Скачки с препятствиями, или почему Ниязов не приехал в гости

[Teri]

Представить себе обвешанного изумрудами Ниязова среди помолодевшего руководства стран СНГ просто невозможно.


Ниязов опять не приехал. Сославшись на нездоровье, остался дома, хотя, казалось бы, на неформальной встрече президентов СНГ в Москве ему, как никому другому, стоило появиться. Проводимые в рамках нынешней встречи мероприятия — скачки на кубок президента России — уж кому-кому, как не ему, владельцу лучших в мире скакунов-ахалтекинцев, могли бы принести столь необходимые моральные дивиденды. Ради этого можно было бы на публике без галстука показаться. Хотя уже давно многие заметили, что вместо любимой бриллиантовой заколки, этот предмет мужского туалета на животе туркменского диктатора крепится традиционным турецким амулетом — синим «глазом», что, по-видимому, призвано оберегать его от всех зол и напастей. А потому галстук Ниязов снимает только, ложась спать.

Туркменские лошади славятся во всем мире. Ниязов никогда не упускал возможности похвастаться породистыми ахалтекинцами: все почетные гости Туркменбаши удостаивались чести посетить президентские конюшни, поприсутствовать на скачках, организуемых, как правило, в рамках пышных национальных праздников — Дня независимости, Дня государственного флага (он же день рождения Ниязова). Самые дорогие гости обычно получают от ниязовских щедрот дорогой подарок — конфискованного накануне у одного из частных владельцев жеребца.

В Туркменистане даже был учрежден еще один национальный праздник — День туркменского скакуна, который отмечается в последнее воскресенье апреля, начиная с 1992 года. Для Ниязова — это лишний повод продемонстрировать свою безграничную «любовь» к народу, ради «благоденствия» которого он и устраивает все эти праздники. Для простых же людей — это возможность хоть чуть-чуть забыться, отдохнуть от непосильного груза забот, что называется, о хлебе насущном. Принарядившиеся женщины, окруженные толпами ребятишек, выходят на улицы городов и поселков с одной только целью — поглазеть на развернутые повсюду «праздничные» базары с явно недоступными для их кошельков товарами, послушать выступления народных ансамблей. Для мужчин же основное событие — это скачки.

Главное мероприятие праздника проходит на ашхабадском ипподроме и собирает огромное количество болельщиков. Испокон веку привязанные к коню всей душой, туркмены дают выход эмоциям, яростно болея за своих любимцев. В эти дни даже вялое туркменское телевидение как бы оживает, включая в свои программы прямую трансляцию с ашхабадского ипподрома, что позволяет зрителю хоть ненадолго окунуться в мир, свободный от ниязовского бреда. Хотя и тут туркменам то и дело напоминают о нем. Ниязов отобрал в свои конюшни лучших представителей ахалтекинской породы, причем, нимало не заботясь о том, что у этих красавцев были, разумеется, и свои хозяева, и добровольно «подарить» коня Великому Сапармурату соглашались далеко не все конезаводчики. Сегодня президентский табун насчитывает более 300 коней. Не мудрено, что практически во всех заездах победа присуждается президентским скакунам, о чем громогласно объявляется по радио и телевидению, пишется в газетах. Чтоб не забыли туркмены, кто на самом деле «хозяин в доме». А «выигранные» своими лошадками призы: российские «Жигули» и белорусские тракторы — Ниязов продает через биржу. Лишняя копейка еще никогда никому не мешала.

Ахалтекинский скакун — неотъемлемая часть национального символа Туркменистана. Его изображение помещено в центр государственного герба. Вернее даже, скажем так: государственный герб Туркменистана украшает изображение лучшего коня из ниязовских конюшен, чемпиона породы 1999 года — жеребца Яндагара. Изображением коней любит Ниязов украшать и многочисленные ашхабадские фонтаны, а уж подлинный «шедевр» у входа на ашхабадский ипподром — бронзовый Ниязов в двубортном пиджаке по колено, треплющий за шею коня, — и подавно должен служить иллюстрацией того, как бережно относится «отец нации» к исконным национальным ценностям. Любит Туркменбаши и порассуждать об этих ценностях: «Сам по себе конь — это уже произведение высокого искусства, это искусство туркменского народа. Искусство, созданное за тысячелетия, когда вместе травы коней кормили овмачем — горячими лепешками с маслом, а вместо воды им давали молоко. На земле никаких других коней не украшают так, как туркменских скакунов. Конь — это национальная ценность, достойная самых дорогих украшений, это — воплощение красоты».

Так отчего же Ниязов лишил нас удовольствия увидеть это «воплощение красоты» на московской земле, упустил такую блестящую возможность продемонстрировать своим коллегам-президентам достижения «золотого века»? Ведь изначально он даже оговорил условие своего участия в «Московском дерби» — отдельный заезд ахалтекинцев, на что организаторы мероприятия согласились, благо недостатка в представителях этой замечательной породы в России нет. Ахалтекинцев разводят и в Ставрополье, и в республиках Северного Кавказа, в частности, в Дагестане, да и среди СНГовских президентов немало владельцев ахалтекинских скакунов. Так что в конкурентах туркменским участникам недостатка не было бы.

Но если присутствие туркменских коней на «Московском дерби» только украсило бы праздник, присутствие самого Туркменбаши в этот солнечный день на столичном ипподроме вряд ли можно было назвать уместным. Явно помолодевшее руководство некоторых бывших советских республик, сопровождаемое столь же молодыми супругами, стимулировало и старых СНГовских «зубров» продемонстрировать способности к светским развлечениям и беседам. Представить себе среди них обвешанного изумрудами Ниязова с его плоскими шутками просто невозможно. Образное сравнение «слон в посудной лавке» даже на четверть не дает представления о том, сколь неуместен и неуклюж был бы Ниязов, не говоря о том, что беседовать с ним, даже в рамках протокольного этикета, было бы сущим наказанием, пишет «Гундогар» (http://www.gundogar.org/?topic_id=8&id=1189).

Конечно, он мог бы при всей своей косноязычности поведать коллегам о том, как в Туркменистане заботятся о сохранении ахалтекинской породы лошадей. Скорее всего, он упомянул бы и о том, что в начале нынешнего года в предгорьях Копетдага под Ашхабадом открылся крупнейший в регионе ахалтекинский конный комплекс имени Великого Сапармурата Туркменбаши. Комплекс, разместившийся близ поселка Первомайский на площади в 56 гектаров, был возведен турецкой фирмой «Полимекс» «всего» за 12,5 миллионов долларов. Он включает в себя новый ипподром, зрительские трибуны на 5 тысяч мест, арену для выставки-выводки лучших представителей породы, специальную прогулочную площадку и ряд подсобных помещений. Специальный корпус отводится жокей-клубу, объединившему под своей крышей учебные классы и тренажерный зал. В шести просторных конюшнях, где одновременно могут содержаться свыше 300 лошадей (удивительное совпадение с поголовьем личного табуна Ниязова), предусмотрена специальная система вентиляции и защита от насекомых. Предусмотрена и иммунно-генетическая лаборатория, соответствующая всем мировым стандартам. В специальной ветеринарной лаборатории расположены операционный и смотровой залы, уникальное рентгеновское и ультразвуковое оборудование. Жители Туркменистана горько шутят по этому поводу: «Вот бы и людям такие же „лошадиные“ условия!».

Обо всем этом мог бы рассказать Туркменбаши, но вдруг кому-либо из присутствующих пришла бы в голову мысль спросить: «А что случилось с человеком, благодаря которому и началось в Туркменистане плановое и научное разведение ахалтекинской породы, кто был одним из составителей полного реестра всех находящихся как в государственных, так и в частных владениях коней, кто кропотливо изучал историю породы и был лучшим конезаводчиком, признанным не только в Туркменистане, но и на международном уровне — с Гельды Кяризовым?»

«Неудобные вопросы» о Кяризове задавали Ниязову и раньше. На пресс-конференции в рамках каспийского саммита в Ашхабаде в апреле 2002 года об этом туркменского диктатора спросил журналист российской газеты «Время новостей» Аркадий Дубнов. Тогда Ниязов отвертелся, заявив: «Кяризов — он не общественно опасный, не политик, не идеолог, кому его выгодно сажать?.. Мы его освободим, он под амнистию попадет, она у нас ежегодная».

«Ежегодной амнистии» Гельды Кяризов ждет уже два с половиной года, при том, что вина его так и не была доказана. Не удивительно, что ни «дела Кяризова», ни встречи с ним, как пообещал Ниязов, российский журналист так и не получил. Бывший в то время председателем комитета национальной безопасности Туркменистана генерал Поран Бердыев «успокоил» общественность, заявив, что «все доказано и Кяризов во всем сознался». О том, как в Туркменистане «доказывают», нам хорошо известно. Теперь это известно и самому Порану Бердыеву: в апреле 2004 на закрытом судебном процессе он был приговорен к 25 годам тюрьмы.

Есть и еще одна причина, которая вполне могла бы помешать туркменскому диктатору, а вместе с ним и туркменским скакунам принять участие в московских мероприятиях. Уже около месяца курсируют в российской и узбекской прессе слухи о том, что в Туркменистане зарегистрированы случаи тяжелейших заболеваний — чумы и сибирской язвы, которые не подтверждает, но и не опровергает официальный Ашхабад. Наверняка в этом случае для животных требуется дополнительный карантин либо они вовсе не могут быть вывезены за пределы подверженного заражению района. Что же касается Ниязова, то он, панически боящийся любой заразы, скорее всего, и вообще никуда носа не высовывает. Заразиться чумой в «золотом веке» — это Ниязов позволить себе не может. Судьбы же людей, того самого «любимого туркменского народа» его совершенно не волнуют.

А пока Ниязов, ссылаясь на плохое самочувствие, прячется в своем дворце, в Москву прибыл один из его немногочисленных «пиарщиков» — бывший посол РФ в Ашхабаде Андрей Молочков. К нему, по-видимому, найдется немало вопросов. И не только у журналистов.

Нургозель Байрамова

http://www.iamik.ru/16497.html