приделанным к спинке инвалидного кресла, а другой размеренно шлепал по грязи, делая долгие остановки около первого…
Когда в преддверии зимы снова спустились с гор отары, для Сары-Куша соорудили другой загон, поменьше. Что поделаешь, участок земли-то не безразмерный, а для Айтбая, старшего сына Нуралы, обустройство овец было куда как важнее этого жеребенка. Хотя, жеребенком его уже и не назвать было. Сары-Кушу шел второй год, а уж по росту он явно превосходил всех своих ровесников, да и знакомых двухлеток тоже. Все в округе уже знали, что у Нуралы есть удивительный конь, который наверняка выиграет байгу на следующие майские праздники. Не раз, и не два, Айтбай приводил к отцу покупателей, суливших огромные деньги, но Нуралы упрямо сжимал губы, и не желал даже взглянуть на пришедших, направив свой взор куда-то сквозь них… Айтбай сердился, но отца уважал, и поэтому ничего не говорил, хотя очень хотел продать коня, а на эти деньги купить еще больше овец. Не смотря на то, что он сын табунщика, Айтбай не любил лошадей, относился к ним только как к рабочей силе или к источнику вкусного мяса. Может, все дело в том, что в раннем детстве его сбросил один норовистый жеребец, да так неудачно, что мальчишка больше двух месяцев пролежал в гипсе, но хромота осталась, обостряясь к перемене погоды. Односельчане звали его за глаза «хромой Айтбай», он знал это и злился, но ничего не поделаешь… А Сары-Куш, по какой-то иронии судьбы был мастью похож на того жеребца из далекого детства, что отнюдь не прибавляло любви Айтбая к этому выкормышу отца. Словом, мысль продать коня постепенно превратилась для Айтбая в навязчивую идею. Но он решил не торопиться, чтобы не вызвать подозрений и не расстраивать Нуралы, так как знал, что старику недолго осталось, пусть хоть напоследок будет счастлив…
Зима обрушилась неожиданно, в одну ночь засыпав толстым слоем пушистого снега все вокруг. Когда утром село проснулось, все дороги и тропинки как будто исчезли, а снег все шел и шел… Для Сары-Куша это была не первая зима, но он почти не помнил снега и того радостного задора, которым переполняется тело и хочется прыгать, бегать и валяться на этом белом холодном покрывале. Это была веселая прогулка, только хозяина увезли раньше обычного. А на завтра снег кончился, ветер разогнал все тучи и очистил бездонное синее небо. Яркое солнце заставило снег искриться, и когда Сары-Куша вывели во двор, он даже прищурился - до того сильно сияло все вокруг. Морозный воздух обжигал горло, когда конь шумно его вдыхал, это было так бодряще, что Сары-Куш с порога заплясал на точеных ногах, чуть было не наступив на мальчика. Нуралы, закутанный в несколько овечьих тулупов, уже сидел на своем месте, и конь, по своему обыкновению, подошел поздороваться и взять свою законную корочку хлеба из неподвижных рук. Прожевав хлеб, Сары-Куш уже было собрался пробежаться вдоль загона, но что-то в облике хозяина остановило его. То ли яркий свет был тому виной, то ли белый снег, но лицо старика казалось каким-то уж слишком темным. У хозяина как будто кончились все силы и осталась только тень… Озадаченный конь еще некоторое время постоял рядом, а потом все-таки решил прогуляться , но регулярно возвращался, фыркая и качая головой, словно стараясь подбодрить его. Прогулки старого Нуралы становились все короче и вскоре его вывозили вообще минут на двадцать, не больше.
А однажды утром мальчик, Сары-Куш уже знал, что того зовут Данияр, как-то уж сильно волновался и дал коню непривычно много всякого вкусного, приговаривая разные хорошие слова. А потом пришел еще один мальчик, постарше, и, пока Данияр держал Сары-Куша, положил коню на спину что-то непонятное, не очень тяжелое, но в то же время определенно лишнее. Данияр продолжал говорить и гладить его по шее и морде, так что настороженный Сары-Куш немного расслабился. Они вышли во двор, и зашли в загон, у которого уже стояло кресло старика, но коня не отпустили как обычно, а наоборот, подошел еще один человек, а потом случилось и вовсе что-то из ряда вон выходящее: Данияр каким-то образом очутился на спине Сары-Куша, сев как раз на непонятную вещь. Это было до того удивительно, что конь какое-то мгновение стоял, как вкопанный, широко открыв глаза. А в следующую секунду Данияр уже был на снегу. Конь отбил задними ногами так быстро и под таким углом, что юный наездник просто не успел ничего подумать, и это при том, что повод держали двое! Снова и снова Данияра подсаживали в седло, и он продолжал вылетать, не смотря на все попытки удержаться. Причем Сары-Куш совсем не злился, он просто не хотел непривычных ощущений. Все трое так были увлечены процессом заездки, что совсем забыли про Нуралы, который беспомощно смотрел на сие действо. Ах, если бы он мог ходить, или хотя бы рассказать им, что делать! Но увы… И неизвестно, как долго продолжалась бы такая заездка, но вдруг Данияр, в очередной раз отряхивая снег с одежды, глянул в сторону деда. Полгода, проведенные вместе у загона с гуляющим Сары-Кушем, научили мальчика понимать старика без слов. И тут, вместо того, чтобы сесть в седло, Данияр подбежал к коляске и подкатил ее прямо к морде коня. Пока все, включая лошадь, смотрели на него с недоумением, он взял повод из рук помощников и вложил его в пальцы Нуралы. Сары-Куш потянулся к хозяину и стал его обнюхивать, а в это время Данияра опять подсадили и… ничего не произошло, конь стоял смирно. Помощники удивленно цокали языками, а Нуралы улыбался одними глазами, переводя их с коня на внука. Первый урок не надо затягивать, поэтому после пяти минут такого стояния решили отвести Сары-Куша в стойло, расседлать, а потом снова выпустить. Уже расседланный, конь долго валялся на снегу, казалось, чтобы отмыть спину от следа седла. Конечно, дальнейшая заездка не была гладкой, и Данияр еще не раз падал в снег, но Сары-Куш не сопротивлялся - он просто баловался…
Время шло, Сары-Куш и Данияр уже хорошо понимали друг друга, им разрешалось скакать по горам и вскоре они стали неразлучны. Сары-Куш наконец-то снова мог гоняться за горным ветром, взметая фонтаны снега, он был счастлив и благодарен Данияру, а мальчик так просто боготворил коня. Сельские мальчишки даже и не пытались состязаться с этой парой, завистливо глядя вслед летящему над землей Сары-Кушу. Только вот Нуралы становилось все хуже… . Его почти перестали вывозить гулять, так, на минутку-другую - подышать морозным воздухом да на коня посмотреть.
Это случилось, когда горный ветер уже принес первую весть о наступлении весны. Поздно вечером, когда коней уже покормили, вдруг в темноте прибежал Данияр. Сары-Куш ни разу не видел, как люди плачут, тем более, в голос. Поэтому он даже шарахнулся в сторону, когда громко рыдающий мальчик прижался к его шее. Данияр очень любил деда, но он мужчина и не должен плакать. Он и не плакал, крепился, как мог, пока не услышал, что отец решил сразу продать Сары-Куша. А когда отнимают лучшего друга, да еще, если этот друг - самая лучшая в мире лошадь, даже мужчине не стыдно уронить слезу…
Ни уговоры матери, которая была на стороне Данияра, ни честные заверения, что он станет послушным сыном, и будет делать все-все, ни даже обещание, что он убежит из дома, не переубедили Айтбая, уже считающего поголовье новой отары. И как только справили поминки по Нуралы, Айтбай объявил, что продает коня.
Покупатели приехали даже из соседних сел, так что Айтбай мог рассчитывать на хороший куш, ведь все знали: у Нуралы плохих коней не бывало никогда. После положенного чая с угощением все пошли на скотный двор, смотреть Сары-Куша. Данияра нигде не было видно, поэтому в стойло пошел другой мальчик, но вышел оттуда смущенный, ведя за собой… совсем другую лошадь! Лошадь была рыжей, с почти такими же отметинами, но это была совершенно обыкновенная рабочая коняга, хоть и хорошо упитанная. Гости все как один замолчали, глядя на предмет продажи, а потом наперебой стали спрашивать у Айтбая: «Ты что, за дураков нас считаешь?! Или хочешь одного коня за другого выдать?! Бедный покойный Нуралы, вырастил сына-обманщика!» Айтбай же и слова сказать не мог, только глотал воздух. И тут его осенило: Данияр! Негодный мальчишка подменил коня ночью, а Сары-Куша спрятал где-нибудь. Однако гости и слушать объяснений не стали, а молча разъехались по домам, разнося неприятную новость. Такого позора Айтбай и представить себе не мог. В тот вечер он напился и первый раз в жизни избил сына, который вернулся под покровом темноты вместе с Сары-Кушем. Бил молча, долго и сильно, как взрослого, отталкивая кричащую и плачущую жену. Остановился только тогда, когда бедная женщина, не помня себя, вылила на него полное ведро молока - первое, что попалось под руку на кухне. Пока Айтбай моргал, вытирая лицо, она схватила сына и закрылась в другой комнате, боясь, что муж разозлится еще больше. Но тот уже ничего не делал, а буркнув из-за двери: «Иди, уберись!», ушел курить на улицу. Умыв Данияра, обработав ему разбитое лицо и вытря слезы, она пошла на кухню, оставив сына лежать на диване. Два дня Данияр не вставал с постели, даже пришлось вызвать доктора, но все обошлось легким сотрясением и синяками. Врач прописал компрессы и ушел, неприязненно глядя на Айтбая. А тот неловко пытался заговорить с сыном, но мальчик только вздыхал и отворачивался к стене. Тогда со словами: «Проклятый конь, от него все беды у нас в семье!» Айтбай быстро вышел из дома, сел на своего жеребца и уехал. Вернулся он нескоро, но и не один. За ним, на хорошей, крупной лошади ехал представительного вида пожилой мужчина, один из немногих желающих купить коня Нуралы, не наблюдавший неприятной сцены показа подмененного «Сары-Куша». Покупатель долго и тщательно осматривал коня, ласково с ним разговаривая, и не нашел ни одного изъяна, разве что вид какой-то растерянный, но оно и понятно - лошади ведь очень чувствительные. Сторговались быстро, потому что Айтбай уже не хотел прибыли, он хотел только избавиться от коня. Но даже этих денег с лихвой хватит на небольшую отару, и на подарки жене и сыну останется - надо же с ними мириться. Покупатель, довольный, что так недорого купил прекрасного коня, быстро распрощался, взял удивленного Сары-Куша под уздцы и рысью поехал со двора. Вернее, он хотел двинуться рысью, но Сары-Куш вдруг остановился, натянув веревку. До него дошло, что случилось нечто неправильное, грустное и лично ему совершенно ненужное. Как ни тянул, как ни уговаривал новый человек упрямца, без результата… Пришлось Айтбаю, который был хоть и не любим Сары-Кушем, но все-таки «своим», проводить покупателя почти до дома. Вернулся назад Айтбай совсем ночью.
Это был последний день, когда Сары-Куш видел кого-то из «своих» людей. Больше никогда никто из них не встречался ему на жизненном пути и конь не знал, что же с ними всеми стало… А ничего хорошего не произошло. Айтбай купил десять баранов, кольцо жене и велосипед Данияру, но мальчик ни разу не воспользовался подарком, а как только ему исполнилось 14 лет, уехал из дома к дальним родственникам матери в Казахстан, где устроился работать на конеферму и никогда больше не приезжал домой. Айтбай стал пить, и если бы не жена, хоть и молчаливая, но разумная, давно бы пропил свое огромное хозяйство. Напившись в злом одиночестве, он проклинал Сары-Куша и весь лошадиный род, считая, что лошади с самого его детства приносили одни несчастья. Кто знает, может эти пьяные проклятья и отразились как-то на дальнейшей судьбе коня…
А пока Сары-Куш грустил на новом месте, но признавал, что жить тут намного интереснее и сытнее. Его новый хозяин был добрым и часто смеялся, кормил очень хорошо, много разговаривал, однако сам не чистил и не седлал коня. И жил теперь Сары-Куш не в деревянном стойле, а в самой настоящей конюшне: теплой, с высоким потолком и удобным большим окном, куда было так интересно смотреть. Но главное, там были лошади! И не такие, каких привык видеть Сары-Куш у себя в селе, а большие, гордые и очень красивые. Все они были взрослые, поэтому смотрели на него свысока, но он не обижался, надеясь, что со временем они подружатся. Как звали его нового хозяина, Сары-Куш не знал, потому что люди на конюшне обращались к нему не иначе, как «председатель». Обращались очень почтительно, и это почтение отразилось и на Сары-Куше. Он получал столько корма, что с непривычки даже не все сразу съедал, хотя и у Нуралы всегда был сыт. Его каждый день чистили и прогуливали, а загон там был просто невероятно огромный - можно было бегать как следует. Когда Сары-Куш с удовольствием там носился, председатель часто стоял у забора и смотрел, довольно улыбаясь. Примерно через месяц, в начале апреля, начались не просто прогулки под седлом с неразговорчивым, но добрым молодым мужчиной Эрланом, которого Сары-Куш уже хорошо знал, а каждодневные скачки по широкой и длинной дороге между селами, а так же по полям, на которых не росло что-нибудь нужное. И это было прекрасно! Сары-Куш с таким удовольствием несся размашистым галопом, что его вообще не надо было подгонять, что приводило в восторг всадника и тех, кто наблюдал за ними. А еще через месяц если бы кто-нибудь из недалекого прошлого увидел коня, просто не поверил бы глазам: конь как будто вырос, стал массивнее, но в то же время, более оформленным, он лоснился и блестел на солнце.
Однажды утром Сары-Куш заметил, что люди на конюшне очень суетятся, бегают непривычно одетые, громко разговаривают, часто останавливаются около денников, но кормят почему-то не так обильно, как всегда. Волнение передалось и лошадям, и скоро воцарился сплошной шум, который, тем не менее, был каким-то задорным и волнующим. Сары-Куша и еще одного гнедого жеребца тщательно вычистили, подседлали и вывели под теплые лучи веселого майского солнца. Когда лошади со своими всадниками добрались до начала дороги, по которой обычно скакали последние два месяца, там творилось что-то непонятное: толпа народа, шум, музыка, красные флаги, а еще какие-то чужие лошади! Сары-Куш заволновался и стал перебирать точеными ногами, но Эрлан успокоил его. Потом всех лошадей выстроили у черты на земле, обозначенной чем-то белым, невидимый человек говорил громко-громко, другие люди наоборот, притихли и все смотрели только на лошадей. И вдруг прозвучал очень громкий удар по чему-то железному и в следующую секунду Сары-Куш рванул вперед по команде своего наездника вместе с остальными лошадьми. Опять поднялся страшный шум, который сразу остался за спиной, а в ушах его засвистел ветер, да грохотали десятки копыт вокруг. Конечно, Сары-Куш любил скакать и чувствовал себя великолепно, когда гнался за ветром по горам или по полям, но сейчас возникло совершенно новое чувство: просто бешеный нервный азарт, подогретый желанием непременно оставить позади всех этих незнакомых лошадей, а с ними и ветер. Вытянув шею и с силой выбрасывая ноги как можно дальше, он летел над дорогой, краем глаза следя за остальными лошадьми, чье ритмичное дыхание слышалось справа и слева. Странно, что человек сдерживает его, ведь можно скакать еще быстрее. Сары-Куш удивлялся, но привык слушаться. Рядом с ним оставалось все меньше лошадей: стартовав кучно, они вскоре растянулись чуть ли не на пятьсот метров и продолжали отставать. И вот всего двое скачут так же резво и ровно, как он: это тот знакомый гнедой и очень злая вороная кобыла, которая косилась на Сары-Куша и медленно, но верно обгоняла его. Правда, человек на ней делал что-то ужасное - он бил ее! Сары-Куш снова удивился и даже чуть сбавил ход - его ведь никогда не били… Гнедой тут же вырвался вперед на полкорпуса и ускорился. Сары-Куш вдруг различил впереди неясный шум, похожий на тот, который был в начале скачки. Но четче всего он слышал шум собственного тяжелого дыхания и стук сердца, да еще свист ветра, который по-прежнему дразнился. Впереди маячил мокрый круп вороной, из под копыт которой со страшной скоростью вылетали комья земли. А когда шум большой толпы стал нарастать, Эрлан вдруг отпустил Сары-Куша. И как только железо перестало давить на рот, словно ветер подхватил его. Почувствовав свободу, Сары-Куш еще ниже наклонил шею, вытянулся в струну и рванул вперед. Он ничего не видел, кроме вороной впереди, да своих передних копыт, которые с размаху били землю. Гнедой отстал сразу, а вороная приближалась с каждым скачком. Хвост, бок, мокрая шея, вытянутая морда с прижатыми ушами и злыми от боли глазами… все, теперь он ее уже не видит, но слышит сзади дыхание, да еще удары, удары, удары. Шум впереди заполнил все вокруг, Сары-Куш как сквозь пелену различил толпу и красные флаги и на краю сознания промелькнуло ощущение, что он разорвал грудью что-то тонкое и непрочное, которое легкими красными полосками отлетело в стороны. И тут всадник снова стал его сдерживать, постепенно замедляя ход, пока конь не перешел на среднюю рысь. Человек тоже тяжело дышал, но все время говорил хорошие слова, смеялся и шлепал Сары-Куша по мокрой шее. А потом вокруг столпилось очень много незнакомых людей, которые шумели, смеялись и непременно хотели дотронуться до четвероногого победителя. Конечно, он устал, но новое чувство заполнило его целиком. Он был первым, он обогнал всех, а значит - он лучший, и так тому и быть. Почему-то остро вспомнился старый Нуралы… не об этом ли он говорил тогда, долгими темными вечерами, когда с улицы пахло снегом? Однако, долго предаваться воспоминаниям не пришлось - подошел новый хозяин. Он был очень доволен, весел и постоянно отирал лоб большим платком. Люди вокруг засуетились, стали наперебой поздравлять его, как будто он сам проскакал по этой дороге между селами. Благосклонно приняв поздравления, председатель подошел к коню, обнял его, наговорил много хороших слов, хлопнул по плечу наездника, и, окруженный толпой, пошел куда-то, а вокруг то и дело слышалось слово «приз».
В конюшню возвращались неторопливо, сменив дорогу на мягкий ковер из трав и цветов. Сары-Куш потянулся было к траве, но Эрлан не разрешил, пообещав накормить чуть позже. В тот день, действительно, было много вкусного, даже кусочки сахара. Положив голову на окно, Сары-Куш провожал солнце и думал о том, какой трудный, но очень приятный день был сегодня. Когда совсем стемнело, еще раз приходил председатель, осмотрел коня, снова похвалил его и дал какие-то распоряжения конюху. Потом еще что-то сказал Сары-Кушу, дал яблоко и ушел, аккуратно закрыв за собой дверь. Долгий день кончился…
После скачки люди в конюшне еще больше стали ухаживать за Сары-Кушем, поговаривая, что скоро будет еще одна в честь юбилея колхоза. Дав коню отдохнуть несколько дней, Эрлан снова стал выезжать с ним на дальние прогулки, чему Сары-Куш несказанно радовался. И с каждым днем скакать было все легче и веселее, пришло яркое сочное лето, и ветер звал за собой.
Вторая скачка была для Сары-Куша почему-то легче первой, хотя дорога показалась длиннее. Он с удовольствием рвался вперед, и ни одна лошадь не смогла с ним сравняться в течение всей скачки. И снова толпа восторженных людей вокруг, довольный хозяин, веселый Эрлан. Сары-Куш заметил, что людям нравится его рассматривать, и даже немного позабавился, делая круглые бешеные глаза, выгибая шею и резко шарахаясь от особенно близко подошедших.
Только вот закончился тот день совсем не так, как после первой скачки. Поздно вечером, когда лошади сонно жевали сено, к деннику Сары-Куша вдруг подошли двое. Вернее, подошли они не вдруг, они весь вечер гремели посудой и бутылками в комнате, где ночует обычно дежурный конюх. Одного Сары-Куш знал хорошо - это был ночной конюх, а другой тоже иногда заходил, он работал в другой конюшне. Глядя на коня через решетку, они о чем-то горячо спорили, причем человек из другой конюшни часто повторял слово «полукровка». Сары-Куш не знал этого слова, но, судя по презрению в голосе говорившего, это должно быть не очень приятно. А еще от них шел неприятный запах, который почему-то напомнил Сары-Кушу последний вечер в своем прежнем доме, когда пьяный Айтбай отдал его теперешнему хозяину. К спорившим подошли еще двое и стало совсем шумно. «Да твой безродный ни за что не обгонит Гаяра!» - кричал тот, из другой конюшни, на что ночной конюх парировал: «Нет, это твой Гаяр пыль жрать будет!» Не известно, чем бы все кончилось, но тут один из слушателей вдруг предложил: «А вы их сравните в скачке!». Сначала идея показалась всем абсурдно-пьяной, но все-таки запала в душу… чтобы, так сказать, помирить спорщиков, было решено еще выпить. А через час Сары-Куш услышал, как хлопнула входная дверь и с удивлением увидел, что конюх идет к нему с седлом. Такого еще никогда не было. Наскоро смахнув с коня мелкий мусор, человек подседлал его и вывел в ночь. На улице неподалеку уже стояли все участники спора, а с ними рядом Сары-Куш увидел еще одну лошадь. Это был темно-гнедой большой жеребец, которого иногда он видел издалека, но знал, что тот очень злой и сильный. И точно, когда они приблизились, Гаяр так злобно и громко заржал, что Сары-Куш почувствовал неуверенность, хотя не знал еще, что собственно будет. Но, когда люди сели верхом, Сары-Куш вдруг понял, что сейчас будут гонки с этим злым взрослым жеребцом. Это было удивительно, но ему сейчас совсем не хотелось скакать. Может быть, он не успел отдохнуть, может, не привык, когда его седлает еще кто-то кроме Эрлана, а может, чувствовал неладное. Но, когда они вышли на неширокую дорогу, ведущую куда-то через поле, и Сары-Куша обнял все тот же неуемный ветер, вновь появилось желание рвануть с ним на перегонки. Ночь была лунной и теплой, невероятно пахло цветами. Беснующийся Гаяр казался совсем черным в лунном свете. Люди решили, что скакать будут до конца поля, примерно километр, а когда вдруг уже встали на изготовку, один из зрителей вдруг вспомнил, что Сары-Куш ведь только сегодня в скачке участвовал! Но этот единственный проблеск разума в пьяной компании был тут же заглушен уверениями, что все будет в порядке, с конем ничего не случится. Лошадей поставили рядом и громко проорали: «Давай!». И кони дали… Отдохнувший Гаяр, конечно, сразу вырвался вперед, закусив удила, но слишком свежи в памяти Сары-Куша были воспоминания о том, что он только сегодня утром был первым. Собрав все силы, Сары-Куш как будто превратился в комок нервов и злости и стал нагонять Гаяра. Если бы не абсурд происходящего, картина была бы просто великолепной: поле, серебряное в свете луны, белая дорога, а по ней несутся два коня с развевающимися гривами… Сары-Куш очень старался, но у Гаяра не было утренней скачки, да и сильнее тот был, и старше. Поле уже заканчивалось, а Сары-Куш все еще был вторым. И вдруг он почувствовал боль - всадник стал его бить.Что-то словно обожгло плечо и круп, потом еще раз и еще… От боли и ужаса Сары-Куш так рванулся вперед, что за несколько секунд догнал Гаяра, тот злобно прибавил, но Сары-Куш не отставал, а получив еще один ожог от удара, всю свою боль вложил в усилия ног. И тут поле кончилось. Чистокровный Гаяр, гордость колхоза, лучший племенной жеребец и опытный ипподромный боец остался позади молодого полукровки, у матери которого даже имени не было… Это было так невероятно, что в момент протрезвевшая парочка зрителей глазам не поверила. Сары-Куш медленно шел к конюшне, осторожно ступая дрожащими ногами, а человек на нем смеялся, похлопывая его по шее. Только вот коню весело не было. Горели места от ударов, гудели ноги и очень хотелось пить…И радостный конюх дал ему сразу полное ведро холодной воды. Через минуту, спохватившись, отобрал, сказав, что надо сначала остыть, но Сары-Куш уже слишком много выпил, и прилег, чего с ним не случалось очень давно…
Утро показалось ему мутным и серым. Есть не хотелось, как и пить, как и вставать на ноги вообще. Ночной конюх с опухшим лицом зашел к нему в денник, оглядываясь по сторонам, и осмотрел ноги. Потом сказал: «Ничего, все будет в порядке!», однако лицо его вовсе не выражало такой уверенности. Когда пришел Эрлан, чтобы прошагать Сары-Куша, конь по-прежнему лежал, хотя вся конюшня уже бурлила, и лошади с нетерпением ждали прогулки, кружа по денникам и стучась в перегородки. Едва взглянув на Сары-Куша, Эрлан куда-то убежал, и конь услышал, как он громко кричит в комнате, где ночевали конюхи. Ночная смена уже ушла, а дневной конюх ничего не мог понять, только хлопал глазами. Через некоторое время Эрлан вернулся, с ним был председатель и еще один человек в синем халате, которого часто можно было видеть в конюшне, когда кто-то из лошадей болел. Синий халат, присев на корточки, долго и внимательно осматривал Сары-Куша, озабоченно щупая ему ноги, потом встал и хмурясь, попросил поднять коня. Сары-Куш вовсе не был непонятливым, он догадался, что его просят встать, но было как-то неудобно и больно, поэтому людям пришлось изрядно потрудиться, чтобы поставить его на ноги. Человек в синем еще раз со всех сторон ощупал его, потом покачал головой и сказал какое-то короткое слово. Озабоченное лицо председателя стало сердитым, и он порывисто вышел, бросив несколько слов Эрлану. Выйдя из денника, синий халат стал что-то объяснять Эрлану, на что тот горячо и в то же время расстроено отвечал. А Сары-Куш снова лег и отвернулся к стене. Копыта как будто горели, ноги дрожали и вообще было очень плохо. Только вечером Сары-Куш немного поел, овес показался совсем не вкусным. Человек в синем халате еще раз приходил, мазал ему ноги чем-то с непонятным запахом и даже уколол в плечо маленькой неизвестной вещью. Эрлан внимательно наблюдал за ветеринаром, потом выслушал того, взял все баночки и унес в комнатку конюхов. Ночь была беспокойной, Сары-Куш ворочался и вздыхал, пытаясь найти такое положение, чтобы не болели ноги, но безуспешно. А утром Эрлан, сделав то же, что и человек в синем халате, вывел Сары-Куша на улицу. Идти было больно, и конь захромал, прижав уши. Такие процедуры и прогулки стали ежедневными, но, несмотря на все усилия ветеринара и помогающего ему Эрлана, хромота не проходила. И вот, когда осень позолотила деревья, ветеринар вынес окончательный приговор: скакать Сары-Куш уже не будет. Никогда. Вернее, галопом как аллюром движение будет возможно, но любая сильная нагрузка сразу выведет коня из строя. А так как племенной ценности Сары-Куш не имел, то председателю было рекомендовано убрать его из конюшни и заменить другой перспективной лошадью. Эрлан попытался было уговорить председателя оставить коня для работы здесь, но бесполезно. И стали опять приходить разные люди, осматривали Сары-Куша, ощупывали, качали головами, вздыхали и уходили. Однажды ранним утром пришел еще один человек, он, как и другие, осмотрел коня, но головой не качал и не вздыхал, а вдруг засвистел какой-то веселенький мотив. И уже через полчаса Сары-Куша погрузили на машину, надежно привязали, и вдруг весь мир стал двигаться в изумленных лошадиных глазах. Конечно, Сары-Куш видел эти огромные вещи и раньше, но никогда не подумал бы, что в них могут передвигаться лошади. Пока машина разворачивалась во дворе, конь внимательно разглядывал свысока людей, конюшни и дорогу, дивясь новым ощущениям. Он не видел бледного Эрлана, который выглядывал из конюшни, не решившись подойти, не видел председателя, пожимавшего руку новому человеку, который недавно свистел в конюшне, Сары-Куш смотрел вперед и с радостью заметил, что ветер снова стал трепать его гриву. А в это время за конюшнями в просторном загоне бесился и ржал красавец Гаяр, непобедимый и несравненный, которого никто не мог обскакать. Никто, кроме рыжего полукровки, уносимого сейчас вдаль стареньким грузовиком. Только об этой истории так никто и не узнал…
Машина ехала долго, и Сары-Кушу уже надоело стоять без движения, хотя дорога была интересной, а ветер не давал скучать. Конь не мог понять, как можно, не двигаясь, обгонять ветер, но это было приятно. А дорога все стелилась под колеса пыльной матовой лентой. И вот, когда он уже совсем потерял терпение, машина остановилась на окраине небольшого села у входа в ущелье. Пахнуло чем-то неуловимо знакомым, а горный ветерок принес слабый шум далекой речки. На какое-то мгновение Сары-Кушу вспомнился его первый дом, оставшийся где-то в уголке лошадиной памяти, и показалось, что вот-вот выбежит из-за угла Данияр. Но к машине подбежали другие дети и другие собаки, и, воспоминания о первом и единственном доме опять спрятались в самый отдаленный уголок памяти, чтобы уже никогда не тревожить коня. С помощью специальных досок Сары-Куша свели вниз и человек, который привез его сюда, похлопал его по шее, и повел в загон. Овса ему почему-то не дали, но сена было много, причем душистого и вкусного. Придирчиво разворошив весь тюк в поисках самой вкусной травы и сухих цветов, Сары-Куш долго жевал сено и думал о том, как интересно все-таки жить… Еще утром он был далеко-далеко, у него была полная кормушка овса, хороший человек Эрлан, который его любил и ухаживал, красивые и гордые соседи - породистые кони, которых он никогда наверное не увидит, злой заносчивый Гаяр и ночной конюх с бегающими глазами - единственный человек, которого Сары-Куш не любил. К вечеру стало очень прохладно и конь поежился - он отвык ночевать под открытым небом. Но, не смотря на холод и непривычную пустоту в желудке, который требовал овса, Сары-Кушу давно не было так хорошо. Он вдыхал ночные запахи полной грудью, прислушивался к шуму реки, лениво перебирал остатки сена и, наконец, заснул.
Село проснулось рано, и мимо загона Сары-Куша потянулись нестройной колонной задумчивые коровы, торопясь поесть последней не очень вкусной, но все-таки зеленой травы перед тем, как перейти на сено в долгую зиму. Новый хозяин принес еще один тюк сена, бросил его в загон и стал наблюдать, как Сары-Куш выбирает самое вкусное. Прибежали вчерашние дети и сразу поднялся невообразимый шум. Все кричали и смеялись одновременно, а потом один мальчик протянул коню корочку хлеба, и Сары-Куш с такой поспешностью схватил ее, что ребенок еле успел отдернуть руку. Отец прикрикнул на мальчика и с тех пор Сары-Кушу корочек тут не давали.
Коню ко многому пришлось привыкать: новый хозяин, Аскер, был молчаливым и не относился к Сары-Кушу с таким восторгом, как Эрлан, овса давали немного и только когда было уже совсем холодно, а ни о каких яблоках, моркови и сухарях речи не было, подковы ему заменили на более тяжелые, хотя и более удобные на каменистых тропах. Почти каждый день он возил хозяина то в горы к стадам, то далеко в соседнее село, да ладно, если бы только человека, так еще и большие мешки, которые приторачивались к седлу. Сначала было трудно, но постепенно он привык, почувствовал себя сильнее, но главное, он делал что-то нужное, а не стоял днями напролет, и это было хорошо. Хромота стала почти незаметной и только изредка напоминала о себе, когда приходилось нести уж очень тяжелый груз по камням. Тогда хозяин мазал Сары-Кушу чем-то копыта и на несколько дней не загружал работой, оставляя отдохнуть в загоне.
И снова пришла зима с морозом и снегопадами, спрятав до весны землю и озимые на полях. Зимой по мягкому снегу ходить было очень приятно и конь довольно фыркал, когда они с хозяином куда-нибудь отправлялись. Несмотря на всю свою суровость и неразговорчивость, Аскер очень хорошо относился к Сары-Кушу и заботился о нем, считая необыкновенным, хоть и невезучим конем, а через год хотел попробовать его в табуне. Пусть для племенного колхоза Сары-Куш и не был интересен, но здесь от него можно получить очень хороших жеребят.
Странно, но на новом месте время для Сары-Куша летело просто стремительно, быстрее горного ветра. Может, от того, что он каждый день работал, а не простаивал в конюшне. Единственно, чего ему не хватало - это скачки, быстрой и увлекательной, когда ничего не видишь вокруг. Хозяин очень редко давал ему эту возможность, да и то, все время держал и направлял на мягкую глубокую пашню, по которой не разгонишься.
За дождливой весной пришло ясное и теплое лето, Аскер стал уезжать на несколько дней и Сары-Куш с огромным интересом узнавал новые места вдалеке от дома. Иногда правда случались неприятные вещи - люди называли это охотой. Уехав далеко в горы, они оставляли Сары-Куша и еще нескольких лошадей под присмотром мальчика и уходили с железными палками куда-то, спустя некоторое время оттуда доносился грохот, а потом они возвращались, неся на спинах мешки, от которых ужасно пахло кровью и смертью. В первую охоту Сары-Куш так шарахнулся от такого мешка, что больно поранился о камень, находившийся сзади. Люди тогда вчетвером еле-еле навьючили его. Потом охота стала привычной, но этот страшный запах всегда угнетал коня. А однажды, уже осенью, Сары-Куш узнал еще один запах, который оказался страшнее, чем все такие мешки с добычей охотников. После очередного похода за дичью уже по первому инею, когда люди вьючили лошадей, резко переменившийся ветер принес звук, отдаленно напоминающий тот, какой издавали в селе воющие собаки. И вместе со звуком пришел запах. Чужой, злой, голодный и страшный. Сары-Куш никогда прежде не сталкивался с ним, но в глубине его памяти всплыло, что это - самое страшное, что может приключиться с лошадью в горах. И если еще секунду назад лошади изворачивались, не давая положить себе на спину мешки со свежим мясом, то сейчас встали как вкопанные, испуганно повернувшись в сторону, откуда пришел звук и запах. Люди тоже насторожились, и, быстро навьючив присмиревших коней, поторопились спуститься вниз, к селу. Так Сары-Куш впервые узнал о том, что есть в горах кроме ветра, вкусной травы и веселых пичуг еще и волки.
Осень прошла, за ней махнула белым пушистым хвостом зима, и снова зазеленели горы. Сары-Куш уже стал совсем взрослым, шутка ли - пятый год. Аскер нарадоваться не мог на своего коня. Большой, выносливый, добрый и честный. Да, Сары-куш никогда не хитрил и не изворачивался, как некоторые его знакомые лошади. Он не останавливался перед препятствиями, коих было великое множество на горных тропах, не надувался, когда его седлали, не делал вид, что ему страшно пройти мимо какого-то пыльного кустика и никогда не убегал, когда утром в горах хозяин подходил к нему с седлом. Он просто шел вперед и делал то, что должен был. Все знакомые охотники и чабаны завидовали Аскеру и заранее договаривались с ним о жеребятах.
И вот, в начале лета Аскер собрался отвести Сары-Куша в табун, посмотреть, что получится. Конечно, у него был косячный жеребец и очень хороший. Невысокий, но ладный, крепкий и злой, он охранял кобыл лучше всякой собаки. Правда, людей он тоже почти не подпускал к табуну, кусался и пытался лягнуть. Только Аскер и его брат Акбар могли с ним справиться. Все же остальные, кто помогал с табуном, предпочитали держаться на расстоянии, называя косячного Черным Чертом. Однако, жеребец был стар, да и новой крови прилить в табун не мешало бы, тем более, такой, какая текла в жилах Сары-Куша. Словом, решился Аскер привести Сары-Куша и посмотреть, как он будет себя вести со стариком.
Когда Сары-Куша расседлали около юрты на далеком джайлоо, где он раньше ни разу не был, конь почему-то почувствовал, что вернулся домой. Все вокруг было такое родное и знакомое - старая юрта, босоногие дети, небольшой загончик, поджарые злые собаки и табун, пасущийся в отдалении. Вот где он должен быть всегда, среди гор, ветра и небесной синевы. Сары-Куш неторопливо пошел к лошадям, которые подняли головы и стали его рассматривать. И вдруг ему навстречу со злобным ржанием понесся Черный Черт. Сары-Куш остановился в недоумении, он ведь не хотел никому плохого, почему этот старый конь так злится? Но объяснений Черт не дал, а с разбегу ударил Сары-Куша и попытался укусить. Пока Сары-Куш соображал, за что его, собственно, бьют, он уже изрядно был покусан, но в конце концов решил, что хватит с него такого обращения. Встав на дыбы, он принял бой. Аскер и его брат наблюдали за жеребцами и не могли не любоваться: черный как смола и рыжий, как огонь, на изумрудном фоне гор, дерущиеся животные были невероятно прекрасны. Черный Черт был опытен, зол и еще достаточно силен, но Сары-Куш был моложе, больше, сильнее, а главное, он ни за что не хотел убираться из этого чудесного места, в которое его вдруг занесло непредсказуемой лошадиной судьбой, а ведь именно этого требовал старый жеребец. Люди потом говорили, что никогда еще не видели такого яростного и красивого боя. Черный черт долго и упорно сопротивлялся, но если бы старость могла… И вот, после одного особенно сильного удара Сары-Куша, старик не удержал равновесия, и упал, а когда поднялся, то просто стоял, злобно прижав уши, заканчивая таким образом выяснение отношений. Сары-Куш, тяжело дыша, направился к кобылам, но тут его ждало неприятное удивление - все кобылы, как одна, шарахнулись от него, а две-три старые даже сделали вид, что укусят, если он подойдет. Увидев это, Аскер засмеялся, крикнув коню: «А ты как хотел? С ними еще поладить надо!». Но хозяин был доволен - скоро у него будут отличные жеребята. Взнуздав и подседлав взмокшего Черта, Акбар повел его в село, а Аскер остался понаблюдать, как приживется Сары-Куш в табуне.
Не день и не два понадобились Сары-Кушу, чтобы лошади признали его. Забавно, но сначала он подружился с жеребятами, которые, любопытные как и все малыши, быстро познакомились с ним. Черт, не смотря на то, что почти все они были его детьми, жеребят не любил и кусал, если они подходили близко, поэтому они сначала с опаской приближались к Сары-Кушу, но, видя, что он настроен весьма дружелюбно, скоро совсем перестали стесняться и подолгу играли рядом с ним. А вслед за ними и их мамы тоже приняли Сары-Куша. Аскер довольно улыбался, что случалось с ним редко. Жаль, что ни одна кобыла сейчас не была готова понести жеребенка от такого замечательного коня, но Аскеру некуда было торопиться, и он ждал.
Яркие солнечные дни летели друг за другом, как стая пестрых веселых птиц, и Сары-Куш радовался каждому из них. Он снова пытался обгонять ветер, но без прежнего задора - ведь теперь у него стало много забот - табун большой и все время надо быть начеку, чтобы никто из непослушных жеребят не отбился, да и кобыл приходилось время от времени собирать, а то дай им волю - растянутся на три горы, ищи их потом… Аскер мог быть спокоен - Сары-Куш и две умные собаки прекрасно справлялись с табуном в сорок голов, так что человеку можно было и отдохнуть. Однако, доброта Сары-Куша иногда мешала ему. Если злого Черного Черта и кобылы и жеребята боялись и слушались беспрекословно, то этого молодого красавчика можно было и не очень слушаться, все равно не укусит и не лягнет. Так что иногда Сары-Кушу приходилось потрудиться, чтобы навести порядок, и тут ему на помощь приходили собаки, хотя Черта они тоже боялись и не стремились помочь. Словом, то на то и вышло - доброта нового косячного жеребца компенсировалась зубами собак и порядок был полный.
А ранней осенью Акбар привел новую молодую кобылку. Она была светло-серая, невысокая, но тоненькая, с еще по-жеребячьи чистыми большими глазами, робкая и домашняя. Когда ее расседлали, она наотрез отказалась идти к остальным лошадям, прижавшись к юрте и настороженно оглядывалась по сторонам. Тогда Акбар накинул ей на шею аркан и повел в табун. Сары-Куш подошел было познакомиться, но она прижала уши и всем своим видом показывала, что ее надо просто оставить в покое. Будь на месте Сары-Куша старый жеребец, то эта домашняя барышня была бы просто кусана и отправлена в табун в принудительном порядке, но Сары-Куш решил подождать, пока она не привыкнет. Ждать пришлось несколько дней - новенькая никак не хотела далеко отходить от юрты и паслась там, хотя почти вся трава была уже давно вытоптана. Однако Сары-Куш несколько раз в день подходил проверить, на месте ли Серая, уж очень она ему понравилась. Наконец, кобылка приняла его неназойливые ухаживания и последовала за ним в табун. И тут порядок кончился. Сары-Куш целыми днями был около своей новой подруги и не обращал никакого внимания на остальных, кобылы разбредались, собаки надрывались до хрипа, пытаясь их собрать в кучу, Акбар сердился, но ничего поделать не мог. Когда приехал Аскер узнать, как дела, то брат пожаловался, что Сары-Куш не выполняет своих обязанностей. Аскер долго смеялся, а потом спросил Акбара, что тот предлагает сделать, хотя уже знал ответ. Акбар сказал, что нужно или убрать Серую, или заменить жеребца, потому что толку от него все равно нет. Аскер хорошо знал лошадей вообще и Сары-Куша в частности, поэтому догадывался, что если увести кобылу, толку от Сары-Куша не прибавится, он просто затоскует и неизвестно, чем это кончится, такой уж у того характер. Поэтому решено было увести коня в село, тем более, что работал он там прекрасно, а когда нужно будет, просто приводить к нему хороших кобыл. За разговорами братья засиделись до ночи, а когда Аскер вышел проверить лошадей, то задержался надолго, любуясь тем, что увидел. Полная луна висела высоко над чернильными горами, залив все вокруг ярким светом. Табун темной массой сгрудился неподалеку среди высокой травы, жеребята спали, некоторые кобылы жевали траву и равнодушно смотрели по сторонам. А неподалеку отдыхали Сары-Куш и Серая. Точнее, не Серая, а Серебряная в свете луны. Задумчиво положив друг другу на холку головы, они неподвижно стояли и только изредка взмахивающие хвосты показывали, что это не лунные скульптуры, а живые лошади. И было столько первозданной красоты и какого-то умиротворения в этой картине, что у Аскера защемило вдруг сердце оттого, что следующая ночь уже не будет такой ни для Сары-Куша, ни для его Серебряной подруги, которая завтра снова станет просто Серой.
Утром, когда Аскер седлал Сары-Куша, жеребец ничуть не беспокоился, решив, что хозяину просто надо съездить куда-то в горы и с готовностью двинулся по дороге вверх, но тут его вдруг повернули прочь от гор и табуна, к селу. Наверное, впервые в своей жизни Сары-Куш не повиновался хозяину. Он остановился и попытался вернуться туда, где в недоумении застыла Серая, ярко выделяясь на фоне зеленой горы. Однако, хозяин так скрутил ему рот, что жеребец замер раздираемый противоречиями: он хотел вернуться, но он должен был слушать хозяина, что помимо привычки подкреплялось острой болью от грубого железа во рту. Еще раз резко развернув Сары-Куша, Аскер сильно двинул его вперед, и жеребец пошел рысью, прижав уши и тоскливо прислушиваясь к замирающему вдалеке серебристому удивленно-печальному ржанию Серой.
И снова потянулись привычные рабочие будни. Сары-Куш добросовестно выполнял то, к чему привык, но теперь он постоянно задумывался и иногда проходил мимо хорошо известных поворотов, чего раньше с ним никогда не случалось. В такой задумчивости пролетела дождливая осень и холодная нарядная зима. Когда прилетел весенний ветер с юга, Сары-Куш взбодрился, стал живее и даже несколько раз с видимым удовольствием таскал Аскера по горным лугам своим размашистым галопом, к великому удовольствию последнего, ведь человек уже было решил, что его рыжий красавец потерял тот огонек, который всегда отличал Сары-Куша от простых рабочих лошадей.
А летом снова произошли перемены в пестрой событиями жизни Сары-Куша. Как-то ранним вечером, когда еще коровы только потянулись рогатым потоком к своим домам, к загону, где отдыхал Сары-Куш, подошли вместе с хозяином двое неизвестных людей. Они долго рассматривали коня, беседуя с Аскером, который был озабочен и вздыхал. Как рассказал потом знакомым хозяин, эти люди назывались геологи и собирали по окрестным селам самых выносливых лошадей для экспедиции в горы, где должны были найти что-то очень важное и полезное. У этих людей были всякие солидные бумаги от начальников из города, поэтому сельчане не могли не дать лошадей во временное пользование до осени, пока не закроются перевалы. Конечно, Аскеру заплатят за использование его замечательного коня, но он бы лучше сам дал денег, чтобы Сары-Куша не трогали. Однако, те двое геологов, пришедшие за конем, были серьезные и располагающие к себе люди, они умели обращаться с лошадьми и заверили, что с Сары-Кушем, впрочем, как и с другими лошадьми, будет все хорошо. И вот, Сары-Куша подседлали и повели куда-то прочь от привычного загона, а Аскер грустно смотрел вслед.
Переночевал Сары-Куш и еще пять лошадей в загоне у горной кошары, а утром началась суета. Чуть только первые лучи солнца позолотили скалистые стены ущелья, к загону из домика чабана вышли люди, очень непохожие на сельчан. Все они были какие-то шумные и очень веселые, тащили огромные тюки, роняли их, смеясь, переругивались, а потом долго решали, кто на какую лошадь сядет, и кто из лошадей какой груз повезет. Наконец, все было распределено и шестеро всадников, распрощавшись с чабаном, выдвинулись в путь. Человек, севший на Сары-Куша, был очень тяжелым, да еще и ящики какие-то к седлу приторочил… Коню потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть, хотя следовало отдать должное этому человеку - он был какой-то удобный, казалось, он чувствовал, как лучше сесть, чтобы облегчить лошадиную участь. Он много разговаривал как с Сары-Кушем, так и с остальными всадниками, громко смеялся, а еще дал Сары-Кушу удивительно вкусный сухарик, чему конь сначала удивился - ведь Аскер не баловал его подобными вещами, но потом с удовольствием схрумкал угощение и стал ждать еще. Большой человек рассмеялся, чем смутил Сары-Куша, но потом дал, приговаривая: «Грызи, Рыжий, будем дружно работать - еще получишь!». За свою недолгую, но богатую событиями жизнь Сары-Куш немного научился разбираться во взаимоотношениях людей, поэтому безошибочно определил, что его наездник - главный в этой удивительной группе. Кроме того, что он всегда шел первым, он и решал, куда идти, командовал, когда останавливаться на привал или двигаться дальше. Остальные люди относились к большому человеку очень уважительно, но не так, как это было с председателем из той, далекой жизни в большой и теплой конюшне. Председателя там побаивались, заискивали перед ним, хотя и почтение было вполне заслуженным. Здесь же, среди этих совсем не похожих на всех предыдущих, людей, к большому человеку, которого звали Сан Саныч, относились тепло и дружески, искренне уважая и считаясь с ним. На языке людей Сан Саныч назывался «руководитель геологической экспедиции», Сары-Куш не знал, что это означает, но чувствовал, что можно гордиться тем, что он везет этого самого «руководителя».
Путь небольшой экспедиции поначалу проходил по хорошо знакомым для Сары-Куша местам, но под вечер они свернули в отщелок, куда раньше никогда не заглядывали сельчане, отправляясь на охоту. Быстро темнело, и люди торопились разбить лагерь. Как по мановению руки выросли две яркие палатки, лошади, освобожденные от тяжкого груза, облегченно вздохнули, а люди стали разводить костер. Белый дымок, причудливо извиваясь, уплывал в небо, запахло человеческой едой, и геологи собрались у огня. Расседланные и спутанные лошади паслись неподалеку, только Сары-Куш не отходил от костра. Люди рассмеялись: «Сан Саныч, твой-то сухаря требует!». И правда, получив корочку, Сары-Куш неторопливо отошел, пробуя на вкус траву в этих незнакомых местах. Посмеявшись, люди принялись за еду, а потом один из них достал странного вида вещь, и вдруг зазвучала музыка. Лошади никогда еще не видели и не слышали гитару, поэтому внимательно прислушались, перестав жевать. После нескольких аккордов они решили, что трава все-таки интереснее и продолжили ночную трапезу, но только не Сары-Куш. Он снова подошел поближе, но уже не за сухарем, а просто так. Было до того удивительно слушать людей и смотреть на них… Отблески костра играли на лицах, выражение их было то задорным и бесшабашным, то печальным, то задумчивым в зависимости от песен, которые пелись. Сары-Куш не понимал слов, но музыка ему очень нравилась, и пока люди пели, он ни на шаг не сдвинулся с места, все смотрел и слушал…
Ранним утром после непродолжительных сборов и завтрака маленькая экспедиция выдвинулась дальше. Лошади шагали бодро, но вскоре снизили темп, потому что еле заметная тропинка шла все время вверх, потом и вовсе пропала, а травянистые склоны сменились осыпью, по которой надо было идти очень осторожно. Разговоры и шутки смолкли, люди внимательно смотрели под ноги своих четвероногих напарников, стараясь выбрать путь полегче, но везде были только камни, грозящие в любой момент покатиться вниз. Опасный участок был не длинным, но за это время все взмокли от напряжения. Далеко внизу шумела большая горная река, кажущаяся ручейком, блестящим на солнце, но тем страшнее было на нее смотреть, что сразу чувствовалось, как высоко и опасно забрались геологи. Несколько раз лошади оступались, и тогда казалось, что вместе с камнями катится вниз и сердце, испугавшись, и бешено стуча. Но не зря отбирались лучшие горные лошади для этого небезопасного пути - все с честью вынесли первое испытание, и когда кавалькада выбралась на пологий травянистый участок, люди с облегчением спешились, развьючили лошадей и дали им заслуженный отдых. Восстановив дыхание, кони стали пастись, а геологи, закурив, достали гитару и снова зазвучали песни - про горы, про настоящих друзей и про вольный ветер. И снова Сары-Куш не отходил от людей, словно завороженный простыми мелодиями, а люди шутили: «Сан Саныч, ну что у тебя за конь такой странный!», на что руководитель только ухмылялся, а про себя думал, как ему несравненно повезло - лучшего коня он еще не встречал за свою долгую экспедиционную жизнь. Привал не был долгим, ведь до места исследований еще два дня трудного пути, и стоило поторопиться, тем более, что погода в горах - вещь совершенно непредсказуемая. Пока им везло - многочисленные тучи, клубящиеся над снежными вершинами, вниз не спускались, но кто знает, чего ждать от них через день и даже через час…
На пути возник большой и яркий горный луг, поэтому шли быстро, но скоро начался труднопроходимый лес на склоне, тропинки в котором не было. Из-под земли выступали огромные узловатые корни, об них можно было споткнуться и укатиться вниз, а низко над головами нависали толстые и колючие еловые ветви, под которыми всадникам никак не проехать. Пришлось спешиться и медленно-медленно пробираться вперед, отводя особенно низкие ветви. Несколько раз лошади буквально продирались сквозь заросли, жмурясь и наклонив голову. И вот, когда впереди уже виднелся просвет и чистый травяной склон, случилась неприятность. Сорока, сидевшая недалеко на ели и наблюдавшая невиданную прежде здесь картину, вдруг с сумасшедшим стрекотом сорвалась с ветки и улетела, напугав идущего последним лохматого вороного жеребчика, которого люди прозвали Чернышом. Черныш был привычным ко всякого рода шумам, но от неожиданности шарахнулся в сторону и упал, споткнувшись о корень. Подняться на таком крутом участке навьюченной лошади было трудновато, но Черныш честно попытался это сделать, а в результате поехал вниз по склону и даже невероятные усилия человека, державшего повод, не могли остановить его. И не попадись у него на пути огромная разлапистая ель, конец у этого случая мог быть совсем другой - склон обрывался в бурную реку с каменистым дном. На помощь Чернышу и его всаднику быстро спустился Сан Саныч, оставив Сары-Куша во главе кавалькады. Руководитель знал, что умный Сары-Куш не шелохнется, пока человек не вернется. Поднимали Черныша довольно долго, а потом еще и собирали кое-что из вещей, рассыпавшихся из продранного мешка. Серьезных ран Черныш не получил, так, поцарапался кое-где, да немного испугался. Когда наконец кончился злополучный лес, все вздохнули с облегчением в надежде, что на один день приключений хватит. Но наверное, это был трудный день. Тучи, которые так долго грозились издалека, вдруг неожиданно оказались прямо над головами геологов и громыхнули гулко и протяжно. Приближалась сильная гроза, обещающая ливень, а то и град, а до следующей лесистой расщелины было еще далеко. Как ни жаль